Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Антисваха против василиска - Валентина Ильинична Елисеева на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Антисваха против василиска

Елисеева Валентина

Глава 1. Проклятье василиска

Сто лет назад, в далёком-далёком мире, в королевстве Дистиния…

Со смотровой площадки самой высокой башни дворца стареющий король окинул орлиным взором цветущие скверы, парки, розарии столицы. Много лет в стране царил мир: взаимовыгодная торговля сплотила дружбу с соседями, а внутри страны сильные маги-магистры держали под контролем вверенные им территории. Король со спокойной душой передал бы бразды правления своему единственному сыну, если бы не одна двухсотлетняя тайна, передававшаяся из уст в уста от правителя к преемнику…

— Ты звал меня, отец? — почтительно спросил принц, появляясь на последних ступенях крутой винтовой лестницы. — Тебе не следовало подниматься так высоко, да ещё в одиночку!

— Я дряхлею, но магия не оставила меня, так что взлететь на башню пока в моих силах, — рассеянно ответил король, думая о своём. — Поставь защитный полог, чтобы нас не услышали.

Подумав, что вряд ли кто-то кроме птиц сможет подслушать их на такой высоте, принц, тем не менее, не ослушался отца. Магическая пелена скрыла двух мужчин от всего света, и король заговорил нараспев:

Когда в мире родится светлая душа из рода василисков,

душа, прожившая целый век

и способная простить подлое предательство…

Душа, что молодости добровольно предпочтёт старческую дряхлость,

что между жизнью и смертью выберет смерть —

не во чьё-либо спасение и не по причине мучительных жизненных испытаний,

а лишь вечного покоя ради…

Тогда возродится царь змей Василиск…

Король замолчал, принц в недоумении нахмурил ровные брови:

— Ты цитируешь какой-то миф про Василиска? Не слышал такого сказания.

— Василиск — не миф, — тяжело вздохнул король. — Волшебные змеи существовали в реальности, пока наши великие и могучие предки не искоренили их поганый род.

— Ты шутишь? — недоверчиво переспросил принц. Ему не хотелось предполагать худшие варианты: отец на старости лет ослаб разумом и поверил в детские страшные сказки.

— К глубочайшему моему сожалению, не шучу. Ты никогда ранее не задумывался, почему за последние двести лет вымерли все-все наши родственники, как дальние, так и ближние? Почему в каждом поколении в нашей семье рождается один-единственный ребёнок и всегда мальчик — наследник престола?

— Случайность, — нахмурился принц.

— Ты — девятый в череде этих «случайностей», которые вернее назвать родовым проклятьем или проклятьем Василиска: вымрут все, кроме одного, который останется жить, пока я не вернусь, чтобы отомстить и окончательно вырубить под корень род Дистинаев, убийц василисков. Это проклятье, как и предсказание о возрождении царя змей, запечатлено в камне, и столь же достоверно, как сам факт существования Василиска. Полетели, сын мой, пора поведать тебе последнюю семейную тайну.

Маги летают быстро. Промелькнули поля, леса и сёла. В горах, у подножия которых раскинулся небольшой городок, король опустился на занесённый вечным снегом высокий пик. Издалека пик выглядел остроконечным, но в реальности его вершина была скошена и на ней имелась небольшая полукруглая площадка, выглядевшая, как крылечко перед расщелиной в заострённой скале. Проход в расщелину заслонял массивный валун и целый каскад магических заклинаний, энергия которых отчётливо ощущалась принцем.

— Каждый новый король, пройдя церемонию коронации, приходит сюда и добавляет ещё одно заклинание к тем, что установили его предки, — произнёс король. — Лишь тот, в ком течёт наша кровь, может безбоязненно пройти в пещеру, не вспыхнув факелом и не умерев на месте. Пойдём.

Огромный валун откатился прочь по мановению руки короля, и отец с сыном вошли в мрачную тёмную пещеру. Свет магических огней освещал их путь сквозь каменный лабиринт, ведя к сердцу пещеры: гладкой площадке, посередине которой возвышался каменный монумент василиску — статуя выше человеческого роста, изображающая стоящего на хвосте крылатого змея с гребнем на голове. Площадка была усыпана острыми осколками камней и… длинными скелетами десятка больших и маленьких змей, с таким же гребнем, начинающимся на голове и тянущимся, уменьшаясь, вдоль позвоночника.

— Здесь было секретное логово василисков, здесь пряталось их молодое поколение, — известил король, ярче разжигая магические светлячки над головой. — И здесь же заманили в ловушку последнего василиска — главу их рода, самого сильного из змей. Того василиска, о котором сложены легенды, кого принято именовать с заглавной буквы: Василиск.

— Но как… легенды гласят, что вошедший в силу василиск способен убить одним взглядом: окаменеют все, на кого он взглянул, — прошептал молодой принц, попавший под впечатление сумрака пещеры и странных древних останков в ней.

— Способен, если не замер от горя при виде растерзанных родных, — подтвердил король. — Его успели связать магическими сетями и набросить пелену на глаза, но царь змей оказался хитрей, чем думали наши предки. Он укрылся каменной бронёй, замуровал себя в ней, став недоступен заклинаниям и внешней силе, и напоследок пообещал отомстить за предательство…

Король шагнул к монументу, осветив его ярко-ярко, и принц увидел выбитые на груди каменной крылатой змеи слова, что произнёс на башне его отец: «Когда в мире родится светлая душа из рода василисков…». На основании же монумента опоясывающей вязью шло изречение о проклятии его рода — королевского рода Дистинаев.

— Ты хочешь сказать, что там, внутри статуи, прячется настоящий, живой василиск? — спросил принц, сглатывая и невероятным усилием воли не давая задрожать своему голосу.

— Да. Вероятно, он спит, как спят всю зиму обычные змеи в глубине своих нор.

— А если разбить статую? Спалить её дотла в магическом огне, расплавляющем любой камень?!

— Попробуй, — усмехнулся король.

Принц попробовал. Он пробовал снова и снова, с отчаянием замечая оплавленные скальные породы у основания статуи, говорившие о том, что его попытки — далеко не первые. Каменная змея даже не разогрелась от его усилий, тогда как скала вокруг уже источала жар, как хорошо протопленная печь.

— Я же сказал: не уязвим для любых внешних воздействий. Абсолютно любых, — утомленно напомнил король.

— Постой, в мифах упоминается, что василиск погибнет от собственного взгляда, если увидит себя в зеркале — почему здесь нет зеркал?!

— Не погибнет. Сказание о зеркале — тщетная попытка человеческого разума придумать способ легко управиться с чудовищем. Взгляд василиска не действует на его сородичей, а уж на самого себя и подавно. В пещере стоят сигнальные заклинания: если на этой чёртовой статуе появится хоть трещинка — ты узнаешь об этом и тогда будь настороже! Помни, сила василиска не только в ядовитом дыхании и окаменяющем взгляде: коварный могучий змей способен принять облик любого существа, и смерть может стоять рядом с тобой, притворяясь твоим верным стражником, поджидать тебя в комнате, виляя хвостом твоей любимой собаки и внезапно оскаливая её клыки. Смерть может ждать тебя в объятьях жены, в поцелуе ребёнка! Наши предки не знали покоя, пока не было уничтожено всё змеиное племя, включая тех, в ком текла хоть капля змеиной крови. Не знали покоя, пока последний василиск не заточил себя в камне. Помни об этом, и пойдём отсюда — вернёшься обратно с собственным сыном.

— Да, вернусь, — подавленно согласился принц. Он глубоко задумался, потом сказал, пока они летели к дворцу: — Как сможет родиться душа из рода василисков, если все волшебные змеи погибли, а последний из них заточён в камень? И кто добровольно предпочтёт старость молодости и смерть — жизни?! И потом, если душа должна явиться новорожденная, то как выполнится условие, что она уже прожила целый век?! Слова пророчества противоречат самим себе, царь змей никогда не выберется из каменной скорлупы!

— И я так думал когда-то и задавал вопрос главе академии магии, скрыв от него последнюю строчку предсказания.

— Что ответил старший маг?

— Пророчества не могут быть противоречивыми, а нам они видятся таковыми лишь по причине недостаточности наших знаний о вселенной и магии в ней.

Спустя сто лет, в том же далёком-далёком мире, в королевстве Дистиния…

Семь поколений его семьи искали манускрипты гениального прадеда, свято веруя в предание, что их знаменитый предок самое важное своё открытие утаил ото всех из боязни погубить таким знанием человечество. Кто-то считал, что прадед попросту уничтожил опасные магические формулы, но Либрок из собственного опыта знал, как трудно уничтожать плоды своих прозрений, своих долгих и кропотливых трудов. Дипломной работой самого Либрока, позволившей ему в прошлом претендовать на место младшего преподавателя академии магии, было смертельное заклятье. Гениальная разработка, тут же засекреченная королевской стражей, глава которой потребовал сжечь все расчёты и записи Либрока и наложил на него магический запрет на их воспроизведение. О, да, Либрок точно знал: его предок не уничтожил записи, раз его не вынудили сделать это! Сам Либрок похищение своих трудов королевской стражей, переделавшей его заклинание под собственные нужды, не оставил неотомщённым — отдал уцелевшие запрятанные черновики в «правильные» руки…

Либрок верил в существование манускриптов и в итоге нашёл ларец с древним гербом своего рода. Стоя у подножия разломанного им алтаря в родовой усыпальнице, маг трясущимися руками вытащил из ларца свиток, перевязанный красной шёлковой нитью. Сдёрнул нить, развернул тонкие листы и прочитал заголовок:

Заклятье метаморфа

Сердце забилось, как сумасшедшее. Либрок спешно просмотрел все листки свитка: да, записи содержали описание одного-единственного зелья, но какого зелья! Стать метаморфом — значит уподобиться всемогущему божеству! Метаморфами были василиски — волшебные могучие змеи, способные принять какой угодно облик, вид любого живого существа! Можно занять место ректора академии магии и никто ничего не прознает, если настоящий ректор покинет белый свет, а его останки будут надёжно спрятаны. Да что там место ректора — он может занять место короля! Узнать все тайны, меняя личины, узнать все секреты сильных мира сего, а кому ведомы все секреты — тот владеет миром! Обычную магическую личину может распознать любой маг и выявить подмену, а метаморфа не определит никто и ничто: ни маги, ни амулеты. Любые защиты примут его за своего, за того, чей облик он имеет. Метаморф свободно пройдёт даже в королевскую сокровищницу: все родовые заклинания правящей семьи его пропустят!

Пот градом катился по лбу мага, трепетно прячущего свиток обратно в ларец, а ларец — под полу плаща. Никто не заберёт у него эту тайну! Никто не прознает об успехе его поисков!

Шаркающие шаги за спиной заставили мага судорожно обернуться и выставить перед собой каскад защитных заклинаний. На нижней ступени лестницы, ведущей в склеп, стояла сгорбленная фигура бабки Либрока. Её крючковатый палец обличающе вытянулся в его сторону:

— Ты разбил алтарь, осквернил родовую усыпальницу!!!

Выпрямившись и убрав щиты, Либрок раздражённо бросил:

— Я всё поправлю.

Подчиняясь магии, испущенной с его рук, осколки алтаря взвились в воздух и сложились в единое целое. Это целое встало на постамент и намертво прикрепилось к нему. О разрушении напоминали лишь избороздившие древний алтарь трещины на местах прежних разломов.

— Склеить — не значит исправить, — проскрипела бабка. — Что ты искал в алтаре? Не иначе, как пресловутые свитки, а раз так доволен и горд собой, значит, нашёл. Где они? Что в них написано?!

Чёртова старуха! Она растрезвонит на весь свет о его находке! Даже если ей не поверят на слово, то за ним начнут следить, мешая воплощать великие замыслы!

Либрок расправил плечи и холодным взором окинул свою старую бабку, магия которой давно уже еле теплилась в изнурённом теле. Её скоропостижная смерть от инфаркта подозрений не вызовет и магов королевской стражи в родовое гнездо не привлечёт…

Тем же вечером в королевском дворце.

— Информация о жертвоприношениях просочилась в газеты! Ты куда смотрел?! Как допустил?! — бушевал молодой король, кидая печатный листок перед главой королевской стражи.

— На этот раз ритуал возрождения Василиска вышел у негодяев слишком массовым: полсотни адептов мерзкого культа и трое детей, убитых ими на алтаре, — мрачно ответил главный ответственный за правопорядок внутри страны. — Нам удалось отыскать половину этой группы маньяков, но в момент ареста они все покончили с собой.

— Вам следовало ожидать, что фанатики так и поступят, и предотвратить самоуничтожение источников информации!

— Невозможно предотвратить гибель от добровольно наложенного на себя смертельного заклинания — оно срабатывает автоматически, как только объект признаёт себя разоблачённым и утратившим шанс на побег. Вы же в курсе, что заклинание было разработано нашей службой специально для шпионов и диверсантов и не имеет контрзаклятья.

— О, я в курсе! Моему отцу было крайне интересно, как секретные разработки ведомства попали в руки адептов культа «Возрождение»! Сразу припомнилось, что ваши далёкие предки, Ригорин, слыли близкими друзьями змеиного рода, а на гербе семьи Оэн некогда красовалась крылатая змея. — Король вплотную приблизился к широкоплечему главе королевской стражи и шипел слова прямо в его застывшее лицо.

— Моему отцу удалось доказать прежнему королю свою непричастность к той утечке информации, — невозмутимо напомнил Ригорин, смело и открыто смотря в глаза его величества. — Василиск — всего лишь миф, к чему вы упомянули его? Крылатая змея украшала гербы многих знатных семейств, пока символ василиска не был исключён из числа геральдических знаков, причём тут «дружба» с мифическим созданием? Говорите прямо, ваше величество: вы обвиняете меня в халатном исполнении моих служебных обязанностей? Или всё-таки в том, что я сам принадлежу к секте фанатиков-убийц?

— Я ни в чём тебя не обвиняю, — пошёл на попятную король, но мстительно-раздражённо добавил: — Пока не обвиняю… Иди, думай над способом собрать информацию так, чтобы адепты культа не почувствовали себя разоблачёнными.

— Работу под прикрытием и внедрение в секту тайных агентов мы пробовали, но среди фанатиков есть маги, легко распознающие магические личины, так что их не обманешь поддельной биографией и фальшивым, наколдованным лицом.

— Тебе приказано уничтожить секту! Каким образом выполнить приказ — думай сам! Свободен!

Король махнул рукой в сторону двери, додумывая про себя:

«Уничтожить, пока фанатичные почитатели Василиска и впрямь не разбудили дремлющую в каменной статуе змею».

Глава 2. Потомок Великого Полоза

Двадцатые годы двадцатого века. Рязанская губерния, в детстве Ани переименованная новой, советской властью в Рязанскую область, большой город Кадом на берегу реки Мокши… Вернее, он казался большим босоногой девчонке, плескавшейся в реке и бегавшей через мост к подругам из центра городка в ту часть, что неофициально именовалась «Заречье Кадом». Родной город утратил статус города, когда Ане было четыре года, а позже был утверждён «посёлком городского типа», но Ане было важно совсем другое: её посёлок был оживлённым, многолюдным, процветающим посёлком, населённым исключительно доброжелательными и улыбчивыми людьми. Так оно было в светлом детском представлении, в представлении одной из семерых детей Кадомского кузнеца Ильи Добрынина. Илья Иванович сумел породить на редкость крепких, здоровых, высоких и сильных детей — ни один его ребёнок не умер в младенчестве, да и болели они крайне редко. За собой Аня вообще не помнила никаких болезней до того как разменяла седьмой десяток лет.

— Я выковал своим детям железные сердца и стальное здоровье, — похвалялся кузнец Илья завистливым односельчанам.

Дети Добрыниных росли, учились, влюблялись. В 1940 году Аня, студентка педагогического техникума, явилась на каникулы домой с известием, что выходит замуж. Отец нахмурил кустистые брови, внимательно осмотрел паренька, приведённого дочерью в семью, и припечатал:

— Выходи, коль такая блажь в голову втемяшилась. Но бросишь учёбу — отрекусь!

Своего первого мужа Аня любила безумно, со всем пылом юности. Угар первой влюблённости за год не схлынул, скорее наоборот, но коррективы в планы молодой семьи внесла всенародная трагедия: война. Учёба в техникуме прервалась, Аня вернулась в родной дом, Слава ушёл на фронт. На фронт ушли все: раскинувшийся на берегах реки посёлок словно вымер — оставшиеся в нём дети, старики и женщины с утра до вечера трудились на предприятиях и в поле, замещая ушедших воевать мужчин.

В поле Ане и вручили похоронку на мужа. Она помнила, как неверяще смотрела на клочок бумаги и не могла осознать написанное в нём. Долго ходила, как оглушённая, двигаясь автоматически, покорно подчиняясь всем указаниям окружающих, кроме жалостливого: «Поплачь, дочка, легче станет!» Однако плакать было некогда: в ноябре 1941 года фашистские войска вплотную подступили к Рязани…

И вспыхивают в памяти обрывки воспоминаний тяжёлых лет: бескрайнее поле, по которому она бредёт, с усилием переставляя ноги, запряжённая в плуг вместо коня. За ней остаётся глубокий ров, а мальчик, ровняющий плуг, время от времени покрикивает: «Правей берите, тётенька! А теперь левее, а то мы в сторону уходим, косим». На всём поле, выделенном под посадку картошки, нет ни одного коня — только молодые девчонки, тянущие и тянущие за собой тяжёлые плуги. И дети, бросающие в борозду картошку, которую старики со знанием дела разрезали на кусочки: сажать целиковую картофелину — непозволительная роскошь.

«Отец мне выковал железное сердце», — часто повторяла про себя Аня в военные годы.

И кадры из школы, которая возобновила работу в посёлке. Недоучившуюся Аню назначают на должность учительницы, а из-за острой нехватки кадров дают ей в нагрузку не только физику, которую она изучала в техникуме, но и химию, и математику, и даже биологию. С биологией приходилось наиболее тяжко: Аня утром пересказывала детям то, что сама только вечером прочитала в учебнике. В школе полно незнакомых лиц: в посёлок волной идут эвакуированные. На детских лицах редко мелькают улыбки, на многих застыли обречённость и озлобленность. Как-то один новенький долговязый парень взялся открыто дерзить ей на уроке — Аня уже не помнила, что именно он ей сказал тогда, помнила лишь прорвавшуюся сквозь усталость и отчаяние ответную злость. Помнила, как схватила мальчишку за грудки, тряхнула изо всех сил… и увидела в открывшемся вороте поношенного пиджака с чужого плеча голые, резко выступающие под кожей ключицы — на парнишке под пиджаком даже майки не было, а лёгкий он оказался несоразмерно росту, словно усох весь от постоянного недоедания. Аня помнила, как сами собой разжались её пальцы, как парень торопливо и зло застёгивал выскочившие из петель верхние пуговицы пиджака под её тихие слова:

— Прости, я… прости! Вчера до самой ночи на колхозном поле была, потом при свечке учебники читала долго… Я не оправдываюсь, ты прости…

— И вы простите, — сухо ответил паренёк, — больше так не буду.

Из семерых детей кузнеца война унесла четверых. Унесла она и самого Илью Ивановича. Если мать Ани вдруг задерживалась, уйдя на огород за огурцами и петрушкой, Аня точно знала: мать лежит между грядками и невидящими глазами смотрит в небо, безмолвно и тоскливо скорбя о погибших сыновьях и муже. Слёзы матери тоже никак не могли пробиться на свет, её сердце плакало беззвучно, кровавыми слезами. И Аня не пускала младших сестру и брата идти искать мать — шла сама и помогала ей подняться, слушая горестное бормотание матери:

— Великий Полоз мстит мне за отступничество, за то, что бросила родных и уехала с Урала за любимым. Тянут теперь жизнь из них Уральские горы, тянут…

— Мамочка, советский человек не должен верить в сказки, в Медной Горы Хозяйку и волшебных змеев, — отвечала Аня, с опаской оглядываясь по сторонам.

— Великий Полоз не сказка — видишь, как он мстит тем из его рода, что бросили родные места. Мне мстит, тебе мстит смертями близких людей…

— Если судить по такому критерию, то у нас, выходит, вся страна — потомки Великого Полоза, — вздыхала Аня.

Май сорок пятого года вдохнул в неё новые силы, стремление жить назло всем врагам, доказать, что они их не сломили. Найдя имя мужа на братском захоронении в Пскове, она пообещала Славе жить долго и по возможности счастливо, как на то надеялись защитники родины, и поступила в восстановленный «Псковский учительский институт». Первый год из-за тотальной разрухи города институт занимался в сохранившемся здании педучилища города Печоры: в первую смену шли занятия училища, во вторую — студентов института. В Печорах она и познакомилась со своим будущим вторым мужем — его роту временно разместили в городке перед вливанием в Псковскую дивизию.

Григорий Романов ухаживал за ней целый год, на зависть всем девушкам института. Ещё бы: молодой, симпатичный герой войны в звании лейтенанта и не инвалид! Мужчине удалось достучаться до сердца молодой вдовы: Аня согласилась выйти за него замуж и искренне полюбила: уже не бурной юношеской любовью, а верной и горячей любовью взрослой женщины. Григорий остался служить в армии и после войны, так что молодую семью ещё долго мотало по всему Советскому Союзу, из гарнизона в гарнизон. В сорок седьмом году родился их первый сын, в пятидесятом — сразу двойня: ещё два неугомонных мальчишки, но наказ своего отца Аня умудрилась выполнить и диплом о высшем образовании получила.

В середине шестидесятых они осели в Калининграде, и Гриша стал быстро подниматься по карьерной лестнице и обрастать полезными связями, пока Аня честно трудилась в школе. Наконец-то жизнь наладилась в бытовом отношении и окончательно стала счастливой: каждое утро Аня встречала с улыбкой, накрывая завтрак для любимых мужчин и собираясь на любимую работу. Её дети не голодали, дом был полной чашей, в школе директор неизменно хвалил её, ученики радовали старательностью, талантами и успехами. Младших брата и сестру она, при поддержке вышедшего в чины мужа, вместе с семьями перетянула из Рязанской глубинки в Калининград, и грустным событием за последние годы стала лишь смерть матери. В семидесятые Романовы переехали в просторную квартиру и получили дачный участок на побережье Балтийского моря — законные шесть соток.

Начало перестройки и гласности Аня восприняла, как очередной путь к развитому социализму, не особо вдумываясь в происходящие в стране изменения: в школьном кабинете физики всё пока оставалось по-прежнему… А вот в семье произошёл совершенно неожиданный для Ани переворот:

— Дети у нас взрослые, даже внуки успели подрасти, так что я не желаю больше прятаться и подаю на развод. Хочу последние годы жизни провести рядом с любимой женщиной, а не давно опостылевшей женой, — заявил муж обычным воскресным утром, сидя за столом перед тарелкой нажаренных Аней с утра пораньше блинов. — Ты вся в работе, даче, огороде и внуках, а я не собираюсь списывать себя со счетов, я хочу жить ярко! Я, в отличие от тебя, ещё не состарился душой!

Вазочка с малиновым вареньем выпала из рук Ани, образовав липкое красное пятно на паркете кухни.

— Гриша, ты так шутишь? — растеряно переспросила она. — Ты сердишься, что я в пятницу не пошла с тобой в театр? Но я же объясняла, что директор назначил педсовет на вечер, я, как завуч, не могла его пропустить! И у меня двое ребят вышли на республиканский этап олимпиады по физике, ты же знаешь…

— Какое мне дело до твоих учеников, Аня?! До твоих открытых уроков, написанных тобой статей и сборников задач для одарённых школьников?! Надоели вечные командировки в Москву и Ленинград, надоело слушать про школу и великие достижения то одного твоего мальчишки, то другого!

— В этом году победителями областной олимпиады стали мои девочки, — запротестовала Аня, и Григорий жахнул по столу пудовым кулаком:

— Хватит! Собирай свои вещи!

— К-куда собирать? — пролепетала ничего не понимающая Аня.

— Эта квартира была выделена мне, а тебе я выбил другую жилплощадь, скажи спасибо. Сюда завтра переедет Раечка, так что…

Аня молча слушала рассказ мужа о любовнице, с которой он встречается уже два года и которая завтра должна окончательно заменить Аню в жизни Гриши. Перенять бразды домашнего хозяйства, как уже, оказывается, переняла другие функции супруги. Аня слушала, чувствуя, что к ней вернулось старое ощущение, будто вручили похоронку, только на этот раз как-то странно: вручил сам любимый муж, вполне себе живой и здравствующий.

Всё оказалось просто. В 1987 году 65-летнему полковнику Григорию Романову удалось провернуть то, что вряд ли удалось бы без шума осуществить в 1947: поменять жену так, чтобы после спешно оформленного развода остаться с бойкой 35-летней молодухой в крупногабаритной трёхкомнатной квартире, а прежнюю постаревшую жену отселить в маленькую однокомнатную «хрущовку».



Поделиться книгой:

На главную
Назад