Война глазами дневников

В Чернском районе немцами сожжено 100 деревень. Районный центр превращен в груду развалин. Разрушены почти все жилые дома. При отступлении немцы взорвали городскую больницу, где находились раненые красноармейцы, и тюрьму, где содержались арестованные немцами советские граждане.

В дер. Поповка немцами были загнаны в сарай 140 пленных красноармейцев, после чего сарай был подожжен. Погибло 95 человек.

Начальник 2‐го управления НКВД СССР Федотов

Ретроспектива

То, что творили потомки тевтонцев на нашей земле, не вкладывается в сознание нормального, цивилизованного человека. «Новый порядок» нацистами Третьего рейха насаждался изуверством, основанном на человеконенавистничестве к другим народам, особенно славянам. Они себя считали ариями – белокурыми бестиями, сверхчеловеками, посланными на землю небесами. «Новый порядок» в гитлеровской Германии держался на нацистской расовой политике – политике расовой дискриминации и ксенофобии, основанной на концепции расовой гигиены.

Надо отметить, что во многих европейских и американских странах расизм в ХIХ веке и в начале ХХ столетия не находился под запретом. А вот с приходом к власти нацистов в 1933 году в Германии во главе с Адольфом Гитлером и его сподвижниками получил государственную поддержку.

В ходе Второй мировой войны, особенно в Великой Отечественной войне на территории Советской России, фактор репрессий по отношению к мирному населению был крайне жесток. На оккупированных вермахтом землях разделение на высшую и низшие расы затрагивало как гражданское население, так военнопленных. Фашисты к евреям, цыганам и славянам относились как к скоту.

Идеи «второсортности» и «расовой неполноценности» славян зафиксированы еще в работах французского писателя‐романиста, социолога, автора «арийской» расовой теории графа Жозефа Артюра де Гобино. Эти его идеи были взяты на вооружение национал‐социалистами Третьего рейха. Как раз книга Гитлера «Моя борьба» уже содержит идеи расового превосходства германских народов над славянскими, особенно в России.

Стихотворение Константина Симонова «Убей его» (Если дорог тебе твой дом) призывает к отмщению за те злодеяния, которые принесли на нашу Родину жестокие оккупанты. Не случайно стих заканчивается такой концовкой:

Так убей же хоть одного!Так убей же его скорей!Сколько раз увидишь его,Столько раз его и убей!

По собственному признанию автора стиха, он написал его за один день летом 1942 года, находясь на фронте – на Волге, к которой подступали немцы. 18 июля 1942 года стихотворение было впервые опубликовано в газете «Красная Звезда».

Писатель Михаил Алексеев высоко ценил это поэтическое произведение в военной пропаганде:

«Мне, политруку минометной роты, в самые тяжелые дни Сталинградской битвы не нужно было без конца заклинать своих бойцов: «Ни шагу назад!». Мне достаточно было прочесть стихотворение Симонова «Убей его!» – стихотворение, появившееся как раз в ту пору. Свидетельствую: оно потрясло наши солдатские души».

А поэт Михаил Львов заявлял так:

«В 1944 году на Сандомирском плацдарме, за Вислой, говорил мне мой друг‐танкист о стихотворении Симонова «Убей его!»: «Я бы присвоил этому стихотворению звание Героя Советского Союза. Оно убило гитлеровцев больше, чем самый прославленный снайпер…»

А 24 июля того же года в «Красной Звезде» появилась небольшая прозаическая публикация Ильи Эренбурга под названием «Убей!». Начиналась она такими словами:

«Вот отрывки из трех писем, найденных на убитых немцах:

Управляющий Рейнгардт пишет лейтенанту Отто фон Шираку:

«Французов у нас забрали на завод. Я выбрал шесть русских из Минского округа. Они гораздо выносливее французов. Только один из них умер, остальные продолжали работать в поле и на ферме. Содержание их ничего не стоит, и мы не должны страдать от того, что эти звери, дети которых может быть убивают наших солдат, едят немецкий хлеб. Вчера я подверг легкой экзекуции двух русских бестий, которые тайком пожрали снятое молоко, предназначенное для свиных маток…»

Матеас Цимлих пишет своему брату ефрейтору Генриху Цимлиху:

«В Лейдене имеется лагерь для русских, там можно их видеть. Оружия они не боятся, но мы с ними разговариваем хорошей плетью…»

Некто Отто Эссман пишет лейтенанту Гельмуту Вейганду:

«У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это – люди…»

«Рабовладельцы, они хотят превратить наш народ в рабов. Они вывозят русских к себе, издеваются, доводят их голодом до безумия, до того, что, умирая, люди едят траву, червей, а поганый немец с тухлой сигаретой в зубах философствует: «Разве это люди?..»

Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы – не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих и будет мучить в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! – это просит старуха‐мать. Убей немца! – это молит тебя дитя. Убей немца! – это кричит родная земля. Не промахнись, не пропусти. Убей!»

Илья ЭРЕНБУРГ.

Слова‐заклинания «Убей немца!» К. Симоновым и И. Эренбургом, естественно, относились не ко всему германскому народу, а только к нацистам, вероломно пришедшим в Советскую Россию убивать и грабить. Нацистов, выпестованных фюрером в Третьем рейхе вермахтом и отрядами СС…

Сегодня германские граждане больше настроены налаживать отношения с Россией, чем с США. Несколько лет назад спецкор газеты КП Дарья Асламова пообщалась в Берлине с рядом германских журналистов и политиков, чтобы понять, смогут ли когда‐нибудь русские и немцы создать общую европейскую цивилизацию. И почему немцы чувствуют вину перед евреями за холокост, но не перед большинством граждан Советского Союза. Берлинцам осточертел контролируемый американцами мир в ФРГ.

Но встречаются и исключения. Так, бывший агент Штази Петер Вольтер заметил: «Русские, не забывайте: Германия либо у ваших ног, либо у вашего горла».

Сегодня, когда идут непрерывные, гнусно организованные атаки на наше трагическое и героическое прошлое, призванные затушевать, извратить, обесценить и полностью перечеркнуть историческую Победу русского народа в Великой Отечественной войне, важно не поддаваться на провокации фальсификаторов, а бить по ним мощным информационным оружием. Это оружие – признания битых нацистских вояк. Есть смысл послушать некоторых из них:

Гюнтер Блюментритт, немецкий генерал…

«Нам было очень трудно составить ясное представление об оснащении Красной армии. Гитлер отказывался верить, что советское промышленное производство может быть равным немецкому. У нас было мало сведений относительно русских танков… Трудно было достать даже карты, так как русские держали их под большим секретом. Те карты, которыми мы располагали, зачастую были неправильными и вводили нас в заблуждение. О боевой мощи русской армии мы тоже не имели точных данных. Те из нас, кто воевал в России во время Первой мировой войны, считали, что она велика, а те, кто не знал нового противника, склонны были недооценивать ее».

Эрих Менде, немецкий обер‐лейтенант…

«Мой командир был в два раза старше меня, и ему уже приходилось сражаться с русскими под Нарвой в 1917 году, когда он был в звании лейтенанта. «Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдем свою смерть, как Наполеон, – не скрывал он пессимизма – Менде, запомните этот час, он знаменует конец прежней Германии».

Иоганн Данцер, немецкий артиллерист…

«Когда мы вступили в первый бой с русскими, они нас явно не ожидали, но и неподготовленными их никак назвать было нельзя. Поведение русских в первом же бою разительно отличалось от поведения поляков и прочих наших противников, потерпевших поражение на Западном фронте. Даже оказавшись в кольце окружения, русские все равно стойко оборонялись. Уже на седьмой день, едва только мы пошли в атаку, один из наших застрелился из своего оружия. Зажав винтовку между колен, он вставил ствол в рот и надавил на спуск. Так для него окончилась эта едва начавшаяся, но такая ужасная война».

Из дневника немецкого офицера, участника боев за Брестскую крепость…

«Их трудно взять в плен. Когда нет патронов, они бьют прикладами, а если у них вырвут винтовку, кидаются на тебя с ножом или даже с кулаками… Они шатались от голода и выглядели ходячими скелетами. При виде этих живых мертвецов трудно было поверить, что они в состоянии держать оружие, стрелять и драться врукопашную. Измученные, истощенные люди продолжали борьбу в крепости – стреляли, бросали гранаты, кололи штыками и глушили прикладами наших автоматчиков штурмовых батальонов 45‐й немецкой дивизии. Что давало им силы – это было для нас непостижимо».

Франц Гальдер, начальник главного штаба сухопутных войск вермахта…

«Оценка обстановки подтверждает вывод, что русские решили в пограничной полосе вести решающие бои и отходят лишь на отдельных участках фронта, где их вынуждает к тому сильный натиск наших наступающих войск. Русские ищут любую возможность, чтобы ударить по нашим флангам. Особенно пытаются отсечь наши танки от наступающей за ними пехоты. Положение становится таким запутанным, что мы не понимаем, то ли мы окружаем противника, то ли он нас… Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека»

Курт Типпельскирх, немецкий генерал…

«Это был противник со стальной волей, который безжалостно, но и не без знания оперативного искусства бросал свои войска в бой. От танковых клиньев на основании опыта войны в Европе ожидали гораздо больших результатов, но русские держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали».

Вальтер фон Браухич, немецкий генерал‐фельдмаршал…

«Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник».

Из дневника немецкого офицера 18‐й ТА…

«Несмотря на то, что мы продвигаемся на значительные расстояния – нет того чувства, что мы вступили в побежденную страну, которое мы испытывали во Франции. Вместо этого – сопротивление, сопротивление, каким бы безнадежным оно не казалось».

М. Горбах, немецкий офицер…

«Вы спрашиваете, какого я мнения о русских. Могу только сказать, что их поведение во время боя непостижимо. Не говоря о настойчивости и хитрости, самое примечательное у них – это невероятное упрямство. Я сам видел, как они не двигались с места под сильнейшим артиллерийским огнем. Брешь тотчас заполнялась новыми рядами. Жизнь отдельного человека для них ничто, они ее презирают».

Ганс Беккер, офицер танкового подразделения группы армий «Центр»…

«На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть. Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т‐26, и тут же щелкнули его из 37‐миллимитрового орудия. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!

Именно поэтому мы почти не брали пленных, потому что русские всегда дрались до последнего и никогда не сдавались. Их закалку с нашей не сравнить».

К. Хенфельд, обер‐лейтенант 4‐й танковой дивизии…

«17 июля 1941 года. Сокольничи, близ Кричева. Вечером хоронили неизвестного русского солдата. Он один стоял у пушки, долго расстреливал колонну танков и пехоту, так и погиб. Все удивлялись его храбрости. Полковник перед могилой говорил, что если бы все солдаты фюрера дрались, как этот русский, то завоевали бы весь мир. Три раза стреляли залпом из винтовок. Все‐таки он русский, нужно ли такое преклонение?

Эвальд фон Клейст, немецкий генерал…

«Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали отличными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость и могли выстоять в самых напряженных боях».

Из письма немецкого солдата…

«Какие чудесные кинотеатры и прибрежные кафе‐рестораны в Таганроге! На машине я много где побывал… И кругом только женщины, которых согнали на принудительные работы. Они мостили улицы. Сногсшибательные девочки. Проезжая мимо на грузовике, мы хватали их, затаскивали в кузов, обрабатывали и выкидывали. Парень, ты бы слышал, как они ругались!»

Отто Бройтигам, немецкий дипломат…

«Наша карательная политика привела к образованию единого фронта большевиков и русских националистов против нас. Сегодня русский воюет с исключительной храбростью и самопожертвованием за признание его человеческого достоинства».

Якоб Штадлер, немецкий ефрейтор…

«Здесь, в России, страшная война, не знаешь, где находится фронт: стреляют со всех четырех сторон. «Старики» уже сыты по горло этой проклятой Россией. Убитых и раненых более чем достаточно. В дороге я чуть не заболел и должен был отправиться в лазарет… Лазарет напоминает бойню».

Х. Эккгард, немецкий солдат…

«Меня призывают в армию. Россия проглатывает одну за другой наши дивизии и бесконечное количество маршевых батальонов. Она поглотит и всех тех, кто до сих пор был в тылу. Тотальную войну в такой форме можно вести относительно короткое время – наше хозяйство скоро окончательно рухнет».

Гейнц Гудериан, немецкий генерал…

«Тяжесть боев оказывала свое влияние на наших офицеров и солдат. Впервые с начала этой напряженной кампании у них был усталый вид, причем чувствовалось, что это не физическая усталость, а душевное потрясение. Приводил в смущение тот факт, что последние бои так подействовали на наших лучших офицеров. На поле боя командир дивизии показал мне результаты боев, в которых его боевая группа выполняла ответственные задачи. Потери русских были значительно меньше наших потерь».

Виллибальд фон Лонгеман, немецкий генерал…

«В первый раз в восточной кампании обнаружилось абсолютное превосходство русских танков над нашими. Русские танки обычно использовали построение полукругом, открывая огонь из своих пушек с дистанции 1000 метров, выбрасывая чудовищную пробивную с высокой точностью. В дополнение к лучшему вооружению и броне «Т‐34» быстрее, более маневренный, его механизм поворота башни явно лучше. Широкие гусеницы этого танка позволяют преодолевать броды, которые не могут быть преодолены нашими танками».

Симон Баумер, немецкий солдат…

«Мы находимся в 100 километрах от Москвы, но это нам стоило огромных жертв… Будут еще жестокие бои, и многие еще погибнут. Русские оказывают очень сильное сопротивление. Если война продлится еще полгода – мы пропали. Русские стреляют днем и ночью, они отличаются невиданным упорством, каждую минуту мы ожидаем смерти».

Из воспоминаний немецкого солдата:

«Холод здесь свинский! Ежедневные атаки русских с участием самолетов и танков изматывают нас. Поверь, все, что происходит здесь – выше моих сил. Многие получили нервный шок. В нашей роте осталось только 3 пулеметчика, остальные убиты и ранены. Часто спрашиваешь себя – когда же твоя очередь?»

Ретроспектива

Приятно читать правду, высказанную врагом о его главном в этой войне противнике – советском солдате, командире, нашей боевой технике, которая по тактико‐техническому уровню после тяжелых неудач черного лета 1941 года уже превосходила по качеству и количеству военный парк вермахта.

Что касается холодов. Немцы в своих жалобах оперируют сорокоградусными морозами, которыми их встретило Подмосковье в декабре сорок первого. Данные же графиков нашей метеорологической историографии показывали, что с 1 октября по 27 декабря 1941 года температура колебалась от +5 и до –30. Поэтому примем объяснения фашистов о смертельном 40 градусном и ниже морозе как расхожую легенду. Просто им наш мороз не только не понравился, но и напугал обморожениями. У 40% фашистских солдат, воевавших на передовой, были обморожены ноги. А всего из‐за обморожений, по данным немецкой статистики, выбыли из строя около 133 тысяч человек.

Но эти морозы были одинаковы для всех. Советский солдат выстоял. Он просто оказался более закаленный. Надо отметить еще и то обстоятельство, что вещевая служба тыла РККА обеспечила наших воинов зимним обмундированием: валенками, полушубками и меховыми шапками.

В том, что Бог на стороне защитников Москвы, отмечали и сами немцы.

Однако, несмотря на ощутимое превосходство нацистов, план операции «Тайфун», который должен был выполнить главнокомандующий групп армий «Центр» генерал‐фельдмаршал Федор фон Бок, просто забуксовал. Более того, он обратился против своего создателя – Адольфа Гитлера. Когда генерала‐фельдмаршала Кейтеля, начальника штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Германии, спросили на Нюрнбергском процессе, в какой момент он начал понимать, что план «Барбаросса» (блицкриг – Прим. Авт.) терпит крах, Кейтель ответил: «Москва».

Как вспоминают очевидцы, накануне начала наступления генерал армии Георгий Константинович Жуков, командовавший Западным фронтом, почти неделю не смыкал глаз. Приходилось вести двойную нагрузку: сдерживать рвущегося к Москве противника и накапливать силы на тех направлениях, где предстояло перейти из контратаки в контрнаступление.

Как известно, врага погнали 6 декабря 1941 года – в день, когда празднуется память святого князя Александра Невского, который когда‐то сказал вещие слова: «Не в силе Бог, а в правде!» и «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет!»

Осенью 1941 года на подступах к столице сотни танков Гудериана и Гепнера застряли в непроходимой грязи изъезженных глиноземных дорог. Сказались проливные дожди, нетипичные по своему масштабу для Подмосковья. Наверное, сама русская природа мешала супостатам быстро продвинуться к Москве и захватить по наполеоновским стопам столицу.

Часть III

Маршал Еременко – дневники

Вести дневник – это значит постановить, что жизнь твоя страшно увлекательна.

Фредерик Бегбедер

Говорят, что дневник – полезная штука. Он вроде фотографии души. Авторам ведения таких сугубо личных записей, наверное, жизнь в отдельных ее моментах действительно кажется увлекательной.

Современный американский композитор Мэрилин Мэнсон признавался, что люди не хранят дневники для себя. Они хранят их для других как секрет, о котором не хочется рассказывать, но при этом хочется, чтобы о нем знали все. Единственный надежный сейф – твоя собственная память, в которую никто не может залезть без твоего ведома. Мне начинает казаться, что Интернет – это средневолновое радио девяностых, когда домашний компьютер становится местом парковки души, опаснейшим приором в руках идиотов.

Многие люди, не надеясь на свою память, оставляют записи ярких страниц своей жизни для возвращения картин прошлого при ностальгических настроениях или в ходе написания книг или статей, связанных с былым.

Так, например, обилие деталей в статьях и книгах героя, маршала Советского Союз А.И. Еременко во многом объясняется тем, что в основе его мемуаров лежат записи из страниц собственных дневников военачальника. Он вел эти записи до Великой Отечественной войны и на протяжении всего военного лихолетья, в отдельные месяцы буквально день за днем.