Помоги проекту - поделись книгой:
– Все, что тебе нужно сделать, – это пристрелить этих двоих из пистолета, и наш вопрос будет решен.
Ее голос возвращает его обратно в реальность.
– Но какой смысл их убивать?
– Ну-у… мы можем вырезать у них внутренние органы и продать. А из девчонки можно сделать
– О… окимоно?
– Ну да, украшение для стенной ниши. Если отрезать ей руки и ноги, конечно.
Непонятно, какова в ее словах доля шутки.
– Ну так что? Сделаешь? Вот и пушка, господин, к вашим услугам. – Преувеличенно вежливые слова Хиёко звучат издевательски, когда она вытаскивает из-под своего сиденья неброский инструмент. Затем направляет его Судзуки в грудь: – А если попытаешься сбежать, я тебя пристрелю.
«Кто бы сомневался…» Судзуки застывает. Грубая, очевидная реальность направленного на него пистолета лишает его способности двигаться. Как будто кто-то неотрывно смотрит на него из черной глубины дула, пригвождая к месту. Палец Хиёко замер на спусковом крючке. «Все, что ей нужно сделать, – это согнуть палец, приложить совсем небольшое усилие, и пуля насквозь пробьет мою грудную клетку». Само понимание того, насколько это будет просто, иссушает кровь в его жилах.
– С помощью этого пистолета ты убьешь ребят на заднем сиденье.
– Что, если, – начинает он, боясь даже движения собственных губ, – что, если ты дашь мне пистолет, а я вместо этого направлю его на тебя? Что тогда? Чисто гипотетический вопрос.
Хиёко не удивлена. В ее взгляде читается жалость.
– Я не собираюсь давать тебе пистолет прямо сейчас. Сюда едет еще один сотрудник компании. Как только он будет здесь, я дам тебе пистолет. Тогда ты не наделаешь глупостей.
– Кто должен приехать?
Буднично, словно в этом нет ничего необычного, она говорит:
– Сын-идиот. Скоро он будет здесь.
Все тело Судзуки напрягается. Он ни о чем не может думать.
Хиёко перекладывает пистолет в левую руку, правой рукой указывает на ветровое стекло и постукивает по нему кончиком пальца.
– Идиот должен появиться оттуда и перейти перекресток.
– Тэрахара? – В голове Судзуки как будто происходит взрыв, и его чувства кружатся, разорванные в клочья. – Тэрахара там?
– Не господин Тэрахара. Его сын. Вы двое еще официально не встречались, не так ли? Что ж, теперь встретитесь. Какой удобный случай! Ублюдок, который убил твою жену, с минуты на минуту будет здесь.
Хиёко произносит имя сына Тэрахары, но Судзуки пропускает его мимо ушей. Может быть, потому, что он не хочет признавать сына Тэрахары как человека из плоти и крови.
– Что он собирается сделать?
– Я же сказала, он хочет взглянуть на тебя собственными глазами и посмотреть, что ты будешь делать. Когда мы проверяем людей, он всегда присутствует лично.
– Скверное увлечение.
– О, а ты не знал?
Судзуки не может подыскать правильные слова. Усилием воли он заставляет себя посмотреть сквозь ветровое стекло. Пешеходный переход огромного четырехстороннего перекрестка совсем близко. Толпа людей, ожидающих переключения сигнала, собралась там словно для того, чтобы посмотреть на безбрежный океанский простор.
В его памяти вновь всплывают слова профессора.
– А вот и он. Сын-идиот, – весело сообщает Хиёко, указывая пальцем.
Судзуки резко выпрямляется и вытягивает шею, чтобы посмотреть. Справа наискосок от них, на пешеходном переходе виднеется фигура человека в черном кожаном пальто. На вид ему лет двадцать с небольшим, но черное пальто, накинутое поверх делового костюма, придает ему внушительности. Он неприязненно кривит лицо, затягиваясь сигаретой.
Хиёко берется за ручку двери.
– Этот идиот вообще нас заметил?.. – Не успев закончить свою фразу, она выходит из машины – пистолет все еще у нее в руке. Другой рукой она машет сыну Тэрахары.
Судзуки тоже выходит из машины. Сын Тэрахары от них всего в нескольких десятках метров.
Он вспоминает излюбленное выражение его жены: «Ты просто должен это сделать». Какая бы ни была ситуация, она похлопывала Судзуки по плечу и произносила эту фразу. Если перед тобой дверь, ты должен ее открыть. Если ты открыл ее, нужно попробовать зайти. Если ты встретишь за дверью человека, нужно заговорить с ним, а если кто-то накрывает на стол, ты должен попробовать угощение. «Когда тебе представляется удобный случай, ты должен им воспользоваться». Она всегда так легко это говорила. А еще, сидя в интернете, говорила: «Что ж, я просто должна кликнуть по этой ссылке», и действительно кликала по каждой ссылке, всплывающей на экране, из-за чего ее компьютер всегда был полон вирусов.
Вот он, сын Тэрахары, – прямо перед ним. От него исходит аура заносчивости и дерзости, которая как бы расчищает перед ним путь. У него широкие плечи и прямая спина. Он высокий и даже привлекательный, как актер театра кабуки, исполняющий романтические роли. Не отдавая себе в этом отчета, Судзуки подается вперед. Прищурившись, он фиксирует младшего Тэрахару взглядом. Его зрение приближает лицо молодого человека, как зум фотокамеры.
Густые брови, в изгибе которых буквально ощущается жизненная энергия, прорези ноздрей курносого носа. Зажатая в губах сигарета. Она догорает, окурок летит на землю, катится по асфальту. Судзуки видит, как правый каблук раздавливает окурок одним уверенным точным движением. В его сознании эта выброшенная раздавленная сигарета накладывается на образ его жены. В вырезе пальто виднеется дорогой и безвкусный красный галстук.
Судзуки представляет, что произойдет дальше. Включится зеленый сигнал светофора. Сын Тэрахары перейдет дорогу. Он окажется прямо перед Судзуки. Как только Судзуки получит пистолет от Хиёко, он направит его на сына Тэрахары. Может быть, это не сработает, – возможно, эта затея с самого начала обречена на провал, но у него нет другого выбора. «Если у меня есть шанс, я должен им воспользоваться. Я просто должен это сделать. Как ты всегда мне говорила…»
– Эй, постой-ка! – Это голос Хиёко. Он раздается в ту самую секунду, как сигнал светофора из зеленого должен стать желтым.
Сын Тэрахары делает шаг на переход. Светофор все еще красный, но молодой человек, судя по всему, уже начинает переходить через дорогу: один шаг, другой…
Затем его сбивает машина. Черный минивэн, летящий на большой скорости.
Судзуки наблюдает момент столкновения в мельчайших подробностях, словно снимая его на пленку. Мир вокруг него погружается в полную тишину. Как если б его слух отключился, чтобы зрение обострилось до предела.
Передний бампер машины врезается в правое бедро сына Тэрахары, и нога складывается вовнутрь, ломаясь. Его ноги отрываются от земли, тело падает на капот автомобиля, он скользит на правом боку в направлении ветрового стекла. Ударяется о стекло, его лицо превращается в кровавую кашу, которую размазывают «дворники».
Затем его тело отскакивает от машины, летит на землю, он тяжело падает на левый бок, переворачивается, его вывернутая левая рука оказывается под телом. В сторону отлетает что-то маленькое и ударяется о землю; Судзуки видит, что это круглая пуговица, оторвавшаяся от костюма. Она описывает в воздухе дугу и, упав, волчком крутится на асфальте.
Тело покоится в углублении дорожной колеи, покачиваясь на собственной голове, как на точке опоры; шея согнута под неестественным углом.
Минивэн, только что отправивший младшего Тэрахару в полет, не останавливается, продолжая двигаться вперед и перемалывая колесами его безжизненное тело. Правое колесо проезжает по правой ноге, разрывая ткань брюк, раскатывая бедро в лепешку. Всем своим весом машина обрушивается на его грудь. Ломаются ребра, раздавливаются внутренние органы. Минивэн оттормаживается еще несколько метров, прежде чем окончательно остановиться.
Вертящаяся на асфальте пуговица замедляется и наконец останавливается.
Словно оркестр окончил исполнение симфонии и все в зале затаили дыхание. На мгновение установилась звенящая тишина – чтобы после взорваться бурными аплодисментами. Только вот вместо аплодисментов люди начинают испуганно кричать.
К Судзуки возвращаются звуки. Они врываются в его уши – гудки машин, крики, гомон растерянных голосов – подобно реке, прорвавшей плотину.
Это встряхивает его, но он продолжает стоять и смотреть. Он кого-то видел. В хаосе, царящем на перекрестке, был человек – человек, который повернулся, пытаясь скрыться.
– Что только что произошло? – произносит Хиёко. Ее рот широко разинут от удивления. – Он… его…
– Его сбила машина. – Судзуки чувствует, что его собственное сердце бьется, как пожарный колокол.
– Ты видел то же, что видела я? – Ее голос звучит неуверенно.
– А?
– Ты же видел, да? Там был…
– Я… – Судзуки не уверен в том, как ему следует отвечать. Но затем он произносит: – Видел его. Да, я тоже его видел.
Хиёко умолкает. Она пристально смотрит Судзуки в лицо, затем опускает взгляд на свои ноги. Прищелкивает языком. Затем снова смотрит через улицу. В ее глазах читается, что она приняла решение.
– Ты… иди за ним.
– Идти… за ним?
– Ты ведь видел того человека, верно?
– Я… – теперь сомневается Судзуки.
– Не пойми неправильно. Ты все еще под подозрением. Но мы же не можем позволить уйти тому, кто толкнул под колеса идиота-сына, – кем бы он ни был. – Судя по ее тону, ей пришлось сделать мучительный выбор. – И даже не думай о том, чтобы улизнуть. – Ее лицо светлеет, словно ей в голову пришла отличная идея, и она добавляет: – Если ты попытаешься сбежать, я сама убью тех двоих в машине.
– Как это…
– Всё, иди за ним! Быстро!
Внезапно возникшая суматоха и неожиданное развитие событий сбивают Судзуки с толку, но прежде чем он осознает, что делает, он уже идет вперед.
– Иди за ним! – громко кричит ему вслед Хиёко, и ее горло перехватывает спазм. – Найди этого парня, который толкнул сына-идиота!
Он бросается бегом – как лошадь под ударами кнута. На бегу оборачивается через плечо. Его взгляд падает на высокие черные каблуки Хиёко. «Конечно, на таких невозможно никого преследовать – она об этом не подумала».
Кит[2]
Кит стоит за спиной сидящего мужчины и смотрит в окно. Он совсем недавно задернул занавеску, но теперь отодвигает ее примерно на пять сантиметров и смотрит на город внизу. Впрочем, там нет ничего такого, на что стоило бы смотреть. Комната на двадцать пятом этаже отеля находится недостаточно высоко, чтобы он мог взглянуть на крыши зданий, а вид оживленного ночного квартала не представляет из себя ничего особенного. Просто светящиеся фары машин, проезжающих через большой перекресток, и электрический свет вывесок. Зажатое между зданиями, небо над ним кажется узкой полоской потолка.
Он вновь задергивает занавеску и отворачивается. Комната перед его глазами просторная – она гораздо больше, чем можно было бы предположить, представляя себе одноместный номер. Обстановка элегантная и сдержанная, дизайн кровати и подставки для зеркала привлекают аскетичным достоинством. Это один из самых высококлассных отелей в городе.
– Хочешь посмотреть на улицу?
Он задает вопрос спине мужчины. Мужчина лет за пятьдесят сидит за столом, уставившись в стену. Он сидит, выпрямив спину, как младшеклассник в свой первый день за школьной партой.
– Нет, спасибо, – он отрицательно качает головой. Его мысли, должно быть, были где-то далеко, и голос Кита возвратил его в реальность.
Из всех личных секретарей политиков, которых Кит встречал за свою карьеру, этот человек вызывает у него наибольшую симпатию. Его волосы аккуратно расчесаны на пробор, и его окутывает аура утонченности и добропорядочности. На нем иностранный костюм хорошего качества, но без каких-либо ярких безвкусных деталей, что довольно необычно. Он, должно быть, старше Кита лет на десять или двенадцать, но разговаривает с ним очень вежливо.
– У тебя не будет другого шанса посмотреть на улицу. – Кит понимает, что нет никакой необходимости предостерегать мужчину, но он все равно это делает.
– Да… – Взгляд его собеседника ничего не выражает.
«Ты скоро умрешь, так почему бы не бросить прощальный взгляд на пейзаж за окном?» Кит думает о том, чтобы произнести это вслух, но решает промолчать. Они никогда не способны в полной мере осознать ситуацию, в которой оказались, так что нет смысла тратить слова на объяснения. Как бы то ни было, там все равно не на что смотреть.
Мужчина поворачивается к столу. Он смотрит неподвижным взглядом на стопку почтовой бумаги и конверт, лежащие на поверхности стола.
– Разве… разве подобное… – Он не оглядывается на Кита, продолжая сидеть к нему спиной. – Разве подобное часто происходит?
– Что именно?
– То, что происходит сейчас со мной. – Судя по всему, он лихорадочно пытается подобрать нужные слова. В растерянности произносит с ошибкой английское слово, которое крутится у него в мыслях: «
Его плечи дрожат.
Всегда одно и то же. Поначалу они стараются сохранять спокойствие. Прикладывают все усилия, чтобы вести себя непринужденно, даже философски. Делают понимающее лицо и произносят вещи вроде: «Что ж, чему быть, того не миновать». Спустя некоторое время они становятся разговорчивыми. Ошибочно полагают, что, пока будут болтать, смерть их не настигнет. Но сколько ни говори, а умирать все равно придется.
Кит не отвечает. Он просто поднимает взгляд на потолок, с которого свисает виниловая веревка, привязанная к вентиляционному клапану. Ее свободный конец завязан в петлю. Клиент не дал никаких специальных инструкций относительно того, что это должно быть именно повешение, но когда они не выдвигают определенных требований, Кит часто использует именно этот способ.
– Тебе это не кажется странным – сама идея того, что моя смерть что-то уладит? – Мужчина поворачивается на стуле, чтобы искоса посмотреть на Кита. – Я всего лишь личный секретарь. Мое самоубийство никак не изменит ситуацию. И я уверен, что всем это известно. Истинные виновники всё еще занимают свои должности, оставаясь в стороне, но каким-то образом именно мое самоубийство должно привести к тому, что дело будет закрыто. Тебя самого это не удивляет?
Длинными разговорами ничего не добиться. Кит знает это по собственному опыту.
– Это ведь не я все придумал, – продолжает секретарь, – разумеется, не я. Я никогда не смог бы срежиссировать подобную ситуацию, у меня нет для этого никаких рычагов влияния.
Этот мужчина был личным секретарем члена парламента по фамилии Кадзи. Десять дней назад пресса выяснила, что Кадзи принимал подозрительные денежные пожертвования от новостного агентства, и ситуация сложилась просто ужасная. Он был загнан в угол, и этот скандал мог стоить ему карьеры. Приближались выборы в Палату представителей, и над Кадзи нависла опасность быть исключенным из правящей партии.
– Если я совершу самоубийство, с него действительно снимут ответственность?
– Кадзи – трус. Он начинает визжать по малейшему поводу. А когда он боится, то начинает бросаться на людей. Я прав насчет него?
Кит вспоминает Кадзи. Маленький пожилой чиновник с детским лицом. Он отращивает усы в надежде, что они придадут ему значительности, которой ему так не хватает, и постоянно хмурит свои густые брови, чтобы произвести впечатление, но ему никого не удается одурачить.
– Кадзи всегда поручает тебе подобную работу?
– Впервые.
Это чистая правда. Другой член парламента, знакомый с Китом, порекомендовал его, и Кадзи вышел с ним на контакт три дня назад.
– Он не показался мне особенно приятным человеком, но работа есть работа. Я взялся за нее.
– Если бы мы во всем спокойно разобрались, я уверен, мы решили бы этот вопрос, это не такая уж серьезная проблема. – В голосе мужчины появляются нотки отчаяния, он говорит быстро, его глаза краснеют. – Этот… этот Кадзи, он просто запаниковал и закатил истерику на ровном месте, хотя все еще можно было исправить.
– Ты сам нанялся секретарем к подобному человеку, так что единственный, кого ты можешь упрекнуть, – это ты сам.
Мужчина начинает задыхаться, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.
– Но это бессмысленно! – восклицает он – и тотчас пугается того, что повысил голос.
– Преследования ослабнут, – коротко поясняет Кит.
Поделиться книгой: