Коррупционер

— Ну ладно, давай по чесноку. Твой подельник все равно все рассказал….

— Поздравляю, тогда какие ко мне вопросы?

— Ну ты же понимаешь, что надо показания от всех…

— Ребята, я надеюсь, что вы шутите…

— Слушай, давай вот без этого, расскажи, как было дело и пойдешь домой….

— Ладно, я расскажу, но только вы сначала скажите — как вы догадались?

— А что там догадываться, все элементарно — злоумышленник стреляет в тебя в упор, Ломов стреляет в злоумышленника, никто друг в друга не попадает. А пистолет у злоумышленника идентифицирован, как пистолет Мишина. Вчера заключение из Москвы пришло.

— То есть, парней то же мы с Ломовым зарезали?

Опера растерянно переглянулись — очевидно, что натянув нас с Димой на глобус нападения на Универсам, на убийство милиционеров они почему-то нас не примерили.

— Ой ты ж сука — мечтательно протянул Сережа. Он, наверное, уже видел себя с новеньким орденом Красной Звезды у фотографии со знаменем, в благодарственном письме родителям.

— Вот еще смотри — Мишаня сунул на стол передо мной картонную папку, прихлопнув ладонью по документу.

Все-таки они меня поймали. Пока я пытался понять, какое отношение имеет к нам с Димой справка, набитая убористым текстом пишущей машинкой, да еще, наверное, третьей копией, ребята дружно, не отнимешь, навалились на меня, зафиксировав мою левую руку. Я попытался дернуться, но сидя на стуле, когда на тебя сверху легли два спортивных парня, сильно не воспрянешь. Поэтому, я с интересом смотрел на Мишанину кобуру, елозящую перед моим носом. Притягательно, блестяще-шоколадная бакелитовая рукоять новенького «Макарова» просто кричала мне — возьми меня, я твоя. Несерьезная, блестящая кнопочка застежки кобуры, открывалась даже не за секунду, а за сотую долю секунды, а уж взвести затвор одной рукой, зажав его коленями — это мы могем, тренировались. Парни, заполошно пыхтя, пытались дотянуть мою вертящуюся руку с одетым металлическим браслетом, до вертикальной трубы отопления, не понимая, что если бы я не считал их просто неопытными коллегами, то через секунду в комнате раздались бы выстрелы, или Мишаня стал бы первоклассным заложником.

Наконец два балбеса отвалились от меня, довольно пыхтя, как насосавшиеся крови энцефалитные клещи. Сережа опять полез за резиновой палкой коллективного пользования.

— Ну что, будем по-хорошему?

Я подергал руку, браслеты глухо звякнули металлом о металл. Я, так понимаю, ребята решили заявить о себе, как о самостоятельных профессионалах. Наверное, папа Мишани — местный босс, притащил сынка после школы (интересна какая — наша средняя или Омская «вышка»?), а Сережа попал за компанию, чтобы не говорили, что только блатного сопляка тянут в элитный отдел. И теперь парням, как воздух, нужен успех, самостоятельный, ни в группе с опытными оперативниками, а именно самостоятельный. А, что может быть лучше, чем разоблачение банды «папуасов», убивших своих коллег, похитивших их оружие, а потом, с привлечением третьего члена банды, попытавшихся взять выручку крупнейшего в городе магазина. Мечта, а не цель. Осталось только «загрузить» тупого мента, выбить признание и отшлифовать мелкие нестыковки. И, наверное, время ребята выбрали удачное, что в ближайшее время никого не будет. Я понимал, что, чтобы они не делали, хрен они смогут меня сломать. Было бы трое суток, и людей побольше и поопытней, но не этим соплякам меня раздавить. Но, по морде, как-то, не хочется получать. А они вон, как тигровые акулы, ходят кругами, подбираются. Но бояться. Я может одной рукой и зацеплен, но только, все равно, очково им ко мне подходить. Мне то шум на руку, а вот им скандал не нужен, вдруг кто-то придет, и разгонит этих гениальных сыщиков. Им сейчас, по-хорошему, мне бы вторую руку прицепить, чтобы я отмахнуться не сумел, и тогда мне будет очень грустно. Серега все тыкал в мою сторону своей палкой, Мишаня обходил слева, надеясь зафиксировать мою вторую руку. На улице раздались звуки сирены, и голос гаишника, дежурящего в желто-синей «Волге» напротив парадного входа в УВД, призывающего водителей транспорта остановиться. Значить, приехал кто-то важный, либо начальник УВД, либо какой-то гость из Москвы. Пора.

Стул, старенький, с потертой полировкой и обивкой очень легкий, во всяком случае для того, кто периодически гирями балуется. Сережа, в этот момент, вновь сунувшийся со своей дубиной, чтобы меня по локтю «приободрить», еле успел уклониться от летящих по широкой дуге ножек стула, которые через удар сердца, с размаху, воткнулись в прозрачное стекло, легко прошли сквозь частый переплет деревянной рамы и пробили насквозь второй слой двухмиллиметрового стеклянного листа. Острые, как бритвы, осколки, с веселым звоном хлынули на улицу и во внутрь кабинета. Внизу раздались гневные начальственные крики.

— Что ты наделал! — Мишаня бросился к окну, пытаясь оценить размер ущерба и наличие жертв. Сережа бросился от стула, который я, вывернув из переплета окна, бросил в него. А затем, Миша, вытянувшийся у деревянного переплетя, стараясь не порезаться о кинжально-острые лезвия стекол, торчащих во все стороны, и увидеть, что твориться внизу, почувствовал, как жесткая рука обхватывает его шея, вздергивая вверх беззащитный подбородок, и тот, кто только что, с растерянным видом, сидел за столом, дергая рукой, охваченной стальным кольцом, внезапно оказывается плотно прижавшимся за Мишиной тушкой, вынужденной изогнуться назад и привстать на носочки. А еще через мгновение, мигом вспотевший, лейтенант милиции Свешников почувствовал что-то острое, что впилось снизу в нежную кожу шеи, которую тут же опалило жаром, и даже шустрая струйка какой-то влаги, потекла вниз, под рубашку.

Я пригнувшись, жестко обхватил сгибом локтя Мишину шею, второй пристегнутой рукой воткнув в кожу обмякшего от неожиданности Миши ноготь большого пальца и пристально грядя в круглые, как у совы, глаза Сережи, орал в Мишино ухо:

— Папу, папу веди, бегом, Свешникова давай.

На мое счастье, Миша палец у артерии воспринял серьезно, и не пытался сделать какие-то глупости, типа вытащить пистолет или активно отбиваться от меня, что могло привести к печальным результатам. В коридоре хлопали двери, в кабинет, через оставленную, ускакавшим от нас Сережей, открытой дверь, заглянуло несколько лиц, которые тут же прятались, после чего раздалось несколько характерных щелчков. Если Мишин папа не в здании, придется сыночка отпускать, иначе я это уже на тормозах не спущу.

Наконец дверной проем заслонила крепкая фигура мужика в костюме и галстуке, который мгновенно оценив обстановку, крикнул в коридор, чтобы все убрали оружие. Потом мужчина обернулся к нам бледным лицом:

— Что ты хочешь?

— Всех убери подальше.

— Слышали, все отошли.

Несколько силуэтов мелькнули за спиной мужика, лицом сходного с моим заложником.

— Полковник Свешников?

— Да, это я, что ты хочешь.

— Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что сами разберетесь со мной по справедливости, а не эти два солобона.

— А ты — кто?

— Милиционер Дорожного отдела. Меня Гудима вызвал, допросил как свидетеля, этим клоунам сказал меня отпустить, а они решили все «темняки» города на меня повесить. Начали бить, к трубе приковали, в процессе драки стекло разбили. И, мне кажется, сейчас здесь будет генерал, если на него стекло не упало.

— Ты нож убери, потом я с тобой буду разговаривать.

— У меня ничего нет! — Я оттолкнул от себя Мишу, вскинул в стороны пустые руки и тут же получил по носу от бледного сыночка.

Полковник схватил Мишу за руку, не дав тому, ударить меня еще.

— Да, я тебе дою слово офицера и коммуниста, что я с тобой разберусь сам. — Но папа….

— Заткнись, Миша….

— Миша, отойди от него, выйди вон….

— Вы товарищ полковник скажите меня отстегнуть и пошли куда ни будь отсюда — я закинул голову вверх, чувствую во рту соленый привкус.

— Зачем?

— Минут через пять суда придут разбираться, почему на генерала стекла сбросили. И если я буду здесь, будет трудно объяснить, что рама была неплотно прикрыта и от ветра стекло разбилось.

— Отцепите его и тащите в четыреста двадцатый кабинет

Глава 3

Глава третья. Слово чести

Меня завели в какой-то кабинет, после чего все разбежались. Со мной оставили Сережу, который, не выпуская из руки свою дубинку, сидел за столом у двери, перекрывая мне возможность побега. В коридоре громыхал чей-то начальственный голос. Очевидно, что на этаж поднялся главный шериф, и, то что с высоты четвертого этажа, падают стекла, пришлось ему не по вкусу.

— Серега!

Злобный взгляд из-под насупленных белесых бровей и презрительное молчание было мне ответом.

— Серега, если генерал сюда войдет, тебе конец!

— Почему?

— Эту дубинку тебе не положено иметь, и даже в руках держать. А я весь в крови. А когда генерал войдет, то я сделаю вот так — я изобразил, как в испуге зажимаюсь в углу: — и тебе дубинку в попу засунут, до самой рукояти.

— За что?

— За то, что попался.

Серега, со вздохом, попытался засунуть дубинку за шкаф с бумагами, но тот стоял слишком близко к стенке. Тогда он наклонился и закатил дубинку под шкаф.

Минут через десять начальственный рык в коридоре прекратился, и в кабинет зашел раскрасневшийся полковник Свешников, который взмахом руки отослал Серегу прочь. Доставать дубинку из-под шкафа, на глазах у начальника управления розыска, Серега не решился.

— И что ты тут расселся, как у себя дома? Я за этот выговор от генерала с тебя спрошу!

— Так верните все назад. Позовите своих дебилов, я у них оружие заберу, и мы будем все по серьезному разбираться. Кстати, наручники сыну отдайте.

— Я же не говорил с тебя их снимать.

Я показал полковнику скрепку.

— Ладно, почему мой сын с этим балбесом на тебя взъелись?

— Они решили, что мы с Ломовым причастны к нападению на Универсам.

— Почему?

— Все стреляли, никто не попал.

— И что ты скажешь.

— Я не стрелял, мне оружие еще не дали. Кстати, там еще инкассаторы стреляли, тоже ни в кого не попали. Их ребятишки почему не отработали?

— Ты знаешь, что у Ломова дома нашли патроны той же партии, что пропали, предположительно, у Мишина?

— Нет, я вообще ничего не знаю.

— И в Универсаме стрелял пистолет Мишина.

— Можно мне почитать дело по Ломову?

— Зачем?

— Он же не признается?

— Нет. Но завтра он в СИЗО поедет, там у нас будет больше возможностей, склонить его к раскаянью.

— Вам жулик нужен, или признание?

— Ты пацан не дерзи, я с тобой еще ничего не решил.

— Извините, товарищ полковник, просто странная картина получается.

— Какая?

— Первое — я не верю, что он совершил то, что ему вменяется. Мы с Ломовым полгода на одном посту. Я его достаточно хорошо знаю, ситуации были разные. На работе как в семье — ты с напарником как голые, нельзя пять дней в неделю притворятся, чтобы не было тревожных звоночков. Но никогда он не давал повод заподозрить, что он способен с девочкой сделать то, что сделали с Леной. Никаких признаков неуравновешенности не было, никогда.

— Допустим.

— Но кто-то имеет кучу информации о Диме, и подставил его, и отомстил одновременно.

— Ну и?

— Тут еще пропавший пистолет фигурирует. Значить, все вертится вокруг работы. Но мне никто ничего не подкидывал, хотя мы вместе. То, что я сюда попал — это не подстава, а импровизация молодых сотрудников. Значить….

— Что значить?

— Товарищ полковник, дайте дело почитать….

— Дело в прокуратуре.

— Но у вас же здесь есть копия всех документов, и дело должно быть, параллельное.

— Ладно, сейчас позвоню.

Через пять минут перед мной лежала картонная папка оперативного дела, с скрепленными зажимами страницами начиная с одиннадцатой, видно, там был секретный раздел. Я попросил листок и карандаш и приступил к чтению. Свешников выходил, потом пришел обратно:

— Закончил? У меня больше нет времени?

— Да, спасибо. У меня три вопроса.

— Давай.

— Первое — зачем Диме стрелять свинье в ногу?

— То есть?

— Ну, допустим, это он принес домой свиное мясо, в мясе входной канал от пули, и, наверное, пуля из пистолета Мишина. Вопрос — зачем Диме стрелять свинье в окорок? Чтобы помучилась или бегать от боли начала? Ну, позвали его родственники, забить свинью. Ну, решил Дима повыпендриваться, выстрелил в свинью из пистолета, но зачем в заднюю ногу, а не в ухо?

— Дальше.

— Второй вопрос. Обыск у Димы был до обеда. За день до этого он, якобы, убил Лену. И весь в крови поехал к родственникам, забивать свинью, потому как ничем иным нельзя объяснить, откуда в одной сумке мясо, патроны и Ленина цепочка. Я не представляю, как человек, только что убивший бывшую подругу, измазанный в крови, едет до вокзала, а потом садиться в электричку, и на него никто не обращает внимание. А в другое время убить свинью у него не выходит по времени. Если раньше — мясо бы начало портится, и заветривается, а позже — просто времени нет.

— Ну, как-то, рассуждаешь ты пространно, но твою мысль я уловил.

— Ну и третье — что за стартер автомобильный изъяли у Димы дома?

— Что за стартер?

— Ну вот написано — стартер автомобильный.

— Ну и в чем твой вопрос?

— Ну стартер — вещь дорогая, номерная. А тут нет номера.

— И что бы тебе дал номер стартера?