И возродится легенда (СИ)

— А он жив?

— Лель-то? — лекарь снова подкинул суму на плече, вызвав всполошенное кудахтанье и трепыхание; задумавшись о сочинителе песни. — Вроде стал королем, как собирался. Домес Имельдский!

Смех заплескался в голосе.

— А ты в своей глухомани и этого не слышала?

— Я делами власти не интересуюсь.

— Ну, — заметил Дым рассудительно, — зато она интересуется тобой.

Спутники молча шли еще какое-то время.

— Ты лучше скажи, — первой не выдержала Эриль, — Сойке ты понравился?

Дым остановился, разворачиваясь к спутнице:

— Обиделась.

Он зафыркал и захрюкал, точно вспомнил невесть что смешное.

— Понимаешь, барышне с магом не интересно просто перепихнуться, им хочется, чтобы их в нежную шейку кусянули. Поветрие такое пошло, что ли?

Тут уж Эриль прижала кулаком губы, трясясь от беззвучного смеха.

— И?

— Что «и»? Хоть бы шеи мыли, дуры!

Он ухватил подругу за руку:

— Скажи мне, вот я сильно похож на дурака?

— Да нет, вроде, — Эриль склонила голову к плечу, рассматривая лекаря.

— И другие маги тоже нет. Начни мы такое делать — вонь поднимется до неба. А Охоте то — мед по сердцу, повод нас под корень извести. Так чего красотки удумали? Чтобы доказывать подружкам, что под мага, а не конюха, легла, велят себя взасос поцеловать здесь, — Дым ткнул пальцем в место, где шея переходит в плечо, — да все равно кому велят. А потом шилом две дырки проткнут. Шарфиком прозрачным прикроют и ходют, хвастают. А потом нагноение. У!..

Он повертел головой, не зная, как выразить злость и потрясение девичьей глупости.

— Прости. Вон, кусты погуще. Пойду, куру употреблю.

— А не рано?

— Да замаяла она меня!

Но удаляясь в дебри ольхи и волчьего лыка, вдруг обернулся, держа сумку с курицей на отлете, как будто несчастная птица имела силы его клюнуть, и торжественно провозгласил:

— Мне претит убийство невинных созданий. Но как подумаю, скольким спасал и спасу их жизнь…

— Знаешь, Дым, — Эриль встряхнулась, разбрасывая вокруг себя брызги, — ты какой-то неправильный маг. Видала я тех, кто и человеческой кровью не брезговал. Правда, пили не из живых.

На грани разума мелькнуло воспоминание: сводчатый погреб, дубовая мебель, уложенные набок бочки с вином. Порубанные и исколотые мертвецы. Темная кровь, ползущая по кирпичному полу, и человек в темном кафтане, лакающий с колен. Дым, поймав мысль подруги, передернулся:

— Это… как хорошее вино по полу разлить. Пьянь подзаборная выпьет, а тверезый побрезгует. И разница между живой кровью и мертвой такая… Не зря нас с самого начала учат контролировать себя. Потому что если пить мертвое — и самому нехорошо, и тем, кому помочь хотел, хреново. Ты не кровосос, вуивр, тебе можно не знать. А нашим… Если сосуд поврежден или слаб… Это же не просто кровь! — голосящие в кустах пичужки замолчали от его крика. — Это… эманация силы. Знала бы ты, что она нам дает!.. Ат!

Дым махнул рукой.

— Пойду, свершу неизбежное. А тушку выпотрошим и запечем в глине.

Глава 3

— И-как-мы-его-тут-будем-искать?

Лекарь оглядел бугристое, вспученное пространство перед собой. Разом вырубка, пожарище и болото выглядело ноголомным и бесконечным. Лишь у самого окоема синел, ступенями поднимаясь к небу, сосновый бор.

— Даже если носом в землю проползу, следа не замечу.

— А волшебством?

— Лучше оставить на крайний случай.

Эриль согласно кивнула.

— Скорее всего, он забился в тайное логовище и отлеживается там. Можно в грязи поискать отпечатки лап, дождей последнее время не было. Шерсть на колючках…

— А может, просто вытащим заготовки из болота и… э… смоемся с ними?

— Дым!

— Шутка была неудачная, прости.

Женщина покрутила головой в широком вороте:

— Я знаю тут несколько мест, где можно надежно укрыться, но не уверена, до всех ли доберемся. Весна.

Лекарь пожал плечами:

— Ну, хоть что-то… А учуять его на расстоянии сможешь?

— А тут кто кого раньше успеет… — Эриль слабо улыбнулась. — И как поступит потом. Я бы за оборотня гадать не взялась.

— Даже за Янтаря?

Она вздрогнула.

— Даже за него.

И, обрывая разговор, прыгнула на кочку с гривой жесткой белой травы; ухватилась за корень вывороченного пня, чтобы не соскользнуть в лужу. Лекарь широко шагнул следом.

Так они и двигались: то прыжками, то переползая по нижним ветвям торчащих в лужах деревьев, то находя тропинки посуше; останавливаясь для коротких привалов; пробираясь в глубь Сорочьей дрягвы, в самое ее сердце. Эриль хорошо знала болото, да и чутье вуивр не давало сбиться с дороги.

— Вон Ужиный трон, — указала, наконец, она на валун с плоской верхушкой, поднимающийся над островком. Выбралась на сухое. Нагнулась, упираясь ладонями в колени, тяжело глотая воздух. — Ужи… на нем греться любят.

— Не выношу змей, — Дым, ухватившись за гибкую осинку, попытался сучком счистить с голеней самые толстые плюхи грязи.

Заготовки они отыскали легко. Завернули в мешковину, перетянули ремнями. И вскарабкались на «трон» — передохнуть. Лекарь растянулся на плоской поверхности, закинув руки за голову, подставляя солнцу лицо. Эриль же, по своей привычке, подтянула к груди колени, обхватив руками, и пристроила на них подбородок, разглядывая мир перед собой.

Пахло парной влагой и свежестью. Проклевывались через подзол травинки, качала головками ветреница, золотела купальница, и лиловела важная сон-трава. Лес проходил сквозь женщину своими токами, как устремляется кверху в деревьях весенний сок — неудержимо. Не звуки, не запахи, не чутье — все разом и что-то большее. Эриль знала, что расплатой за это последует сон — долгий и настигающий мгновенно; словно удар, сбивающий с ног. Но ни за что бы не отказалась от слияния с лесом, его деревьями, травами, зверями, туманом и сетью солнечных лучей. С бурлящими ароматами зелени, прели, талой воды.

— А вдруг свинья с поросятами? — пробормотал лекарь сквозь дрему. — А вдруг рысь на шею прыгнет? Ты-то увернешься, а я…

Эриль потрясла головой.

— Да нет тут никакой рыси!

И вдруг уловила, что биение жизни, трепещущей в лесном переплетении, словно огоньки, отжимается к краям болота, а в центре, почти за спиной, клубится, расталкивая от себя неясными страхами, мгла. Чернота чужой застарелой боли.

— Нам туда, — сухо указала Эриль и, скользнув с валуна и пристроив за спину будущие мечи, первой шагнула в лужу, отразившую робкую зелень ветвей и ясное небо.

— Он спит, а нам тут грязь меси, — бухтел себе под нос Дым, нагоняя подругу: должно быть, прикоснувшись к чувствам оборотня своим, магическим путем.

— Радуйся, что спит.

И они замолчали.

Логово — оставшаяся от выворотня песчаная яма, — пряталось под буреломом и колючими спутанными плетями малины и ежевики. Сверху натрусились камни и земля, и получилась неприступная твердыня с одним единственным лазом, куда пробраться можно было лишь ползком.

— Ой, не хочу я туда… — шепнул Дым и еще раз послюнил палец, пытаясь определить направление ветра. Над головой качнулось серое облако мошкары. Мазь их держала на расстоянии, но кровососы надежды не теряли.

Наступил полдень, самое жаркое время дня, и спутники здорово взмокли в плотной одежде. Дунь малейший ветерок — оборотень легко учует незваных гостей.

Дым с Эрилью прождали какое-то время — зверь не объявлялся.

— Спит, — шевельнул губами лекарь. — Завалим нору, да пусть там и сдохнет?

— Нет.

Видя решимость подруги, лекарь с тоской закатил глаза и первым стал красться вдоль полянки. Они заглянули в лаз. А поскольку оба видели в темноте, то не могли не заметить у самого входа волчью башку — огромную для простого серого.

— А может, он уже умер? — Дым дернул носом: смердело из логова сильно. — Или… почти того…

Волк сделал попытку приоткрыть гноящиеся глаза.

— Не хочу его убивать, — сказала Эриль. — Он… Как подумаю, что это мог быть Янтарь…

Волчье ухо дрогнуло. Глаза, наконец, разлепились: огромные, нечеловеческие. Изжелта-зеленые, исполненные огня.

Женщина резко выдохнула. Потянулась, коснулась пальцами горячего носа зверя.

— Надо его вытащить, Дым!

— Надо, — лекарь потоптался над стоящей на коленях подругой. — Вытащить и осмотреть. Давай-ка…

Отклячив зад, он потянул оборотня на себя за левую переднюю лапу. Тот застонал и щелкнул зубами.

— Тьфу, — буркнул Дым обескуражено. — Значит, она и ранена. За другую беремся.

Оборотень приложил к их усилиям свои собственные и вскоре до половины показался из норы: с облезающей клочьями шерстью, изможденный, кожа да кости.

— Доходяга.

Эриль, плеснув в ладонь воды из баклажки, поднесла к волчьей морде. Дым же отошел и вскоре вернулся, исправно работая челюстями, из уголка губ текло зеленое.

Лекарь выплюнул кашицу на кусок бересты. Ответил поморщившейся Эрили:

— Слюна мага убивает заразу, между прочим. И слюна вуивр тоже, так что будешь жевать. А… соляного озера тут поблизости нет?

Эриль отрицательно качнула головой.

— Жалко.

Из-за пояса вытащил Дым здоровый пук болотного мха-сфагнума, сложил возле жвачки. Приготовил тонкий луб для перевязки. И взялся за волчью лапу.

— Держи своего красавца, что ли. Или связать?

Волчище слабо взрыкнул. Эриль села на землю, обняв оборотня за шею. От него пахло грязью и болью, но женщина, пересилив себя, потерлась подбородком о спутанный мех между волчьими ушами.

Дым разжег маленькое пламя и калил нож. Обкорнал шерсть вокруг раны, обмыл, и резким движением рассек вздутый черный шрам.

— Так… м-м… Есть!

Он, нащупав, извлек из раны обломок стрелы с бронебойным посеребренным наконечником. Отложил на лопух и стал чистить рану. Волк глухо стонал и вздрагивал. Дым поводил над раной ладонями; залепил ее кашицей серпорезника и подорожника, покрыл сфагнумом и забинтовал. Упал на спину, бездумно глядя в небо. После магического всплеска не было сил даже говорить.

А оборотень под руками Эрили вдруг дернулся. Судорога прошла по хребту, и вот уже на поляне лежит, безвольно уткнувшись в землю, нагой, исхудалый донельзя молодой человек с растрепанными серыми волосами.

Лекарь осторожно перевернул его на спину и выбранился сквозь зубы. Эриль отвернулась, руки у нее тряслись.

— Как думаешь, кузнец нарочно?

Женщина помотала головой.

— Хотя знаешь… я ведь сразу об Янтаре подумал. Вряд ли тут в округе еще оборотни есть. Торбу дай.

Дым не глядя протянул руку. Зубами развязал узел на затянувшей горловину веревке. Вынул запасное и стал одевать раненого, локтем отмахиваясь от озверевшей мошкары. Подсунул сумку парню под голову.

— Где топор? Лапника нарублю. Эриль?