Без гнева на человека, разрушившего ее жизнь, переживает свое горе и Наташа Ростова[15]. Она вообще, по-моему, не понимает, что Анатоль едва ее не погубил. О чем же она горюет до такой степени, что полгода не ест, не спит и пребывает в апатии?
«Слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива», – пишет Лев Толстой.
Видимо, свой гнев Наташа обращает на себя, чувствуя презрение к себе, стыд перед собой и близкими. А вот Кити Щербацкая пышет ненавистью к Вронскому и Анне Карениной. Может быть, Толстой «не дает» этого гнева Наташе, поскольку считает, что винить ей стоит только себя – в то время, как Кити – «истинная жертва»?..
…Далее события развиваются по-разному. Кто-то «остывает» и вновь откатывается в дошоковое состояние, в очередной раз «договаривается» с собой, что «не произошло ничего особенного», и даже – «показалось». Или же жертва признает, что абьюзер «не совсем прав», но умаляет масштаб произошедшего. Мол, это не то, из-за чего расстаются.
Но еще чаще в абьюзе нас задерживает «сахарное» шоу, которое буквально сбивает нас с ног и заставляет отказаться от своих планов или хотя бы повременить с ними. Ведь человек так искренне раскаивается, так умоляет не уходить и дать ему шанс, приводит такие эмоциональные доводы…
Заметила, что некоторые мои читательницы ждут «сахарного» шоу с неким замиранием сердца: когда же мне принесут 101 розу и встанут на колени, протягивая кольцо с крупным бриллиантом? Однако важно понимать, что не всегда «сахарное» шоу – это задаривание «по всем швам» и «валяние в прахе» у ног ваших. Для кого-то «сахарным» шоу становится незначительное потепление или нечленораздельное «ну… это… проехали, Юлях».
Итак, одни остаются до нового обострения, а те, кто твердо решил на этот раз идти до конца, подают на развод, уходят по-английски, пишут заявление об увольнении (если дело происходит на работе) или прощальное письмо. Обычно жертва стремится высказать мучителю наболевшее и хотя не желает больше слушать его оправданий, но подспудно все же ждет их.
Брошенный агрессор часто настаивает на «серьезном разговоре», где обещает «все объяснить». Не стоит соглашаться на него! Вас ждет словесный «салат»[16] и бомбардировка самыми убойными манипуляциями: давлением на жалость и чувство вины, шантажом, угрозами, клятвами в любви, крокодильими слезами… Обычно все это хаотично сменяет друг друга: абьюзер пробует все, интуитивно отыскивая ваше самое слабое место, чтобы давить именно на него. Реже, но случаются и более страшные вещи: например, человек покушается на самоубийство (или делает вид), налетает на жертву с кулаками и даже убивает. Случаи всем известны…
…Что вы испытываете на этом этапе? Острую боль утраты. Нередко – страх, отчаяние, вину. «Жизнь раскололась надвое». Это очень тяжело, но это придется пережить.
Особенно трудно и больно бывает первые 3–4 месяца, потом накал страдания начинает ослабевать. Это при условии, что вы полностью отказались от общения с оставленным агрессором.
Во многих источниках говорится, что для самоочищения психики от «яда», источаемого психопатом, жертве требуется примерно 100 дней полного «карантина». То есть она не должна ни видеть, ни слышать агрессора. Лишь тогда она сможет хоть сколько-то окрепнуть, ослабить свою эмоциональную зависимость и «протрезветь».
Эти условные 100 дней – а это и есть те самые три-четыре месяца, о которых я говорила выше, – проходят очень бурно. Если вы бросили абьюзера, поскольку у вас открылись глаза и вы ужаснулись тому, что он с вами творил, то обычно в вас бурлит гнев, «ярость благородная». Я дважды пережила подобное и могу сказать, что это очень «драйвовое» время. Для меня оно становилось периодом творческих, спортивных и прочих свершений, активного планирования. Например, я в этой фазе собирала материал для первой версии книги «Бойся, я с тобой», искала и интервьюировала пострадавших, с азартом писала. Гнев стал для меня мощным двигателем, невероятно вдохновил. Поэтому я на своем опыте знаю, что праведная ненависть может быть направлена в созидательное русло и… даже впоследствии принести вам дивиденды.
Многие мои читатели тоже сумели обратить бурные эмоции этого периода себе на пользу. Одна девушка на следующий же день после разрыва отношений пошла и зарегистрировала фирму, о чем давно мечтала. Другая уехала к подруге в Москву и каждый день ходила в новый музей. Многих наполняет энергией и вдохновением один только факт освобождения.
«У меня в тот период было чувство, что в моей жизни уже все было, что я как бы жизнь уже прожила свою и просто доживаю остаток дней. Меня грызло ужасающее одиночество и пустота, появились периоды очень сильного душевного упадка. Не знаю, была ли это клиническая депрессия, но я стала, например, очень бояться темноты. Появились панические атаки. Часто снились кошмары.
Однако на событийном плане было все очень даже хорошо. Кредит за бывшего мужа был выплачен. Я стала неплохо зарабатывать. Основная работа плюс подработки дали мне возможность путешествовать. Отчасти назло ему, доказывала себе, что и мне этот мир доступен во всех красках. Я плакала от переполняющих меня чувств – впервые в жизни видела, ощущала всей кожей море! Я всерьез задумалась о покупке квартиры и стала копить. Преодолела свой комплекс «это не для меня» и сдала на права, чтобы, наконец, стать более мобильной», – рассказывает читательница.
Конечно, если вы вырываетесь (а часто и выползаете) из отношений на поздних этапах деструктивного сценария, то поначалу чувствуете себя полной развалиной. У вас едва хватает сил худо-бедно обслужить себя. Часто вы не в состоянии работать и учиться. Дни вы проводите, лежа на кровати или машинально выполняя какую-то рутинную работу. Вы и ненавидеть в полную силу пока не можете. Как сможете – это будет хороший знак.
Одна моя читательница, чувствуя себя после разрыва полнейшим овощем, предприняла нетривиальный шаг: взяла кредит, чтобы позволить себе с полгода отлежаться. Ее стратегия себя оправдала: немного окрепнув и параллельно подлечившись, она сделала впечатляющий карьерный рывок. Не рекомендую это как универсальный рецепт, лишь рассказываю, что «и так можно было».
Важно: не торопитесь проскакивать этот этап! Не запрещайте себе испытывать отрицательные эмоции и не пугайтесь их накала. Как сильно вас обижали, как долго сжималась пружина вашего терпения – так сильно вы и ненавидите. Такой гнев доброкачествен, это здоровая реакция психики на насилие.
Ваш гнев сейчас как температура при гриппе. Будете сбивать – осложнения шарахнут. Отдаленные. Слушайте себя: если душа бурлит, кипит – значит, ей это нужно. Работает природный механизм самоочищения и самосохранения. Не мешайте ему.
«Продолжительность реакции горя определяется тем, насколько успешно человек осуществляет работу горя: выходит из состояния зависимости от умершего, вновь приспосабливается к окружающему миру, в котором потерянного лица больше нет. Одно из самых больших препятствий в этой работе состоит в том, что многие пациенты пытаются избежать сильного страдания, связанного с переживанием горя, и уклониться от выражения эмоций, необходимого для этого переживания. Пациенты должны принять необходимость переживания горя, и только тогда они будут способны смириться с болью тяжелой утраты», – пишет психотерапевт Михаил Литвак.
Увы, немало пострадавших пугаются своих «неправильных» эмоций, их небывалой силы и длительности, ужасаются своей «злобности», «психованности», «неумению прощать и отпускать ситуацию». И начинают обуздывать свой гнев. Безусловно, это возможно, ведь наша психика располагает массой защит. Одна из них – капсулирование боли. Вот что пишет об этом психолог Людмила Петрановская:
«Это значит, что мы отсекаем от себя страдающую часть и запираем ее в эту капсулу. Каждый раз, когда мы отрезаем часть себя, мы становимся чуть мертвее. Невозможность нормально жить, нормально чувствовать. Если у тебя много страдающей части отрезано и закапсулировано, ты не можешь чувствовать свои чувства, не можешь чувствовать чувства других людей. У тебя нарушается эмпатия, нарушается радость жизни, нарушается возможность для творчества. Это значит быть немножко мертвым».
Многих пугают и нескончаемые внутренние диалоги с абьюзером, некоторые из-за этого даже начинают думать, что сходят с ума.
«Рассталась с перверзнейшим из перверзных, очень гордилась этим, в первые месяцы каждый день чуть ли не гимны радости пела, что освободилась! Но в метро, на работе, на улице хожу и кулаками ему потрясаю. Что это? Как вернуть себя себе? Как прекратить эти бестолковые гневные монологи?»
Как? Продолжать вести их, пока в этом не отпадет потребность. Ничего «бестолкового» в этом нет. Согнутая пружина резко распрямилась и сейчас бешено вибрирует. Чтобы она замерла, нужно время. Поэтому не нужно прекращать «голоса в голове» волевым усилием. Во-первых, не особо и получится. А во-вторых, психика обязательно припомнит вам такое неуважительное обращение с ней.
Не пугайтесь: эти внутренние монологи не говорят о том, что вы сошли с ума. Они бывают абсолютно у всех жертв абьюза. И эти «голоса в голове» не навсегда. По мере выздоровления их будет все меньше и меньше, пока они не исчезнут совсем.
…Заметила: почему-то некоторые своеобразно понимают совет насчет 100 дней карантина. Считают, что важно воздержаться от контакта именно в эти 3 месяца, как бы «охладиться», а дальше можно возобновить общение. Это опасное заблуждение!
За время карантина вы всего лишь слегка укрепитесь в «трезвости» и переживете первую волну острого горя. О выздоровлении речи не идет. Поэтому если вы примете пинг абьюзера или сами выйдете с ним на связь, то в 99,99 % случаев вас затянет обратно. Ну и скажите, стоило ли подвергать себя таким страданиям в эти 100 дней, чтобы вот так взять и все обнулить?..
Возобновлять общение с абьюзером опасно на любом этапе после ухода. Нередко бывает, что жертва полноценно восстановилась, устроила свою жизнь, а через 3–5–10 лет – случайная или неслучайная встреча «и все заверте…»
В такой переплет попала Аврора Шернваль, будущая жена промышленника Павла Демидова, а потом и Андрея Карамзина, сына известного историка. В 19 лет она влюбилась в классического нарцисса – офицера Алексея Муханова. Гуляка, мот и шулер оказывал ей преувеличенные знаки внимания и кичился «трофеем» – Аврора считалась в свете одной из первых красавиц. Все считали, что дело идет к свадьбе, как вдруг Муханов без объяснения причин бросил Аврору.
Больших сил стоило девушке выкарабкаться. Но как только ее жизнь стала налаживаться и она стала фрейлиной при дворе, Муханов предпринял пинг, разыграв карту полного раскаяния. И вот спустя 4 года Аврора вновь ему поверила! Дело стремительно шло к свадьбе (а девушка помимо бесспорной красоты могла уже похвастаться и годовым жалованьем в 5 тысяч рублей), и только судьба уберегла Аврору от рокового шага. За пару недель до свадьбы, после очередного кутежа Муханов налегке выскочил на улицу, простыл и вскоре умер от пневмонии. Именно после этого светские кумушки и прилепили к добросердечной и скромной Шернваль ярлык «роковой Авроры»…
Опасно на этом этапе и поддаться агрессии окружения[17]. Переживая сильную боль и чувствуя потребность поделиться ею, пострадавший часто наталкивается на скучающие лица, слышит досадливые вздохи. «Ты зациклилась», «Сколько можно об этом думать?», «Зачем ты варишься в этом негативе?», «Хватит носиться со своей обидой как с писаной торбой!» – как часто мы слышим что-то подобное, причем от самых близких людей!
Но отсутствие поддержки – это еще не все. Горюющего человека начинают «терапевтировать», утрированно и искаженно толкуя сомнительные психологические постулаты, а чаще – прямо или намеками обвиняют в излишней эмоциональности, негибкости, капризности, эгоизме, максимализме, наивности, нереалистичных ожиданиях, неумении строить отношения и находить подходы к людям… Скорее всего, и вы пережили что-то подобное и прекрасно представляете, как больно биться об эту глухую стену непонимания, бесчувственности и даже осуждения, которые подаются под маской дружеского сочувствия и «желания добра».
А ведь нередко человек на этом этапе сомневается, колеблется, поэтому любая некорректность может вывести его из себя, толкнуть на эмоциональную («истеричную») выходку или в объятия абьюзера! Вот показательный диалог между читательницей Галей, только что пережившей развод с нарциссом, и ее приятельницей Ирой, которая попыталась «наставить ее на путь истинный» (имена изменены):
…Переживая жизненную драму, мы ждем от близких понимания и сочувствия. Но, к сожалению, наши ожидания редко оправдываются. Почему?
Во-первых, у многих из нас нет культуры сочувствия. Мы не знаем, что сказать горюющему, паникуем при виде чужих слез, и с наших губ автоматически срывается дежурное «А ну, хватит разводить сырость, утри слезки и улыбнись» (в лучшем случае) или мы начинаем набрасывать варианты, какие прегрешения привели его к нынешнему состоянию – то есть попросту виноватим. Почему-то мы становимся бесплатными адвокатами обидчика и забрасываем своего близкого вопросами вроде «А может быть, ты его не так поняла?», «А ты уверена, что сама все сделала правильно?», «Может, вам сесть и все это серьезно проговорить?»
В том, что мы не умеем сочувствовать, нет нашей вины – нас этому никто не учил, и немногим из нас в жизни повезло хоть раз получить настоящее сочувствие. Но мы можем научиться сострадать, поддерживать – причем неразрушительным для себя образом.
«Даже просто молча побыть рядом, подержать за руку, похлопать по плечу или обнять – одно это уже дает горюющему человеку ощущение, что он не один, что его слышат и принимают. И если не знаете, как быть дальше, – спросите, чего бы человеку хотелось: чтобы вы его выслушали или же просто помолчали», – советует психолог Наталья Рачковская….
Во-вторых, если мы провели с абьюзером много времени, то людей вокруг нас почти не осталось, и поведать свою печаль некому. «Крикну – а в ответ тишина».
В-третьих, за месяцы и годы в абьюзе мы истощили терпение близких бесконечными переливаниями из пустого в порожнее, мозговыми штурмами на тему «Что он имел в виду на этот раз?», кухонным психоанализом… Конечно, людей раздражает наша непоследовательность: вчера мы в состоянии нестояния рыдали на дружеском плече и клялись, что это конец, а сегодня бурно примирились с мучителем и на упреки подруги заносчиво отвечаем, чтобы не лезла в нашу личную жизнь.
И даже если вы оперативно вытолкали абьюзера из своей жизни и не успели надоесть близким разговорами о нем, вы точно так же можете не найти у них ожидаемого понимания. По моему опыту, если люди сами не пережили что-то подобное, они вас вряд ли поймут. И даже если пережили – тоже не факт, что смогут провести параллели между вашей и своей ситуациями.
Еще один фактор: выздоровев, многие забывают былую боль, и им уже трудно «подключиться» к эмоциям людей, которым нестерпимо больно именно сейчас. Я это нередко наблюдаю в комментариях к своим постам.
И в-четвертых, не стоит забывать о том, что ваше окружение может быть очаровано психопатом или, по крайней мере, считать его «обычным козлом». Вот как пишет об этом читательница:
«Люди не понимают, что такая проблема существует, что есть такая патология, им кажется, что это просто такой характер, что “мужики все такие”, при разводе, мол, все стараются урвать что-то из семьи, не заботиться о детях, не помогать бывшей с общими кредитами. Ну а то, что они сплетничают о бывшей, лгут о ней, – ну что ж, оправдываются, вот и все.
То есть все эти пируэты рассматриваются не как болезнь, а как черта характера или вынужденная мера в сложившихся обстоятельствах. Ну и слово “психопат” многие воспринимают неправильно – думают, что это мужик с ножом на улице. А такой симпатяга, как мой бывший, – ну какой же он психопат?»
…Вы сейчас настолько ранимы, что можете вспыхнуть от любой неловкой фразы – даже если ее произнесет человек, относящийся к вам действительно по-доброму. Вот показательная сцена объяснения двух любящих сестер из «Анны Карениной»[18]:
«У Долли похолодело сердце, когда она увидала Кити, сидевшую на низеньком, ближайшем от двери стуле и устремившую неподвижные глаза на угол ковра. Кити взглянула на сестру, и холодное, несколько суровое выражение ее лица не изменилось.
– Я теперь уеду и засяду дома, и тебе нельзя будет ко мне, – сказала Дарья Александровна, садясь подле нее. – Мне хочется поговорить с тобой.
– О чем? – испуганно подняв голову, быстро спросила Кити.
– О чем, как не о твоем горе?
– У меня нет горя.
– Полно, Кити. Неужели ты думаешь, что я могу не знать? Я все знаю. И поверь мне, это так ничтожно… Мы все прошли через это.