Помоги проекту - поделись книгой:
Дверь захлопнулась, и Шпатц на несколько мгновений замер, оглушенный тишиной и одиночеством. Вздрогнул от иррационального страха, что он заперт навсегда в этой крохотной квартирке на четвертом этаже дома номер семнадцать по Тульпенштрассе. Поддавшись внезапной панике он снова распахнул дверь, вслушиваясь, как за какой-то из дверей бормочет радио, где-то недалеко спорят на повышенных тонах мужчина и женщина, в чьи-то шаги и голоса. Когда щелкнул замок на соседней двери, Шпатц устыдился своего малодушия и захлопнул свою. Повесил ключ с казенного вида биркой с выгравированным на ней адресом на крючок. Поставил на пол сумку. Посмотрел на свое отражение в овальном зеркале напротив входной двери. В Гехольце казалось, что к нему теперь навсегда прирастут синие форменные штаны с курткой и сероватая застиранная рубаха с одной пуговицей сзади на шее.
— У нас все отлично получилось, не правда ли, герр Грессель? — вполголоса сказал он самому себе за мутноватым стеклом. Снял шляпу, ловко закинул ее на полку над зеркалом, стянул плащ и аккуратно повесил его на плечики в узкий шкаф. Неспешно прошелся по своим хоромам. Маленькая комната, стены светло-серые в широкую темно-серую полоску, узкая кровать с жестким матрацем, небольшой квадратный стол, стул, неудобный, разумеется. Комод. Узкое высокое окно во двор-колодец. В нише — тумбочка, на ней — таз и кувшин для умывания. Чуть выше — полочка с еще одним зеркалом, для бритья. Общественный туалет — на каждом этаже в конце коридора. Прачечная и душевые — в подвале, горячую воду включают утром и вечером, по понедельникам не включают вообще.
Шпатц сел за стол и выложил перед собой документы — аусвайс, пока еще девственно чистую арбайтсбух и лист контроля. Завтра утром ему предстояло явиться на биржу, чтобы ознакомиться со списком вакансий, зарегистрироваться и… И что-то еще, наверное, он пока плохо себе представлял, что его там ждет. Раньше ему не приходилось искать работу. Согласно листу контроля, ближайшие три месяца ему предписывалось раз в неделю встречаться с инспектором Боденгаузеном, беседовать, получать соответствующую печать и идти по своим делам. Но покидать Билегебен в эти три месяца будет нельзя.
Билегебен был шварцландским городом-вокзалом. Именно здесь находились все иностранные посольства, сюда иностранцы приезжали по своим торговым делам, и отсюда начинали свой путь в Шварцланде все иммигранты. Карантинный город. Как садок для детей в сеймсвилльских деревнях. Куда отправляли ребятишек, как только они начинали уверенно ходить, чтобы родители могли вернуться к работе. Выйти из закрытой территории ребенок мог, только когда присматривавшие за подрастающим поколением бабки и детки решали, что он достаточно взрослый, чтобы не мешаться под ногами, быть почтительным и приносить пользу. Если же доверия сорванец не оправдывал, его возвращали обратно. На довоспитание. Так и здесь — мы рады тебе, дорогой новый подданный, вот тебе почти настоящий город, научись вести себя в обществе, прилежно работать и учиться и быть полезным нашему государству. Тогда мы откроем железные ворота и выпустим тебя на свободу. У Шпатца было сложное чувство. С одной стороны, да как они смеют меня так ограничивать?! Это же тюрьма! С другой… Мощеные дороги, люфтшиффы, вагены всех размеров, уличное освещение, идеальный порядок. Может они знают, что делают?
Шпатц шумно выдохнул и уперся лбом в кулаки. Он не все сказал инспектору Боденгаузену. Да, его мать умерла, утонула в кровавой рвоте и захлебываясь кашлем. Только сбежал он в ночь ее смерти не потому что поругался с отцом. А потому что она кое-что успела ему сказать. Задыхаясь. Закатывая глаза. «Шпатц, милый, я почти мертва. Возьми в шкатулке письмо для тебя и деньги и уходи…» Потом вбежали отец и доктор, его оттолкнули от кровати, и когда Шпатц ушел, никто даже не заметил. Он распечатал конверт в темной конуре под крышей случайного кабака.
«Шпатц, любимый и единственный мой сын. Я должна была сказать тебе это много раньше и глядя в глаза, а не так — ты читаешь эти строчки, а я умираю или уже умерла. Мое настоящее имя Пфальц-Катрин-Блум штамм Фогельзанг, и я происхожу из очень знатного роды Вейсланда. По праву крови ты должен носить эту фамилию, и я хочу верить, что когда-нибудь обязательно будешь. Я не просто так умираю, меня убили. За это не надо никому мстить, это и есть месть. Мне. Поверь, я заслужила. Я и так украла у судьбы много лет пусть не безоблачного, но счастья. Увы, у меня нет сил и возможностей рассказать тебе сейчас все, что тебе нужно знать, но я верю, что ты сможешь справиться сам. Не можешь не справиться. Прости, но тебе придется покинуть место, которое ты считаешь домом. У тебя нет времени ни на что — постарайся больше не ходить по привычным местам и уезжай прямо сейчас. Дорогами, которыми никогда не ходил. Отцу, друзьям, Джерд, братьям и сестрам объяснишь потом. Когда останешься в живых и вернешь себе имя. Подай прошение на гражданство Шварцланда. Назови мое имя как причину, этого должно быть достаточно. Если нет, сделай все, что необходимо. Ходи по команде, прыгай по команде, ходи на четвереньках. Все, что пожелают эти изуверы на границе, только бы они впустили тебя. У меня спутаны мысли, я надеюсь, что пишу хотя бы связно. Прошу, делай, как я сказала. Твое настоящее имя защитит тебя. Сожги письмо, когда прочитаешь. Прощай. Мама».
Он смотрел тогда, как пламя облизывает лист бумаги, как чернеют его края, как исчезают неровные буквы, торопливо написанные маминой рукой и думал, что, кажется, ждал чего-то подобного. Ему хотелось заплакать, но вместо этого он повторял раз за разом настоящее имя матери. Его пропуск в будущее.
Шпатц поднял голову и посмотрел в окно. Спускались сумерки, и кое-где уже засветились одинаковые тусклые шары светильников. Пожилая женщина курила, высунувшись из окна напротив. Силуэты двух мужчин, сидящих за столом виднелись в другом. Правилами этого дома запрещались шторы, так что стоило зажечь свет, ты превращался в такое же зрелище для остальных, как и они для тебя. Также правилами полагалось сообщать коменданту, если соседи занимались чем-то странным, непотребным или приводили к себе чужих людей.
Сколько раз Шпатц представлял, как много всего сделает, когда наконец-то получит свои долгожданные документы и избавится от стоящего над душой инспектора. И вот этот момент наступил, и что? Хочется просто сидеть на месте, смотреть, как за другими окнами идет чужая жизнь и ни о чем не думать. Правда стул не располагал к долгому сидению, так что Шпатц поднялся и решил пройтись. Благо, вечерние прогулки, как впрочем, дневные, ночные и утренние никакими правилами и предписаниями не запрещались.
— Добрый вечер, герр Грессель! — пожилой комендант кивнул, не отрывая взгляд от толстой тетради, в которой он старательно писал.
— Здравствуйте, герр комендант, — Шпатц приподнял шляпу. — Рабочие дела?
— Ах нет, что вы! — комендант отложил ручку. — Я пишу пьесу! На моих глазах столько всего происходит, что это готовые спектакли. Или кинофильмы. А моя супруга считает это блажью и глупостями всякими. Она дама строгая, так что я не смею приносить свои тетрадки домой. И помаленьку калякаю здесь, пока никого нет.
— Некоторых жен лучше не сердить, это точно — Шпатц остановился и протянул ключ от своей квартиры. — Я хочу прогуляться по окрестностям и поужинать.
— Приятной прогулки, герр Грессель. Купите брецель у старого Вурзеля. Его тележка на углу. Брецели у него невкусные, но у нас принято поддерживать старика.
— Спасибо, герр комендант. Достаньте мне контрамарочку на премьеру вашей пьесы.
Шпатц открыл дверь и вышел. Прохожих было немного, рабочий день в утренних конторах закончился уже давно, а вечерние будут трудиться до темноты. Шпатц вдохнул полную грудь городского воздухе, полного непривычных пока еще запахов и остановился. «Странное дело. Пока не укладывается в голове, что здесь мой новый дом», — подумал он и направился к брецельной тележке, явно знававшей лучшие времена. Как и ее весьма преклонных лет хозяин, клевавший носом на складном деревянном стуле. Вурзелю на вид было лет, наверное, сто. Он был одет в потрепанную военную форму времен до Реформации. На левой стороне груди — скромного вида орден. Серебряный глаз на черном эмалевом круге.
— Герр Вурзель? — Шпатц слегка поклонился и приподнял шляпу. Продавец брецелей встрепенулся. Его глаза неожиданно оказались вовсе не тусклого стариковского цвета. Цепкий взгляд в одно мгновение обежал фигуру Шпатца с головы до ног, тонкие губы расплылись в улыбке.
— Так точно, герр, извините, не знаю вашего имени.
— Грессель. Шпатц Грессель.
— Я никогда вас прежде не видел. Вы приезжий?
— Сегодня заселился в дом номер семнадцать, к герру Каупляйну.
— Да-да, мы хорошо знакомы с комендантом. Чего изволите, герр Грессель?
— Для начала брецель, герр Вурзель. — Старик с готовностью открыл тележку. — И, еще — хороший совет, пожалуй. Я бы хотел посидеть в каком-нибудь приятном месте, выпить пива или шерри. Если вы понимаете, о чем я…
Вурзель аккуратно завернул брецель в сероватую бумагу и протянул Шпатцу.
— Десять клейнов. Если можно одной монетой, я их коллекционирую. Что касается вашего второго вопроса, герр Грессель, то, я так понимаю, что вы здесь впервые и не знакомы с маркировкой питейных заведений?
— Точно так, герр Вурзель.
— Что ж, тогда рекомендую вам озаботиться изучением этой информации в первую очередь, если вы любитель подобных мест. Что же до моей рекомендации, то мой вам совет — посетите Фрау Вигберг. Сейчас сверните на Вейсштрассе, через два квартала по правую руку увидите скульптуру кролика над аркой, свернете туда и вы на месте.
— Благодарю, герр Вурзель, — Шпатц приподнял шляпу.
— О, мне повезло, ваша монета из очень редких ценных, для тех, кто понимает. Я сохраню ее.
— Рад помочь. И рассчитываю на лекцию по питейным заведениям в скором будущем.
Шпатц свернул на узкую Вейсштрассе и понял, что все еще держит в руке черствый брецель. Есть уже на самом деле немного хотелось, так что он попробовал откусить кусочек. Безуспешно. Узел из теста был как каменный, будто его достали из печи не меньше недели назад. Он пожал плечами и сунул свою первую покупку в Шварцланде в карман плаща. «Не сказал бы, что Вурзель выглядит особо немощным или слабоумным, чтобы все вокруг делали вид, что его брецели съедобны просто из жалости… — подумал он, подходя к арке с кроликом. — Впрочем, бывают и более странные традиции… Надо будет, кстати, узнать, что за орден этот старикан с цепким взглядом носит на груди».
Фундамент и первый этаж дома выглядели гораздо старше, чем верхние четыре этажа. Такое впечатление, что тяжелое каменное основание осталось еще с довоенных времен. Шпатц свернул под арку, под которой вечерние сумерки превратились в почти кромешную темноту.
Вывеска «Фрау Вигберг» обнаружилась нас дверью в полуподвале внутреннего дворика, тускло подсвеченного бледным пламенем газового фонаря. «Видимо, Вурзелю это место напоминает о детстве, когда яркий электрический свет еще не завоевал городские улицы», — Шпатц пригнул голову, входя в низкую полукруглую дверь. Одолев скудно освещенные несколько ступенек вниз, Шпатц прошел сквозь штору из красных и желтых бусин, закрывающих вход и оказался в небольшом и весьма уютном помещении бара. Из пяти столиков было занято три, еще двое посетителей сидело у стойки. За которой стояла вовсе не респектабельная фрау, а совсем молодой парень невысокого роста, чем-то напомнивший Флинка. Взгляды посетителей на мгновение обратились на Шпатца, повисло короткое молчание, но все очень быстро вернулись к своим кружкам, тарелкам и беседам. Вкусно пахло жареным мясом с луком и свежим хлебом.
— Входите, не стойте! — парнишка за стойкой приветливо махнул рукой. — Желаете поесть или просто выпьете пива?
Шпатц облокотился на стойку. Запах еды и неудачная попытка закусить брецелем изменили его план просто выпить кружечку пивка и осмотреться, а поужинать в социальной столовой.
— У вас так аппетитно пахнет, что я, пожалуй не смогу отказаться.
— О, вы не пожалеете!
Шпатц уселся за один из свободных столиков, и за недолгое ожидание был вознагражден кружкой черного как ночь пива, увенчанного плотной шапкой пены (он много слышал о знаменитом шварцбир, но его никогда не вывозили за пределы Шварцланда и Вейсланда), и тарелкой с несколькими щедрыми ломтями подрумяненного на углях хлеба, на котором исходили соком кусочки жаренного с луком мяса.
— Фрау считает, что хлеб, мясо и пиво — это совершенство само по себе, которое недостойно быть испорченным ненужными дополнениями, — доверительно сказал бармен, наблюдая за предвкушающей улыбкой Шпатца.
— Фрау знает, о чем говорит, — Шпатц сделал глоток пива и замер от удовольствия. Оно горчило чуть больше, чем ему раньше нравилось, но он был готов признать, что ошибался, потому что вкус был восхитительным, густым и полностью оправдал его ожидания.
— Меня зовут Волдо, я рядом, если вам что-то понадобится.
Шпатц кивнул и принялся за хлеб с мясом.
Вторую кружку пива Шпатц потягивал медленно, смакуя каждый глоток. Тревожное настроение, накрывшее его парой часов раньше, растворилось почти бесследно. Нет, идеального плана действий у него не появилось, просто мысли об этом отодвинулись на задний план и перестали беспокоить. Вокруг был уютный полутемный бар в полуподвале дома аанерсгросской постройки где-то в относительном центре Билегебена. Пока еще непостижимый и новый Шварцланд. Незнакомцы, ведущие тихие беседы за соседними столиками. Бледные огоньки газовых рожков в под короткими конусами колпаков из матового стекла. Потемневшая каменная кладка стен, низкий сводчатый потолок.
— Вы не будете против, если я здесь присяду, герр незнакомец? — Шпатц вздрогнул, поняв, что женский голос обращается к нему.
— Любой из этих трех стульев к вашим услугам, фройляйн.
— Спасибочки, — дамочка быстро плюхнулась рядом, задев коленом ногу Шпатца. — Вы похожи на переодетого принца, путешествующего инкогнито!
— У вас богатая фантазия, фройляйн, — Шпатц не собирался поддерживать с девушкой диалог, надеялся, что она просто устроится за столиком, закажет себе пива или вина и просто будет молча сидеть рядом.
— Фройляйн Лейзе, — ярко-красные губы растянулись в приветливо-обольстительной улыбке. — Меня зовут Лейзе, а вас?
— Чрезвычайно рад узнать это, — Шпатц слегка наклонил голову, все еще не испытывая желания общаться с назойливой девицей. — Можете продолжать называть меня герр незнакомец. Или герр принц, если вам угодно.
— Ах, простите, я такая невежливая! — тонкие пальцы с красными ногтями легко коснулись руки Шпатца. — Я не пророню более ни слова!
Шпатцу стало стыдно. Он внимательно посмотрел на Лейзе. Она выглядела совсем еще девочкой, лет шестнадцати. Но возможно это из-за ее угловатой хрупкости. Светлые волосы модно острижены по плечи и уложены продуманными волнами. Черная шляпка-таблетка с павлиньим пером, черное же с блестками платье, чуть короче, чем это считалось приличным. Усталые круги вокруг глаз умело замаскированы яркой косметикой. На лице — детская гримаска обиды.
— Меня зовут Шпатц, фройляйн Лейзе, — показные слезы в серых глазах девушки моментально высохли. — Вы выглядете совсем юной, ваша мама отпускает вас вечером гулять одну?
— Вы такой милый, герр Шпатц, так приятно, что вы обо мне заботитесь! — красные губы Лейзе вновь расплылись в улыбке. — Если бы моя мама была жива, она наверняка бы сочла неприличным и мое платье, и этот бар, и то, что я позволила себе заговорить с вами первой. А я бы фыркала в ответ на ее нравоучения и считала ее старомодной.
— Мне жаль, — Шпатц накрыл тонкую кисть девушки своей рукой. — Это грустно, что вам приходится самой о себе заботиться.
— Я привыкла, герр Шпатц, — Лейзе наклонилась так близко, что Шпатц почувствовал незнакомый запах ее духов. — Я работаю утренней секретаршей на бумажной фабрике. И иногда по вечерам прихожу в бар выпить рюмочку шерри. На большее мне редко хватает, может вы согласитесь угостить меня?
— Рюмку шерри для фройляйн и еще одну кружку черного для меня, — Волдо из-за стойки показал палец вверх и широко улыбнулся. Но когда Лейзе отвела взгляд и повернула лицо к Шпатцу, бармен убрал с лица улыбку и несколько раз покачал головой, глядя прямо на Шпатца.
Лейзе болтала, Шпатц изредка отвечал и потягивал пиво, стараясь не терять бдительности. Часть посетителей вышла, соседний столик теперь был свободен. Под сводчатым потолком струились призрачные клубы табачного дыма. Зашелестели бусины входной шторы, и в бар вошли два рослых полицая. Лейзе побледнела. Тот, что был повыше остановился у входа, второй направился прямиком к столику Шпатца.
— Герр, фройляйн, — полицай обозначил приветствие кивком головы. — Предъявите аусвайс.
Шпатц сунул руку в нагрудный карман пиджака и протянул полицаю темно-зеленую книжечку с восьмилучевым солнцем Вейсланда на обложке. Лейзе торопливо копалась в сумочке.
— Герр Грессель, — пробежав глазами по документу полицай вернул его Шпатцу и уставился холодным взглядом на девушку. — Фройляйн?
— Простите, герр полицай, кажется я забыла аусвайс дома… Лейзе Фанкгебен.
— Герр Грессель, кем вам приходится эта фройляйн?
Шпатц замешкался и посмотрел на Лейзе. Ее серые глаза снова были полны слез.
— Я ждал здесь ее дядю, герр полицай, — солгал Шпатц. — Но он не смог прийти и отправил фройляйн вместо себя.
— Я работаю машинисткой на его бумажной фабрике, — с готовностью подхватила Лейзе. — У него случился сегодня непредвиденный аврал, и он попросил меня встретиться с герром Шпатцем, чтобы передать ему… кое-что. Я же не обязана посвящать вас в рабочие вопросы, герр полицай?
— Все в порядке, фройляйн Фанкгебен, — полицай еще раз кивнул головой. — Хорошего вечера, герр Грессель.
Молчавшая публика бара снова вернулась к разговорам и напиткам. Лейзе обеими руками крепко сжала ладонь Шпатца.
— Герр Шпатц, я у вас в долгу…
— Не знаю, что за игру вы ведете, фройляйн Лейзе, если вас и правда так зовут, но я только что солгал полицаю. Надеюсь, это и правда стоило того…
— О, не сомневайтесь! — девушка снова склонилась вплотную и жарко зашептала Шпатцу на ухо. Ее волосы щекотали его щеку. — Если вы пойдете со мной, я покажу вам, насколько хорошо я умею быть благодарной…
Шпатц осторожно снял ее руки со своей.
— Вот как мы поступим, фройляйн Лейзе, — колебался Шпатц только мгновение. Сыграла свою роль и третья кружка пива, и уютный полумрак Фрау Вигберг… — Сейчас мы выйдем отсюда вместе, я вас провожу и пойду домой. Вам не стоит доказывать мне свою благодарность, простого «спасибо» достаточно.
Подвижное лицо Лейзе вновь стало обиженным. Потом она улыбнулась. Она выглядела милой, у нее были очень красивые глаза, но Шпатц не мог заставить себя относиться к таким вот «воробушкам» с острыми ключицами как к женщинам.
— Ладно, герр Шпатц, вы сами не знаете, что теряете, — Лейзе снова кокетливо улыбнулась и поднялась. Шпатц подозвал Волдо, расплатился по счету и последовал за ней к выходу.
На улице стало прохладнее и совсем стемнело. Прохожих на узкой Вейсштрассе не было, только в отдалении под светом фонаря топтался на нетвердых ногах какой-то пьянчужка. Лейзе обернулась к Шпатцу, закинула руки ему на шею и тихо торопливо заговорила:
— Пожалуйста, когда я договорю, грубо оттолкните меня и быстро уходите к Тульпенштрассе. Они не пойдут туда за вами.
— Что происходит?
— Не спрашивайте. Я правда умею быть благодарной. Просто толкайте меня и быстро уходите. Пожалуйста.
Шпатц снял руки Лейзе со своей шеи, несильно толкнул ее и быстрыми шагами направился к широкой хорошо освещенной Тульпенштрассе.
— Ну и убирайся, грязный франт! — кричала ему вслед Лейзе. — Беги к своей толстой женушке, пусть она тебя ублажает, чистоплюй!
За его спиной раздался топот еще нескольких пар ног, но они были далеко. Он успел услышать, как Лейзе оправдывается перед кем-то хнычущим голосом.
Тележки Вурзеля уже не было. Закончившие вечернюю смену рабочие и служащие шли по домам, праздно прогуливавшихся от них можно было отличить по менее торопливой походке и более ярким нарядам. Двое полицаев, которых он уже видел, скучали на углу и не обратили на него внимания. Шпатц перевел дух, присев на гранитный поребрик. Во что это он только что чуть не вляпался? Похоже, при другом раскладе, он бы очнулся где-нибудь на помойке в подворотне, избитый, без документов и денег. Отчаянно хотелось закурить. Он покрутил головой в поисках табачной лавки, но поблизости ее не оказалось.
— Пора вставать, герр Грессель, — Шпатца разбудил стук в дверь. В правилах дома было указано, что если требуется ранний подъем, то коменданта можно попросить о «побудке». Этой услугой Шпатц и решил воспользоваться, чтобы послу пива и пережитых волнений не проспать до полудня и не явиться на свою первую деловую встречу, опоздав на три часа.
— Спасибо, герр комендант! — прокричал он и сел на своей узкой кровати. Вопреки опасениям, ничего тревожного ему не снилось, жесткая кровать оказалась достаточно удобной, и Шпатц даже ощущал себя отдохнувшим.
Завтрак в столовой подавала хмурая пожилая фрау. Вчерашний небольшой кутеж немного облегчил кошелек Шпатца, о чем он особо не жалел, расслабиться было все же необходимо. Но поскольку работы пока еще не было, следовало отложить изысканные блюда и выпивку до лучших времен. Так что он с благодарностью принял миску сероватой овсянки и кружку жидкого киселя, отдал за это пять клейнов и устроился на неудобном стуле за длинным столом. Среди хмурых заспанных работяг и не менее хмурых конторских служащих. Разговоров здесь особо не велось, все максимально быстро переправляли содержимое тарелок в рот, запивали киселем и отправлялись по своим делам. Шпатц последовал общему примеру — с трудом запихал в себя клейкую безвкусную кашу, выпил сладковатый кисель с привкусом незнакомых ягод и с торопливо вскочил, с ностальгией вспоминая столовую в Гехольце.
До рабочей биржи можно было дойти пешком, на что потребуется около часа, а можно было воспользоваться ластвагеном и сократить дорогу вполовину. Времени у Шпатца было достаточно, так что он решил прогуляться. Заблудиться среди прямых улиц Билегебена, пересекающих друг друга строго под прямыми углами было крайне затруднительно, так что на этот счет он не волновался. Было облачно и прохладно, дождя не было, хотя и ощущалась его близость.
Дома в Билегебене были похожи один на другой — скудно украшенные квадратные каменные коробки. Отличались они только цветом камня — дома были и почти из черного гранита, и из коричневого песчаника, и из розового мрамора, и из других, незнакомых Шпатцу горных пород всех цветов и расцветок. Первые этажи большинства зданий занимали магазины и едально-питейные заведения. Фантазия хозяев всех этих мест не была столь сдержанной, как архитектура. Порой, Шпатц даже не мог сообразить, что может скрываться за некоторыми витринами. На углу Фоерштрассе и Мейнштрассе, например, был магазин, вывеска которого была разрисована разного размера глазами. Выпученными, суженными, выпуклыми и плоскими. За стеклянной витриной также покачивались разного размера глазные яблоки. Никаких уточнений, что продает или какие услуги оказывает это место не было. А в том месте, где Мейнштрассе упиралась в сквер и следовало свернуть направо, был крохотный магазинчик часовщика, витрина которого была увешана таким количеством карманных и настенных часов, что у Шпатца зарябило в глазах, и он подумал, что ему следует обзавестись будильником, чтобы не просить коменданта каждое утро стучать в его дверь. Но потом он вспомнил, что час назад обещал себе быть экономнее, пока не найдет работу, и с сожалением прошел мимо.
Вывеску Арбайтсамт было видно издалека — белые буквы на красном фоне и черное восьмилучевое солнце в белом ромбе — символ Вейсланда и Шварланда, изображение, которое присутствовало почти везде — на флагах, на документах и даже на мисках и ложках в публичной столовой. Для благого дела трудоустраивать граждан было отведено громоздкое пятиэтажное здание из серого камня.
К высокой двери из темного дерева вела пологая гранитная лестница. Средняя ее часть была свободна, а по краям сидели и стояли люди. Шпатц поднимался по ступеням практически в одиночестве и с удивлением оглядывал сборище, похожее не то на демонстрацию, не то на марш протеста. Состояло оно по большей части из мужчин всех возрастов и юных фройляйн. Некоторые держали в руках от руки нарисованные плакатики. «Любая работа за любые деньги срочно!», «Сделаю прическу вашей собачке», «Повар», «У меня семеро детей!», «Грамотный и внимательный. Срочно выполню любое конфиденциальное поручение!» Стоявшие и сидевшие провожали Шпатца жадными взглядами. Он взялся за массивную ручку двери и потряс головой. Почувствовал, что пальцы похолодели. В просторном холле было не так многолюдно. С правой и левой стороны за пронумерованными окошечками сидели клерки. К некоторым из них стояли небольшие очереди, большинство были свободны. «Все эти люди снаружи ищут работу? — недоуменно подумал Шпатц, остановившись. — Что мешает им зайти внутрь?»
— Чем могу помочь? — раздался солидный голос откуда-то сбоку и сзади. Шпатц обернулся. За крохотной конторкой в нише у самой двери сидел сухонький пожилой мужчина в простом сером костюме.
— О, разумеется! Я здесь первый раз и несколько растерян…
Поделиться книгой: