Царь горы

Это не входит в мои планы, мне нужны мои яйца и моя работа, не потому, что это единственная доступная мне работа, а потому, что я люблю её, как бы банально это ни звучало. Так что, я хватаю Киру за руку и просто вытаскиваю её на улицу, где она продолжает прижиматься ко мне и дышать в лицо лёгким перегаром. Тут до меня доходит, что она не просто пьяна, она, вероятно, нажралась какой-то дряни... и мне не светит просто отвезти её домой и поставить на порог перед её дедом-адмиралом.

Знаете, я не такой мудак, чтобы подставлять эту блистательную особу. И быть виновным в инфаркте театрального критика. Я заталкиваю её в машину и в злости еду домой, потому что просто не представляю, куда ещё я могу отвезти пьяную сестру своего друга и начальника.

В машине её руки гладят меня и не реагируют на мои попытки откинуть их, она просто не слышит меня, и, черт возьми, не могу сказать, что не рад этому. Когда её рука накрывает мой пах, и с её губ слетает: «О, Боже», я и чувствую себя этим Богом. Озабоченным Богом. Я шиплю и матерюсь, но заставляю себя откинуть её руку.

- Перестань, - клянусь, мой голос звучит очень, очень зло.

- Мурр, - мурчит девушка рядом, пока я смотрю, как маленькая рука с маникюром возвращается на исходную позицию, прямо на мой орган, который сейчас или лопнет, или кончит.

- Перестань, я сказал! - я перехожу на крик, но больше это похоже на стон.

- Оу, какой грозный мужчина.

- Ты играешь с огнём, котёнок, - отвечаю с сарказмом, проговариваю слова медленно и максимально внятно.

- Ой, ой, боюсь, - она молниеносно дёргает замок на брюках и ныряет рукой сразу под бельё.

- Ааааааааааа, бляяяя, - я перехожу на мат и крик, и просто приказываю ей убрать свои руки от моего члена, потому что она пожалеет, если не сделает этого.

- Мой господин меня накажет? - она шепчет... она шепчет, и её щеки загораются румянцем, она смотрит на свои сведённые колени, и я смотрю туда же, судорожно хватая воздух.

- Нет, но просто перестань, - и тут я не шучу, ни капельки, потому что я близок к нервному срыву, к истерике, к тому, чтобы остановиться посредине шестиполосного перекрёстка и начать дрочить на глазах младшей сестры своего друга.

- Да, мой господин, - и облизывает губы.

Она дразнит меня, сознательно! Она издевается, соблазняет похлеще девочки из Луны. Иногда она выгибается, иногда проводит рукой по своей груди, иногда по моей, а когда я отталкиваю её, надо заметить, всё реже и реже, она повторят, как заведённая:

- Да, мой господин.

- Как скажите, мой господин.

Она закатывает глаза и облизывает губы, единственное, что она не сказала - это «трахни меня», но эти слова абсолютно лишние, и будь это кто-нибудь другой, я бы уже давно трахал её.

На парковке, в лифте, в пустынном коридоре продолжается это издевательство над моим уже взорвавшимся либидо. Не помню, когда в последний раз у меня так тряслись руки и подгибались ноги от желания переспать с кем-нибудь.

В просторном холле своей квартиры я бросаю ключи на узкий и длинный комод, стоящий вдоль стены под вешалками и, замешкавшись, врезаюсь в Киру. Верней, так я думаю, потому что, через мгновение становится очевидно, что это она врезалась в меня, специально вдавливаясь в меня всем телом.

- Мой господин накажет меня?

Всему есть предел, знаете ли, и моему терпению тоже, так что я просто хватаю её за волосы и целую так, что у меня кружится голова. Она целует меня в ответ, трётся, стонет и просит ещё. И это настолько фантастическое чувство - ощущать Киру в своих руках, она настолько гибкая и одновременно мягкая, податливая.

Её бормотание про господина, прочие глупости, сносят остатки моего самообладания, так что я просто сдёргиваю с себя ремень, быстро перетягиваю ей руки на запястьях и перекидываю его через вешалку так, что она не может пошевелить руками, её попка немного приподнята над гладкой поверхностью комода, она как бы подвешена в таком положении. И ей чертовски неудобно, я знаю это. Но не она ли просила наказать её или опускала глаза, шепча «господин»?

Влага между её ног лишает меня остатков самообладания, как и её стон, пока я провожу пальцем по складочкам, так что я просто вхожу в неё сразу, резко, на всю длину, прижимая её к себе, чтобы ещё глубже, и ещё. Через пару фрикций сознание начинает возвращаться ко мне, не так уж и быстро, как следовало бы в такой ситуации.

Первое, что я вижу - огромные зрачки, и задаюсь вопросом, какую же дурь она употребляла, а второе, что я понимаю - это не от дури. Это - от боли.

Ей просто больно, потому что я только что лишил невинности, сорвал целку, как хотите, назовите, младшей сестре своего друга, и ей, блядь, больно прямо сейчас. Я точно знаю, что ей больно, я вижу, как она морщит нос, я даже вижу слёзы у неё в глазах, и думаете, это останавливает меня? Нет. Думаете, мне становится стыдно или неприятно? Нет.

Потому что я точно знаю, что существует точка невозврата, потому что она дразнила, соблазняла меня целый вечер, потому что у меня не было секса два месяца, потому что я так чертовски зол на Киру и её выходку.

Потому что всё, что я хочу - это трахнуть её, и делаю это. Не заботясь о том, больно ей или приятно. Я просто вколачиваю себя в неё, не церемонясь, на всю длину, так, как хочу этого я, пока не кончаю с победным стоном, и только тогда отвязываю Киру и говорю.

- Сходи в ванную, тебе надо помыться.

И разворачиваясь, иду на лоджию курить, только мельком глянув, как перегибается девушка от боли, а потом, немного покачиваясь, идёт в сторону ванной комнаты, поправляя на ходу платье.

Часть вторая

С силой распахнув окно лоджии, я курю и пытаюсь привести мысли хоть к какому-то общему знаменателю. Нет, я не задаюсь вопросом «что это было?» или «как это произошло?», я прекрасно понимаю, что буквально две минуты назад вытащил свой член из младшей сестры своего друга, что я лишил её девственности, трахнул её, жёстко, и, не церемонясь, отправил в ванную комнату, даже не поинтересовавшись, в порядке ли она. Потому что очевидно - она не в порядке. Я - не в порядке.

Я прекрасно понимаю, как это случилось и почему.

Два месяца без секса. Два. Месяца.

Но я не слишком понимаю, что теперь делать. Я должен чувствовать себя виноватым, раскаиваться, должен искать пути отступления, но нет - я не чувствую ничего подобного.

Единственная моя мысль - «Дерьмо».

- Хм, - раздаётся за моей спиной. Женское. Тихое.

Кира стоит рядом, в том же платье, что было на ней. Да и откуда она возьмёт другое? И спокойно спрашивает меня:

- Дай закурить?

Я не очень люблю, когда девушка курит, да, я знаю, что это личное дело каждого, и это шовинизм, я согласен с тем, что это не моё дело, но эй, мне просто не нравится, когда девушки курят.

- На, - я протягиваю пачку сигарет и смотрю, как она затягивается от моей зажигалки.

Потому что странно читать лекцию о вреде курения младшей сестре своего друга, если ты несколькими минутами ранее буквально сжирал её губы и вколачивал себя в неё с такой силой, что рубашка на спине до сих пор немного влажная от пота.

- Как ты? - я просто не знаю, что сказать, что вообще говорят в таких ситуациях?

Ты была хороша? Мне было хорошо? Давай останемся друзьями? Мне нужны мои яйца?

- А, да... так, - она затягивается и выпускает струйкой сигаретный дым прямо в молочную белизну летней ночи. - Мне надо домой? - отчего-то это звучит как вопрос, при этом её явно заносит, и она почти падает и почти встречается носом с косяком двери на лоджию. Почти, потому что я её ловлю, ставлю на ноги и отвечаю:

- Иди спать, - махнув неопределённо рукой в сторону комнаты. Моей спальни.

Там стоит огромная кровать, так что не думаю, что она перепутает комнаты или не поймёт, где именно ей надо лечь спать, пока я докурю свою сигарету, а лучше выпью.

- Я не могу спать в этом, - заявляет Кира, и я вынужден с ней согласиться, спать в этом платье - не лучшая идея, так что я кидаю в неё одной из своих футболок и крепко закрываю дверь в комнату.

В ванной комнате, стильной и чертовски дорогой, среди чёрного кафеля, натурального камня и зеркал, на хромированном полотенцесушителе висят трусы. Женские трусы.

Ну, как трусы, трусики. Вернее, пара верёвочек и треугольник кружев, которые женщины почему-то называют нижним бельём. Я вовсе не против красивого женского белья, я - за. За всё это разнообразие стрингов, слипов и шортиков, хлопковых, шёлковых, кружевных, но видеть это на своём полотенцесушителе? Целомудренно свешенные малюсенькие трусики невинно-розового цвета - это как удар под дых, как напоминание - тебе пиздец.

Собственно, этот самый пиздец, в лице моего начальника, лучшего друга и старшего брата Киры, нарисовывается на пороге моей квартиры рано утром. Да! Рано. Потому что после бессонной ночи и галлона виски, что я выжрал в одно лицо в гордом одиночестве, двенадцать дня - это раннее утро.

- Где Кира? - орёт Влад. - Где она, я тебя спрашиваю? Я звонил всю ночь! Я звонил всё утро, где моя сестра?!

- Ты в Норвегии, - сообщаю я отнюдь не очевидный факт своему начальнику и другу.

- Да, блядь, я в Норвегии, если Норвегия в твоей квартире. Где она?

- Норвегия? - включаю я дурака, пытаясь оттянуть неизбежное.

- Кииира!!! - ревёт Влад и с размаху открывает дверь, за которой должна быть Кира. По пути я вспоминаю, к какой конфессии принадлежу, и даже пару молитв, впрочем, уверен, одна из них - заклинание из Гарри Поттера. Ни то, ни другое не срабатывает.

Кира лежит посредине моей кровати, в моей футболке, обнимая мою подушку и сопит. Сладко. Как ребёнок. Подёргивая кончиком носа.

- Аааа?.. - Влад ловит воздух ртом и носом, то же делаю я и отступаю на пару шагов. Просто - попытка самозащиты, безуспешная, как я заранее знаю.

- Что ты тут делаешь? - раздаётся сонное из моей кровати. Кира приподнимается и смотрит на брата, потом на меня, потом снова на брата, снова на меня и с размаху падает на подушку с тихим и очень выразительным стоном.

- Что тыыыыыыыы здесь деееелаешь? - динамо машина Влада набирает обороты.

- Я не знаю, - Кира невинно хлопает глазами, словно первоклашка, забывшая пластилин на урок труда, - не помню, - пожимает плечами и даже обиженно надувает губы.

- Она была пьяной, - наконец вступаю я, - в хлам, - поясняю для пущей убедительности, - что мне оставалась делать?

- Домой отвезти!

- У тебя есть запасные дед с бабкой? - выдаю я свой аргумент.

Влад молчит, переваривая, смотря с подозрением на меня, я развожу руками в поражении, Кира невинно хлопает глазами и жалостливо произносит:

- Голова болит, - и хлюпает носом, клянусь, хлюпает носом и потирает глаза кулачками, включая во Владе мать-наседку, он начинает суетиться, требовать аспирин, алкозельцер, холодной воды, крепкого чая, гладит по голове своё «непутёвое сокровище», пока это сокровище лежит с закрытыми глазами и вздыхает.

- Мне в контору надо, - виновато говорит Влад, - прости мужик, я чего-то погорячился...

- Да ладно, - примирительно улыбаюсь я, - я понимаю.

- Вид у тебя был, когда ты дверь открыл, как у побитой собаки, вот я и подумал.

- Разбудил, - поясняю я, - а ночка... можешь представить.

- Спасибо, спасибо, мужик, спасибо, что не бросил её.

- Не за что, - потому что, действительно - не за что.

- Отсыпайся сегодня, не ходи на работу, у тебя отгул, и отвези Киру, когда придёт в себя, хорошо?

- Конечно, - соглашаюсь я облегчённо.

Через семь минут после того, как Влад убрал свой зад из моей квартиры, слышу взволнованное: «Игорь». Из туалета. Не знаю, что там, но мне не нравится, когда женщины меня зовут из уборной. Это само по себе странно, с Кирой это и вовсе не сулит ничего хорошего.

- Что? - открываю дверь. Смотрю.

Сидит на унитазе, волосы взлохмачены, трусы, мои, приспущены. Я их не давал,  но не имею ничего против, может, ей было не комфортно спать без трусов, может, ещё что-то, в общем, трусы мне не жалко, могу даже подарить пару. Хоть эту. Белые. От Келвина Кляйна.

- Так ведь не должно быть?

Я смотрю на приличное пятно крови на трикотаже и не знаю, что сказать. Что меня смущает больше. Кровь или растерянное лицо Киры. У Киры не бывает растерянного лица, она всегда знает, что она говорит, делает, как поступит и почему, я не встречал более организованного и собранного человека, чем Кира. Видеть её на своём унитазе, в сомнении смотрящую на бельё с пятном крови - это за пределами моего понимания добра и зла.

Хорошо. Что я знаю об этом? Должно ли так быть? Что я вообще знаю о девственности? О девственной плеве? Знаю, что это «складка слизистой с отверстием, прикрывающая...» и так далее по тексту, знаю её название на латыни - hymen. И, собственно - всё.

У меня была пара девственниц, но это было в мохнатой юности, и я не помню деталей, я вообще мало что помню, кроме самого факта, и то поверхностно. В сознательном возрасте, когда я уже мог выбирать себе партнёрш, я избегал девственниц, а сейчас этот вопрос и вовсе отпал за ненадобностью. Все мои женщины были явно старше двадцати пяти лет, и среди них точно не встречалось девственниц.

Это может быть естественной реакцией, а может быть и травмой. Вполне может, учитывая, как это произошло. Позиция и всё остальное... чёрт!

Часть третья

- Собирайся, - командую я.

- Куда? - интересуется Кира, всё ещё глядя на пятно крови.

- К врачу, мы едем к врачу.

- Надо записаться.

- Мне не надо, - на моё счастье, Кира не задаёт мне вопросов, оно и к лучшему.

Конечно, у меня нет годового абонемента в клинике гинекологии, но у меня есть знакомый гинеколог. Близкий знакомый. Очень близкий, если вы понимаете, о чём я.

Перед выходом мне приходится сходить в ближайший магазин бытовой химии и сопутствующих товаров и купить прокладки. Знаете, я не из тех мужчин, которые боятся как огня естественных вещей. Мы спим с женщинами, мы знаем их физиологию, мы даже шутим на этом счёт, все эти шуточки про ПМС и тому подобное, так что, в случае надобности, я могу купить средства гигиены. Мне приходилось делать это пару раз для Ланы, но она всегда уточняла, что именно надо купить. Так что я задавал вопрос продавцу и получал то, что требовалось. Тут же я пялился в течение получаса на ряды полиэтиленовых упаковок и пытался разобраться во всех этих надписях «супер» или «супер лайт», или «супер тонкий», количествах капелек, а так же «део», «натуральный», «мягкая поверхность» и даже, черт возьми, «подростковые».

И словно мало этого, я должен купить женские трусы. Обыкновенные, хлопковые трусы, потому что Кира выразительно покрутила в пальцах три розовые верёвочки, и я понял, что это часть гардероба точно не подходит для подобных случаев.

Итак, я стою на кассе и оплачиваю пять упаковок различных прокладок и три пары женских трусов - чудесное начало дня.

В клинике я коротко узнаю, в каком кабинете принимает «мой врач», и буквально волоку за собой Киру, которая не оказывает такого уж сопротивления, но идти быстро не может. Удивительно даже то, что она может стоять на таких каблуках. Эти штуки определённо опасны для жизни, а она на них умудряется ходить.

- Мне срочно, - объявляю я громогласно ошалевшей очереди и заталкиваю Киру в кабинет.

- Мужчина, - слышу я голос Людмилы, врача и моей бывшей любовницы, - выйдите из кабинета, у меня приём, - она показывает глазами на женщину, которая сидит на стуле и в возмущении смотрит на меня.

Мне нет никакого дела до этой женщины, возможно, у неё серьёзные проблемы, но у меня тоже проблемы, и ничуть не меньше, а даже больше!

- У нас девственность, - объясняю я свою проблему, максимально лаконично, под спокойным взглядом Людмилы. Спокойным и сухим. Она окидывает взглядом меня, с ног до головы, словно давая оценку моему внешнему виду, от обуви, до авиаторов «рей бан», которые самым непрезентабельным образом надеты на голову, потом переводит взгляд на Киру, и если её и удивляет подобное платье в два часа дня - ничто не выдаёт её мыслей. Вот это врач! Скажу я вам - железное хладнокровие.

- Выйдите, я вызову, - произносит Людмила и устремляет взгляд на кипу бумаг на своём столе. Я не намерен выходить, но Кира тащит меня из кабинета. В конце концов, я выхожу, чтобы встретить возмущённые вопли очереди, которые «по записи» и «заплатили деньги», но игнорирую их, тем более, скоро появляется моя спасительница в белом халате и вежливо говорит: «Пройдите», показывая глазами на Киру. Я вхожу следом.

- Думаю, тебе лучше выйти, - сообщает мне Людмила, и я с ней не согласен, так что усаживаюсь на кушетку и сообщаю.

- У нас девственность.

- Неужели? - отвечает Людмила, иронично приподнимая одну бровь. - Какие у вас жалобы? - она поворачивается к Кире.