— Ну? — Ложкина резко обернулась и пристально смотрела на Лёню. — Ну? Только не говори!..
— Танечка, ты бы не приехала иначе.
— Конечно, не приехала! Да, как ты… да, что б тебя, да, что б тебе пусто было, свистун малахольный!
— Татьяна, ты преувеличиваешь…
— Да пошёл ты! — она развернулась на сто восемьдесят градусов и направилась в сторону подъездной дорожки. — Я русским языком говорила, что не хочу его видеть! И не буду!
— Татьяна, — Шувалов выглядел бы почти раскаявшимся, если бы не самодовольное лицо, — не будь ребёнком, вы расстались уже давно, все уже забыли…
— Я помню.
— Перестань, — он строго посмотрел на Ложкину, она внутренне собралась, но больше разозлилась. — Давай поступим так — сейчас ты войдёшь, такая… нарядная, посмотришь свысока, как королева, мысленно пошлёшь его… туда и пошлёшь, — он перехватил ругательство на ходу, слегка поморщившись от нецензурного слова, слетевшего с губ Ложкиной, — и будешь его полностью игнорировать. Ложкина, ты это сможешь.
— Да иди-ка ты тоже! Всё я могу, не понимаю — зачем?
— А я? — Шувалов смотрел, аки сама невинность. — А другие? Серьёзно, все хотят тебя видеть, мы собираемся раз в сто лет…
— Вот и собирались бы без меня.
— Без тебя нельзя, Танечка, ты наш ангел-хранитель.
— Вот дурачьё-то, — она злобно ухмыльнулась.
— Так заходишь? — показал в сторону двери.
— Всё равно у меня денег нет на обратную дорогу, — она злобно хихикнула и направилась к двери, мысленно посылая своего бывшего к праотцам, только дальше.
Когда, около трёх тысяч лет назад, две жизни назад, Ложкина пришла на Станцию Скорой Помощи обычной студенткой и попала в бригаду Шувалова, который был немногим старше, но «уже врачом» — он взял под покровительство Татьяну в прямом и переносном смысле. Симпатичная, с детскими чертами лица, девушка не сразу смогла влиться в, по большей части, мужской коллектив, но благодаря «лёгкой руке» и внешности, к ней по-особенному относились пациенты. Даже особо нервные успокаивались при виде Ложкиной, а уж истеричные бабушки — излюбленный контингент врачей и фельдшеров, — и вовсе обожали Танечку, Танюшу, деточку — так они её называли.
Коллектив подобрался дружный, работа Ложкиной нравилась, но постепенно все разошлись. Кого-то перестала устраивать заработная плата, кого-то график, кто-то уходил из медицины, Шувалов сменил не только специализацию, но и город проживания. А Ложкина так и осталась на станции… не то, что бы её устраивала заработная плата или график, или она никогда не мечтала о чём-то более спокойном и даже менее опасном, но в целом она не собиралась никуда уходить, считая, что врач скорой помощи — это диагноз, и лечению не подлежит.
Там же, на станции, в свой первый год, она встретила свою первую «взрослую» любовь — Илью. Роман был бурным и едва не закончился свадьбой, белое платье до сих где-то валяется на антресолях квартирки Ложкиной, но так же, как неожиданно начался, так же и неожиданно закончился. В один «прекрасный» день Илья объявил Татьяне, что «между ними всё кончено», не утруждая себя объяснениями.
Ложкина переживала расставание остро, но, в итоге, была благодарна за урок, из которого сделала два вывода.
Первый: никаких служебных романов. Второй: никаких романов вообще. Её устраивали лёгкие, непринуждённые отношения «на пару раз» с обязательным: «Я позвоню», и уверенностью в голосе, что этого не случится. Всякие попытки ухаживаний она отвергала ещё на подлёте и была более чем довольна своим «свободным» статусом.
Так что, спустя час, Ложкина наслаждалась общением бывших коллег, их вторых половинок, запахом лета вперемешку с шашлыком, и вкусом вина, которое ей щедро подливал Шувалов.
— Хочешь спать? — заботливо поинтересовался хозяин дачи Лёша, полноватый и уже лысый, с круглым черепом мужчина. — На втором этаже есть комнатка, можешь сходить, вздремнуть, рубит же.
— А вы тут весь хавчик сомнёте, да? — зубоскалила Ложкина.
— Какая ты грубая, Татьяна, — появившийся, как из ниоткуда, Лёня.
— Ох, простите, — она закатила глаза.
— Да ничего, мы привычные, — засмеялся Лёша, который работал теперь в городском стационаре. — Это Леопооооольд у нас из высшего общества, а мы так…
— Это да, — кивнул Лёня и уставился на Ложкину.
— Павлин самодовольный, — прямо вернула взгляд Ложкина.
Шувалов засмеялся и, развернувшись на пятках, двинулся в сторону спутницы, с которой приехал — высокой блондинки. Лёня был высокий, Ложкина не смогла бы сказать его точный рост, но никак не меньше одного метра девяносто сантиметров, а блондинка Алёна была ниже его, меньше, чем на половину головы. Где Шувалов находил таких красоток, задавались вопросами многие, но каждый раз он приезжал с разными, но идентичными дамами, похожими друг на друга, словно клоны. «Впрочем, с его-то новым местом работы, — подумала Ложкина, — это вовсе не сложно».
Этот экземпляр девушки был приветлив, источал улыбки и, в общем, производил благоприятное впечатление на окружающих и, что особенно ценно, Алёна не заигрывала, как другие её предшественницы, с друзьями Шувалова, чем снискала одобрение у вторых половин служителей Гиппократа.
Ближе к вечеру, почти ночи, хотя на улице было светло, пьяненькая компания сходила не один раз на озеро, Ложкина успела выспаться прямо там, лёжа на покрывале, два раза пожарить мясо, допить весь припасённый алкоголь и отправить «гонцов» на мопеде за новой порцией в местный магазинчик, потравить анекдоты, рассказать тяжёлые или курьёзные случаи из практики, пожаловаться на жизнь, не единожды выпить стоя за присутствующих дам и любовь — левой рукой, — и, в конце концов, дошли до игры в «фанты».
Когда Татьяна вытащила незатейливое «выполнить желание соседа справа», коим оказался Шувалов, он, хищно улыбнувшись, сказал, что своё желание он скажет Танечке наедине и без свидетелей, чем вызвал смешки и едва ли не улюлюканье пьяной компашки.
— Ну, — спросила Ложкина, сидя уже ночью, когда большинство людей или разъехались по домам, или спали, в том числе Алёна, которая отправилась в гостиницу, и Илья, который раскатисто храпел в маленькой комнатке на втором этаже, — что у тебя за желание? Сексом заниматься с тобой не буду, — она попыталась придать голосу строгость, но вместо этого засмеялась.
— Это почему? — Шувалов изображал обиду, но это не очень хорошо получалось, в итоге он тоже рассмеялся, обнимая Ложкину, которая хихикала ему в грудь, хватая за свитер крупной вязки.
— Помрёшь ведь, малахольный, — она снова засмеялась.
— Об-жаешь, я очень даже…
— Ой, давай без грязных подробностей, — Ложкина поморщилась.
— Когда брезгливая стала-то?
— Всему есть пределы, Шувалов, — она оглядела мужчину рядом, он был приятной внешности, спортивного телосложения, его глаза смотрели с одобрением и немного свысока, в общем, не будь это Леопольд Аксольдович Шувалов — почти идеальная пара на ночь, но это был Лёня, отчего Ложкина снова прыснула. — Так что за желание-то? Прокричать «кукареку»? Попрыгать на одной ноге?
— Всё серьёзней Ложкина, — он прижал к себе Татьяну, потёр её холодные руки, снял с себя свитер и надел на девушку, — всё очень серьёзно.
— Ты меня пугаешь.
— Сам боюсь, но дело щепетильное, и доверить его я могу только тебе.
— Да говори уже.
— Понимаешь, Ложкина, у меня есть мама.
— Да ты что… невероятно, — Ложкина покосилась на парня, силясь собраться с мыслями и догадаться раньше о желании Шувалова.
— Так вот, Ложкина, у меня есть мама, и маму крайне огорчает мой образ жизни.
— А какой у тебя образ-то? По-моему, ты в шоколаде.
— В шоколаде, да, но я… не обременён постоянными отношениями с женщиной.
— Не женат, в смысле? Прости Шувалов, это не ко мне!
— Женат — это было бы идеально, — помолчал, — для мамы, — продолжил, — хотя бы познакомить её с девушкой, как своей девушкой… мол, живём вместе, душа в душу, всё, что полагается.
— Так познакомь с этой… — Ложкина сделала вид, что забыла имя, — с Машей сегодняшней.
— Алёной, — поправил Шувалов. — Нет, она не подходит, у мамы свои представления о прекрасном, и они несколько расходятся с моими.
— Алёна же миииииленькая.
— Да, но не ми-ми-ми, согласись, — Шувалов выглядел серьёзным.
— Нет, не ми-ми-ми, — поддакнула Ложкина.
— Если знакомить маму с девушкой для неё, то надо, чтобы девушка соответствовала её представлениям, понимаешь?
— Нет.
— Ты, Ложкина — идеальный вариант в глазах моей мамы. У тебя почти ангельская внешность, а если ты будешь меньше говорить и больше улыбаться, то ситуация станет и вовсе прекрасной.
— То есть я — ми-ми-ми.
— Определённо! — он оглядел Ложкину. — Ты — идеальное ми-ми-ми, главное — меньше говорить.
— И как ты планируешь нас познакомить? — Ложкина уже решила, в каком направлении она отправит Шувалова с его планом, но дослушать было интересно.
— Ты поедешь со мной в отпуск, — спокойно произнёс Лёня, пока Таня искала свою упавшую челюсть. — И там вы познакомитесь.
— А не пошёл бы ты! — и Ложкина указала — куда именно, отчего Лёня поморщился, но от замечания воздержался.
— Ложкина, у моей мамочки больное сердце, ты же клялась.
— Тебе я не клялась, и вообще, ты перепил или принял чего-то? Откуда такие мысли? Комедий пересмотрел? Ты как себе это представляешь? «Здравствуй, мама, это Ложкина, моя девушка», — так?
— Примерно. Тань, ну что тебе, сложно? У тебя же отпуск через неделю, чем будешь заниматься? Снова в городе торчать? Пару раз на природу выберешься… пару раз в кино сходишь, один раз мужика подцепишь. А я тебе предлагаю полноценный отдых на мо-о-о-оре.
— Море? — Ложкина посмотрела с интересом.
— Да, я родом из южного городка, помнишь? У родителей большой дом, гостевой дом рядом, для отдыхающих, бассейн… Для тебя — всё за мой счёт, включая дорогу. Подумай, Ложкина, устрою тебе экскурсию по побережью, прогулки морские, из окон — вид на море… И климат какой… и всё это за мааааленькую услугу — скажем моим родителям, что ты — моя девушка.
— А потом что? Как выкручиваться-то будешь? Я — не твоя девушка.
— Отпуск у меня потом года через три будет, может, у меня к тому времени уже действительно появится девушка, может, я даже женюсь, но сейчас — это будет небольшая ложь во спасение. Таков план.
— Сомнительный план, Лёня. Очень сомнительный, ты взрослый, солидный мужчина, а мелешь какой-то бред.
— Мооооооре.
— Бред.
— Сооооооооолнце.
— Ой, бред.
— Пляааааааааж.
— Чёрт.
— И тебе даже не надо будет готовить, — это был последний и самый убедительный аргумент в пользу этой сомнительной аферы.
— Ладно, Шувалов. Но я ничего не обещаю и ничего не гарантирую, не прокатит — я не виновата.
— По рукам, Ложкина.
— Кстати, а что ты скажешь своей этой… Маше.
— Алёне. Ничего, она едет с подружками на Доминикану.
— Знаешь анекдот, «а я со своей сплю сам»?
— Ну, а я не против поделиться, Ложкина, — улыбнулся Шувалов. — Ну, что, ты остаёшься или едешь со мной?
— С тобой, — решительно сказала Таня, — хватит, насмотрелась уже.
Она не стала уточнять, и без того было понятно, кто сегодня раздражал Ложкину, и кому досталось больше всех от её языка. Илья, впрочем, всё стерпел и даже неуверенно, но улыбался, как старой знакомой.
Глава 2
Спустя неделю Татьяна «выкатила» на службе за отпуск и судорожно собирала чемодан на юг. Предложение Шувалова было ненормальным с любой стороны, но, в тоже время, очень заманчивым. Ложкиной всегда чего-то не хватало для полноценного отдыха. Иногда компании, иногда денег. Пару раз она летала по путёвке в Турцию и один раз в Египет, но такой отдых не слишком впечатлил девушку. Постепенно она привыкла проводить отпуск в городе, отсыпаясь и смотря до одури фильмы и сериалы, пропущенные за год, в перерывах запоями читая, потягивая некрепкие сорта алкоголя.
Но целый месяц на побережье, с минимальным расходами — это было слишком заманчиво, чтобы отказываться. Так что, она совершила пару глобальных походов в торговые центры и обновила свой летний гардероб, благо сезон скидок уже начался, посетила косметолога, решив пару интимных проблем, и, наконец, была готова отправиться на встречу с летом, солнцем и полезными свойствами морской воды.
Они всё заранее обговорили, в том числе и то, что собаку, неизвестной мелкой породы, Ложкина возьмёт с собой, потому что, как назло, у Альки началась течка, малозаметная, но из-за этого её не брали на передержку, да и платить лишние деньги Ложкина не имела желания. Так что к вечеру, к концу недели, после разговора с Шуваловым, Ложкина села в плацкартный вагон скорого поезда Санкт-Петербург-Москва, и, строго сказав Альке, чтобы та вела себя достойно, вытащила её из переноски и посадила с собой, на всякий случай, пристегнув поводком.
Добрались они рано утром, без особых приключений, и Ложкина вышла на перрон вокзала столицы нашей необъятной Родины. Вздохнув, она перечитала сообщения от Шувалова и направилась в здание вокзала, куда и указывала стрелочка в сообщении Лёни, который опаздывал сам, зато прислал уже пятнадцать сообщений и даже отыскал фотографию здания вокзала, где кружочком указал, где именно должна его дожидаться Ложкина. Татьяна усмехнулась подобной щепетильности, но даже как-то немного прониклась заботой.
Алька послушно сидела на руках Ложкиной, которая, в свою очередь, сидела на чемодане и смотрела на электронное табло, постукивая пяткой всё в тех же спортивных босоножках, начиная потихоньку, но очень уверенно, злиться. Пока её взгляд не упал на пару ярко-бирюзовых мокасин с отделкой цвета горчицы. Ложкина разглядывала мокасины какое-то время, понимая, что ноги эти мужские, но вот обувь… обувь была до смешного женской, впрочем, «в наш век»…
— Здравствуй, Ложкина, — раздалось откуда-то сверху, и Татьяна поняла, что эта бирюзовая пара принадлежит Шувалову. Собственно, кто бы сомневался.
— Привет-привет, — она встала, проигнорировав протянутую ей руку и дружеские объятия. Дёрнув чемодан за ручку, подхватив Альку, Ложкина посмотрела с готовностью номер один в глазах на Шувалова, который в удивлении смотрел на девушку и явно что-то хотел сказать.
— Пойдём? — Ложкина развернулась к выходу и бодро зашагала.
— Ложкина, — спокойным и каким-то размеренным голосом произнёс Шувалов, — может, мы поменяемся? — он показал глазами на букет из мелких жёлтых хризантем и на чемодан Татьяны.
— Это мне? — она уставилась на букет. — Зачем?
— А кому ещё? — Шувалов выглядел весьма удивлённо. — Держи! — он вручил ей букет, забрал чемодан и, сложив ручку, поднял его. — Теперь пошли. Собачку держи на руках, чтобы не убежала…
— Это Алька, кстати.
— Очень приятно, Леопольд, — он серьёзно посмотрел на лисью мордочку и подмигнул.