Толян, превратившийся в клубок змей, с трудом взобрался на крыльцо, распахнул дверь и упал в ревущее пламя…
— Прощай, Толян… — прошептал я, глядя на всё сильнее пылающий дом. Никто из соседей не спешил на тушение пожара. Не знаю, сколько я просидел на скользком бортике колодца. Когда ведьмак затих, змеи, как камикадзе пытавшиеся живым морем затушить огонь, сразу утратили осмысленность своей атаки и быстро исчезли. Трава после них так и не поднялась. С трудом разжав затёкшие руки, мёртвой хваткой вцепившиеся в колодезную цепь, я спустился на землю. Подняв фонтан искр, рухнула прогоревшая крыша. Я вышел за калитку и пошёл по тёмной улице, на которой не горел ни один фонарь, и не светилось ни одно окно. Передо мной в зареве пожара шагала моя тень. Я не спешил и не пытался прятать лицо, хотя был уверен, что за мной наблюдают сотни глаз. Никто из жителей посёлка никогда не расскажет властям правду. А смогу ли я сам рассказать её хотя бы жене?
ЧУЛАН ДЛЯ НЕПОСЛУШНЫХ ДЕТЕЙ
— Итак, господа, пора подводить итоги. — Капитан отодвинул опустевшую тарелку, стряхнул с рыжей бороды крошки и достал из кармана форменной куртки «наследственные», как он говорил, трубку и расшитый бисером кисет с табаком. — Компи уже закончил расчёты гиперпрыжков к Солнцу. Через пять часов мы должны покинуть эту планету и вернуться на Землю. Срок нашей миссии истёк. Должен с горечью признать, что впервые наша команда потерпела столь явный и сокрушительный провал. К тому же в этой экспедиции, как вы знаете, мы представляем и заказчика, и исполнителя. Грубо говоря, мы решили, наконец, поработать не на дядю с толстым кошельком, а на себя, и вбухали все накопленные за прошлые рейды денежки в эту проклятую планету! Мы практически разорены, и нам придётся начинать с нуля, причём с подмоченной репутацией. Прежде чем приступить к составлению окончательного отчёта, я хотел бы в последний раз выслушать ваше мнение о причинах случившегося. Кто первый?
Капитан повесил над столом причудливо клубящееся облако ароматного дыма.
— Нет желающих? Юрист?
— Да что там говорить, Капитан? Кто ж знал, что на планете окажутся аборигены? В отчётах «Кон-Тики» об этом нет ни слова. — Юрист, брезгливо морщась, включил вытяжку, и облако над столом стало таять. — По закону мы не можем производить никаких работ на населённых планетах без письменного разрешения местного населения. Причём данное разрешение должно быть получено в течении тридцати стандартных суток, по окончании которых претендент навсегда теряет право на повторную попытку, дабы не отнимать время у других старателей, и должен покинуть планету. Час назад истекли последние законные сутки нашего пребывания здесь. Мы рискнули и проиграли.
— Кончай воду лить! Что ты нам лекции читаешь? — Капитан выпустил ещё одно облако дыма, на этот раз прямо в потное, с косящими более обычного глазами лицо Юриста. — Говори конкретнее: почему за месяц так и не смог заключить с аборигенами ни одного договора, даже самого простейшего?
— Сам не пойму, в чём дело, Капитан. Самое странное: никогда ещё я не чувствовал такого подъёма в работе! Тексты составленных мною договоров и анкет — настоящие шедевры бюрократии, содержащие замаскированные пункты и формулировки, дающие нам все необходимые права на любые разработки. Но этот чёртов Мао каждый раз приносил их вариант документа, в котором все мои уловки сводились на нет. Не знаю, сам он делал поправки, или их разрабатывал некий бюрократический коллектив, но я не смог перехитрить аборигенов. Хотя, повторюсь, таких высот в крючкотворстве я ещё не достигал.
— Ладно, перестань теребить свои пейсы, а то облысеешь раньше времени, как я. Если б ты больше уделял времени и старания работе, а не завивке этих… А ты что скажешь, Кисточка?
— Как врач я весь месяц пробездельничала: на этой планете не оказалось вирусов и бактерий, опасных для здоровья людей. Такое чувство, что я здесь была в отпуске.
— Видимо, это чувство было не только у тебя. — Капитан с раздражением выбил трубку и начал набивать её вновь, уминая толстым пальцем табак. — Ещё месяц на этом курорте, и вы все догоните меня по массе и фигуре. Продолжай, не тяни время.
— Климат на планете прекрасный, по крайней мере, пока. Что тут будет после нашего отлёта, мне неизвестно. Как биолог я не могла ничего делать по всем известной причине — персональное спасибо Юристу, — хотя как раз именно для биолога здесь непочатый край интереснейшей работы. Земля в начале времён, лишённая динозавров и иных крупных хищников. Рай, покрытый совершенно безопасными джунглями. Скафандры не нужны, аборигены доброжелательны, ископаемые не тронуты, воздух пьянит своей чистотой и ароматами цветов. Жаль терять такую чУдную планету. Да на одном только туризме мы в считанные месяцы покрыли бы все свои затраты. Теперь вся эта красота останется лишь в нашей памяти и на моих полотнах. Никогда мне так легко не работалось. А какие бесподобные пейзажи пишет Мао! Как вернёмся на Землю, я сразу попытаюсь устроить выставку наших картин. Думаю, аукцион по их продаже и доходы от выставки несколько снизят наши убытки.
— Аукцион? — фыркнул Монстр. — Кем ты себя вообразила? Леонарда Недовинченная. Кто будет пялиться на мазню никому не известной любительницы? Джунгли ей понравились! Родную пальму вспомнила? Бананчик не хочешь пососать?
— Хоть ты и занимаешься исключительно боевыми системами корабля и накачкой собственных мышц, Монстр, думаю, даже такой белозадый хам и урод с мускулами вместо мозгов в голове сможет оценить то, что я сейчас вам покажу.
Кисточка положила на стол свой кейс-палитру и коснулась сенсора выключателя. Радугой заиграла активированная палитра, а над кейсом появился пустой голохолст.
— Смотрите. — Кисточка включила режим слайд-шоу. — Это пейзажи Мао. Впечатляет? Лично я никогда не видела ничего подобного. А при соответствующей рекламной компании зрители и покупатели будут просто драться за обладание любым из этих полотен.
— Но мы же не можем продавать чужие картины, Кисточка. А я уверен, что не смогу заключить с Мао ни одного контракта. Я сдался.
— Эх ты, Юрист! Я сама всё сделала. Мне не нужно было хитрить и заниматься крючкотворством. Мы с Мао просто произвели обмен: он мне подарил свои картины, я ему — свои. Вот и всё. Я не собиралась их продавать, но раз ситуация требует…
— Да, уела ты меня! Что ж, как только вернёмся, я займусь вернисажем и аукционом картин Мао.
— И моих тоже, Юрист!
— Каких твоих? А как же обмен?
— Но я же писала каждый день, за неимением других занятий. А Мао лишь изредка составлял мне компанию. Обмен мы произвели полюбовно. Я взяла почти все его картины, он выбрал несколько моих. Так что можете полюбоваться и на мои работы.
— Это твои картины?
— Да.
— Невероятно! Кисточка, снимаю шляпу и беру назад свои слова насчёт мазни любительницы. Когда ты научилась так малевать?
— Сама поражаюсь, Монстрик. Стоп, а это что?
Кисточка остановила слайд-шоу и вернула на голохолст предыдущий пейзаж.
— А-а-а, это один из моих первых опытов здесь. Жуть какая! И как он сохранился? Я была уверена, что стёрла его. Впрочем…
Она взяла кисть и поочерёдно «макая» её в разные «краски» палитры быстро сделала несколько исправлений на голохолсте.
— Вот так будет получше, хоть и всё равно не фонтан. Эту работу мы выставлять, конечно, не будем.
— Ладно, с тобой, Кисточка, всё ясно. Сворачивай свою мастерскую. Твоя очередь, Монстр. Что скажешь?
— Ничего, Капитан. Лучше покажу. Компи, вариант номер один.
Все надели нейрошлемы и очутились в додзё. Монстр вышел на середину, где его уже ждал сенсей, остальные сели с краю. Противники обменялись ритуальными поклонами, и бой начался. Каскад ударов и блоков был настолько стремителен, что затаившие дыхание зрители многих из них просто не успевали увидеть. На пятой секунде боя сенсей лежал перед Монстром, жутко булькая в наступившей тишине фонтаном крови из вырванной гортани, его левая рука была согнута под неестественным углом, а правая штанина прорвана торчащим осколком кости. Монстр поклонился поверженному сенсею, потом застывшим в ужасе зрителям и сказал: «Компи, конец сеанса».
Сняв нейрошлемы, все молча уставились на Монстра.
— Как видите, я тоже не терял время зря и кое-чему научился. Когда мы приземлились на этой планете, никто из нас даже не пытался драться против «сенсея» в варианте номер один. Лично я, например, мог на равных биться с «сенсеем» лишь в седьмом варианте, да и то с переменным успехом. Однажды Мао — да, да, опять этот Мао! — поинтересовался, что это за странные телодвижения я делаю каждое утро на поляне у ручья. Я привёл его в виртуальное додзё и познакомил с «сенсеем». Последние пару недель мы с Мао по утрам тренировались уже вместе, причём спарринги были в полный контакт. «Сенсей» был прочно забыт. Сегодня Мао почему-то не пришёл, и я вызвал седьмой вариант с «сенсеем». Потом шестой, потом третий и, наконец, первый. Результат вы видели сами.
— Я начинаю жалеть, что по правилам безопасности избегал личного контакта с Мао и торчал в корабле на орбите, пока вы «повышали квалификацию» в наземном лагере. Глядишь, сейчас был бы суперкапитаном. Общаясь с Мао, каждый из вас достиг, можно сказать, совершенства в какой-либо области. Кисточка гениально пишет картины, Монстр стал первоклассным бойцом, Юрист утверждает, что достиг небывалых вершин в крючкотворстве, хотя так и не смог обойти в этом деле Мао. А, ведь, вы общались, причём довольно кратковременно, лишь с одним из аборигенов, который сам утверждал, что является далеко не лучшим их представителем. Он и пришёл-то к вам из джунглей, потому что другим просто не до нас: у них есть более важные дела! Интересно какие? Я облетел планету и не заметил никаких признаков цивилизации: ни городов, ни полей с посевами, никаких дорог, карьеров, радиосигналов, огней, дымов. Ничего!
— Забудь о полезных ископаемых, Капитан. По возвращении домой загоним контейнер с геологоразведочным оборудованием первому желающему старателю. Лучшее сокровище на этой планете — её жители. Все писатели, художники, артисты, короче, вся творческая богема будет просто рваться сюда, заплатит любые деньги за хотя бы краткое общение с туземцами.
— А наука, Кисточка? Не забывай об учёных. Я уж молчу о военных и политиках. И мы упустили шанс застолбить такую золотую жилу! Эх, Юрист! Думай. Мао тебе не обойти, но земных-то крючкотворов ты можешь, должен скрутить! Ищи лазейки.
— Не дави, Монстр, до Земли полгода лёту, пока вы будете спать в своих ванночках, я что-нибудь придумаю. В конце концов, раз одной и той же фирме нельзя дважды пытаться застолбить одну и ту же планету, мы можем организовать десяток, сотню, сколько потребуется фирм.
— А конкуренты? После выставки Кисточки, боёв Монстра — ты, ведь, наверняка полезешь на ринг за чемпионским поясом, не удержишься, — и нашего отчёта, сюда будут ломиться все, кто… Нет, сюда просто перекроют доступ вояки и политики.
— Что ж, Капитан, в таком случае, сразу после стандартного отрицательного отчёта мы должны решить эту проблему. Я, конечно, как ты выразился, полезу на ринг. И не только за поясом чемпиона. Нам нужны деньги. Я смогу их заработать на ринге. А выставка Кисточки подождёт. Пока Юрист не разродится. Согласны?
— Я согласна. Что скажешь, Юрист?
— Других вариантов пока нет. Планету мы застолбить не можем. А вот пробить монополию на любые пассажирско-транспортные перевозки сюда вполне реально. При наличии денег на взятки, конечно, — для ускорения бюрократических процедур и сохранение тайны. Подобная монополия, как вы понимает, практически решает всё. Даже если кто-нибудь ухитрится застолбить планету, в чём я лично сильно сомневаюсь, без нас её эксплуатация будет не возможна. Я, конечно, не рассматриваю правительственных чиновников и военных — эти просто могут стереть нас в порошок, если понадобится. Но пока они поймут, в чём здесь дело, мы, надеюсь, уже успеем в достаточной мере набить свои защёчные мешки.
— Ну что ж, Малыш, срок твоего очищающего уединения закончился. Надеюсь, пара циклов на этой планете, в одиночестве, без игрушек и общения с друзьями, кое-чему тебя научили? Больше не будешь отлынивать от уроков и нарушать дисциплину?
— Не буду. Забери меня скорее домой, я хочу рассказать друзьям о своих здешних приключениях.
— Потом расскажешь. Мама уже накрыла стол, обед стынет. Ты готов к телепортации?
— Давно. И… Пап, можно, выходные я проведу с друзьями на этой планете? Здесь такие интересные игрушки!
— Посмотрим на твоё поведение, Мао. Что ты сказал?!!!
«ОТЕЦ»
«Чертовски трещит голова. Если так будет продолжаться и дальше, то меня увезут с этого проклятого острова законченным алкоголиком. Проклятая жара! Проклятые дельфины и, вообще, проклятая жизнь! Вчера с подводной лодкой пришло письмо от Дитриха. Хвастается, что он уже полковник и недавно получил из рук самого фюрера «железный крест». Радуется, что обогнал меня в звании и наградах. Самодовольный болван! На его месте и я бы… А вот посидел бы мой братец два года в этой экваториальной теплице!
Кругом, кроме маньяка профессора с идиотом ассистентом и дельфинов ни одной живой души! Профессора не оторвёшь от приборов, а его ассистент, я уверен, скрытый коммунист. Скука, хоть волком вой! Хорошо хоть профессор по моей просьбе включил спирт в список препаратов, необходимых для опытов.
Господи, до чего я дошёл! Как последний подонок пью целыми днями в одиночестве! Лодка из центра приходит раз в месяц, доставляет продукты, почту, необходимое оборудование, будь оно проклято! Два года на этом атолле… Боже, какой я был идиот! Ещё бы, сам Канарис вызвал, поручил особо секретное задание, а я и уши развесил.
Вначале всё шло прекрасно. Подводная лодка доставила нас на этот огрызок суши посреди бело-голубого океана. Белый песок, пальмы, кокосы, крабы! Казалось, сбылась мечта маленького Вилли, сына известного ваймарского булочника. Мы с ассистентом весело плескались в парной лагуне, ловили дельфинов. Профессор, тряся жирным подбородком и захлёбываясь слюной, говорил об этих «великолепных животных», чтоб они подавились той водой, в которой плавают. Восхищался их сообразительностью. У них, видите ли, мозг больше, чем у человека! И какие-то там кора и мозжечок, как у людей. Даже есть своя речь. Вот профессор и бьётся над прибором-переводчиком дельфиньей речи.
Раньше я считал Канариса гением. Ещё бы — заставить служить фюреру дельфинов! Дельфин-разведчик, дельфин-диверсант! Зачем рисковать цветом нации. Дельфин, не вызывая подозрений, заплывает в любые южные порты, подплывает к любой базе, потом возвращается к нам и докладывает обо всём, что там видел. Или навешиваешь на дельфина мину. Он плывёт, куда приказано, и неожиданно тонут корабли, взрываются доки. К чёрту дельфинов-шпионов, к чёрту Канариса! Война уже близится к концу, а я…
Профессор с ассистентом как всегда возятся у лагуны. Боже, какая жара! И как профессор может торчать на самом солнцепёке? Последнее время его низенькая, истекающая потом жирная фигура в длинных, выгоревших на солнце трусах раздражает меня. А в ассистента я бы с наслаждением разрядил свой парабеллум. Кажется, он был чемпионом Берлина по плаванию. Ишь, сволочь, как плещется вместе с дельфинами. Всем своим видом показывает, что лагуна мала для него. Эх, всадить бы пулю! Интересно, попаду я отсюда в его белую макушку? Когда-то я тоже был таким. Стройным, мускулистым. Настоящая «белокурая бестия»!
Чёрт, бутылка уже пуста! Ну вот, бегут назад с магнитофоном. Что там случилось? Неужели профессор, наконец, сделал свой проклятый прибор?
Голова, как котёл. Так и гудит. А во рту какая-то гадость. Что там профессор вчера говорил? Какая-то галиматья насчёт дельфинов. Будто бы они и не дельфины вовсе, а шпионы. Ха-ха-ха! Мы хотели сделать из них шпионов, а они уже шпионы! Не наши, не русских, а каких-то недочеловеков из космоса. Бред какой-то! Неужели я допился до белой горячки?
Я сообщил по рации условной фразой, что профессор сделал, наконец, свой прибор. Канарис благодарит за работу. Скоро пришлёт новые инструкции. К черту инструкции! Мне надоел этот остров, надоело жить без женщин. Сейчас прикажу профессору узнать у дельфинов, где эти существа, для которых они собирают информацию. И пусть расскажут всё об их оружии.
Короче, Дитрих, ты воюй на своём восточном фронте, кичись, что ты оберст. А я со своим взводом дельфинов приведу фюреру новых рабов, рабов из космоса и океана! Вот тогда посмотрим, кто из нас…
Опять у меня на дороге этот ублюдок-ассистент. До чего я его ненавижу! Не говорит, а прямо цедит сквозь зубы, мерзавец! Оказывается, где-то в глубинах океана находятся мощные станции, передающие собранные дельфинами сведения куда-то в космос. Мы, видите ли, должны свернуть эксперименты с дельфинами и выпустить их из лагуны в море. Дельфины, цедит он с презрительной миной, передают информацию, специальным, как он сказал, роботам. И при этом так посмотрел на меня, что я чуть не врезал ему бутылкой меж наглых голубых глаз. А профессор ничего не слышит, так занят своим прибором».
«Ужасно болят глаза, а в теле какая-то противная слабость. Не может быть, чтобы у этих роботов не было оружия. Я брошу это оружие к ногам фюрера!
Профессор, истекая потом и слюной, говорит, что ему некогда. Он спешит к дельфинам. Ничего, пузан, подождёшь. Сначала доложи мне, и поподробнее, обо всём, что узнал.
Так, инопланетяне прилетели на Землю, когда людей ещё не было. Чёрт побери! А кто же был? Ведь не господь Бог же их встречал?
Ассистент, сволочь, откровенно скалит свои удивительно ровные, сверкающие, как у негра, зубы. Погоди, парень, когда-нибудь я пройдусь по ним своим сапогом!
Что там болтает этот раздражённый индюк? Инопланетяне, оказывается, решили заселить нашу Землю. Но их родная планета очень далеко. Пока долетишь туда и обратно, пройдут сотни лет. Им нужно знать, как изменится Земля. Для этого подобрали из местных животных наиболее подходящих и сделали из них биороботов. Именно поэтому предки дельфинов заселили море, а предки человека остались на суше. Что он говорит? Предки человека?!
Но случилось непредвиденное, брюзжит профессор. Биороботы суши почему-то резко изменились, и в результате появился человек. Инопланетяне сначала не поняли, что произошло. Они приказали по радио дельфинам во чтобы то ни стало наладить контакт с биороботами суши. Но человек уже забыл о своей «программе». Остатки этой программы иногда проявляются у некоторых людей в виде телепатии, телекинеза и т. п. Когда инопланетяне поняли, что произошло, дельфины уже утратили телепатический контакт с человеком. Вернее, они утратили его, как только биоробот суши стал человеком. Инопланетяне отбросили мысль о заселении далёкой Земли, но с большим интересом следят за развитием неожиданно возникшей цивилизации и ждут момента, когда можно будет вступить с ней в контакт.
Чёрт побери, чего это ассистент такой хмурый? Профессор всё трясёт своим жиром. Ладно, говорю, катись к своим биороботам. У меня осталось всего десять бутылок, а лодка придёт только через неделю. Видно всё же придётся сообщить Канарису…
Чёрт, это же повод вырваться с этого проклятого острова! Ведь не по радио же я буду докладывать обо всей этой чертовщине! Только лично!
Осталась одна бутылка, а лодки всё нет. До чего мне всё надоело! Что это там бубнит профессор? Дельфины прекратили разговоры? Ну и что? По сравнению с поросячьими глазками, нос профессора выглядит широким, как клюв у гуся!
Оказывается, до сих пор профессор с помощью своего прибора подслушивал лекцию дельфина-учителя недавно родившемуся детёнышу. А сегодня, как по сигналу, не только лекция, но и простые разговоры между дельфинами резко прекратились.
Отвисшие, как у бульдога, щёки профессора обиженно дрожат. Стекающий по ним пот похож на обильно льющиеся слёзы.
Причём ночью кто-то стёр все магнитофонные записи! Кто-то! Разве не ясно, кто? Где ассистент? Ах, он спит! Средь бела дня, красная сволочь! Теперь-то уж мы с тобой за всё сочтёмся. Я пинком распахиваю дверь в комнату ассистента. Этот негодяй, точно подброшенный пружиной, вскакивает с кровати и, наткнувшись на мой кулак, падает на пол. Вот я прошёлся по твоим зубам!
Мы стоим на берегу лагуны. Профессор с наушниками на голове пищит что-то в микрофон. Дельфины лениво плещутся в прозрачной воде, не обращая на нас никакого внимания. Достаю парабеллум и приказываю передать микрофон ассистенту. Профессор развязывает тому руки и молча уходит.
Ну, парень, говорю, спроси у своих друзей-дельфинов, есть ли поблизости станции-шпионы. А сам сажусь под пальму, направив дуло ему в брюхо. Если есть, пусть пригласят роботов к нам на остров. Мы дадим им мины, и пусть роботы доставят наши подарки на свои станции.
Ассистент брезгливо вытирает с наушников пот профессора и, с трудом шевеля распухшими губами, тихо говорит что-то в микрофон. Дельфины перепрыгивают сеть, перегораживающую выход из лагуны, и исчезают в океане.
Сразу бы так, парень, говорю я ассистенту, и зубы твои были бы целы. Когда дельфины доставят первого робота, сразу беги за мной. Что за странная улыбка у этого парня? Чёрт, как я устал! Надо бы выпить стаканчик для бодрости. Проклятая жара…»
«На объекте Х обнаружены два человека. Судя по фотографиям, это профессор N и майор К. Ассистент профессора бесследно исчез. Обойма парабеллума майора К пуста, хотя следов крови нигде нет. Куда или в кого стрелял майор К, выяснить не удалось. Никаких приборов (в том числе рации) на объекте Х не обнаружено. Исчезли все записи и дневники профессора N. Ни в лагуне, ни вблизи обьекта Х нет ни одного дельфина».
«Двое пострадавших, доставленных в мою клинику, страдают полной потерей памяти. Не помнят даже своего имени. Оба обладают интеллектом пятилетних детей. Причины болезни неизвестны. Надежды на восстановление памяти нет…»
— Всё бьёшься со своей программой-рецензентом? Я к тебе обращаюсь, гений!
— А, это ты? По-моему, получилось! Полная иллюзия живого общения. На уровне переписки, конечно. Но можно в дальнейшем прикрутить и синтезатор речи.
— Это у нас с тобой уже давно полная иллюзия живого общения. Посмотри на меня, это я — твоя когда-то любимая жена. Единственная, свет в окошке! Потрогай, я живая и тёплая.
— Ты не поняла: программа выдаёт рецензии в виде писем отца к сыну. Это не просто набор фраз, а вполне полноценные письма. Такие вполне мог написать настоящий отец сыну-графоману. Я так и назову программу — «Отец».
— Кстати, ты поздравил своего отца с днём рождения? Я не о твоей проклятой программе! Я о твоём родном, живом пока отце!
— Чёрт! Почему ты мне не напомнила? Это ведь твоя прямая обязанность. Я придал тебе, программе-секретарю, виртуальный облик и голос моей бывшей жены. Как ты ухитрилась приобрести и её недостатки? Надеюсь, с «Отцом» у меня подобных проблем не возникнет…
ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ
Наконец тесная кабина лифта с разрисованными чёрной краской стенками и оплавленными сморщенными кнопками рывками доползла до девятого этажа, и Чернов вслед за участковым шагнул прямо в гудящую полуодетую группу жильцов.
— Вот и милиция! Наконец-то! — Вывернулась ему навстречу гибкая женская фигурка. — Заберите его, совсем взбесился!