Пленники Морфея

Чем ближе мы перемещались к центру, тем чаще до нас доходили минорные аккорды войны. Отовсюду доносились звуки стрельбы, взрывов, криков о помощи. В один такой день нам довелось увидеть из окна, как люди Зена расстреляли пленных, и не только. Три Джана стояли рядком, развернутые лицом к стене. Затем четверо меченых изрешетили их тела с необъяснимым равнодушием, будто лишили жизни обыкновенных насекомых. Неожиданно, карма настигла троих из них. Один меченый развернулся в сторону своих собратьев и продолжил стрелять, пока он не остался единственным живым лейтенантом на той улице, не считая нас, скрывающихся за занавесом сцены. Герой пьесы думал, что по-тихому избавился от нескольких соперников, но карма настигла и его. Вдруг на место убийства приехал военный внедорожник, из которого вышла первая пятерка меченых во главе с Зеном. Предатель замер на месте от страха, когда Джан с единицей на лбу остановился перед ним.

— З-з-здравствуй, Зен, — сказал он в панике.

— Вау, сколько трупов! Что тут случилось? — спросил Зен. — Мы услышали выстрелы и помчались сюда.

— П-перес-с-стрелка.

— Ну-ну, дружище, ты теперь в безопасности. Отдай-ка автомат… вот молодец. А теперь успокойся.

Наигранность его поведения сильно бросалась в глаза, и Джан, расстрелявший товарищей, понимая это, стал дрожать еще сильнее. Моя интуиция подсказывала, что Зен скоро выплеснет всю скрытую злость.

— Все вроде ясно. Вы стояли друг напротив друга, и каждая из сторон требовала сложить оружие. Ситуация накалилась, началась стрельба, и все полегли. Все, кроме тебя. Но меня гложет один единственный вопрос: почему те трое лежат спиной к нам?

— Я все об-б-бъясню.

— Слушай Джан. — он перестал изображать приветливого соседа. — Больше чем лжецов, я ненавижу только предателей. Сегодня убил их, а завтра и меня со спины прикончишь. Леша жизни напарников, как крыса, ты пошел против меня. Чтобы пойти против меня, нужна либо безграничная смелость, либо безграничная глупость. И судя по запаху, исходящему от тебя, я знаю, к какой категории ты относишься.

— Прошу, выслушай…

— На колени!

— Но…

— Быстро!

Предатель подчинился.

— А сейчас назови любое число от одного до шести.

— Что? — изумился тот.

— Проблемы со слухом? Назови число от одного до шести!

— Но, я…

— Число!

— П-пять.

— Ну ты даешь!

Зен одолжил у второго номера револьвер с шестипалым барабаном и вытащил из него всего одну пулю, оставив пять.

— Знаешь, что такое русская рулетка? — спросил он.

— Черт! Прошу пощади меня!

— Я прокручу барабан несколько раз и отдам револьвер тебе. Приставишь его к виску и нажмешь на крючок. Если не убьешься, то я забуду про тебя. Но если дуло хоть на чуть-чуть повернется в мою сторону или, наоборот, не решишься направить на себя, то несомненно сдохнешь, ибо мой револьвер, в отличии от твоего, полностью заряжен.

Меченому ничего не оставалось. Взяв револьвер, он поднес его к виску со слезами на глазах. Прошла секунда, две, три, он зажмурился, нажал на крючок и… прозвучал пустой щелчок. Он тут же швырнул оружие прочь и, прилипнув к земле, стал рыдать, как ребенок.

— Браво-браво! Невероятно! Шансы явно были не в твою пользу. Ты поистине везучий человек. Везучий и глупый…

Последние слова Зена снова заставили меченого волноваться. Он поднял голову и посмотрел наверх. Зен, стоял с серьезной гримасой, направив оружие на него. Это последнее, что он увидел, прежде, чем упал лицом в лужу собственной крови.

— Я сдержу свое слово и забуду про тебя! — сказал Зен трупу.

Сев в машину, первая пятерка меченых исчезла, оставив мертвых Джанов на ужин шакалам.

Глава XI

Колизей

Получив новую тетрадь жизни, многие выбрасывают старый, зачастую забывая сменить ручку и почерк. Я не из таких. Ошибки, совершенные ранее, я не вычеркиваю, а подчеркиваю. Ведь, изменив подход, найти положительный ответ легче, особенно, когда под рукой уже есть негативный.

В прошлый раз я не удосужился похоронить парня, который умер по моей вине. А сегодня я не собираюсь оставлять мертвых Джанов гнить на улице. Возможно, их нельзя сравнивать с настоящими людьми, как и меня, но мне трудно быть равнодушным. Аскук не горел желанием помогать нам, и все же, прислушавшись к Финну, подал руку помощи, чтобы покончить с этим, как можно быстрее, и двигаться вперед, ведь границы опять поджимали. По нашим расчетам, площадь всей территории составляет не больше ста квадратных километров, где кроме меченых не видно никого. Скорее всего, остальные Джаны мертвы. Если они и живи, то их единицы. Зен, четко следуя своим планам, успешно истребил большую часть конкурентов. Остается гадать, что он приготовил для меченых. К слову, я тоже нанес себе метку. На имеющемся шраме в области щеки сделал три перпендикулярных шраму пореза. Теперь меня невозможно с кем-то спутать, даже если не буду в своем, привычном для Финна и Аскука, синем худи. Целых две недели меня мучили боли, пока раны не затянулись полностью. Несмотря на это, оно того стоило.

Снова, мечась по углам, как крысы на общажной кухне, мы подыскивали себе новое укромное убежище, так как старое уже поглотили границы. Было неимоверно сложно двигаться быстро. Каждые пять минут приходилось останавливаться и прятаться от меченых. Путь наш лежал к самому большому, оставшемуся объекту в городе: к футбольному стадиону. Выбор пал на него из-за склонности меченых вылизывать дома до блеска. В поисках выживших, они проверяли все дома и квартиры, поэтому оставаться в них не имело смысла. Стадион был не нового поколения. Он состоял всего-навсего из поля и небольших трибун. Именно под этими трибунами мы хотели разместиться. Благо погода позволяла спать на улице. Солнце парило над горизонтом уже который день. Удивительная штука — подсознание. Тут даже в Техасе могут быть белые ночи.

Добравшись кое-как до стадиона, мы пулей проскочили под трибуны. Там царила тьма, но формы предметов выделялись. Свет проникал сквозь трещины в древесине, освещая некоторые части подтрибунного участка. В общем, самое необходимое мы видели.

Безопасность согрело нам душу, однако горечь утраты припасов она не прогнала. Меченые тогда забрали все боеприпасы. Надежда остается на пачку девятимиллиметровых в моем кармане. В пачке всего двадцать патронов, вкупе с полупустыми магазинами выходит около сорока штук на всех. Маловато, учитывая, что противников чуть больше двухсот.

Пару недель мы прятались там, время от времени выходя за едой и водой. Но недавно территория сузилось до такой степени, что в ней остался только стадион, после чего она больше не меняла своих размеров и перестала двигаться, видимо, достигнув предела. Даже громкий разговор мог выдать наше местоположение, поскольку все двести с лишним меченых находились на стадионе, в ожидании начала турнира. Через щели в досках я заметил нечто странное. Ни один из них не имел при себе огнестрельного оружия. Позднее выяснилось, что таковы правила турнира.

— Мы собрались здесь, чтобы подвести итоги. — объявил Зен. — На этих трибунах сидят те, кто сделал верный выбор, те, кто сумел выжить в непростых условиях. Кроме нас, никого не осталось. Все другие Джаны мертвы, стадион чист. Знаю, некоторые из вас думают, что могут спрятаться и подождать пока все не поубивают друг друга на турнире. Но я уверяю вас, что никто из участников не сможет скрыться. В этой коробке наши цифры. Если Джан, чью цифру вытащили, не объявится, то турнир приостановят, пока его не найдут и не убьют.

Несколько минут он втирал про честность. Что его номер тоже в коробке, и он никого не обманет. Затем, чтобы доказать свои слова, устроил перекличку, используя листочки с номерами из коробки, а в конце показательно швырнул свой номер обратно внутрь.

— Правила просты. — продолжил он. — Я вытягиваю два листочка и двое, чьи номера я достал, схлестнутся в бою используя стандартные охотничьи ножи. Бой длится до тех пор, пока кто-то из бойцов не умрет. Листок проигравшего выбрасывается, а победившего возвращается обратно в ящик. Далее процедура повторяется по новой, пока на этом поле в живых не останется всего один. В роле судьи буду выступать я. Меня заменят, когда настанет моя очередь биться. Правил, как-либо ограничивающих вас при атаке или обороне, нет. Все огнестрелы намеренно и безвозвратно брошены за границу, во избежание соблазна прикончить всех разом. Есть вопросы? Нет? Тогда объявляю турнир открытым!

Забавно было наблюдать, как пару сотен единомышленников в миг стали заклятыми врагами. Те, кто столько месяцев сражались бок о бок, теперь готовились раскроить друг другу черепа.

— Хоть убейте, но я не вижу никакой разницы между нашим подсознанием и реальностью, — сказал Финн шепотом.

— Ты про что? — спросил я.

— Повсюду одно и то же: кровь. За свое существование люди пустили столько крови, что можно несколько раз затопить все семь континентов. Что-то явно не в порядке с этим миром.

— Конкуренция — залог процветания, — вмешался Аскук.

— Брехня собачья! Страны процветают, когда торгуются, делятся идеями, новыми технологиями. А твоя конкуренция… нет, не конкуренция. Давай называть вещи своими именами. Война! Она способна швырнуть нас на несколько столетий назад, где деньги проверяли на подлинность не по водяным знакам, а по прочности и звонкости.

— Война была и будет. Ничего не поделаешь. Мы тоже стоим на пороге войны и вынуждены вступить в нее. Ситуация безвыходная.

— Аскук, не бывает безвыходных ситуаций. Бывают ситуации, выход из которых нас не устраивает.

— Не понимаю. Что конкретно тебя тревожит?

— Я просто разочарован. Хотелось бы увидеть подсознание в иной форме. Жаль, что она переняла у мира только плохое. Порой мне кажется, будто я не у себя в голове, а в аду.

— Существует интересная теория. — добавил я. — Она гласит, что ад — самый плохой день в нашей жизни, который мы будем проживать вновь и вновь, бесконечное количество раз. А рай — самый хороший день с теми же условиями, только мы не заметим повторения дней.

— Но нас зашвырнуло в подсознание, — сказал Аскук, — Похуже, чем повторяющийся плохой день.

— Ты мыслишь не широко, друг мой. Обычно самый плохой день — день смерти. И в его повторении нет ничего веселого. В отличии от рая, в аду ты будешь помнить все. Однако тут не рай, не ад. Я даже не уверен в реальности происходящего.

— Оружие у тебя есть.

— Я проверял наличие боли. Он присутствует, но ничего не объясняет.

— Сейчас бы в объятия нашей жены, а не вот это все! — сказал Финн.

— Дело говоришь, она нас понимает.

— Оттого, что умеет слушать. Она не похожа на остальных представительниц женского пола. Обычно девушки болтают без умолку. Доходит до такого, что ты на автомате просто киваешь головой, делая вид, будто тебе интересно и ты реально вовлечен в разговор. Можно без всяких заморочек сказать: «Я купила платье». А они говорят: «Когда я возвращалась домой, то увидела объявление о скидке в магазине на улице Шарлатанское 25. Сначала подумала, что поздно и пора бы домой, но в конце все же решилась. Поехала туда, благо с таксистом повезло. Такой хороший, у него жена, трое детей, а выглядел, будто ему 20 лет. В общем я доехала до этого магазина, походила, посмотрела, нашла хорошее платье, но размера моего не было, пришлось выбирать другое. Подхожу к кассе, а кассирша говорит, что у товара еще не определили цену и я вообще взяла с того места, где брать нельзя. Я сказала, что готова заплатить вдвойне, пусть только цену назовут. Позвонила она начальнику, начальник дал добро на продажу без ценника и назвал сумму, за которую они готовы были ее продать. Короче, я отдала эти триста долларов и вышла из магазина с задранным носом».

— У меня аж голова закружилась. — сказал Аскук. — Ты мужчина, поэтому я остался внимателен, а слушать подобный рассказ, вникая в нее, чревато последствиями. Не делай так больше!

— Ха-ха, извини. Я это к тому, что Грейс не такая. Беречь ее надо, как зеницу ока.

— Одна на миллион. — гордо прошептал я. — Язык не поворачивается сказать ей чего-нибудь горького в момент ссоры, когда она светит милой мордашкой.

— Она единственный светлый проблеск в нашей серой жизни. Мы к ней обязательно вернемся!

— Надеюсь.

— Не надейся, а верь. У нас огромные шансы остаться в живых и искать способ выбраться отсюда. Скоро эти идиоты поубивают друг друга, и в живых останется только один.

— Что дальше, Финн?

— Я уже сказал.

— Будем искать выход? Как? Где? Мне почему-то кажется, что «теория последнего» вовсе не теория, а факт.

— Веро, не забывайся. Это небылица. Они напрасно уничтожили остальных Джанов, а сейчас напрасно умирают сами.

— Ну предложи альтернативу. Найди объяснение.

— Сон, галлюцинация, лимб, да что угодно, кроме этого бреда!

— Друзья, мы ни черта не знаем. Возможно все, — сказал Аскук, — поэтому оставим выводы под конец.

— Возможно все, ты прав.

— Особенно сейчас, — добавил я.

— Нам остается ждать конца турнира, после него будет раздача новых карт.

Глава XII

Полемика

За два часа численность меченых сократилась вдвое, но листок с номером Зена так и не вышел. Судить было рано, однако до наших ушей уже доходили недовольные высказывания участников турнира. К великому удивлению, спустя некоторые время он все же вытащил свой номер и уступил звание судьи другому. Против него попал сто семнадцатый, который в недавнем прошлом наведался к нам домой, и от которого мы благополучно отделались. Его компаньон погиб в первом бою. Он же провел два победных боя и находился явно не в восторге, что его номер вытащили целых три раза.

Сражение началось, как обычно. Пару минут они кружились, будто в танце, без особо опасных выпадов. Оба боялись получить от соперника в подарок новую дыру в теле. Схватка продлилась дольше привычного, но запомнилась она не временем, а немыслимой концовкой. Зен, являющийся воплощением хитрости, не сумел перехитрить смерть. Я был готов к тому, что он перестреляет всех, взорвет, отравит. Но что падет так бесславно, исчезнет словно его и не существовало… Изуродованное тело Джана с единицей на лбу бросили к остальным мертвецам и человек, держащий в страхе целую гвардию, теперь превратился в обычный мешок с мясом.

— Невозможно! — удивился Аскук. — Точно мертв? У меня трещина маленькая, тут ни черта не видно.

— Зуб даю! — подтвердил я. — Сто семнадцатый зарезал его, как свинью. Теперь он часть пирамиды из трупов.

— Поделом ему! Сейчас эти идиоты истребят друг друга, а последнего мы порешаем.

— Не порешаем, а возьмем в плен, — вмешался Финн.

— И как долго мы будем держать твоего дружка? Еще одного рта нам не хватало. Еды осталось максимум на два дня.

— Будем действовать по ситуации.

— Не хочешь марать руки? Не надо. Я сделаю все сам.

— Убьешь ничего не подозревающего человека?

— Нет. Убью человека, который незадолго до того, как остаться последним, зарезал дюжину себе подобных.

— И чем ты будешь отличаться от него?

— Тем, что буду жив.

— Подумай дважды.

— Уже.

Печально признавать, но я поддержал Аскука. Это был именно тот случай, когда его радикализм мог сыграть нам на руку. Хотя в какой-то мере его идея являлась рациональной.

Спустя еще два часа на поле стояли, вернее, пытались устоять на ногах, два последних бойца. Каждый из них провел, по меньшей мере, восемь боев, получив в ходе серьезные ранения. Сражение велось вяло, не зрелищно, с долгими паузами. Под конец оба бойца упали и кровь пошла рекой. Они лежали близко, поэтому определить чью пустили кровь не представлялось возможным. Наконец один из них медленно начал вставать, но почти вытянувшись во весь рост, снова рухнул наземь, в сопровождении двух выстрелов. Пули пронзили его тело, выйдя насквозь, и мимолетная победа обернулась поражением.

— Аскук! — воскликнул Финн.

— Но это не я…

Финн поднял голову. Пистолет Аскука находился в кобуре, как и у меня. В ту же секунду до нас дошло, что под трибунами мы не одни. Особенности строения трибун создали ощущение, будто стрелок сидит под носом, однако, по-моему, он прятался примерно в двадцати метрах. Нам повезло остаться незамеченными на протяжении более четырех часов. Но кто смог обхитрить и меченых, и нас, оставшись в тени? Наверняка, он не из них, раз его номер не вытянули. И точно не обычный выживший, ведь до прихода меченых, Финн проверил подтрибунное помещение вдоль и поперек.

— Тогда кто? — спросил Аскук еще более тихим голосом, услышав мой вердикт.

— Без понятия! — ответил я.

— Нет-нет-нет! — сказал Финн странным тоном, наблюдая через щели. — Глазам не верю, вы только взгляните. Быть такого не может!