Кровь и туман

Теряюсь в непринятых решениях. Иду, не отрывая взгляд от спины Лии… а уже спустя мгновение вижу её лицо и недовольно перекошенные губы.

— В чём дело? — грубо спрашивает Лия. Оглядывает меня с головы до ног, тут же меняется в лице. Продолжает уже спокойно: — У меня все документы и все разрешения есть, я каждый месяц отмечаюсь в штабе. Никаких проблем быть не должно. — Молчание. Взгляд скользит по моему лицу. Я вижу, как в её глазах рождается прозрение: — Романова! Славка! Слушай, не узнала, — она, смеясь, хлопает меня по плечу. — Богатой будешь!

Лия очень удивлена нашей встрече. Наверняка не ожидала ещё когда-либо увидеть меня после того, как я стала стражем, а она перевелась в другую школу.

— Привет, Лия, — говорю, улыбаясь.

Произносить имя подруги вслух, обращаясь при этом к ней лично, а не к воспоминаниям о ней, оказывается приятным занятием. Внутри теплом растекается чувство уюта.

Лия рядом. Я дома.

— Вот это встреча, — протягивает Лия. — Неожиданно. Ну, как твои дела? Не разочарована сменой школьной скамьи на пистолеты?

— Моё оружие — меч, — поправляю я.

Лия пожимает плечами. Ей всё равно. Она интересуется моей жизнью не больше, чем погодой на завтра, и это ранит.

Мы были друзьями, я представляю, как говорю ей то, чего вслух произнести же никогда не смогу, помнишь? Лучшими подругами, на самом-то деле. Ты спасла меня от одиночества, когда больше никто этого сделать не смог. Ты всегда была рядом. Ты была моей сестрой. Если бы мы обе верили в Бога, я бы благодарила его за то, что он свёл нас. Я люблю тебя. Боже, знала бы ты, как я на самом деле тебя люблю! И ты меня, должно быть, тоже, раз умерла по моей вине, но ни разу не являлась мне в кошмарных снах. Только в хороших… Но знаешь, от них просыпаться в слезах намного больнее.

— А вообще нормально, — на выдохе отвечаю я. — Не жалуюсь, но бывает по-всякому.

— Это мне знакомо. Тут, — Лия машет себе за спину, — всё не так, как было в нашей школе.

— А почему ты перевелась, кстати?

— Родители посчитали обычную школу слишком простой для меня, — Лия хмыкает. — Ведьма с таким потенциалом должна учиться в Академии, а не в общеобразовательной дыре, — ворча, произносит она, явно пародируя голос кого-то из своих родителей. — Да и причины веской не было, чтобы остаться. Так что, как-то так. — Трясёт светлой головой, жмёт плечами. Бросает взгляд на часы, кожаным ремешком окружающие её тонкое запястье. — Я правда рада была бы поболтать ещё, но у меня вот-вот начнётся урок, так что…

Ты должна остаться. Останься, прошу тебя. Снова стань мне другом. Я так по тебе скучала!

— Да, конечно, — я тушуюсь. — Иди. Может, ещё увидимся.

Лия кивает. Её сумочка разрывается трелью, и я представляю, что на другом конце провода её ответа ждёт какая-нибудь девушка, считающая Лию своей лучшей подругой.

Мою Лию.

Но я сдаюсь. В последний раз бросаю взгляд на родное лицо и почти ухожу, когда слышу тревожный оклик:

— Эй, ты!

Рефлексы срабатывают раньше, чем глаза видят объект. Руки находят кинжал в потайном кармане куртки, тело бросается в сторону — и вот я загораживаю собой Лию.

Низко опущенный капюшон скрывает лицо незнакомца, но по приземистой походке, странно дёргающейся голове и, разумеется, что более очевидно, когтям на пальцах, я понимаю, что передо мной оборотень.

— Иди, куда шёл, — говорю я. — Никому из нас проблемы не нужны.

В ответ мне доносится низкое утробное рычание. Похоже, оборотень и пришёл именно туда, куда хотел.

— Ты разве не собираешься его задержать? — интересуется Лия за моим плечом.

— Как ты могла заметить, я не особо к этому готова, — отвечаю я.

— Да, милые пижамные штанишки.

Я фыркаю. Удобнее перехватываю кинжал, встаю в боевую стойку.

— Если он омега, — продолжает Лия, — то и слушать нас не будет.

— Что тогда делать?

— Ты у меня спрашиваешь?! — от возмущения Лия начинает задыхаться. — Защитница здесь не я!

Да, вот только есть проблема — я не помню ничего из того, чему меня могли учить последние два года.

— Ладно, — выдыхаю я. — Тогда будем импровизировать…

Медленно протягиваю свободную руку Лие за спину в надежде, что она поймёт меня правильно. И как только её холодные пальцы соприкасаются с моими, я крепко сжимаю её ладонь и дёргаю нас в сторону.

Мы пускаемся бегом.

Лия на каблуках, и мне приходится буквально тащить её за собой, чтобы та не отставала. Но отчётливее, чем звон её туфель, я слышу тяжёлые, грузные шаги за нашими спинами. Я не знаю, как нам убежать от него, ведь нападающий — оборотень. А Лия, похоже, не понимает, зачем мы вообще это делаем, когда я могу, — то есть, должна, — повалить его одной правой.

Мы оказываемся на главной улице. Переходим на шаг.

— Думаешь, он от нас отстал? — спрашивает Лия обеспокоенно. Когда ни через мгновение, ни, подождав секунд десять, она ответа не получает, задаёт новый вопрос: — Слава, почему мы вообще бежали? Разве вас не учат, как правильно реагировать на такие ситуации?

— Учат, — подтверждаю я. У меня начинает звенеть в ушах. — Но кое-что случилось, и… — Я обрываю себя, поворачиваю голову на Лию и внезапно вижу на её лице искренний интерес. — Неважно. Главное, мы вроде как…

Я не успеваю договорить. Мощный удар в спину заставляет разжать пальцы обеих ладоней: и держащие кинжал, и держащие руку Лии. Я падаю на мокрый после ночного дождя асфальт. Подстраховываю себя руками, выставляя их перед собой, но вместо приземления внезапно проделываю странную комбинацию с кувырком и оказываюсь на ногах лицом к противнику.

Теперь он без капюшона. Я вижу холодные голубые глаза, мощные клыки, покрытые шерстью щёки и челюсть, вижу вздутые вены на шее.

Не может быть…

— Тай? — спрашиваю, вглядываясь в вытянувшееся лицо.

Юного оборотня признание собственной личности с моей стороны только злит. Он делает рывок мне навстречу, но не завершает манёвр — остановиться его заставляет громкий сигнал проезжающего где-то рядом автомобиля.

— Уходи, — говорю я, пользуясь секундным замешательством. Гул в ушах становится нестерпимым. — Я не хочу с тобой драться!

Тай рычит, люди вокруг обступают нас в кольцо. Не все из них боятся. Для многих это как постоять и поглазеть на работу пожарной бригады или проводить завороженным взглядом карету скорой помощи — они знают, что я просто выполняю свою работу, и лишь стараются не попадаться под руку.

Но и уходить — не уходят. Ведь потом им будет, что рассказать за ужином.

— Это же Романова! — восклицает кто-то из зевак.

Откуда они знают мою фамилию?

Тай снова выпадает вперёд. Я не буду поднимать кинжал. Не хочу причинять ему боль. При отсутствии сопротивления, в этот раз Таю удаётся с лёгкостью повалить меня на землю.

Он нависает надо мной, дышит тяжело. Я вспоминаю имитационную комнату и оборотня, в чьё тело раз за разом погружала лезвие ножа.

Перед глазами всё плывёт.

Я не готова сражаться. Я даже жить ещё не готова.

— РАЗОШЛИСЬ! — орёт кто-то.

Звук выстрела. Люди со всех сторон отвечают на него короткими выкликами.

Тай мешкает. Мгновение ему требуется на то, чтобы принять единственно верное решение — бежать. Но он не успевает: взявшийся из ниоткуда Бен бьёт его кулаком в лицо. Я вижу кровь, брызжущую из носа Тая. Юный оборотень заваливается на бок, Бен прикладывает что-то к его груди, что заставляет того биться в конвульсиях.

Должно быть, электрошокер.

— Тай из волков, — холодно произносит Бен, разворачивая обмякшее тело Тая спиной к себе и заламывая ему руки. — Именем Авеля, закона Рассветной Восьмёрки и согласно пакту Единства вы арестованы и будете переданы в штаб для дальнейшего разбирательства.

Бен поднимает Тая, вялого, неспособного дать отпор, на ноги и передаёт подошедшей защитнице. Её я не узнаю.

— Говорил же! — теперь Бен обращается ко мне, но вместо того, чтобы помочь встать, сотрясает воздух кулаком. — Говорил, что нужно было пойти вместе!

— Ситуация была под контролем, — ворчу я.

Но внутри разве что только не плачу от облегчения. Как хорошо, что Бен никогда меня не слушает!

Он протягивает руку, я хватаюсь за неё. Встаю на ноги, но вес собственного тела удерживаю неуверенно, и Бен чувствует это — не выпускает мой локоть, даже когда я говорю ему, что всё в порядке.

— Я не слепой, — говорит Бен. — А ты бледная, как поганка. Твой парень знает, что мы дружим, и пустит меня на лоскутное одеяло, если с тобой что-нибудь случится.

— Так ты за меня волнуешься или за Власа?

— За свою безопасность.

Я фыркаю. Бен в ответ мне грустно улыбается.

— Спасибо.

Бен выпускает мою руку, и к машине мы идём всё ещё вместе, но уже просто рядом.

— Забей, — отмахивается Бен. — Мы же друзья, верно?

Друзья… Сильно ли подпортит дружбу тот факт, что ночью, когда думать о старой жизни уже нет сил, иногда я вспоминаю тот наш глупый поцелуй?

— Верно.

Багажник всё того же знакомого мне красного джипа теперь представляет из себя передвижную камеру, оборудованную уплотнёнными стенами и решёткой из специального сплава. Присаживаясь на заднее сидение, я, не оборачиваясь, чувствую на себе острый взгляд холодных глаз Тая.

Куда делся парень, играющий с законом, но никогда не переступающий черту, отделяющую его от настоящего преступника? Почему на его место пришёл тот, кто ведёт себя так, словно ему уже нечего терять?

— Слав, — зовёт Бен. Я поднимаю глаза на зеркало заднего вида. — Предупреждаю — мы едем в штаб. И тебе, хочешь ты того или нет, с сегодняшнего дня придётся возвращаться к работе.

Я перевожу взгляд на Бенову спутницу. У неё длинные белые волосы, заплетённые в косу, и угловатое лицо: острые нос и подбородок, сильно выпирающие скулы. Я не узнаю её, но с уверенностью могу сказать, что она не на все сто процентов человек.

— Ты хочешь моей смерти, — протягиваю я, спускаясь по сидению ниже, пока подбородок не упирается в грудь, а колени — в спинку впереди.

Бен на моё возмущение отвечает лишь качанием головы.

И я уже знаю — короткая дорога до штаба пройдёт в абсолютной тишине.

* * *

Не считая ночных вылазок к Нине, которые Бен, потакая моей бессоннице, организовывал через день, я не была в штабе с самого нашего возвращения. Бен влился в работу уже спустя пару дней, а меня только и хватило на то, чтобы притвориться больной. Поэтому теперь, когда я снова в здании, которое знаю, но которое не узнаю, среди людей, которые носят лица моих товарищей, но на деле ими не являются, мне хочется только одного — сдохнуть.

Чем скорее, тем лучше.

— Тебе бы переодеться, — говорит Бен, оглядывая меня с ног до головы. — И причесаться. И умыться.

— Да поняла я. Спасибо.

Запускаю ладонь в волосы, ерошу их. Пальцы натыкаются на колтун, который, несмотря на небольшой размер, распутать без расчёски мне не удастся.

— Я буду в тренировочном зале, а ты подтягивайся, как приведёшь себя в порядок.

Киваю в ответ. Бен уходит, я слежу за его исчезающим на винтовой лестнице силуэтом и только потом, собравшись с силами, поднимаюсь на этаж с жилыми комнатами.

Я, Даня и Ваня состоим в одной оперативной команде, а это значит, — если ничего не изменилось, — своё помещение у нас есть, независимо от того, существует ли в этом необходимость.

На этаже я нахожу дверь с пластиковой табличкой, на которой выведена одна-единственная буква — дельта. Поворачиваю ручку и задерживаю дыхание в ожидании шквала вопросов, но комната, которая мне открывается, оказывается пустой. Должно быть, у парней сейчас занятия. Я быстро раздеваюсь, бросаю одежду на ближайшую койку и иду в ванную. Впервые за многие годы мне не хочется наспех ополоснуться под душем: дикое желание наполнить ванную и хорошенько отмокнуть ставит меня в тупик.

Я понимаю, что это очередной отклик подсознания — в наполненной мягко обволакивающей водой ванной и пышущем горячим воздухом помещении легко уснуть. И захлебнуться.

Трясу головой. В последнее время такие мысли уже перестали меня пугать, что, пожалуй, даже страшнее их наличия.

Кручу кран смесителя с синей отметкой, забираюсь в ванную и включаю душ. Спустя полминуты, после стучания зубами и проклинания самой себя на чём свет стоит, выскакиваю оттуда пулей, наспех заворачиваясь в полотенце. Возвращаюсь в комнату, гляжу на брошенную одежду. Поиски чего-нибудь чистого в единственном шкафу успехами не увенчиваются — в наличии оказываются только вещи близнецов.

Достаю из куртки мобильный. Первая мысль — позвонить Бену. Но палец почему-то сам скользит по экрану, листая список контактов дальше и останавливаясь на абоненте, пропущенных звонков и сообщений от которого у меня на телефоне слишком много.

Абоненте на букву «В». С мозолящим глаз сердечком в конце.

— Слава? — мне отвечают после первого гудка.

— Ты в штабе? — спрашиваю без приветствия.

— Да, я на занятии. Что-то случилось?

Влас — единственный член Совета, против преподавания которого в штабе у других его привилегированных коллег достойных аргументов не нашлось. Они посчитали эту идею полезной, а у самого Власа мотивация для её внедрения была абсолютно субъективная и совершенно не альтруистичная — я.

Влас такой хороший.… Слишком хороший. Я его недостойна.

— Ты не мог бы на десять минут отлучиться? Я буду ждать тебя в комнате «Дельты». Мне помощь твоя нужна.