Помоги проекту - поделись книгой:
Немного.
Но зато толково оснащенных и организованных. По площади эти 15 военсельхозов примерно были эквивалентны порядка тысяче «сталинских колхозов». По эффективности труда же превосходили их принципиально. На голову. Выигрывая и в объеме производимой продукции, и в ее себестоимости, и номенклатуре.
— Да… — произнес на том совещании Молотов, когда дослушал отчет по военсельхозам, — впечатляет. Я понимаю, почему вы были против реформы Иосифа Виссарионовича. Но на такие предприятия мы всю страну будет переводить десятилетиями. Без механизации они не раскроются, а средств для механизации у нас немного. Во всяком случае такой массовой[8].
— А зачем?
— Что зачем?
— Зачем нам всю страну на них переводить?
— Как зачем? — не понял Молотов.
— Эти предприятия нужны для формирования так сказать подушки безопасности. И расти эта подушка должна будет пропорционально развитию промышленности.
— Так промышленность растет! В том-то и дело!
— А как она растет? — улыбнулся Фрунзе. — Мы, конечно, строим новые заводы. Но военные заводы удвоили свою производительность труда за это время за счет личной ответственности и трудовой дисциплины[9]. Из-за чего кардинально сократился брак, простой и перерасход сырья с энергией. При этом расход сырья увеличился на восемнадцать, а энергии на двадцать один процент. Персонал же вырос всего на один процент. И мы эту практику по осени начали распространять на остальные промышленные производства. Да, двойного прироста повсеместно это не даст из-за изначально невысокой гражданской дисциплины. Но две трети мы получим точно в перспективе ближайшего года.
— Да. Все так. Пока нас это спасало. Но мы создаем новые предприятия и нужно их строить и дальше. А это — увеличение количества рабочих. И, как следствие, рост расхода товарного продовольствия и сельскохозяйственного сырья.
— Дальше, Вячеслав Михайлович, предлагаю вам вспомнить что произошло с Сестрорецким заводом.
— Реорганизация производства.
— Именно! — воскликнул Фрунзе. — Была самым тщательным образом изучена производственная логика. И изменена под конвейерный поток с перекрестным контролем качества. Закуплено и смонтировано современное оборудование. Подготовлен персонал. Хватило даже кратких курсов для большинства. Запустили. Откалибровали, убирая «бутылочные горлышки». Еще раз запустили. Еще раз поправили… И каков итог?
— Сильный прирост производительности.
— На 500 процентов! И даже больше! И это после того, как на нем ввели строгую трудовую дисциплину и личную ответственность! Людей же приросло всего на 14 процентов. Правильная организация труда творит чудеса! Именно благодаря этой глубокой реорганизации завода нам удалось начать экспорт вооружений. И на этом зарабатывать. И то ли еще будет! Персонал ведь продолжает учиться и повышать квалификацию. Что в будущем позволит поднять нормы.
— И вы думаете, что так получится везде?
— Получится или нет — дело десятое. Но я считаю, что нужно пробовать там, где это имеет смысл. Впрочем, даже без всего этого, у меня есть все основания считать, что введение личной ответственности и здоровой трудовой дисциплины повсеместно позволит нам увеличить эффективность труда на заводах если не вдвое, то минимум на треть, а то и на две. В целом. По стране. А потом начать в плане организации труда потихоньку «причесывать» заводы, повышая их эффективность. Стоит это мало. Сильно меньше, чем новые строить. Рабочих это увеличивает скромно. Поэтому запрос на товарное продовольствие будет расти с решительным отставанием от промышленного ВВП[10]. А ведь этот рост даст нам те же мотокультиваторы и много дешевого топлива для них. Что, в свою очередь, поднимет продуктивность частных крестьянских хозяйств. Не так ли? Если раздавать все это в лизинг.
— Но мы строим и новые заводы! — заметил Томский.
— Поэтому я и вожусь с военсельхозами, — улыбнулся Фрунзе. — Рост численности рабочих идет. Не взрывной. На фоне наших ста пятидесяти миллионов те триста сорок тысяч рабочих[11], которые добавились в текущем году — копейки. Но их нужно кормить. И армию нужно кормить. Для чего военсельхозы и нужны. Попутно выращивая различное техническое сырье для промышленности. Однако это не значит, что нам нужно пытаться всю страну переводить на эти рельсы. Крепкий крестьянин живущий своим трудом со своей земли — основа крепких тылов. Наших тылов. Ибо он порвет любого голыми руками за тех, кто ему это обеспечил…
Заводы строились.
Да. Много. Но к концу 1928 года все эти новые предприятия в основе своей либо работали, запустив лишь часть мощностей, либо вообще не успели нормально войти в эксплуатацию.
Благодаря фиатным деньгам внутреннего обращения, замаскированным под векселя[12], удалось очень неплохо высвободить обеспеченных денег. И с их помощью привлечь в первую очередь германские ресурсы для строительства целых отраслей производства. Но эхо от этого всего только-только начинало сказываться.
Много во что вкладывались.
И в электрометаллургию, стараясь ее сделать ведущим методом в черной металлургии с опорой на каскады камских ГЭС с их почти бесплатным электричеством. И станкостроение. И строительство. И газовая отрасль, открывающая обширные возможности для химической промышленности и обеспечением дешевой энергией регионов, отдаленных от ГЭС. И многое другое. Но самым неожиданным для окружения Фрунзе стала нефть и производные от нее виды топлива. В этом вопросе, как и в военной промышленности, он был совершенно неудержим.
К 1926 году в СССР выпускался бензин 4 сортов, причем исключительно методом прямой перегонки. Это был бакинский и грозненский бензин 1-2 сортов. Такой себе способ маркировки, тем более, что они во многом пересекались. Да и качество их нередко плыло. Так что первое, что нарком сделал — ввел более адекватную стандартизацию буквально каждой партии. По октановому числу, определяемому мотор-методом. С шагом в 10 единиц ±5. Например, Б40 было бензином с октановым числом 35-45. Для этих сортов установил цветовую маркировку бензином с использованием максимально дешевых, безопасных для двигателей красителей. Чем ниже октановое число, тем темнее был цвет.
Параллельно Михаил Васильевич отправлял геологоразведку к известным ему месторождениям. В те края. Также он почти сразу организовал НИИ Нефти, в котором трудились такие светила как Николай Дмитриевич Зелинский и Владимир Николаевич Ипатьев. И не просто от забора до обеда, а со вполне конкретно поставленными им задачами.
Сам же Фрунзе старался задействовать в этой области все, что только можно из уже созданного, изобретенного и полезного. Например, термический крекинг нефти уже активно применялся. И, задействовав «освоенные» запасы Коминтерна, Михаил Васильевич заказал в Германии оборудование для постройки семи подобных НПЗ в долине Волги, чтобы удобнее перемещать нефть и продукты ее переработки. Что позволяло уже с конца 1928 — начала 1929 годов начать массовое производство бензина с октановым числом 70. Открывая новые горизонты для АБТ-войск и авиации.
Зелинский и Ипатьев же плотно занимались термическим риформингом, который бы позволил улучшать плохие бензины. Технологически же процесс был близок к крекингу. И в оригинальной истории его изобрели в 1931 году, так что идеи и без того витали в воздухе.
Параллельно Фрунзе пытался купить Эжена Жюлья Гудри, который уже в 1927 году запатентовал и разработал технологию каталитического крекинга. И теперь обивал пороги Франции в поисках инвесторов.
В Союз он ехать не желал. Пока. И приходилось создавать ему условия, при которых у него просто не оставалось бы иного выхода. Например, совершить несколько ограблений с целью создания финансовых затруднений. И, сочетая разные формы скрытого давления, оказывать открыто материальную и моральную поддержку со стороны вербовщика…
В оригинальной истории Гудри смог только в 1930 году добиться строительства небольшого опытного завода, который в том же году и закрыли из-за высокой стоимости получаемого бензина. Из бурого угля он его делал, правда. Но это было не важно. Так как Эжен вполне мог все адаптировать и к мазуту, что в итоге и сделал уже буквально через пару лет. А к началу Второй мировой войны так и вообще — наладив выпуск бензина с октановым числом 100.
Для бензиновых ДВС это самое пресловутое октановое число являлось и является одним из краеугольных факторов. Так как от него зависит стойкость бензина к детонации. То есть, максимальная степень сжатия. И, как следствие КПД и удельная мощность моторов. И чем больше в стране будет доступного бензина как можно большего октанового числа, тем лучше. Во всяком случае в тех условиях.
Также Фрунзе строил два относительно небольших завода, выпускающих тетраэтилсвинец. Достаточно дешевое, хоть и ядовитое вещество, добавление даже 0,1% которого в бензин повышало октановое число последнего на 10 единиц. Для авиации это было невероятно важно. Причем никаким ноу-хау тетраэтилсвинец не являлся. Он был известен с 1854 года, а с 1923 года применялся для улучшения топлива повсеместно. Массово. И в тех же США его лили буквально всюду.
Так или иначе, но к концу 1928 году в номенклатуре СССР числились бензины Б40, Б50, Б60, Б70 и АИ80. Последний считался авиационным из-за того, что в Б70 добавляли тетраэтилсвинец. В обычной жизни это было в целом не очень здорово из-за токсичности присадки. Но для авиации — по сути — без вариантов. А к 1932-1934 годам за счет ожидаемого введения предприятий термического риформинга и каталитического крекинга, Фрунзе собирался сделать бензин типа Б70 самым низкооктановым в Союзе. То есть, дешевым автомобильным топливом. Что открывало просто невероятные перспективы в плане развития автотранспорта.
В оригинальной истории по этому поводу в Союзе стали «чесаться» примерно в это же время. Но очень неспешно, задумчиво. Со всеми, как говорится, бурно вытекающими проблемами, ибо «тормоза» — это не те герои, которые спасут мир. Михаил Васильевич решил «спохватиться» пораньше. Не выступая при этом новатором от слова совсем. Ну, разве что в отдельных деталях. Он просто шел в ногу со временем, потому как в том же США, в оригинальной истории, как раз середине 1930-х и достигли тех целей, которые он для себя поставил в развитии бензинов. По идее, при централизованном управлении, можно было бы выйти на эти показатели пораньше, но низкий базовый уровень мешал. Да и естественных условий в Союзе для этого не имелось — основная масса населения ведь беднота. Если не сказать голытьба. Ну а как иначе, после Гражданской кошмарным цунами, прокатившимся по стране? Что особенно усилилось в оригинальной истории после реформ 1928-1930 годов. Из-за чего личный автотранспорт являлся в основном роскошью. Из-за чего Фрунзе и стремился максимально расширить внутренний рынок, стремясь к максимальной прокачке благосостояния бедноты. Ибо, без крепкого спроса, все тлен. Идеи на хлеб плохо намазываются, даже самые благие. Особенно когда хлеб тоже испечен из благих намерений и красивых, правильных лозунгов.
В какой-то мере спрос можно стимулировать. И именно на стимулировании спроса была построена экономика начала XXI века. Но какой смысл уговаривать покупателя что-то купить, если у него на это попросту нет денег[13]? А доходы такие маленькие, что он эту покупку не сможет обслуживать. Самому бы выжить…
[1] Тракторов произвели, конечно, побольше кол-ва колхозов, но их большая часть была либо сломано (из-за нехватки запчастей и ремонтных мощностей), либо в армии, либо на производстве. Сельскому хозяйству перепадала лишь жалкие крохи. Настоящая механизация села началась только при Хрущеве. При всем к нему негативном отношении ряд довольно позитивных процессов проходили именно при нем: тот же полет Гагарина в космос, как пример.
[2] Налог на оборот (составлявший 85% и больше) ввели в 1930 году и уже в 1932 году он составил 46% от поступлений бюджета, а в 1934 — 64%. Он позволял забирать почти все заработанное у рабочих и крестьян, оставляя им самый минимум для выживания.
[3] Уровень жизни рабочих в 1940 году по доступности базовой продовольственной корзины ухудшился в 1,5-3 раза по сравнению с 1913 годом. Как беднейших, так и квалифицированных. В 1910-х средняя зарплата на рабочего на предприятиях СПб составляла около 450 рублей в год, что позволяло купить около 802 кг говядины. Для высокой квалификации — до 1300 рублей и 2417 кг соответственно. В 1940 году средняя годовая зарплата рабочего там же составляла 4068 рублей, что позволяло купить только 339 кг говядины. Для квалифицированного — 7200 рублей и 600 кг соответственно. Для крестьян этот уровень падения жизни был еще сильнее. Не для всех, но для абсолютного большинства.
[4] Носителями правых взглядов в 1917 году были крестьяне, квалифицированные рабочие, служащие, ряд военных и так далее. Примерно 90-95% населения. Из-за чего левые, несмотря на благость своих идей, были вынуждены вести отчаянную борьбу за власть. А потом, захватив ее, держать мертвой хваткой. Этим же объясняется, что в 1991 году за «власть советов» практически никто не вышел с оружием в руках. Даже те, кто причисляет себя номинально к левым. Здесь очень важно не путать исторический запрос на социальную справедливость с лояльностью именно левых взглядов, да еще и за свой счет.
[5] В 1927 году эти хозяйства собрали урожай в 72,3 млн. тонн зерна из которых 11,3 млн. тонн пошло в товарное зерно (16%) из которого 2,09 млн. тонн ушло на экспорт (18% от товарного зерна), принеся 842 млн. рублей. Для сравнения в 1931 году урожай был 69,5 млн. тонн, в товарное ушло 22,2 млн. тонн (32%), а на экспорт 5 млн. тонн (22% от товарного), принеся 658,9 млн. рублей (зерно на рынке сильно подешевело). Фрунзе же направил экспортные объемы продовольствия на внутренний рынок, выводя на экспорт лишь излишки (экспорт продовольствия в 1927 году мог обеспечить 5-6 млн. дополнительных ртов). Наращивания параллельно нефтяной экспорт, оружейный и прочий для компенсации и профицита торгового баланса. Прирост же рабочих у него был не такой взрывной, как в оригинальной истории (с 1928 по 1932 год их численность выросла с 10,8 до 22,6 млн.), так как на селе оставалось продовольствие, и массового бегства из него «за лучшей долей» не началось.
[6] Лизинг — схема, при которой что-то берется в аренду с правом выкупа после завершения контракта по остаточной стоимости.
[7] Если, конечно, строить кошмар «экономического чуда Мао», которое чуть не похоронило Китай заживо.
[8] Для нормальной механизации «сталинских колхозов» требовалось 3-4 млн. тракторов, 5-6 млн. грузовиков и 1-2 млн. спецтехники. Приблизительно. Что на порядок превышало доступные ресурсы.
[9] В данном случае автор ориентируется на результат оптимизации 1942-1943 лет. По минимальному сценарию, так как ни голода, ни постановки к станкам женщин и детей не имело место, как и эвакуации с прочими бедами. При полном «закручивании гаек» по образцу ВОВ можно было бы на рост в 3-4 раз в столь благоприятных условиях. Но Фрунзе давил осторожно, опасаясь сломать.
[10] ВВП — внутренний валовый продукт. По сути — совокупная прибавленная стоимость. Если нет значимой доли услуг или биржевых торгов позволят довольно адекватно оценивать количественный рост экономики в области производства.
[11] Большая часть этих рабочих приехали из Германии, где нанимали безработных подходящей квалификации. Свои новые рабочие только учились.
[12] Речь идет о промышленных и трудовых векселях, которые по своей сути были Мефо и Оффа-векселя.
[13] Эту проблему можно обойти через широкое кредитование потребления население при предельно низкой ставке рефинансирования, чтобы обслуживать долг было дешево. Но Фрунзе с этим не хотел связываться, опасаясь обанкротит разом всю страну в случае войны или какого-то иного социально-политического потрясения.
Часть 1. Глава 2
Скрипнула дверь.
Нарком обороны спокойно вошел в помещение. Прошел к столу и сел рядом с задержанным, напротив него. И произнес.
— Не понимаю я тебя, — покачав головой.
— А должен? — нахмурился Махно, которого во время минувшей кампании на Украине взяли раненым.
— Ну а как же? Одно дело ведь делаем.
— Ой ли? — усмехнулся Нестор Иванович.
— А разве нет?
— Нет. Мы с тобой по разные стороны баррикад.
— Бей красных, пока не побелели. Бей белых, пока не покраснели. Так что ли?
— Можно и так сказать.
— Ты разве не понимаешь, что это вздор? Красивый, но в корне мусорный лозунг.
— Может и вздор, да весь мой. — нахмурился Махно.
— За что мы дрались в революцию? Я — за то, чтобы простые люди смогли вздохнуть. Будем честны, действительно хорошо жить они никогда не будут. Это детские иллюзии наивных дурачков или спекулянтов-балаболов. Но я стоял за то, чтобы у них было что поесть, что одеть, где жить. Чтобы из дремучести их вытащить. Если получится больше — отлично. Нет — даже это хорошо. И я сражался за это. Скажешь, что ты — нет? Ну что ты молчишь? Скажешь, что нет? Скажи. И плюну тебе в глаза. Ибо это будет ложью.
— Зачем тогда спрашиваешь?
— Затем — что вся эта красивая чепуха — идеология — лишь фантик для обертки реальности. Коммунизм… анархизм… либерализм... Разве это главное? По плодам их узнаете их. Не так ли? Важно не то, что ты говоришь, а что ты делаешь и зачем. Нет, конечно, хватает идиотов, которые дрались и продолжают драться за эти красивые фразы. И дохнуть. И убивать. Всей этой грязью прикрываясь для банальной борьбы за власть и грабежей.
— Думаешь я не такой? — мрачно спросил Махно. — Слышал я, про меня разное болтали.
— Если бы ты был такой, не стал бы стал работать столяром, плотником и плетельщиком домашних тапочек. Тихо доживая свой век в нищете. Возможностей взять денег на борьбу с красными у тебя хватало. Там, в эмиграции. Почему не взял?
— Не хотелось.
— Много кому захотелось, а тебе нет? Самому не смешно?
— А пришел на Украину.
— Тебя туда вытащили. Я знаю, что ты уговаривал своих не лезть во всю эту историю. А когда стало ясно — все равно полезут — решил возглавить, чтобы их не так много полегло. Разве не так?
— И что с того? — мрачно спросил Махно.
— Я хочу тебе предложить забыть все что было. И занять должность в правительстве.
— Ты издеваешься? — с каким-то изумлением спросил Нестор Иванович.
— В тебе я уверен, как ни в ком ином. Не купят. Не скурвишься. Ибо псих. Такой же, как и я. Поэтому и хочу предложить должность главы госконтроля. Чтобы ездил по разным заводам, городам и селам, да своими глазами смотрел что там происходит. Кто где ворует и кому что нужно оторвать, чтобы это уже прекратилось.
— Нет. — твердо и решительно произнес Махно.
— Почему?
— Просто нет. Не хочу.
— Не хочешь помочь бороться с ворьем? Почему?
— Я же ответил — просто не хочу. — с усмешкой ответил Махно.
— Ну нет так нет. — чуть помедлив, произнес Фрунзе вставая. Секунду постоял и направился к двери.
— Погоди, — окрикнул его Махно.
— Передумал?
— Ты же понимаешь, что это лишнее? — махнул Нестор Иванович в сторону следователя.
— Что это?
— Твой человек ведь сейчас нарисует какое-нибудь дело. И меня как воришку или разбойника шлепнут. Зачем весь это цирк?
— Шлепнут? Нет. Тебя просто опросят и отправят в госпиталь. Подлечат там. У нас появилось лекарство, которое вроде как от туберкулеза помогает. После чего посадят на пароход. Дадут немного денег на дорогу. И отправят в Париж.
— Как это? — удивился Махно.
— У меня перед тобой должок. И я его верну. Помнишь? Я ведь дал гарантии, которые через голову отменил Троцкий. Точно также, как и в Крыму, когда его люди постреляли пленных, которым я обещал жизнь.
— Брешешь!
— Собаки брешут. А я говорю. Но еще раз сунешься с оружием против нас воевать — пристрелю. Ну или как там карта ляжет…
С тем и ушел.
Оставив изрядно озадаченного Махно наедине со следователем.
Особой надежды на успех не было. Нестор Иванович — сложный человек. Трудный. И между ними пролилась кровь. Поэтому довериться вот так он не мог. А если бы и согласился — Фрунзе не поверил бы.
Но как же было бы славно получить такого руководителя госконтроля. Таким как Махно, Мехлис и иже с ними в подобных структурах самое место. Неподкупные. Идейные. Энергичные. Таких только убить можно, чтобы скрыть воровство или какую мерзость. Но Махно поди — убей. Еще неизвестно кто кого зарубит или пристрелит. Уж что-что, а постоять за себя он умел. И в плен его взять раненого. Без сознания. Скорее чудом. Тачанка перевернулась и он, ударившись головой, отключился на время…
Поделиться книгой: