— Меня зовут Ефим, — сказал он и, приблизившись, взял Машу за руку.
— Змеиная королева заколдовала меня, превратив в паука за то, что я не стал ей служить. Спасибо, тебе Маша. Ты не раздумывая отдала за меня своё серебряное веретено. Как же теперь твоя мечта о волшебном узоре?
Маша, немного смутившись от устремлённого на неё взгляда синих глаз Ефима, тихо твечала:
— Бабушка говаривала, что придёт время — узор счастья сам явится искусной мастерице. Буду прясть и ткать, шить и вышивать — очень уж по нраву мне такая работа. Глядишь, и будет толк со временем.
Свадьбу Маши и Ефима, как тогда полагалось, весело праздновали три дня всей деревней. И такая это была красивая пара, так хорошо они смотрелись в расшитых свадебных нарядах, так подходили друг другу, так радушно принимали гостей, что люди долго ещё вспоминали это событие. Макар и Аксинья от всей души радовались счастливой судьбе дочери, а Василька перестал дурачиться и дразнить сестру.
Жизнь шла своим чередом. Как-то раз Маша отправилась к колодцу. Вытащив полное ведро воды, на дне она увидела своё простое старое веретено. Выхватив его из ведра, забыв про всё на свете, Маша быстро зашагала к дому. Улучив момент, когда все были заняты своими делами, Маша присела на лавку у окна и начала прясть, вращая своё деревянное веретено и тихонько приговаривая:
— Ты вертись, веретено, как давно заведено,
И на север, и на юг, очерти побольше круг,
Нить судьбы моей сплети, счастье к дому приведи.
Ты крутись, веретено, чтоб соткалось полотно,
Чтобы вышивка легла, счастье к дому привела.
Маша почувствовала, будто веретено само закружилось в её руках, образовывая вместе с нитью дивный светящийся вихрь, через который стал всё ярче проступать древний узор счастья.
Время пролетело незаметно, и к очередной ярмарке у Маши были готовы тканые и вышитые рушники, скатерти, одежда. Слава о мастерице и её узорах разнеслась далеко, приписывая Машиному полотну чудесные свойства: то рушник кого-то от злого глаза исцелил, то сорочка с затейливым орнаментом счастливую долю принесла, то и впрямь на скатерти яства не переводились. Народ толпился у прилавка с Машиными изделиями, цокая языками да нахваливая её труд.
— Какая тонкая работа!
— Как это ей удаётся?
— А вышивка-то какая гладкая!
Ефим с гордостью поглядывал на жену.
— Бойко идёт торговля у такой искусной мастерицы! Молва покупателей приводит: давно уже люди говорят, что твой древний узор счастье приносит. И простой вроде бы, а повторить никто не может. Всё думают, что без волшебства не обошлось.
Маша хитро прищурилась и прислонилась к Ефиму.
— Уж конечно, не обошлось, Ефимушка.
Уже серьёзно добавила:
— Иногда мне кажется, что моё старое веретено и вправду непростую нить скручивает. А она потом сама в узоры складывается — тку ли я, вышиваю ли. И так мне нравится, ЧТО я делаю, так легко на сердце становится, когда работаю, что и не замечаю, как час за часом пролетает.
У Ульяны жизнь тоже шла своим чередом. Однажды под вечер заглянула к ней родственница, жившая неподалёку, и протянула вышитый рушник.
— Это тебе к празднику. Очень уж ладная работа! Не удержалась, на ярмарке у Маши купила. В доме всегда пригодится. Ты-то так и не научилась ни прясть, ни ткать, ни вышивать.
Уля поморщилась.
— Да некогда мне.
Взяв рушник, Ульяна провела по нему рукой, разглядывая орнамент. Вдруг она подняла глаза на стену и, опешив, снова увидела себя в живых картинках, как когда-то в доме Маши.
Вот она говорит подружкам у колодца:
— Уж какая Маша-то наша мастерица, а поди ж ты, приданое наткать и не успела. Зачем хорошему парню такая хозяйка в доме?
Вот она, разозлившись, бросает расписное веретено в огонь печки.
Вот она, стоя у окна, держит в руках серебряное веретено, топает ногой и произносит:
— Моим Лукьян пусть будет!
Видение исчезло. Уля тяжело опустилась на лавку, закрыла рушником лицо и заплакала.
Прошло несколько дней. Ещё издали Уля увидала Машу, набиравшую воду в колодце. Приблизившись, спокойно и негромко сказала:
— Прости меня, Маша. За всё прости.
Маша поставила ведро на низкую скамейку и выпрямилась.
— Да простила я тебя давно уж.
Уля, глядя куда-то в сторону, проговорила:
— Уезжаем мы с Лукьяном. Пришла вот проститься.
Немного помедлив, Ульяна развернулась и двинулась по улице. Ей навстречу вышел Лукьян, которого она крепко взяла под руку, и они вдвоём пошли дальше не оборачиваясь. Маша долго смотрела вслед удаляющейся паре, потом подняла правую руку с раскрытой ладонью — то ли прощаясь, то ли благословляя. В воздухе появился, с каждой минутой проступая всё ярче, древний узор счастья — красноконтурный ромб с разветвлёнными лучами солнца.
Вот так закончилась первая история — о Маше, чей рушник — единственный сохранившийся до наших дней — и сегодня оберегает мой род. Ещё не раз в наших семейных хрониках появлялись и Ульяна, и Лукьян, и много других людей, так или иначе связанных с древним узором счастья, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.