Идеальный рецепт

Эрик пьёт чай долго, до конца. Отставив бокал — подтаявшие кубики льда звякают, — пододвигает к себе «Секс на пляже».

— Честно говоря, я подозревал, что ты можешь быть вампиром.

— Почему?

— Во-первых, зубы.

— М-м, есть такое.

Непроизвольно ощупываю челюсть. Да, клыки у меня острые и длиннее прочих зубов. Раньше, в детстве, это было забавно, но на фоне текущей ситуации в мире — уже не очень. Однокурсники поначалу шутили насчёт моих зубов, но я это дело быстренько пресёк.

— А ещё… — Эрик смешливо прищуривается, закусывает губы, чтобы остановить расползающуюся улыбку, но в итоге сдаётся и сквозь смех выдавливает: — Ты светишься.

— Чо?..

— Блестишь на свету. Как в том фильме.

— Чего?!

В шоке оглядываю руки. Ничего нет. Шутник хренов!

— Лицо.

— Да ты пиздишь!

На всякий случай всё же озираюсь в поисках зеркальной поверхности. Самое близкое к этому — застеклённая картинка рядом на стене, но там вместо лица отражается лишь расплывчатое светлое пятно.

Однако Эрик кивает убеждённо:

— Клянусь. Иди в зеркало глянь.

Сорвавшись из-за стола, несусь в интимно-тёмный закоулок с туалетными дверями. А зеркала-то и нет! Ну да, как положено в суровом мужском сортире. Выскользнув обратно в коридор и оглядевшись воровато, просовываю голову в женский. Отлично, никого.

Ну точно подловил меня, мудила! Обычное лицо. Нормальное. Как всегда. Хотя… Это что за искорка?! Догадавшись покрутить головой, обнаруживаю, что тут и там на лице и вправду сверкают мелкие блестяшки. Что за нахрен?!

Стоит поскрести ногтем, как искорка с виска перемещается на палец. Крем! Долбаный крем Берт. Я её убью!

За дверью приближаются женские голоса, и я выскакиваю из туалета с уверенным: «Извините, ошибся дверью». Компания девушек возмущённо шумит, но я уже прорвался обратно в зал. Возвращаюсь к столику, где Эрик невозмутимо тянет «Секс» через трубочку. При виде моего разъярённого вида усмехается углом рта.

Но мне не до шуточек! Меряя шагами пространство от нашего столика до витрины, набираю дом. После пятого гудка отвечает мама.

— Где Берт?!

«Привет, сынок, я тоже рада тебя слышать. Берт, конечно, в школе. Вопрос в том, почему ты не на занятиях».

— Эм… Приболел слегка.

«А кричишь на удивление бодро. Что случилось?»

Поразмыслив, всё же не могу придумать адекватную формулировку для моих претензий.

— Да так.

«Син, не тяни кота за причиндалы. Что?»

— Помнишь, когда в последний раз ты приезжала… И передала от неё крем.

«Тот, про который ты полдня ныл, что банка розовая? Конечно, помню, такое не забудешь. Но ты ж той зимой сам жаловался, что снег, ветер, лицо шелушится».

— Во-первых, я не жаловался! Ты спросила про погоду, я ответил. А во-вторых… Ты видела, что он с блёстками?

Молчание в трубке.

«Крем?»

— Именно! Я думал, подвох только в банке, но ладно, я послушал тебя и не стал «обижать сестрёнку, которая хотела меня порадовать». Но теперь у меня вся морда блестит! Это пиздец!

«Синхард!»

— Прости. Но!.. Но блин! Она это специально!

На этот раз трубка молчит дольше.

«Милый, я не думаю, что она специально. У них сейчас всё с этими пони. И у неё такой же крем, и у девочек из её класса. Ей десять, она просто не подумала, что тебе, такому взрослому и крутому мужчине, нужно выбрать что-то другое. Но теперь я ей скажу, что тебе нужен крем с запахом дёгтя и шампунь с соляркой. Подойдёт?»

Возмущённо помолчав, цежу:

— Ладно. Давай.

«Целую. Пока».

Нажав отбой, издаю возмущённый рык, призванный выразить всё моё негодование, и валюсь на диван.

Эрик отрывается от коктейля.

— Иногда я думаю, что сиротой быть замечательно.

— Иногда и я так думаю.

За один приём высасываю оставшийся «Секс» и дополнительно закидываю в рот подтаявшую ледышку. Когда я в бешенстве, то реально закипаю, нужно охладиться.

Тем временем из туалета возвращается та девичья компания, проходят мимо нас. Их столик на другом конце зала, но посетителей мало, тихо, так что щебетание и сюда доносится.

— Эти точно в тебе заинтересованы, — понизив голос, Эрик бросает взгляд в сторону девушек.

Я тоже кошусь в том направлении. И в самом деле, смотрят на нас. Вот только у меня уже настроения нет.

— Слишком просто. Неинтересно, — я подвигаю к себе низкий стакан с «Дженнетом» и очень сосредоточенно пью.

Хотя, если честно, всё дело в дурацких блёстках. Зеркала нет, просить Эрика убрать их с меня как-то неловко: будем сидеть как два придурка, один другому морду салфетками вытирает, люди не поймут. А весь такой из себя брутальный кадет в милитари — и с блестяшками на физиономии… Нет, это не тот образ, к которому я стремлюсь.

Поэтому мы сидим и пьём. «Дженнет» тоже вкусный, хотя кажется крепче «Секса». Я рассеянно прислушиваюсь к женским голосам, но тема их разговора мне совершенно не известна. Вроде бы новый фильм их любимого актёра. Вот, тем более, они заняты, и нет повода подкатывать. Так что вместо этого решаю организовать беседу за нашим столиком.

— Ты, вообще, местный?

— Из Палотона. Здесь недалеко.

— Ясно. А я из Данбурга. — Эрик качает головой, так что я поясняю: — На юге. За пустыней. Кстати, что у тебя за фамилия? Ни разу не выглядишь как «Сантьяго».

— О, он уже и фамилию мою знает!.. Адрес, любимый чай… Надеюсь, дома не стырил мои грязные носки?

Кошусь под стол, на его ботинки. Размер похож на мой.

— Не догадался. Теперь буду надеяться, что пригласишь ещё раз, а то носки мне всегда нужны, рвутся часто. Так что?

— Это в приюте придумали. Контора религиозная, так что фамилии сплошь про святых. Но хоть с именем повезло, выбирают из десятка самых распространённых.

Приют? До меня плавно доходит, что насчёт сироты он не шутил.

— Эм… То есть ты… Совсем не знаешь, кто твои родители?

— Нет.

— А найти их не хочешь?

— Зачем? Ну накосячили они двадцать лет назад. Зачем напоминать об этом.

И он так спокойно об этом говорит? Мне не понять. Я всегда был в семье, даже не могу вообразить себя без них. В том числе без Берт с её розовыми кремами и поняшками. На фоне мысли о том, что её могло бы не быть, сразу и блёстки перестали бесить. Так-то если подумать, это была забота — купить крем специально для меня. Даже мило. Внутри вдруг просыпается желание позвонить домой ещё раз и поблагодарить.

Наверное, эти мысли отображаются на лице, когда я бормочу:

— Жаль.

— Ой, давай без этого. Я живу нормально и в твоей жалости не нуждаюсь.

Вот, ещё одна странность в личности Эрика. Со стороны он всегда казался мне вежливым и… как сказать, мягким? Очень мягким и уступчивым. Ну, у него внешность такая. Почерк этот культурный. Казалось, что, если к нему вломятся охотники на вампиров с кольями, он будет лишь испуганно дрожать и, может, даже плакать. Но сейчас мне уже так не кажется. При ближайшем общении в нём чувствуется внутренний стержень, а то и вовсе внезапная жёсткость, он словно самодельный нож с грубо отёсанной, сугубо функциональной рукояткой и лезвием, заточенным до предела не ради красоты, а по необходимости. Это вызывает уважение. И добавляет ему ещё больше необычности.

— Кстати! Я ведь не говорил тебе своё имя?

Эрик отпивает глоток «Секса» — он так медленно пьёт, только до половины стакана дошёл — и качает головой.

— Но мне вообще-то пофиг. Это не самое важное в человеке. Тем более, что сейчас мы разойдёмся, ты прекратишь сталкинг, я перестану чувствовать себя азиатским певцом, конец истории.

— Интересно, у тебя друзья вообще есть, с таким-то подходом?

— А ты хочешь быть моим другом?

Лицо такое безэмоциональное, что не понять, какой ответ он бы предпочёл. Решаю всё же рискнуть.

— По крайней мере, ты нормальнее многих наших. Кстати, меня Син зовут.

— Впервые слышу такое имя.

— Синхард. Древнегерманское. Родители у меня умные, любят такое всякое.

— Германское? Это как… — Эрик рявкает басом: — «Дэр Синхард!», — и со всей дури грохает кулаком по столу.

На подпрыгнувшей столешнице бокалы жалобно звякают, моя «Маргарита» расплёскивает несколько капель, и я пододвигаю её к себе в целях безопасности.

— Ага.

— Тебе подходит. Такой цельный образ. Как будто не человек, а персонаж из армейских агиток, — прищурив один глаз, Эрик делает рамку из пальцев, словно вписывает меня в кадр на виртуальном экране. — Идеальный военный, ничего лишнего.

— Это как-то… — не зная, что возразить, только хмурюсь обиженно. — Неприятно.

— Хм, тогда удиви меня, — отодвинув наконец-то опустевший высокий стакан, берёт свой «Дженнет» и откидывается на спинку дивана. — Что в тебе есть необычного? Выбивающегося из образа.

— Эм…

Мысли скачут туда-сюда, вот только всё, что приходит в голову, — как и сказал Эрик, в узких рамках. Боевики, тяжёлая музыка, даже стрижка, классическая канадка, — наверное, всё предсказуемо для словосочетания «парень из армейки». Я в самом деле настолько банальный?

С другого конца зала доносится взрыв смеха, и я непроизвольно смотрю в сторону девчонок. Заметив мой взгляд, Эрик комментирует:

— Подкатывать ко всему, что шевелится, — как раз очень в рамках.

Покривившись, в конце концов позорно сдаюсь. Даже плечи опускаются.

Смилостивившись, он подсказывает:

— Ты любишь всё апельсиновое, — и салютует стаканом с оранжевым напитком.

Только тут до меня доходит, что он заказал все коктейли именно такие, какие выбрал бы я сам, — если бы разбирался, конечно. Чёрт, я даже не обратил внимания.

— И сладкое.

Кому другому я бы не признался вот так обыденно, но Эрику можно, я почему-то уверен в этом. Он и в самом деле в ответ не ржёт, а кивает спокойно, так что я, воодушевившись хорошо идущим диалогом, подхватываю со стола последний бокал и — уже смело, не скрываясь, — делаю большой глоток.

Фу, ну и мерзость! Хочется выплюнуть, так что я даже зажимаю рот ладонью и, кое-как справившись с отвращением, глотаю.

— Что?

Во взгляде Эрика под внешней насмешкой заметно беспокойство.

— Соль… — бормочу, морщась. Хочется аж язык высунуть и отплёвываться. — Я думал, это сахар.

— Ну да, — его лицо становится более настороженным, словно мне и правда грозит опасность. — Это же «Маргарита». У неё всегда окантовка из соли.

— А эти тоже? — наклонив голову, приглядываюсь к пустым бокалам. — Вроде ж сахар…