Основы пневматологии

Индийский эпос и проблема трагедии жизни достигли своего полного развития в период, последовавший за составлением гимнов древнейшей Ве-аы. Перед индусами восстали те же страшные вопросы, в попытках разрешения которых надломилась эллинская культура. Если греки в своих мистериях только ждали явления Диониса-Якха, то почва Индии была освящена явлением Кришны. Его жизнь и учение столь изумительно близко совпадают с жизнью и учением Христа, что не приходится удивляться попыткам некоторых авторов38 видеть в Галилеянине лишь историческую проекцию на почву Палестины Сына Васудэвы. Известные особенности синкретической эпохи, действительно, весьма способствуют утверждению этого взгляда, но новейшие исследования39 с достаточной убедительностью доказали самостоятельность и подлинность личности Христа. Ввиду необъятности проблемы я ограничусь лишь учением одной Бхагават-Гиты. Кришна подходит к проблемам мира, зла, страдания и эволюции именно с той самой концепцией, которая через пять тысяч лет составила исходный пункт и все содержание философии Гегеля.

«Во всяком деле скрыты три начала:

Познанье — Гиан и Гиайа — познающий

И Паригмайта — то, что познают.

При исполнены! дел нужны: орудье,

И действие, и действующий сам.

Последних два и Гиан, или познанье,

Мы различаем по влиянью Гун.

Теперь внемли ты их подразделенью:

Познание единого начала,

Царящего над видимой природой,

Во всех вещах живущего сокрыто —

Вот истинная мудрость, или Гиан,

Которая исходит из благого

И светлого начала Саттва-Гуны.

А мудрость, не познавшая единства,

Но видящая многие начала,

Царящие над видимой природой,

Исходит из влиянья Раджа-Гуны.

А низшее познание лишь видит

В одном предмете, взятом безразлично,

Начало всех вещей, и лишь ему

В безумьи поклоняется и служит;

Оно из мрака Тамы истекает»*.

Здесь утверждаются три вида бытия, в которых протекает процесс диалектического развития. Сознание, живущее среди конкретно-эмпирического мира, воспринимает спекулятивное Понятие через Саттва-Гуну, порожденные им антиномические начала — через Раджа-Гуну, и, наконец, конкретно-эмпирическое — через Тама-Гуну. Но эти три начала, триада Гун, «Traigunya», не ограничиваются рамками психологии или гносеологии, а являют собой действительную сущность всего космического процесса4.

«Ни на земле, ни в небе, ни в прекрасной

Обители богов не существует

Свободных от влиянья Гун:

Они лежат в основе мирозданья»42.

«Движение и жизнь — все истекает

Из трех начал природы сокровенных,

И лишь безумец думает, что силой

Он собственной творит дела земные»42.

Этот космический процесс заключается в раскрытии Надмирного Субъ-окта (Понятия, абстрактно-спекулятивного) чрез посредство мировой двойственности (абстрактно-формального) в явлениях и формах (конкретно-эмпирическом) и творческом воссоединении их с ноуменальным в конкретные живые единства (конкретно-спекулятивное). Итак, в Божестве должно различать первичную Трансцендентную Природу —

«… над всей видимой природой

Другое есть Незримое Бытие».

«Существовал Я раньше всей вселенной»…

и Его имманентное раскрытие в космосе —

«И — сущность сокровеннейшая. Caм — Я

И Асат, откровенная природа».

Проявленный мир возникает в диалектическом процессе, т. е. вызывается к бытию мыслью —

«Так Мысль Моя бесчисленные звезды,

Богов небесных, землю создала».

Творческое воссоединение феноменального с ноуменальным в конкретно-спекулятивное составляет цель бытия человека; именно в нем раскрывается с наибольшей глубиной изначальная антиномия трансцендентного и имманентного, и именно в нем она находит свое гармоническое разрешение. Возможность этого предопределена Природой Абсолюта, вневременно объемлющего в Себе все стадии макрокосмического диалектического процесса —

«В двух видах проявляется Пуруша:

Один подвержен вечным измененьям,

Другой стоит незыблемо от века.

Один из них — материя природы,

Другой — ею управляющий закон.

Над ними же возвышен беспредельно

Дух высочайший, или Параматма,

Что обитает в трех мирах вселенной,

Предвечный и незыблемый Исвар.

Возвышен Я над вечным и делимым,

Над вечным, неделимым Я возвышен,

И потому Я в Ведах называюсь

Пурушоттамой, Духом Высочайшим»4

Задача каждого индивидуального бытия заключается в том, чтобы осознать в себе этот космический процесс и должным образом завершить его через приобщение к Реальности. Человек по своей внутренней сущности причастен к Абсолютному, и вся его эволютивная жизнь заключается в Его раскрытии в данном индивидуальном мире.

«В груди людей живет Исвар сокрыто,

И силой всемогущею Своей

Он промышляет о судьбе входящих

На колесо всеобщее времен».

Пока человек живет явлениями и формами, он находится в рабском подчинении низшей Гуне — Таме. Она выражает собой понятие косности, неподвижности, мрака. Далее в нем развивается Раджа-Гуна, страсти. В индийском понимании «страсть» вовсе не ограничивалась одной только категорией чувства, а одинаково может быть распространена на все три категории. Впрочем, и в современном литературном языке мы встречаем именно такое общее понимание страсти. Всякая «страсть» есть отвлечение от конкретно-эмпирического, его абстрагирование. Ее основным предикатом является наличие в ней движения; это есть цепь постоянно видоизменяющихся состояний субъекта, стремящегося к определенной цели. Всякая страсть может родиться лишь там, где есть или антиномическая противоположность, или причастность к разным иерархическим сечениям одной и той же оси аналогии. Иначе говоря, всякая страсть есть взаимное влечение полюсов антиномии первого или второго вида. Все движения в мире возникают из разностей потенциалов. Страсти суть частный вид движения, свойственный психическому миру; поэтому должно сказать, что страсти суть влечения друг к другу полюсов психических антиномий, или что страсти рождаются из разностей психических потенциалов. Каждой психической антиномии соответствует определенная страсть. Поэтому развитие страстей подчинено нижеследующему закону. — Вначале, когда сознание живет лишь конкретно-эмпирическими образами, имеется лишь одна антиномия: я — не-я, а потому существует только одна страсть — стремление к постоянному общению с окружающим миром. В дальнейшем последовательно возрастают числом абстракции от конкретно-эмпирического, т. е. отвлеченные представления (в категории разума) и общие чувства (в категории мистики). По общему основному закону бытия все эти отвлечения всегда возникают антиномическими парами; одновременно с этим появляются и соответствующие виды страстей. Таким образом, эволюция сознания влечет за собой развитие в нем внутренних антиномий и свойственных им страстей. Каждая страсть как таковая существует лишь до тех пор, пока полюсы соответствующей антиномии не соподчинены друг другу и не сопряжены в гармонирующем единстве. Когда же это свершится, страсть существенно перерождается, в корне видоизменяет свою природу: из нее исчезает элемент страдания и вместо порывистых волн получается спокойный гармонический ток. Итак, страсти развиваются с эволюцией человека лишь до некоторого предела, после чего, параллельно с гармонизацией антиномий, их число, как таковых, вновь постепенно нисходит на нет. Разумеется, при этом страсти не уничтожаются вовсе, а в них погибает лишь неуравновешенная стихийность. Природа преображенных страстей и выражается идеей Саттва-Гуны, Как и другие две Гуны, она осуществляет общение ноуменального духа с феноменальной природой.

«Каждая та сила

Связует дух с природою Пракрити

И первое из них, иль Саттва-Гуна,

Пресветлое и чистое начало

Познанья правды, истинным блаженством

Свободный дух с землей соединяет»50.

Различные народы и эпохи подходят к тем же самым проблемам различно, соответственно своим индивидуальным особенностям. Если вопрос правильно формулирован и затем найдено его истинное разрешение, то их внутренняя сущность, разумеется, не может зависеть от обстоятельств времени и места. Однако местные условия оказывают сильное влияние не только на детали и технику выражения в интеллекте вообще, но и обусловливают собой окраску общих доктрин индивидуальными чертами, специфически свойственными данной эпохе. Вся общая идея проектируется п разум в виде сложной концепции отдельных доктрин и связующих построений. Последовательность этих построений и квалифицирование входящих в них элементов вовсе не могут быть установлены a priori раз навсегда, но, напротив, здесь даенно и раскрывается свобода проявления индивидуальности творца. Полностью учитывая все исходные положения и достигая, в конце концов, той же самой цели, различные эпохи всегда созидали промежуточную иерархию построений каждый раз весьма различно. Так и в данном случае — концепция Кришны и концепция эллинского мира, нашедшая свое разрешение в явлении Христа, по своему внутреннему естеству вполне тождественны, но их индивидуальный окрас глубоко различен. Греки исходили из опыта внешнего мира и только путем долгой эволюции приблизились к истокам высшей интуиции. В их глазах мир явлений всегда имел основную ценность; мир иной раскрывался их взору лишь как идеализация мира сего. Поэтому они естественно стремились найти разрешение основных проблем в глубинном анализе конкретно-эмпирической жизни. Только в этих титанических устремлениях и могли выкристаллизоваться облики начал Аполлона и Диониса с раскрытием всех бездн противоречий между ними. Культура Индии развивалась под другим знаменем. С первых шагов известной нам истории индус тяготел всем своим существом только к вечному и необусловленному. В его глазах внешний мир всегда представлялся лишь иллюзией, Майей, затуманивающей Единую Надмирную Реальность. Он никогда не задавался целью найти разрешение основных тайн бытия путем кропотливого анализа изменчивых форм и состояний. Никогда не дремавший голос высшего сознания давал свои ответы через высшую интуицию непосредственно. Поэтому индус не мог не выработать совершенно иного отношения к проблемам жизни, чем эллин. Трагедия этой «долины слез, печали бесконечной»51, разумеется, не могла не остановить его внимания, но постоянство ведения ее истинных истоков и природы уничтожило ее остроту, а тем паче безысходность. Для грека мир есть царство изначальной двойственности Аполлона и Диониса; для индуса мир представляется таковым лишь для несовершенных восприятий Раджа-Гуны. Бытие раскрывается в двойственностях, и только в них оно становится конкретным, но источником трагичности служит лишь несовершенство человека — неумение соподчинить противоречия в гармонические единства. Только до тех пор, пока бушуют страсти, т. е. пока человек раздирается несгармонированными бинерами, существует и трагичность жизни. Поэтому пугь спасения и эволюции заключается в порабощении неуравновешенных страстей и достижении через это спокойствия духа. Этот покой — не уничтожение всего живого в пустоте безмолвного мрака, но благостное созерцание бурь и смен жизни с вершин раскрывшегося в человеке бессмертного духа.

«Как океан безбрежный принимает

Бесчисленные волны, не вздымаясь,

Так к сердцу йога бренные соблазны

Стремятся, но покой не возмущают

Его души, окрепшей в созерцаньи»52

«Спокойствие есть истинная йога.

Познанье истины возвышено над делом,—

В нем ты найди убежище от скорби,

От всех земных печалей и страданий» 3.

«Итак, ищи спокойствие ты духа,

Путь истинный к чистейшему блаженству».

Актуальное сознание человека исходит из его духа, познает двойственности мира явлений и вновь возвращается в свою сущность, обогащенное приобретенным опытом. — Это и есть полное завершение диалектического процесса: абстрактно-спекулятивное творчески воссоединяется с конкретно-эмпирическим и претворяется в конкретно-спекулятивное. Однако этот процесс протекает не только в индивидуальном мире каждого человека, но и во всем космосе. Задача человека — не только в свершении собственного диалектического процесса, но и в творческом сопричислении ко всему мировому целому. Только этим путем человек не уединяется в своем торжествующем покое от Божественной Реальности, но соединяется с Ее Сущностью и этим внидет в славное число тех, кто brahmamnirvanam recati (обретают покой в Боге).

«Гак ведай, вождь бхаратов, что все в мире,

Что движется, дышит и живет,

И мертвые все вещи истекают

Из единенья Кшетры и Пуруши.

Кто видит дух во всех вещах разлитый,

Недвижимый, но двигающий все,

И познает, что Брама высочайший

Во всех вещах вселенной одинаков,

И в собственной душе его познает,

Пойдет путем тот света и бессмертья.

А также, кто в явлениях Пракрита

Лишь действия природы познает

И видит, что над ними возвышаясь,

Душа творенья только созерцает,

Тот истинным познаньем умудрен.

Кто множество в природе познает

В единстве заключенным и оттуда

Исшедшим, раздробившись на явленья.

Познал тот Браму, Высшее Начало»,

Торжество духа влечет за собою не подавление противоположностей, не взаимное их погашение и не уничтожение питающего жизнь закона двойственности, а их гармоническое содружество. Освобожденная от дисгармонии, истинная жизнь есть истинная конкретность Бога, Его извечное обнаружение. Гармонизация бинеров есть не одна из частных форм раскрытия Первосилы, но Ее глубинное качество, апофеоз Ее надмирной Природы. Если беспорядочное влечение несоподчиненных полюсов выливается в мятущийся вихрь страстей, то в их органическом внедрении и насыщении друг другом, в их слиянии в высшее живое единство развертывается тайна Любви. Поэтому Любовь в своей вселенской идее есть естественный живой символ Божества и энтелехия эволюции космоса.

«Бог есть любовь чистейшая в природе»

За тридцать веков до евангельского «Бог любы есть» Кришна провозгласил эту доктрину и, как Единородный Сын, мог сказать и о Себе — «Я есть любовь чистейшая вселенной»57. Различие миссий Кришны и Христа проистекает из различия народов и эпох. Каждый из Них Своей Личностью замкнул диалектический процесс, но это замыкание протекало по противоположным направлениям. Христос увенчал Собой восходящее стремление Эллады, воссоединил мятущийся в земных скорбях человеческий дух с его небесным отечеством. Познание конкретного мира было исполнено, и оставалось только вдохнуть в душу восходящего героя Дух Отца. Кришна также пришел на рубеже времен, но перед Ним люди так были поглощены стремлением к небу, что разучились понимать смысл и ценность жизни. Своим могучим духом Он вернул людей земле, раскрыл им глаза на необходимость исполнения задач ее жизни при свете горнего. Проповеди Христа и диалоги Кришны с Арджуной, противоположностью своих устремлений раскрывая противоположность этих двух великих моментов истории, в то же время предстают перед нами тождественными по своей внутренней сущности, ибо они одинаково насыщают целостное существование человека, доводят до конца его диалектический процесс. Но в обоих этих случаях человечество оказалось ниже представших перед ним задач. Голгофа и поле Курукшетры были испытаниями человечества, и в обоих случаях оно оказалось неспособным его перенести. Древний посвятительный закон, что «всякий открывающий тайну тем самым ее закрывает», обнаружился в обоих случаях одинаково во всей своей ужасающей действительности.

§ 13. Пневматологическая доктрина в Арканах Таро

Основные виды бинеров и кватернеров. Триада пневмато-логических начал может быть изучаема или как частный случай проявления общей первоверховной идеи троичности, или как некоторый самостоятельный ноумен. В первом случае собственно-пневматологический элемент утрачивает первенствующее значение, становится лишь обертоном, дающим специфический окрас данного случая всеобщему смыслу. Центр тяжести переносится здесь в систему начал как таковую, ибо взаимные отношения последних выявляют на почве пневматологии нечто вполне всеобщее и абсолютное. Это есть закон динамического кватернера, по которому протекает мировой диалектический процесс. Система Арканов Священной Книги Тота и построена по этому закону. Первые девять Арканов развертывают диалектический процесс в трех основных членениях синархии: в Божественном Сознании (I–III), в сознании макрокосмической семьи монад (IV–VI) и в сознании индивидуальном (VII–IX). Аркан X связует эти три момента в один вневременно развертывающийся в мироздании акт. Арканы XI–XX, с одной стороны, являются кинетическими аналогами первых, указующими соответствующие эволютивные цепи мировых законов и состояний, а с другой — повторяют тройственный диалектический процесс в собственной среде имманентного мира. Наконец, последние два Аркана, из которых первый двойственен (Арканы XXI и 0), венчают всю систему Доктриной об отношении космоса к Абсолюту 58. Во втором случае концепция триэдр»! мировых начал воспринимается как основная доктрина пневматологии.

Здесь мы встречаем общий закон динамического кватернера не в его °бщей космической всеобъемлемости, а уже с конкретной значимостью Каждого из его звеньев. Соответственно этому вместо целостной системы Великих Арканов мы встречаем пред собой уже только некоторые из них, и притом для нас оказывается имеющей значение только часть их целостного Удержания, их определенный аспект. Монада есть субстанция второго рода; ее первичное раскрытие, высшую волю, первое звено диалектического про-Цессэ, и выражает Аркан IV. Высшая воля стремится к проявлению в многообразном для достижения актуального самосознания. Это осуществляется через утверждение двойственности начал Аполлона и Диониса. На иероглифе Аркана V иерофант символизирует собой индивидуальность монады, стремящуюся к проявлению и утверждению в синархии дифференцированных конкретных потенций. Он объемлет все содержание монады, но лишь потенциально, т. е. соответствует потенциальному синтезу трех гениев. Стоящие пред иерофантом два человека, красный и черный, выражают кватернер проявления начал Аполлона и Диониса. В своем целом иероглиф Аркана V символизирует идею, что проявление монады осуществляется через эманируемый ею творческий бинер; Аполлон — Дионис. Соотношение между кватернером проявления и бинером производящих его начал весьма сложно и может быть правильно воспринято лишь при основательном знакомстве с эзотерической логикой.

В гносеологии мы представляем себе бинер в виде системы, находящейся в мгновенном равновесии. Два его полюса хотя и выражают некоторый общий единый смысл, но в то же время формально не обосновываются друг в друге, и в своих положительных утверждениях (т. е. вне контрадиктор-ности) обладают сопряженными, но самостоятельными истоками бытия. Органическое единство их системы лишь предначертывается трансцендентным смыслом, но в их собственном плане бытия, в их обнаруженном естестве, остается совершенно не выявленным. В противоположность таким гносеологическим бинерам, существующим лишь формально, проявленные бинер ы онтологические одновременно с трансцендентным смыслом всегда выражают и его феноменологическое раскрытие, являются конкретно-спекулятивными реальностями, модусами Понятия (Гегель). Органическая сопряженность полюсов здесь раскрывается в самом утверждении их бытия, является не результативным достижением во времени, а перманентным предикатом природы. По свойствам нашего познавательного аппарата мы можем мыслить сложное с внедрением в перспективу его частных следствий и составляющих тональностей лишь после предварительного расчленения целого на множественность, изучения каждого элемента порознь и обратного синтезирования. В силу этого утверждение гносеологического бинера составляет лишь первый этап познания, ибо затем путём отражения его полюсов друг в друге и их постепенного взаимного насыщения сознание выявляет их органическую сопряженность и единство смысла. Аполлон и Дионис были обрисованы мною вначале как члены гносеологического бинера. Я выявил не определенные недвижные образы, а направления, следуя которым сознание лее более озаряется ритмом соответствующего гения. Здесь имеет место некая динамическая конкретность, указан лишь закон возрастания глубины и специфичности определенной реальности, но не само ее ноуменальное естество. Однако, как это и было показано там же (верхние бездны), следование такому возрастающему ряду имеет конкретный предел в зависимости от субъективных свойств воспринимающего сознания. Присущая началам Аполлона и Диониса органическая связанность эмпирически раскрывается здесь в невозможности следования только одному из них. Вообще возможная глубина познания одного полюса бинера обусловливается осуществленной глубиной познания другого. Эта идея может быть выражена и в иной формулировке: полюсы бинера могут быть познаны лишь постольку, поскольку сознание в состоянии отразить их друг в друге. Бинер со взаимно отраженными полюсами представляет собой особую гносеологическую систему, носящую в эзотеризме название генетического кватернера. Итак, онтологический бинер воспринимается сознанием как генетический кватерн ер. Онтологический бинер являлся бы ноуменом, не сопряженным с феноменальной средой, если бы в самом факте его существования не заключалась implicite и его конкретность. Действительно, взаимная сопряженность полюсов может осуществиться не иначе, как путем эмпирического процесса, а потому всякий онтологический бинер является одновременно и истоком, и завершением диалектического процесса. Механизм осуществления последнего содержится в нем лишь скрытым образом и может быть дедуктивно обнаружен в системе, носящей название б и н е р а раскрытия. Итак, каждый онтологический бинер implicite включает в себя присущий ему бинер раскрытия. Бинер раскрытия есть путь и орудие осуществления конкретизации, исчерпывающего воплощения в феноменальном трансцендентного смысла; именно через включение его в свое естество онтологический бинер и оказывается имеющим конкретно-спекулятивную природу. Соотношение между онтологическим бннером и бинером раскрытия определяется тем, что первый есть тезис, а второй — антитезис бинера первого вида. Антитезис имеет целью своего бытия по мере эволюции постепенно раскрывать актуально содержание тезиса. Бинер раскрытия есть эмпирическая реальность, находящаяся в состоянии эволютивного становления. Его полюсы отражены друг в друге, но получающаяся при этом двойственность в каждом из них лишь постепенно перерабатывается в органическое единство. Таким образом, бинер раскрытия отличается от гносеологического бинера наличием взаимной сопряженности получающихся вторичных двойственностей, а от онтологического бинера тем, что последняя сопряженность доведена лишь до некоторого предела в зависимости от достигнутой степени эволюции. В гносеологическом бинере полюсы вовсе не отражены друг в друге, а в онтологическом они и отражены взаимно, и вторичные двойственности органически соподчинены в гармонических единствах. Бинер раскрытия, благодаря взаимному отражению полюсов, воспринимается сознанием в виде особой гносеологической системы, носящей в эзотеризме название эволюционного кватернера.

В символе Аркана V идея бинера Аполлона и Диониса выражена одновременно и во всей ее онтологической глубине, и во всей полноте феноменологического раскрытия. Перед иерофантом стоят два человека — красный и черный. Они символически выражают и онтологический бинер Аполлона и Диониса, и соответствующий ему бинер раскрытия. Первое из этих понятий представляется совершенно определенным, а второе выражает не одно, а Целую цеги> состояний. Для простоты ограничимся истолкованием наиболее характерного, когда взаимные отражения в каждом из полюсов связуются лишь стихийным неуравновешенным влечением, Онтологический бинер раскрывается в следующем генетическом кватернере. — В высшем аспекте символа красного человека Дионис, проявляется в полноте раскрытия категории мистики, т. е. непосредственного ведения всеединства и синархической приобщенности данного бытия к реальности всеобщего, равно как и к иерархии членений собственного индивидуального содержания. Аполлон здесь проявляется в сознании иерархической глубины чувства жизни. В высшем аспекте символа черного человека Аполлон проявляется как сознание индивидуальной самобытности и самоценности как по отношению к высшему бытию, так и иерархии форм развертывающегося из монады индивидуального мира. Дионис проявляется здесь как ощущение внутреннего всеобщего нирванического единства, предшествующего бытию синархии дифференцированных форм мира. Онтологический бинер одновременно и раскрывает первородное достоинство индивидуальной монады, и определяет природу ее божественного сознания как исчерпывающего самоутверждения и самосознания, т. е. достижения полной конкретизации ее спекулятивной природы. Это сознание есть энтелехия эволюции актуального сознания; его природа в начале пути выражается следующим видом бинера раскрытия, проектирующегося в эволюционный кватернер. — В низшем аспекте символа красного человека Дионис проявляется в пренебрежении иерархией форм и в стремлении погасить индивидуальность самосознания в мистическом экстазе. Аполлон проявляется здесь в преклонении пред гармонией форм и в стремлении распылить в ней свою самобытность. В низшем аспекте символа черного человека Аполлон проявляется в гипертрофировании самобытности и стремлении насильственно подчинить все формы некоторой излюбленной их части. Дионис проявляется здесь как дерзание хаоса ниспровергнуть иерархию форм, насильственно уничтожить все разности мировых потенциалов. Из сказанного ясно, как глубока и сложна идея символа Аркана V. Здесь мы имеем систему четырех бинеров, попарно полярных друг другу. До сих пор мы пояснили идеи генетического и эволюционного кватернеров, но, кроме того, Аркан V провозглашает возможность и иного попарного соединения бинеров в два кватернера, выражающих идею красного и черного типов человека. В эзотеризме они называются: кватернером мистическим и кватернером разума. Они выражают два основных вида миросозерцания, которым соответствуют также два основных типа возрастания сознания59 с присущей каждому случаю особой системой законов и путей наибольшего благоприятствования. Таким образом, совокупность онтологического бинера и бинера раскрытия, так называемый кватернер проявления, развертывается в систему четырех взаимно сопряженных кватернеров, каковая и именуется квадриполярным кватернером проявления. Каждый из составляющих его кватернеров проектируется в феноменальную среду в виде идеи соответствующей ему стихии. Так получается квадриполярный кватернер реализации, учение о котором и составляет доктрину второй части Священной Книги Тота — Малых Арканов Таро. Квадриполярный кватернер проявления интерпретируется схемой креста, который, следовательно, действительно есть естественный символ полной реализации трансцендентной идеи, конкретно-спекулятивного. Красному человеку соответствуют стихии Огня и Земли, а на символе креста — вертикальная часть, т. е. вся реальность содержания, конкретно-спекулятивное. Черному человеку соответствуют стихии Воды и Воздуха, а на символе креста — горизонтальная часть, т. е. механизм слияния абстрактно-спекулятивного с конкретно-эмпирическим в конкретно-спекулятивное. Это вполне гармонирует с общей идеей, что красный и черный составляют бинер, где первый является тезисом, а второй — антитезисом. Вся реальность бытия сосредоточена в тезисе, а антитезис лишь осуществляет реализацию этого содержания. Однако истинная природа двух раскрывающихся пред человеком путей становится ясной только в конце эволюции. До этих пор человек постоянно колеблется в выборе между ними и не может не колебаться, ибо только через последовательное чередование служения одному и другому идеалу как становится возможным их обоюдное постижение, так и реализуется начало воли. В Аркане V иерофант символизирует собой начало высшей воли, гармонически воссоединяющее и дающее бытие обоим типам, предстоящим пред ним. Это выражает одновременно и ее первородное достоинство, и энтелехию эволюции индивида. В Аркане VI власть решений и выбора путей переносится в актуальное сознание. На его иероглифе низшая воля символизируется юношей, а две бинерных системы возможностей — девушкой и женщиной; наконец, руководящее, склоняющее к интуиции влияние высшей воли представляется стрелой, пущенной гением. Арканы IV, V и VI выражают проблему в ее вневременности и космической всеобъемлемости; следующие три Аркана раскрывают ее в приложении к актуальному пути эволюции отдельного человека. Иероглиф Аркана VII дает нам символ творческого созидания волевого самосознания. Два сфинкса — красный и черный — являют собою преодоленные и сгармонированные начала Аполлона и Диониса на обоих путях красного и черного типов, а «Победитель» — третьего гения, преодолевающего трагедию мировых противоречий через творческое сопричисление к высшей воле монады. Аркан VIII провозглашает общий принцип равновесия, согласно которому раскрытие в сознании полюсов бинерного начала должно все время осуществляться в органическом соответствии и сопряженности. Наконец, Аркан IX символизирует путь человека, долженствующего руководствоваться своим актуальным сознанием, как бы слабо оно ни было.

ГЛАВА III

§ 14. Эзотерическое учение о началах сознания и система Шопенгауэра

Выявив на пути предыдущего изложения облики трех космических гениев, мы должны будем перейти к изучению их преломлений в эволютивном самосознании человека. Для более отчетливого восприятия специфичности эзотерических доктрин представляется весьма существенным ясно представить себе их соотношения с различными системами философии. Ранее мы произвели краткий обзор взглядов различных европейских психологии и указали на односторонность их решений и происходящую отсюда ложность. Теперь нам остается ориентировать по отношению к эзотерическому учению систему Шопенгауэра. Ввиду ее важности в истории философии, а главное потому, что Шопенгауэр не ограничивается сравнительно узкими рамками психологии, но рассматривает пневматологические категории как общие начала познания, деятельности и мировоззрения человека, мы и выделили его систему особо.

По учению Шопенгауэра, основой и сущностью всего бытия мира является воля. При этом он различает два вида ее существования: воля в себе и воля себя сознавшая. — «Воля сама по себе бессознательна и представляет собой лишь слепой, неудержимый порыв, — такой она проявляется еще в неорганической и растительной природе ее законов, как и в растительной части нашей собственной жизни. Но благодаря прившедшему, для ее служения, развернувшемуся миру представления она получает познание своего хотения, она познает то, что есть предмет последнего: он, оказывается, ничто иное, как этот мир, жизнь, именно такая, как она есть. Мы назвали поэтому мир явлений зеркалом воли, ее объектностью, и так как то, чего хочет воля, всегда есть жизнь (потому что именно в образе последней является для представления это хотение), то все равно, сказать ли просто воля или воля к жизни: последнее — только плеоназм»1. Представляется ясным, что Шопенгауэр ошибочно считает волю в себе (праволю) единственной первичной категорией проявления, тогда как в действительности она является лишь главенствующей (prima inter pares) относительно двух других. С особенной выпуклостью это заблуждение проявляется там, где он утверждает адекватность воли с кантовской «Ding an sich». — «Воля, как вещь в себе, совершенно отлична от своего явления и вполне свободна от всех его форм, которые она принимает лишь тогда, когда она проявляется, и которые поэтому относятся только к ее объектности, а ей самой чужды»2. Таким образом он считает, что вся реальность бытия принадлежит только воле, являющейся вполне самобытным и самостоятельным началом, совершенно независимым от чего-либо внешнего. С другой стороны, и все явления в мире суть лишь обнаружения одной только воли и сами по себе никакой. реальности за собой не имеют. — «Как волшебный фонарь показывает много различных картин, но при этом лишь один и тот же огонь делает видимыми их все, — так во всех многообразных явлениях, которые друг подле друга наполняют собой весь мир,' или как события вытесняют друг друга, проявляется только единая воля — ее видимостью, объектностью служит все это, и она остается неподвижной в этой смене: воля одна — вещь в себе, всякий же объект — это явление, феномен, говоря языком Канта»3. Но не только внешний мир объектов и явлений является простой игрой иллюзорных объективации воли; Шопенгауэр идет далее и, развивая данную идею до максимума, вовсе отрицает реальность и самобытность индивидуальности. — «И следующие соображения, может быть, помогут тому, кому они покажутся слишком утонченными, уяснить, что индивидуум — только явление, а не вещь в себе. Каждый индивидуум, с одной стороны, — субъект познания, т. е. восполняющее условие возможности всего объективного мира, а с другой, он — отдельное проявление воли, той самой воли, которая объективируется в каждой вещи. Но эта двойственность нашего существа не имеет в своей основе самодовлеющего единства: иначе мы могли бы сознавать самих себя в самих себе и независимо от объектов познания и хотения; на самом же деле мы этого совсем не можем, — напротив: как только мы в виде опыта входим в самих себя и, обратив свое познание внутрь, хотим вполне ориентироваться, мы сейчас же тонем в бездонной пустоте и оказываемся похожими на стеклянный полый шар, откуда, из пустоты, раздается голос, причины которого здесь, однако, нельзя найти; и, желая таким образом схватить самих себя, мы, к ужасу нашему, не схватываем ничего, кроме бесплотного призрака»4.

Эти идеи, с первого взгляда, вплотную подходят к идеям школы Веданты, но, несмотря на частые на нее ссылки, Шопенгауэр упустил из виду или, вернее, сознательно игнорировал ту бесконечную пропасть, которая в действительности отделяет его учение от индийской философии. Для Веданты мир есть действительно иллюзия, Майя, сновидение, но это есть сновидение Брахмана, а потому оно равно обязательно для всех существ, которые позабыли свою связь с Брахманом, а потому подпали под власть законов Майи. Для Шопенгауэра же мир есть тоже сновидение, но кого собственно — непонятно. Более того, он полагает, что наш сон отличается от бодрствования лишь прерывистостью и отсутствием причинной последовательности. Между тем он совершенно упускает из виду главное — почему мы все грезим мир не только по тем же законам, но и воспринимаем из него те же самые данности, в то время как в состоянии сна мы грезим, не считаясь ни с чем5. Совершенно непонятно, как мог Шопенгауэр не обратить на это внимания, ибо одна постановка вопроса об этой «обязательности» сразу разрушает всю его систему. Но Шопенгауэр, всецело поглощенный кантовской идеей о субъект-объектных отношениях, игнорировал истинное учение Веданты о том, что мир хотя и Майя, но порождается Самим Брахманом, а потому и обязателен для всех. Об инако с ним мыслящих он отзывался не иначе, как с площадной бранью, но судьбе было угодно, чтобы именно они блистательным образом поняли истинную сущность индийской философии, на которую так любил ссылаться Шопенгауэр, но которую не понимал или не хотел понять. Так, мы читаем у Гегеля6: «Согласно философии Канта, вещи, о которых мы знаем, суть только явления для нас, и их в-себе-бытие остается для нас недоступным потусторонним миром. Непредубежденное сознание всегда справедливо относилось отрицательно к этому субъективному идеализму, согласно которому то, что составляет содержание нашего сознания, есть только наше, только нами поставленное. На самом деле истинное отношение состоит в том, что непосредственно познаваемые нами вещи суть чистые феномены не только для нас, но и в себе, и специфическое определение конечных вещей состоит именно в том, что они имеют основание своего бытия не в самих себе, а но всеобщей божественной идее. Такое понимание вещей следует также называть идеализмом, однако, в отличие от субъективного идеализма критической философии, это идеализм абсолютный». Эту же идею проводит и Шеллинг7, считающий, что хотя конечные вещи и являются феноменами, а не вещами в себе, однако, по его мнению, «эти феномены не суть только мои представления, только явления для меня: они обоснованы в Абсолютном Знании».

Наряду с этим остается совершенно невыясненным, как возникает представление. Шопенгауэр начинает свою систему с утверждения, что «мир есть мое представление»8. Надо допустить одно из двух — или представление возникает из начала разума, параллельного воле, или это начало проистекает из нее. В первом случае мы должны допустить двойственность природы вещи в себе, а потому и ее познаваемость, что совершенно противоречит всей системе Шопенгауэра. Но то же самое получается и во втором случае, ибо в нем первичная воля должна иметь уже сама сложную природу, потенциальную двойственность воли и разума, благодаря чему она уже не имеет нрава именоваться «волей». Эти глубокие противоречия в системе Шопенгауэра произошли потому, что, отвергнув метафизику, он стал базироваться на кан-товском критицизме, но затем начал делать метафизические утверждения, старательно закрывая на это глаза.

Наконец, самую странную роль в этой системе играют чувства. С одной стороны — это источник всего содержания разума, материал, из которого создаются представления. «Чувства — это лишь потоки из мозга, через которые он получает извне материал (в виде ощущений), перерабатываемый Далее в наглядные представления»9, С другой же стороны, чувства Fie имеют никакого самостоятельного бытия, ибо человек состоит только из воли и интеллекта10. Это последнее в свою очередь находится в глубоком противоречии с учением о единстве воли. Более того, оказывается, что развитие человека состоит в ослаблении воли и в преодолении этой воли интеллектом (к тому же еще и самим черпающим свое бытие в начале воли). «Таким образом, гений — это интеллект, изменивший своему назначению (служить воле)»11. «Если нормальный человек состоит на 2/3 из воли и на 1/3 из интеллекта, то в гении, наоборот, 2/3 интеллекта и 1/3 воли»12. Но последним мыслям уже окончательно противоречат следующие тексты. — «Всякое глубокое знание и даже мудрость в собственном смысле этого слова имеют свои корни в интуитивном восприятии вещей»13. «Человек, не имеющий фантазии, не знает иного воззрения, кроме реально-чувственного; а пока его нет, он имеет одни понятия и абстракции, т. е. оболочку и шелуху познания, а не ядро его»14. Таким образом, оказывается, что знание и даже мудрость, т. е. разум в самом глубоком смысле этого слова, происходят или из интуиции, или же из фантазии, т. е. какого-то четвертого начала, уже вовсе никому неведомого. Признав же, что фантазия является путем к ядру познания и что интеллект дает лишь шелуху его, мы конечно должны прекратить всякое философствование. Мы неминуемо должны были бы прийти к такому печальному выводу, если бы наряду с только что приведенными странными противоречиями не встречали у Шопенгауэра глубоких и истинных мыслей, но стоящих, однако, в свою очередь, в резком антагонизме с целым его системы. «Существенным элементом гениальности признавали фантазию и даже иногда отождествляли ее с нею: первое — правильно, второе — нет. Ввиду того, что объекты гения как такового — вечные идеи, пребывающие существенные формы мира и всех его явлений, и так как познание идей непременно интуитивно, а не отвлеченно, то познание гения было бы ограничено идеями действительно предстоящих его личности объектов и зависело бы от сцепления обстоятельств, приводящих к нему эти идеи, если бы фантазия не расширяла его горизонт далеко за действительные пределы его личного опыта и не давала ему возможности из того малого, что проникло в его наличную апперцепцию, созидать все остальное и, таким образом, пропускать мимо себя почти все возможные картины жизни»15. Здесь фантазия есть ничто иное, как высшая интеллектуальная интуиция, и Шопенгауэр совершенно прав, считая ее существенной принадлежностью и основным признаком гениальности. Но в то же время это показывает, с одной стороны, что интеллект не есть нечто конечное, а способен подниматься до вечных идей, т. е. что он есть целостное самобытное начало, а с другой, что он параллелен воле. Однако это не мешает Шопенгауэру весьма часто смеяться над вечными идеями, «veritates aeternitates», и считать их плодом досужих метафизических фантазий. Но, что самое главное, в этом тексте с особенной силой подчеркивается величие и самобытность интуитивного восприятия, т. е. чувства, которое, таким образом, не только является венцом и истоком интеллекта, но и его путеводителем и апофеозом.

Подводя итоги, мы видим, что система Шопенгауэра в самых основных, кардинальных ее положениях исполнена глубочайших противоречий. С одной стороны утверждается всеобщность и исключительность начала воли: интеллект есть лишь орудие объективизации воли, а начало чувства вовсе игнорируется. Затем оказывается, что интеллект может не только самобытно развиваться, но и преодолевать волю, в чем и состоит рост гениальности. Наконец, чувства признаются не только источником интеллекта снизу (через ощущения), но и сверху (интуиция и фантазия). Отсюда становится ясным, что Шопенгауэр не дал целостно продуманной системы, а изложил лишь ряд отдельных мыслей, порой блистательных, но в то же время совершенно разрозненных и не связанных в органическое целое. Вот почему, когда мы классифицировали европейские психологии по трем возможным видам заблуждения, мы не могли отнести систему Шопенгауэра ни к одному из них, ибо в ней можно найти заблуждения всех трех видов, но в то же время и их взаимное отрицание. Если же не ограничиваться придирчивой критикой, то мож!ю видеть, что в общем Шопенгауэр выявил значение всех трех пневматологических категорий и воочию показал невозможность одностороннего утверждения каждой их них. Эта система находится в состоянии построения и саморазрушения, но, при благожелательном отношении, в ней можно уловить отблески рождающегося истинного синтеза. Шопенгауэр совершенно верно уловил примат воли в бытии и первичность ее возникновения из непознаваемого, каковое состояние воли он назвал «бессознательным». Благодаря всему этому мы имеем право сказать, что Шопенгауэр много ошибался, но и в самых ошибках этого ума чувствуется рождение истины. А потому мы и отнесем к самому Шопенгауэру выставленный им эпиграф на его критике кантонской философии: «C'est le privilege de vrai genie et surtout de genie qui ouevre une cariere, de faire impunement des grandes fautes». (Voltaire)16.

§ 15. Заключение. Природа эзотерической философии

На гтути настоящего введения мы выявили общие границы предстоящей проблемы и указали основную особенность эзотеризма — его синтетичность и органическую целостность, благодаря чему он включает в себя все многообразие частичных подходов и решений, указывая всякому относительному учению довлеющее ему место, ценность и гармонирующие соотношения в общем целом. Эзотеризм не есть произведение отдельного человека или даже отдельного народа или периода истории; эзотеризм есть общее достояние человечества, есть хранилище всех наивысших индивидуальных и коллективных достижений. Как сущность и средоточие всего, что есть глубокого и возвышенного, эзотеризм равно проявляется во всяком действительном восхищении духа, во всяком подлинном творчестве, во всякой живой и вдохновенной мысли. Время и особенности эпох и характеров ложатся только внешним налетом на единую и всегда себе тождественную доктрину. Как целое, она входит но все единичное, дает ему жизнь, проникает и просветляет его, но вместе с тем и вбирает в себя все проявления частного, все оттенки местного колорита, не подавляя единичных деталей, но, напротив, дает всему питающие корни в целостном и непреложном. Эзотерическая доктрина едина, но это единство имеет высший порядок, соподчиняет в себе все многообразие частичных элементарных единств. Народы, эпохи и отдельные творческие проявления гениев не повторяют однообразно друг друга; каждая частность имеет полноценный смысл, и они различаются не только формой выражения, но и типом устремления, оттенками ощущения бытия. Эзотеризм не есть все тот же мотив, однообразно звучащий во всем сквозь различные только вариации. Он един в силу глубины своей природы, по все-объемлемости исходных устремлений. Он динамичен по существу, и его сущность состоит не в формах. Приобщение к нему есть преображение ритма жизни, есть раскрытие под фата-морганой форм единого потока естества, есть погружение в него, есть сосуществование со всеединством в ритме становления его живой стихии, рождающей мир. Эзотеризм не имеет и не может иметь писанного и даже затаенного слова; он невыразим, им можно только жить, но уловить его в фигурах языка и даже звука или света есть безумная и нелепая мечта. Но если человек проникся внутренним чувством бытия, если через тяжелый покров окостеневших форм стал доноситься до внугреннего слуха гармоничный гул светозарных волн потока жизни, то все, что бы он ни стал творить, будет символом реального. Как символ, всякое его слово, штрих или аккорд будет влечь к глубинному, рождать в душе призыв. Ценность подлинных творческих произведений и состоит в их силе втягивания из будничного в живое: они сильны не формой выражения, но даром чаровать сердца и пробуждать тоску по жизни непреложной. Вот почему эзотеризм всегда покрыт покровом тайны: он есть не secretum, но mysterium; он затаен не силой предрассудка, но протяжением глубины природы откровенной. Эзотеризм раскрывается в символизме; отсюда цепь ступеней постижения, отсюда путь ученичества и мистерии посвящения; отсюда разделение обыденного, экзотерического знания от динамически возрастающего в глубинности эзотерического17.

Настоящая работа и представляет собой попытку изложения основных эзотерических доктрин о природе человека и системе его сознания, раскрывающегося в тернере пневматологических категорий. Во введении мы показали, что психологическая проблема чувства, разума и воли проистекает из общей пневматологии и что система психологических категорий есть лишь преломление в сознании трех объективных тенденций мира, триады начал: Аполлона, Диониса и Прометея. Сделав краткий обзор основных систем современной психологии, мы ориентировали их по отношению к целостному синтетическому учению эзотеризма. Теперь мы перейдем к изложению его основных теорий об эволютивном раскрытии мировых начал в эмпирическом сознании человека и об организации его системы. Общая теория пневматологических категорий и составляет предмет «общей пневматологии», приложение же этой общей теории к конкретной феноменологии относится к «пневматологии индивида» и к «социальной пневматологии».

КНИГА II

Общая пневматология. Теоретическая механика становления духа

ОТДЕЛ I. Статика. Учение о категориях

ГЛАВА IV. Система пневмагологических категорий

«Est Deus in nobis et sunt commercia Coeli; Sedibus aetheriis spiritus ille vivat».

Ovid.

«War nicht das Auge sonnenhaft Die Sonne konnt'es nicht erblicken. Lag' nicht in uns des Gottes eigne Kraft, Wie konnt' uns Gottliches entzuken».

Goethe.

§ 16. Основные понятия и определения

Актуальное сознание человека представляет собой систему, состоящую, как и всякий организм, из центра и периферии, т. е. из единства и множества, качественно связанных между собой промежуточной двойственной иерархией частных единств и частных множеств. Простейшие единичные составляющие сознания, как полученные из внешнего мира опытом, так и призванные к бытию законом априорного долженствования из других, именуются элементами, а их общая совокупность — составом (по европейской терминологии — апперцептивной массой). Множественность элементов состава является раскрытием содержания некоего синтетического единства, Динамически эволюционирующего конкретного аспекта монады, именуемого актуальным Я. В громадном большинстве случаев актуальное сознание не поднимается в качественном достоинстве по иерархии до актуального Я, но и не спускается до иерархического уровня своих единичных дифференциальных элементов. Занимая между этими двумя крайними пределами некоторое среднее положение, сознание в каждый отдельный момент отождествляется с одним или несколькими частными единствами, синтезирующими часть элементов состава3; такое частное состояние актуального сознания называется мгновенным сознанием4. Психическая жизнь есть беспрестанное чередование мгновенных сознаний; их цепь лишь в исключительных случаях представляет логическую непрерывность; вообще же она представляется прерывной как во времени, так и в пространстве (качественном — разомкнутость ассоциаций), ибо всегда некоторая часть связующих звеньев остается не освещенной актуальным сознанием. Одни среди последних доступны имманентному постижению, но это не необходимо, так как бессознательные рефлексы автоматически исполняют задачу, другие же вообще не могут быть познаны, находясь выше или ниже пределов возможной амплитуды колебания сознания5 по иерархической координате— оси индивидуальной синархии6. Итак, п ро ходящий во времени поток мгновенных сознаний, вообще говоря, прерывен.

Деятельность сознания состоит в движении по двум сопряженным направлениям. Во-первых, оно постоянно увеличивается в своем объеме, т. е. расширяет число элементов, а во-вторых, оно постоянно изменяется в иерархическом достоинстве, двигается своими составляющими по соответствующим иерархическим координатам. В последнем движении надо различать два вида. Каждый частичный аспект пассивного восприятия или активного творчества состоит из синтетических обобщений и аналитических разложений, т. е. из колебаний сознания вверх и вниз по иерархической координате; это есть первый частный вид. С другой стороны, результатом каждого процесса является обогащение сознания материалом, который затем постепенно органически сопрягается с актуальным Я, благодаря чему непрерывно возрастает его целостное иерархическое достоинство. Итак, сознание постоянно колеблется вверх и вниз по уровням иерархии, но его общий иерархический потенциал всегда поступательно возрастает. Возрастание достоинства общего единства влечет за собой и постоянное эволютивное углубление всех его членений, ибо в организме всякая часть отражает в себе и все целое. Таким образом, сознание как в целом, так и в частях всегда и неизменно подчинено закону эволютивного перерождения; скорость этого перерождения может быть весьма различна, но мертвая неподвижность и закостенение есть нечто совершенно чуждое сознанию по основным предикатам его природы.

Механизм эволюционной деятельности сознания осуществляется энергией, изливающейся из актуального Я. Оно не является самобытной субстанцией, но само растет в конкретном опыте сознания. В этом именно и заключается их органическая сопряженность и взаимная обусловленность: сознание творит свое Я и в то же время само является его творением. Эта основная антиномия психологии может быть воспринята без затруднений. Актуальное Я есть аспект монады, соответствующий реализованной в феноменальном части ее ноуменального содержания. Чем более расширяется множество реализованных дифференциальных элементов, тем более конкретизируется абстрактно-спекулятивное содержание монады, тем большее органическое ее членение становится актуальным, конкретно-спекулятивным. Благодаря этому иерархическое достоинство актуального Я и его организующее действие возрастают по мере роста множества элементов сознания, а это влечет за собой ускорение и усиление мощи роста последнего. Проще эти мысли можно изложить так: монада изливает свою мощь во множественность элементов сознания постольку, поскольку эта множественность может ее воспринять; увеличение воспринимающего объема вызывает возрастание воспринимающей способности, а через это и изливаемой в него мощи.

Система монады, актуального Я и сознания, будучи предоставлена самой себе, не могла бы производить работы, ибо все здесь взаимно обусловливается. Двигательной силой и является опыт в окружающем мире, столкновения с его данностями. Разность потенциалов субъекта и мира объектов и служит источником движения аппарата сознания. Эта разность рождается онтологически из первичного бинера мироздания — бинера Трансцендентного и Имманентного Ликов Абсолюта — Вселенских Субъекта и Объекта. Именно в системе человеческого сознания творчески смыкается иерархический ряд реальностей, развертывающийся из полюсов первовер-ховного бинера. С одной стороны, имеется нисходящая иерархия субъектов: Трансцендентный Лик Абсолюта (т. е. космическая абстрактно-спекулятивная Всеобщность), индивидуальная монада (индивидуальный модус этой Всеобщности), актуальное сознание, стремящееся асимптотически раскрыть содержание монады и мгновенное сознание, а с другой — восходящая иерархия мировых конкретно-эмпирических объектов. В акте опытного познания и рождается конкретно-спекулятивное как органическое сопряжение этих двух иерархий. Все это и выражается изотерической доктриной, что человек есть орган самосознания космоса. Он есть только орган, орудие этого акта, так как ни его субъективность, ни познаваемая им объективность не являются его личным достоянием. Как то, так и другое притекают в его актуальное сознание извне, и лишь в тональностях индивидуальности раскрывается его собственная самобытность.

Монада по отношению к Реальности, а актуальное сознание по отношению к монаде являются соответственно кинетическими агентами, орудиями, помощью которых во временной последовательности трансцендентное содержание Безусловного раскрывается в синархической системе конкретно-спекулятивных реальностей.

Всякое конкретное сознание есть сопряжение двух мировых иерархий: субъектное™ и объектов, но лишь в человеке, как высшей ступени, это обнаруживается во всей конкретной отчетливости. С одной стороны, в собственном мире. объектов каждая новая сторона всегда является впервые, не могла и не будет иметь с ней одинаковых. С другой — и всякое состояние сознания субъекта всегда является единственным, не могущим иметь повторения. Поэтому жизнь конкретного сознания, его опыт, заключающийся во взаимодействии субъекта сознания с объектами, всегда и беспрерывно развертывает новые отношения и состояния, впервые возникающие в мире, есть творчество одинаково как с субъективной, так и с абсолютной точки зрения. Эти идеи, в частности, нашли себе выражение у Бергсона. — «Чем более мы будем углубляться в природу времени, тем более мы будем понимать, что длительность (la duree) есть изобретение, создание форм, беспрерывная переработка абсолютно нового» 7. «О жизни, как и о сознании, можно сказать, что в каждый момент она творит что-нибудь»8. Если деятельность конкретного сознания есть реальное творчество, то это значит, что оно всегда граничит с Ничто и вечно его преодолевает. Верховный бинер субстанциального Бытия и Ничто не только лежит в основе космогонии, ибо с его рождением, противопоставлением бесконечному бытию его антитезы — ничто — является идея предела и самоограничения Сущего, что и производит конечное бытие, но и, обратно, всякое конечное бытие есть результат самоограничения абсолютного бытия абсолютным ничто9. Тот же бинер бытия и ничто определяет сущность эмпирической деятельности конкретного сознания, ибо оно всегда лежит на грани того и другого 10. Таким образом, творческая природа деятельности конкретного сознания есть не только эмпирический факт, но и онтологическая достоверность.

§ 17. Определения трансцендентных пневмато-логических категорий и их феноменальных аналогов — категорий имманентной среды

Актуальное сознание человека есть органическое триединство; потенциальное содержание монады раскрывается через: дифференцирование ее потенций по трем категориям, конкретизирование их в процессе опыта и органическое сопряжение этих единичных конкретных данностей в эволютивно возрастающие иерархии. Эти категории суть проявления в психической жизни космических начал: Диониса, Аполлона и Прометея. Во введении я старался выявить психологически как общие идеи мировых начал, так и основные качествования их феноменологии; теперь мы должны обратиться к их общим онтологическим и пневматологическим определениям.

Мистика есть естество, создающее органическое единство космоса; это есть сущность и содержание всяческого бытия, актуально обнаруживающегося в иерархиях вселенной и в то же время связанного законом всеединства, т. е. единого бытия, раскрывающегося в синархии. — Это есть онтологическое определение Мистики; пневматологическое определение будет следующее. — Категория мистики раскрывается в сознании каждого конкретного существа постольку, поскольку оно проникается ощущением космического бытия. Только через это проникновение делается возможным его собственное существование как субъектного центра бытия. Категория мистики объемлет все ступени восприятия им синархии космоса; именно в ней свершаются имманентные слияния как с ноуменальным, так и с феноменальным. Через всеединство ее естества человек реализует в актуальном сознании божественность природы своей монады и ее синархическую сопряженность с Безусловным; это есть непосредственное ощущение реальности вообще, ощущение субстанциальности бытия, ведение природы «Ding an sich»; это есть в то же время ощущение феноменального мира, есть оправдание бытия многообразности единичных проявлений как среды, в которой конкретно реализуется в длительности протяжений мир первообразов.

Разум есть деятель ("инструмент творчества" — «.ката л ер opyavw xpoo%pr]da/U£vo<; екооцатом/» — по выражению Филона11), создающий иерархическую перспективу космоса; это есть начало, утверждающее субъектную самобытность и форму всякого единичного бытия, его место в иерархиях вселенной и соподчиненность их восходящим звеньям; это есть источник и осуществитель дифференциации содержания абсолютного бытия и возвратной организации множественности его модусов в единую синархию, благодаря чему самозамкнутое генетическое единство Безусловного претворяется в синтетическое единство космоса. — Это есть онтологическое определение разума; пневматологическое его определение будет следующим. — Категория разума раскрывается в сознании каждого конкретного существа постольку, поскольку оно актуально приобщается к космическим иерархиям; только через это приобщение делается возможным и его собственное существование как субъективного аспекта бытия и реализация его субъектной самобытности. Категория разума творчески устрояет распределение целостного содержания бытия по ступеням различных частных иерархий, членений единой общемировой синархии. Обособленность и самобытность индивидуального конкретного сознания рас-туг параллельно с иерархизацией им внешнего и внутреннего содержания, как ноуменального, так и феноменального, что влечет за собой одновременно и выявление места этого сознания в синархии космоса. Именно в категории разума совершается процесс иерархического самоопределения актуального сознания по отношению как к ноуменальному, так и феноменальному. Через иерархичность стихии разума сознание реализует индивидуальность своей монады и ее синархическую соподчиненность Безусловному; это есть тяготение к дифференциации всякого содержания и иерархической организации его конкретных модусов, стремление выявить конкретно-спекулятивную природу субстанциального бытия; это есть в то же время и внесение организующего начала в феноменальный мир, есть оправдание бытия многообразности конкретно-эмпирических явлений и состояний как субъектных объективации в продлении времени и протяжении пространства иерархических членений всеобъемлющего мирового единства, оправдание существования которых состоит в индивидуальных тональностях, осуществляющих многокрасочность космического аккорда.

Воля есть источник и двигатель жизни; она есть одновременно и непосредственное актуальное раскрытие субстанциальности абсолютного бытия, и результативный осуществитель реализации его спекулятивного содержания в синархии конкретного12. В своей высшей модификации воля обнаруживает природу субстанции, как а. руу] що Kivrjoewc, космоса; как пер-восила, она адекватно выражает отношение реальности в своем предмирном единстве к синархии ее модусов13. Это первичное творческое воление изливается в онтологический бинер первообразов его объективации: мистику и разум. Проходя через сопряженные русла последних, первичное воление перерождается в низшую модификацию, призвание которой заключается в свершении конкретных реализаций, последовательно возрастающих по закону синархии до целокупного воссоединения со спекулятивной всеобщностью14. Итак, воля есть творческое обнаружение субстанции, первично вызывающее космос к бытию и конкретно свершающее космический диалектический процесс. — Это есть онтологическое определение воли; пневматологическое ее определение будет следующее. — Категория воли раскрывается в сознании каждого конкретного существа постольку, поскольку оно реализует в себе космическое влечение к самосознанию в творчестве. Только через это активно-творческое сопряжение делается возможным и его собственное существование как субъектного волевого центра, и реализация его творческих влечений в синархической системе субъект-объектных отношений со вне его лежащим. В своей высшей модификации воля творчески призывает к бытию полярно-сопряженные стремления к объективации в двух модусах становления спекулятивного содержания исполняющего и проникающего индивидуальность монады потока бытия. Так рождаются категории мистики и разума, т. е. содержания и формы обнаружений субстанции в конкретном. Одновременно призывая к бытию эти категории и конкретизируясь в них, воля претворяется в свою низшую модификацию, конкретно устрояющую реализацию в синархии первичного спекулятивного содержания. Таким образом, выявление обособленности, самобытности и возрастающей мощи дара воления у конкретного сознания развертывается, параллельно с актуализацией им в себе своей индивидуальности, утверждением синархического единства истоков бытия его самости как субъекта и всего окружающего как объекта во Всеобщем и иерархизацией им внешнего и внутреннего содержания, как ноуменального, так и феноменального, в гармонии с эволютивным актуальным обнаруживанием своего места в многообразных иерархиях космоса. Именно в категории воли свершается процесс диалектического раскрытия индивидуальной субстанции второго рода и творческого сопряжения с общемировым диалектическим процессом в его всеобщности. Через двухприродность стихии воли человек реализует в своем актуальном сознании конкретно-спекулятивное достоинство своего синархического бытия и его одновременное тождество и иерархическую соподчиненность Безусловному. Воля есть стихия конкретного обнаружения духа в творческой дифференциации моду-соч бытия и в творческой же их организации в синархии; это есть в то же время и имманентное слияние с являющимися объектами феноменального мира, есть оправдание бытия многообразности конкретно-эмпирических явлений и состояний как мгновенных становящихся объективации в продлении времени и протяжении пространства обнаружений воли, иерархических членений ее всеобщности.

Эти определения пневматологических начал в их космической всеобщности и в их обнаружениях в конкретном сознании, где они образуют триединство первичных категорий, были выведены путем интуитивного внедрения в естество раскрывающегося духа. Они явились результатом опыта, но область последнего вовсе не должна ограничиваться человеческим сознанием и его внутренними истоками в ноуменальном. Система трех начал есть не только реальность духовного мира и области, где протекает деятельность сознания человека, но и непреложная действительность природы конкретно-эмпирических явлений. Она одинаково может быть опытно познана и в nature naturans, и в natiira naturata, и в nature rerum. Строение феноменального мира существенно отлично от строения мира ноуменального. Синархия последнего состоит из гармонической системы частных иерархий, органических членений всеобщего Целого, связанных законом единства. Здесь нет дурной бесконечности, а потому здесь нет повторяемости, взаимного ослабления и беспорядочных смешений. Нисходящие ряды частных единств адекватно раскрывают синархичность естества единого Целого. В силу этого высшие начала здесь могут созерцаться как некие реальности в себе, природа которых обнаруживается в нисходящих из них иерархиях. В противоположность этому иерархия феноменального мира состоит из системы частных множеств, лишь отчасти связанных в частные единства и только стремящихся расположиться по частным иерархиям, параллельно с этим постепенно выявляя актуально содержание последних. Это есть царство дурной бесконечности, только постепенно качественно преодолеваемой путем стремления к эволютивной организации конкретно-эмпирического материала. Но даже и там, где это стремление частично осуществилось, иерархические звенья различных порядков всегда остаются рядоположными и смешанными между собой, прослаивающими друг друга, ибо, будучи подчинены категориям пространства и времени, принуждены занимать одно и то же пространство одновременно. В силу этого в феноменальном мире принципиально невозможно даже пытаться выявить иерархически высшее начало так, чтобы оно стояло особняком от единичных явлений и состояний. Этот мир не знает спекулятивного отвлечения, расчленения качественной перспективы природы по ее иерархическим звеньям; все они всегда проявляются и действуют совместно и только в сознании человека могут быть искусственно разъединены через замену автономности иерархически разнствующих видов и состояний бытия их полной самостоятельностью15. Согласно сказанному, была бы нелепой попытка отыскать в феноменальном мире соответствия трем ипостасным началам бытия и категориям всякого конкретного сознания в виде особых начал, являющихся эмпирически в своем чистом естестве. Однако отсюда вовсе не следует, что таких соответствий вовсе нет: они могут и должны быть найдены, но уже не в качестве автономных спекулятивно-всеобщих деятелей, стоящих выше и независимо от эмпирического, а только в самой среде этого эмпирического — в каждом конкретном феноменальном явлении как их постоянные составляющие.

Физическая природа возникает и путем эволюции развивается из первичной материи, состоящей из простейших атомов. Каждый атом есть система единицы положительного электричества, вокруг которой вращаются электроны. Таким образом, первичным источником материальной вселенной является энергия. В начальном своем состоянии космическая энергия едина, недифференцирована, и вся система ее возможных модусов остается непроявленной абстрактностью. Это и есть феноменальное соответствие абстрактно-спекулятивной природе высшей воли. Вселенная как таковая рождается в тот момент, когда с утверждением первичной разности потенциалов, первоверховного бинера феноменального бытия, возникает ха отическая множественность атомных систем электронов. С возникновением первичных атомов рождаются материя и форма. Элю и есть феноме нальные соответствия началам мистики и разума. Единичные частицы материи, ограниченные соответствующими им формами, благодаря появляющейся разности потенциалов начинают оказывать друг на друга энергетивные воздействия. Так возникает актуальное конкретное обнаруживание первичной энергии, которая, давая бытие двум своим бинерно-сопряженным модусам — материи и форме — и протекая через их русла, претворяется из своей высшей абстрактно-спекулятивной модификации в низшую конкретно-эмпирическую. Последняя и есть феноменальное соответствие началу низшей воли. Далее начинается постепенная эволюция феноменальных форм, благодаря чему возникает и постепенно возрастающий ряд конкретно-эмпирических проявлений энергии. Энтелехией этого возрастающего ряда является актуальное полное раскрытие в иерархии конкретных форм абст рактно-спекулятивной природы первичной энергии. Поэтому должно сказать, что бытие материальной вселенной есть эволютивное становление конкретно-спекулятивнои природы космической энергии. Итак, жизнь природы есть действительно осуществление диалектического процесса одинаково с обеих точек зрения — ноуменальной и феноменальной. Для полной ясности выявим более подробно справедливость нашего утверждения, что материя, форма и энергия сугь действительно соответственные обнаружения в материальной природе начал: мистики, разума и воли.

Материя есть субстрат, порождающий множественность явлений вселенной через применение первичной простой среды к различным конкретным условиям16; это есть содержание всех форм физической вселенной, неизменно определяющее вместе с тем их общую родственность и принадлежность к определенному виду бытия. Материя в физической природе, подобно мистике в области духа и сознания, неизменно составляет содержание всей феноменологии, т. е. дает бытие всему конкретному; однако, будучи в себе простой и единой, она и во множественности порожденных иным началом форм сохраняет свое внутреннее единство17 и этим объединяет являющуюся множественность в общее целое. форма есть орудие, помощью которого единая простая материя расчленяется на множественность конкретно-эмпирических явлений, стремящихся путем постепенной эволюции организоваться в иерархическую систему; только через форму как рождается само конкретное бытие в виде определенного субъекта или объекта, так и определяется его иерархическое достоинство и все его субъект-объектные отношения с окружающим; это есть источник и осуществитель дифференциации первичной единой материи в конкретные феномены и эволютивной организации создавшейся множественности единичного конкретного в иерархию, благодаря чему первичное простое единство материи претворяется в актуально-генерическое единство18 материальной вселенной. Форма в физической природе, подобно разуму в области духа и сознания, неизменно составляет орудие осуществления феноменологии; раскрывая возможность бытия конкретного через внесение множественности в единое, она в то же время является необходимым условием для возможности осуществления организации единичного конкретного в систему мировых иерархий.

Энергия есть одновременно и первичное феноменальное соответствие творческой активности (&vva[4ic,) духа, предшествующее бытию конкретного как такового, и результативный осуществитель бытия и процессов во всех звеньях феноменальных иерархий, эволютивно стремящихся к гармоническому сопряжению в единую синархию. В своей высшей модификации энергия является генетическим источником, вызывающим к бытию материальную вселенную. Её творческая активность изливается в бинер раскрытия модусов ее объективации: материю и форму. Проходя через сопряженные русла последних, эта первичная активность перерождается в низшую модификацию, призвание которой заключается в свершении конкретных явлений, последовательно возрастающих по закону синархии. Энергия в физической природе, подобно разуму в области духа и сознания, неизменно составляет causa efficiens и causa materialis осуществления феноменологии; она одновременно и предшествует бытию конкретного, и осуществляет его.

Материя, форма и энергия суть феноменальные соответствия началам мистики, разума и воли, но действительная природа этого соответствия может быть правильно понята лишь при свете закона синархии, и, наоборот, вне его получается лишь нелепый парадокс. Мы уже говорили, что в феноменальном мире не могуг быть выявлены начала, стоящие особняком по своему иерархическому достоинству; здесь имеют место не изнутри развертывающиеся в иерархию самобытные принципы, ноумены, а только виды, извне объемлющие, обобщающие свойственные им ряды конкретных феноменов. Различие здесь бесконечно велико, и именно оно устанавливает бинерность природы идеальной и природы являющейся. Принцип есть реальность в себе, дающая бытие всем звеньям рождающейся из него иерархии; наоборот, вид сам по себе есть также феномен, но только более общий и сложный по количеству входящих в него дифференциальных элементов. Так, «материя», «форма» и «энергия» в себе являются лишь пустым звуком; все они существуют лишь по отношению к чему-нибудь и при наличии соответствующих необходимых условий. «Материя» есть кристаллическое состояние энергии, создающееся и разрушающееся по определенным законам и при известных обстоятельствах. Так называемая «энергия» есть лишь свободное ее состояние, возникающее из разностей потенциалов, мировая совокупность которых по закону возрастания энтропии постоянно уменьшается, т. е. количество свободной энергии стремится сойти на нет. Наконец, «форма» существует лишь по отношению к определенному содержанию и сама по себе не может существовать. Итак, материя, форма и энергия суть не объективно существующие самобытные начала феноменального, а лишь категории его явлений, существующие лишь в суммарной совокупности конкретного. Не они как таковые рождают иерархию физической вселенной, а сами возникают из последней, как некая общая система координат. Как и всякие координаты, они улавливают лишь внешний механизм феноменологии, но органическая связь и истинная генетическая преемственность ее отдельных этапов остаются совершенно вне их кругозора.

Физическая материя есть простейший вид содержания, ибо она есть содержание только физических форм. Но справедливо и обратное положение: содержание физических форм есть простейший вид материи. Здесь «материя» получает уже общий смысл, как содержание форм не только физических, но и вообще. Так именно она понимается в оккультизме, различающем: «физическую материю», «астральную», «ментальную» и «духовную». В таком понимании можно сказать, что мистика есть синархическая совокупность материй проявляющегося духа. Аналогично этому, физическая форма есть простейший вид разума, и обратно — проявляющаяся в физической природе разумность есть простейший вид проявления оформляющего и организующего начала. Наконец, — физическая энергия есть простейший вид воли, и обратно — воления физического мира суть простейшие проявления начала активности, энергии. Во всех этих определениях термин «простейший» означает принадлежность к низшему поясу синархии, низость иерархического достоинства. Согласно закону синархии, высшее всегда объемлет все иерархически низшее; низшее есть только модус высшего и собственных самобытных истоков бытия, как таковое, не имеет. Зная это, можно правильно воспринять следующий результативный вывод— Ноуменальные начала мистики, разума и воли в органическом сопряжении порождают синархию конкретных явлений; низший пояс этой синархии — в пределах физического мира — воспринимается в координатах: материи, формы и энергии. В этом положении заключена также важная мысль, что материя, форма и энергия как таковые возникают к бытию лишь в воспринимающем сознании, т. е. существуют лишь в субъект-объектных отношениях, а потому и вообще феноменальный мир как таковой существует лишь постольку, поскольку он познается19. Вне этого познания он является лишь совокупностью дифференцированных потенций Субстанции, существующей лишь по отношению к Ней как к субъекту, но для Нее он есть только Майя. Лишь в конкретных сознаниях он становится quasi-самобытным, представляется некоторой самостоятельной эмпирической данностью.

Все виды процессов, воспринимаемых сознанием извне, равно как и процессы, протекающие в его собственных пределах, могут быть правильно выявлены, изучены и поняты только при условии должного учета всех особенностей относительного состояния и положения среди окружающего познающего субъекта. Тот же самый процесс, наблюдаемый с различных точек зрения, представляется глубоко различным, а подчас почти и вовсе противоположным по смыслу. Наше знание может приближаться к адекватному отражению действительности только тогда, когда оно в состоянии переходить от конкретно-наблюденной системы взаимоотношений к ее синтетически-общей формуле, разрешать проблему во всей полноте ее общего смысла и полученный результат обратно проектировать во всякий заданный относительный модус общего сознания. Все попытки делать общие выводы из относительных концепций безнадежно осуждены на неуспех, ибо во всех этих построениях одни виды относительности не могут быть устранены, а другие не могут быть вовсе предусмотрены. Если в логике переход от частного к общему виду есть лишь суммарное обобщение качество-ваний членов определенного множества в общее понятие, то в действительности реального бытия высший смысл, объемлющий множество смыслов низших, отличается от последних не только более значительным объемом содержания, но и более высокой природой по ее внутреннему качеству. В этом именно и заключается иерархичность строения космоса. Когда сознание человека стремится подняться от более частных явлений или законов к более общим, то для этого необходимо не только накапливать конкретные наблюдения, но и повышать свой иерархический уровень. Так как во всяком организме каждая часть отражает и все целое, то идея этого целого, вообще говоря, может быть выкристаллизована даже из одной части. Увеличение количества частей может лишь способствовать восприятию целого, но вовсе не является его необходимым условием. Сознание, поднимаясь по иерархии от части к целому, должно внутренне перерождаться, попутно видоизменяя, а подчас и переменяя состав своей феноменологии. Итак, понятие «общий вид» и идея «синархического центра» не только не совпадают, но и в некотором отношении являются полюсами бинера. Синархический центр собственной силой развертывается во множество частного, генетически выливаясь в них изнутри; наоборот, общий вид возникает только в познающем конкретном сознании через обобщение извне уже имеющихся явлений или состояний.

Зная это, мы можем правильно оценить истинную природу онтологических проблем и возникающие при этом трудности и опасности. Так, на пути истории было совершено много попыток разрешения исходных вопросов бытия через онтологизирование психологических данностей. Эти попытки были справедливо осуждены, но истинный корень их ошибочности остался невыявленным. Более того, — подверглась осуждению сама идея восхождения к онтологическим реальностям, хотя ошибочность свершенных попыток заключалась не в самой идее, а в неумении ею правильно коспользоваться. Непосредственно наблюдаемые в жизни человеческого сознания начала и законы действительно не могут почитаться общекосмическими реальностями, так как всем им необходимо присущ специфический психологический окрас. Онтологизирование этих психологических данностей есть неправомерный антропоцентризм, неправильное приписывание частному достоинства всеобщего. Однако все это справедливо лишь при ошибочном отождествлении понятия общего вида с синархическим центром. Не зная закона синархии, различные авторы20 понимали онтологизирование в смысле восхождения именно к общему виду, а не к синархическому центру. Ложность этих построений очевидна, но отсюда вовсе не следует невозможность выполнения онтологизирования в его истинном смысле; более того, отрицание идеи онтологизирования вообще неумолимо приводит к абсурду. Действительно, в одном случае мы должны были бы признать за психологическими данностями самобытную субстанциальность, что очевидно нелепо. Если же эти данности суть лишь феномены некоторых общих космологических начал, онтологических реальностей, то должна существовать и иерархическая связь между ними, а следовательно, должен быть возможным и переход от психологического феномена к онтологическому ноумену через возрастание уровня иерархии. В настоящей работе я и старался выполнить эту задачу. Если бы мы брали человеческий разум, человеческое чувство (мистику) и человеческую волю и приписывали им достоинство категорий мирового бытия, ипостасей субстанциальной Реальности, то этим мы совершили бы указанную ошибку отождествления общего вида с синархическим центром. Вместо этого я старался посильно вникнуть во внутреннее естество тех ноуменальных реальностей, по отношению к которым категории человеческой психики являются феноменальными обнаруживаниями. Выявленные таким путем общие онтологические начала с формальной стороны представляются даже более простыми, чем их конкретные аспективные проявления в сознании; сложность и богатство их содержания в этих определениях остаются скрытыми и актуально обнаруживаются лишь в феноменальных иерархиях, возникающих при органическом сопряжении в конкретном триады ноуменальных начал. Равным образом с формальнологической точки зрения понятие, напр., «чувство» и понятие ((содержание» совершенно различны, и сделанный переход от одного к другому представляется произвольным замещением одного понятия другим. То же самое должно сказать и относительно других двух начал: Аполлон вовсе не есть олицетворение или персонификация человеческого разума, как Прометей не есть персонификация человеческой воли. Итак, онтологическое начало не есть понятие общего вида, формально-логически возникающее из познания множества конкретного, а есть высшее органическое членение мировой синархии: познающее сознание может переходить от конкретного к этому началу единственно через движение по иерархической координате. При этом имеет место не проектирование относительных особенностей конкретного во всеобщее, но реальное переключение сознания на восприятие онтологических начал.

§ 18. Положение категории мистики в пневмато-логическом триединстве

Действительная природа категорий человеческого сознания, их взаимные соотношения и свойственные им феноменологии могут быть восприняты без искажений лишь после раскрытия проблемы во всей ее онтологической всеобъемлемости. Только этим путем могут быть устранены относительности и перспективные искажения, свойственные кругозору частной точки зрения. По этим основаниям я и начал изложение эзотерического учения о триаде категорий сознания выявлением их онтологических первообразов-начал: Аполлона, Диониса и Прометея. Выполнив эту задачу, мы и можем перейти теперь к изучению преломлений космических начал в конкретном эволюционирующем сознании человека.

Действительные онтологические взаимоотношения между тремя категориями утверждаются, как это было показано, законом динамического ква-тернера, раскрывающегося в диалектическом процессе. Здесь примат принадлежит началу высшей воли, мистика же и разум возникают как сопряженные его полярные модусы, а низшая воля рождается как результат их взаимоотношений. Именно в таком р. иде система категорий представляется с абсолютной точки зрения, свойственной Божеству и Его индивидуальному модусу — монаде. В обоих этих случаях сознание сопряжено непосредственно с субстанциальными истоками бытия, а потому и не искажается никакой обманчивой перспективой. Переходя к актуальному сознанию человека, мы встречаем совершенно иную картину. Центр сознания уже не заключает в себе субстанциальной самобытности, а черпает свое бытие из внешних, трансцендентных ему сфер. В гармонии с этим начало высшей воли также представляется трансцендентным и лишь постепенно раскрывается параллельно с ходом эволюции через интуицию. Таким образом, актуальное сознание включает в себя лишь частичные раскрытия мистики, разума и низшей воли, веяния же высшей воли представляются привходящими извне. Ясно, что при этих условиях имманентное сопричисление к действительно совершающемуся диалектическому процессу актуальному сознанию представляется невозможным, и оно обречено иметь иное, искаженное представление о взаимоотношении категорий.

В категории мистики актуальное сознание воспринимает внутреннее содержание всех форм бытия. Таким образом, оно сопричисляется к мировой Реальности прежде всего через мистику, и именно через нее же само исполняется содержанием. Разум только объективирует это содержание в различные формы и организует их в системы, а воля является лишь необходимой для этого движущей силой. Без содержания формы не только являлись бы пустыми, но и не могли бы вовсе возникнуть, как не могла бы родиться и воля. Здесь именно и проявляется воочию различие природ субъекта субстанциального и субъекта вторичного, порожденного. В Божестве и монаде содержание вечно присутствует, хотя и остается в начале21 не объективированным; воля, эманируемая субстанциальным естеством, в дальнейшем лишь объективирует категорию содержания, как один из полярных модусов естества, но не рождает это содержание. В противоположность этому актуальное сознание в своей уединенности есть лишь фикция, и для того, чтобы жить, должно сначала заимствовать содержание из высшего субстанциального источника. Однако, с другой стороны, это извне воспринимаемое содержание действительно становится актуальным достоянием сознания лишь постольку, поскольку оно объективировано им в формах разума. Последнее же неразрывно сопряжено с проявлением воли. Итак, первенство в актуальном сознании принадлежит категории мистики, но последняя является лишь prima inter pares.

Жизнь актуального сознания человека есть реальное творчество, и оно, как всякое конкретное бытие, одновременно причастно мировой Всеобщности (то ovtoc, ov} и мировому Ничто (ovk ov), находясь на грани Нирваны («?; ov) и Манвантары. Оно черпает содержание через мистику извне, но последнее в первичный момент вхождения должно быть охарактеризовано как бессознательное, ибо только после волевого объективирования в формах разума оно становится достоянием актуального сознания. Бессознательное содержание должно быть разделено на два основных вида. Первое привходит через низшую интуицию из окружающего феноменального мира, космической среды, а второе через высшую интуицию — из непроявленных глубин духа. Это содержание высшего порядка первичнее другого, ибо только благодаря его наличию возможно восприятие последнего. В частности, Гартман в своей «Философии бессознательного», понимая мистику, в полном согласии с эзотерическим определением, как категорию содержания, ограничивает ее одним только высшим видом: она есть «заполнение сознания содержанием (чувством, мыслью или хотением) путем непосредственного появления его (содержания) из бессознательного»22. Состояние стихии мистики в первичный момент вхождения ее в актуальное сознание, бессознательное в его общем смысле, как имеющее абстрактно-спекулятивную природу, играет феноменологически в диалектическом процессе актуального сознания роль вполне аналогичную с исполняемой началом высшей воли в истинном космологическом процессе. Действительно, это первичное состояние мистики раскрывается актуально в полярно-сопряженных: мистике как таковой — и разуме, а пройдя сквозь русло их — в воле, чем и оправдывается во всей глубине формула Гартмана.

В общей идее Нирваны заключены две полярно-противоположные идеи: непроявленная всеобщность \jurjov) и абсолютное ничто (ovKov)23. Конкретное бытие всегда граничит с Нирваной, а мистика является prima inter pares среди категорий его сознания. Вследствие этого должно a priori прийти к выводу, что мистика не может не иметь особого вида сродства с бездной Нирваны, в то же время будучи ей противоположной. Ввиду же двойственности концепции Нирваны возникает необходимость исследовать эту проблему в обоих сопряженных полярной противоположностью ее аспектах. Первичное состояние мистики в момент вхождения ее в актуальное сознание человека должно быть определено одновременно как тождественное с Нирваной, потенциальной Всеобщностью (urj ov), и полярно ей противоположное. По недостатку терминов возможно пояснить эту доктрину только путем подробного описания. Природа первичного состояния мистики нирванична, ибо в ней заключается вся всеобщность содержания, но только потенциально; в ней сосредоточены все истоки всех модусов конкретного бытия, но самое это бытие остается еще невыявленным. Это внутреннее родство мистики с Нирваной сказывается и в ее дальнейшем актуальном раскрытии: среди всех категорий актуального сознания мистика по преимуществу отражает веяния Нирваны, наиболее близко подходит к нирваническому лику Реальности. Действительно, мистика проявляется помимо внешней формальной логической закономерности: никакие разграничения, никакие формы ни в коей мере ее не останавливают, ибо она проникает и наполняет их изнутри; самая идея ее адекватна идее свободы и царственного господства над всеми условностями и относительностями. Однако, несмотря на наличие в некотором отношении тождества природ мистики и Нирваны, они в то же время бинерно противоположны друг другу. Мистика есть содержание бытия, есть ипостась его актуального раскрытия, есть то, что в нем есть. Последняя идея для современного мышления представляется плеоназмом, но в действительности здесь раскрывается реальный конкретно-спекулятивный смысл. В идее субстанции идея бытия является лишь аспективным выражением ее общего смысла: субстанции неотъемлемо присуще бытие, это есть ее основной предикат, но тем не менее он не исчерпывает всего ее смысла. Но так как, обратно, бытие присуще только субстанции или ее модусам, то вполне закономерно ее определение как того, чему присуще бытие24. Идея мистики и выражает актуально становящееся бытие реальности. Чтобы быть актуальным, бытие должно преломиться во всех трех категориях, а потому одна категория содержания выражает лишь мгновенный рубеж между нирваниче-ской непроявленностью и актуальным раскрытием. Итак, первичное состояние мистики выражает содержание актуального бытия в его statu nascendi; определяя рубеж между Нирваной и Проявлением, оно причастно им обоим, а потому, с одной стороны, отражает дыхание бездны непроявленного, а с другой — есть истинный источник произрождения (partus generatio) всего, что есть.

Аналогично этому, первичное состояние мистики в момент вхождения ее в актуальное сознание человека граничит также и с Нирваной, понимаемой как безусловное ничто (ovkov). Действительно, жизнь всякого конкретного сознания есть реальное творчество, т. е. непрерывное преодоление мировой Пустоты, Нирваны. Каждый новый возникающий в нем элемент, каждое новое его состояние или вид движения продвигает рубеж царства актуального существования, заполняет зияющую бездну Нирваны. Иначе говоря, конкретное сознание все время граничит с Нирваной, все время передвигая вперед этот рубеж и, соответственно со своей собственной эволюцией, увеличивая его общее протяжение в интеллигибельном пространстве. Разум и воля проявляются в этом пространстве, но сами по себе, как таковые, не протяженны; только мистика, как протяженность, кат e£o)(r]v, и образует «тело» актуального бытия, его «материю» (ovoca) в общем смысле, а потому и актуально граничит с бездной Пустоты.

Первичное состояние мистики, являющееся по отношению к конкретному сознанию абстрактно-спекулятивным его диалектического процесса, есть веяние Трансцендентного Лика Абсолюта, космического Субъекта, стремящегося к самопознанию в творчестве. Точно так же и в проявленной природе всякий организм, как и всякое их множество, возникает к бытию лишь через внедрение начала мистики в мир времени и меры, не имеющий сам в себе никаких самобытных истоков бытия. Различные состояния и степени совершенства обнаружения единой в себе мистики и создают иерархический строй космоса. Таким образом, начало мистики, как содержание всех форм и видов актуального бытия, связуя своим естеством Трансцендентный Лик Абсолюта с феноменальным, осуществляет имманентизм идеального со становящимся. Идея, что мистика есть абстрактно-спекулятивное человеческого сознания, что именно в ней свершается сопричисление конечного бытия к Бесконечному, как атрибута к субстанции, достаточно отчетливо выражена у В. С. Соловьева. — «Мистика имеет значение настоящего верховного начала всей жизни общечеловеческого организма, так как в мистике жизнь находится в непосредственной теснейшей связи с действительностью Абсолютного Первоначала, с Жизнью Божественной»25.

Будучи содержанием всего человеческого существа, мистика, разумеется, является содержанием и всех его проявлений. Чем выше развивается его актуальное самосознание, тем отчетливее и непосредственнее он ощущает иерархическую соподчиненность своей природы Природе Безусловного. Непрестанное углубление этого ощущения и есть раскрытие в актуальном сознании категории мистики. Жизнь человека есть реализация потенций его духа, постепенное эволютивное объективирование и утверждение его синархического содержания. В этом и состоит всякое творчество. Таким образом, в своей мистике, как в абстрактно-спекулятивном, актуальное сознание одновременно черпает и ощущение реальности, и совершенство ее синархического выражения, которыми оно должно обладать при полноте реализации, и самую энергию, необходимую для осуществления творчества, и наиболее рациональную его закономерность. Отсюда становится понятным, что всякое творчество рождается как актуализация веяний мистики, т. е. что мистика есть субстрат творчества, и всякое творчество всегда мистично. Именно такое определение мистики мы встречаем и у Соловьева26.— «Истинная цельная красота может очевидно находиться только в идеальном мире в самом себе, мире сверхприродном и сверхчеловеческом. Творческое отношение человеческого чувства к этому трансцендентному миру называется мистикой».

Все три категории сознания неразрывно и органически сопряжены между собой, а потому истинная философия не может не основываться на ведении этого триединства. Всякое уклонение к гипертрофированию одной из них в ущерб другим, а тем паче игнорирование какой-либо из них неминуемо приводит к ряду заблуждений и противоречий. Именно это мы наблюдаем в истории новой философии, где, начиная с картезианской школы, стал претендовать на абсолютное господство интеллектуализм. Достойно бороться против этой гипертрофии интеллекта представители сенсуализма не могли, ибо они ограничивались лишь низшим поясом иерархии мистики — простейшими чувствами. О более высоких видах ее проявления мы встречаем у разных авторов лишь отдельные мысли и частные учения, но создание соответствующей целостной системы остается делом будущего. Наконец, волюнтаризм разрабатывался главным образом в узко-психологическом аспекте, и только у Шопенгауэра идея воли несколько приобретает онтологическое значение. Вообще же философия нового времени характеризуется необоснованным ограничением начал мистики и воли одной только психологической областью и в то же время неправомерным приписыванием разуму в психологическом понимании онтологического достоинства. Воля, а в особенности мистика, были устранены из строительства современного миросозерцания за психологизм, но тот же самый психологизм разума был положен в основание всех учений от Декарта через Канта до его преемников и последователей. Как известно, выяснению этого и посвящена преимущественно философия Розмини и в особенности Джоберти. В противоположность психологизму и одностороннему утверждению категории разума новоевропейской школы, эзотеризм изучает предстоящие пред человеком проблемы в их онтологической всеобщности и в органическом сопряжении всех трех категорий. Так как его отличие от официальной школы наиболее резко раскрывается в факте наличия в нем учения о мистике, то и всему его целому было неправомерно приписываемо общее наименование мистицизма. Между тем в действительности эзотеризм есть органическое триединство мистицизма, интеллектуализма и волюнтаризма в онтологической всеобщности и психологической конкретности. Эти три его части суть не отдельные системы, но органические членения единого целого, взаимно дополняющие, отражающие и насыщающие друг друга. Каждое из них есть познание целого с точки зрения части, но при учете ее собственного относительного места в нем и свойственного поэтому ей достоинства. Это есть как бы три координатные плоскости, на которые одновременно проектируется единое трехмерное тело. Так как мистика есть категория содержания, то истинный мистицизм имеет свой задачей изучение внутренних иерархических соотношений между содержанием видов конкретного бытия и Содержанием Бытия Абсолютного. Разум занимается только очерчиванием форм, разграничением их между собой, расчленением синтетического целого на его элементы. Мистика же, сопричисляясь к синтетическому целому, вневременно сопереживает и целое, и все его составляющие части, и все их сочетания между собой. Она сопереживает отдельные виды конкретного бытия не с их периферии, как это делает разум, а через их внутреннее естество, и объединяет их многообразие через непосредственное ощущение насыщенности космоса единством.

ГЛАВА V

§ 19. Две основные системы категорий: Сущего и Его раскрытия в синархии; предмет пневматологии

Начала мистики, разума и воли, конкретизирующиеся в феноменальном как материя, форма и энергия, суть онтологические реальности, исходные органические звенья космического диалектического процесса. Раскрывающаяся из этих основных начал мировая синархия ориентирована в своем целом и в членениях непосредственно на всеединстве Самосознания Божества. Здесь Брахман грезит не мир, но возможность мира; Майя, мировое сновидение, еще не имеет никакой оплотненности; творческая сила только приуготовляет себе цель и поле проявления, но еще не входит в него, не раздробляется на множественность единичного, а потому и не вызывает еще к бытию единичное для себя и в себе. Всеединство здесь еще не выделяет своего антитезиса — иерархизм; тезис, как таковой, всегда объемлет в себе антитезис, но до выпада его вовне, до начала утверждения его quasi-самобыт-ным деятелем он остается потенцией и даже не по отношению к себе, а только по отношению к самобытному тезису, имеющему его породить. Это есть порог создания мира, начало космогонии1, тот метафизический миг, когда предназначенная к бытию вселенная предстояла перед своим Творцом, но еще не принадлежала себе, когда все единичное в нераздельности было включено во всеединство сосредоточенного на себе самосознания Божества, когда, провозгласив свое единство, Оно только приуготовлялось произнести второй член нераздельной формулы — свою множественность. Этот начальный миг космогонии отчетливо запечатлен в эзотерической литературе. Так, в Каббале мы читаем: «Святой, да будет Он благословен, уже создал и разрушил многие миры, прежде чем остановиться в Своей Творческой Мысли на том, в котором мы живем; и когда это последнее творчество было в точке своего завершения, все вещи этого мира, все творения вселенной, прежде чем принадлежать вселенной, были некоторое время в состоянии продления и предстояли перед Богом в своей истинной сущности». Так надо воспринимать слова Экклезиаста: «То, что было когда-либо, будет в будущем, и то, что будет, уже было»3. Таким образом, в космогонически и онтологически первой идее потенциальной синархии и неразрывно связанной с ней идее триады пневматологических категорий в себе отдельные органические членения двойственной иерархии монад и множеств еще не обладают субъектностью. а являются только объектами Божественного Самосознания. Оно вневременно объемлет все имеющие проявиться актуально монады и множества, но в этом акте и объекты, и Субъект, и процесс остаются абстрактно-спекулятивными. Космическая синархия и ее отношение к Божеству становятся актуальными только в конкретном осуществлении мирового диалектического процесса, т. е. в эволюции конкретного бытия4. Итак, космическая синархия переходит к эволютивной актуализации лишь с рождением конкретных субъектов, т. е. перенесением субъектное™ из Божественного всеединства в перспективу двойственной иерархии монад и множеств. В этом акте, полагающем грань между Нирваной и Манвантарой, и рождаются сопряженно: система антитезисов пневматологических категорий — и система категорий конкрет'-но-субъектного сознания.

Одной из основных доктрин эзотерической логики является следующая. — Во всяком бинере антитезис имеет целью своего бытия раскрытие тезиса. Все содержание лежит в тезисе; антитезис методом противопоставления лишь объективирует периферии компонентов тезиса, но сам по себе не имеет собственного независимого содержания; поэтому всякий тезис делается доступным познанию лишь через антитезис, сам же по себе тезис для сознания абсолютно трансцендентен. Согласно этому, пневматологические категории в себе трансцендентны конкретному сознанию; в нем имманентно раскрываются лишь иерархии качественно возрастающих антитезисов. Так, мистика в себе, ее ovoia, раскрывается во вселенской иерархии видов материи. Но справедливо и обратное положение.—

Антитезисы пневматологических категорий существуют лишь в воспринимающих конкретных сознаниях. Для возможности осуществления этого восприятия необходимо наличие в последних соответствующих категорий познания; мы будем их называть, следуя Джоберти, психологическими (для кантианцев они — гносеологические). Таковы, например, категории: пространства, времени, причинности, модальности и т. п. Эти категории конкретного сознания актуально существуют только по отношению к нему, но их потенции онтологически предрешены законом синархии. Для правильного уяснения этого положения необходимо предпослать несколько общих замечаний. Всякая идея актуально раскрывается в бинере, а в своем спекулятивном единстве имеет нирваническую природу. Так, идея пространства может быть расчленена на две полярно-сопряженные идеи. Антитезисом идеи пространства является ее обычное понимание, где пространство конкретно, протяженно, делимо, а потому и и змеримо. Исходя из этой низшей интуиции пространства, его идею обычно определяют как потенциальную бесконечность протяжения. Между тем пространство, как актуальная бесконечность, есть трансфинитум протяжения, неделимо на конечные части конечным числом делений, а потому и неизмеримо не только фактически, но и по существу. Из пространства могут быть делае-Ml>i только в ы р е з ы. Отсюда следует, что пространство и вырезы из него имеют различную природу, различное иерархическое достоинство. Идея пространства как трансфинитума протяжения есть тезис, раскрывающийся в идее конечного протяжения, или его потенциальной бесконечности, как антитезисе. Только антитезис этого бинера первого вида имманентен конкретному сознанию, тезис же всегда трансцендентен. Антитезис существует только в конкретном сознании и онтологических корней бытия не имеет; напротив, тезис есть онтологическая реальность. Итак, идея пространства реальна постольку, поскольку она существует вне феноменальных качество-ваний; ее онтологическая сущность, окрашиваясь психологическими обертонами, обеспечивает феноменальное существование соответствующей психологической категории, но, как таковая, предшествует последней иерархически и от нее не зависит. Аналогично сказанному, и в других психологических категориях внутренней основой являются онтологические реальности. — Бог вездесущ, вечен, всеедин и всеобъемлющ. Каждый из этих предикатов есть тезис соответствующего бинера, где антитезисами служат категории пространства, времени, причинности и модальности. Во всех этих случаях предикаты Божества суть трансфинитумы соответствующих возрастающих рядов5, определяющих психологические категории как понятия общего вида. Надлежит также заметить, что эти предикаты относятся не к Божеству как таковому, а к Его отношению к миру. В этих бинерах essentia противопоставляется existentia, ноуменальное — феноменально становящемуся, или, в терминах Джоберти, Сущее — существующему. Идея восходящего ряда включается в Сущее, но не обратно. Идея ряда есть только res nominativa, а не res substantive, есть только nomen, а не numen6. Она имеет ноуменальное обоснование как modus operand! реальности, но не как таковая. Вообще, подобно всякому феномену, она осуществляет конкретизацию спекулятивного содержания, но, созерцаемая вне причастности к последнему, есть иллюзия.

Тезисы бинеров первого вида, где антитезисами являются психологические категории, суть категории Божественного Самосознания. Как космическая синархия ориентирована только по отношению к Божественному Субъекту, так и протяжение пространства, продление времени, причинно-иерархическая зависимость и вид соотносительного состояния объемлются Им не в конкретном проявлении и не в потенциальной бесконечности возрастания глубины и интенсивности последнего, а в подлинной актуальной всеобщности. Категории мистики, разума и воли суть ипостаси Реальности как таковой; они актуализируются в конкретно-спекулятивные начала с переходом Реальности к диалектическому раскрытию в космосе, но и вне этого раскрытия являются подлинным бытием, хотя и нирваническим. Напротив, трансфинитумы психологических категорий относятся не к Реальности как таковой, а к ее актуализации; иначе говоря, они суть не ипостаси Сущего, а только категории творения как такового, и до этого творения вовсе не существуют. Для полной ясности, пользуясь «идеальной формулой» (formola ideale) Джоберти7: «Сущее творит существующее» («L'Ente crea esistente»), можно установить следующую иерархию. — Мистика, разум и воля суть категории «Сущего», трансфинитумы психологических категорий суть категории «творения», а сами психологические категории относятся к «существующему». Это соотношение между тремя системами категорий может быть выражено также в более конкретной формулировке. Реальность раскрывается в творчестве по закону синархии, а потому осуществление творчества и утверждение закона синархии суть адекватные идеи; равным образом, «существование» есть актуализация синархии. Итак, трансфинитумы психологических категорий суть категории космической иерархии, актуальной конкретизации Сущего; психологические же категории как таковые относятся к реализованным конкретным членам синархии. Отсюда становится очевидным, что системы категорий естественно разделяются на две основные группы: на относящиеся к Сущему как таковому — и на относящиеся к процессу его актуализации. Эти две группы образуют бинер второго вида, где тезисом является первая. С другой стороны, каждый из членов этого бинера, как тезис бинера первого вида, эманирует актуально-раскрывающий его антитезис. Эти антитезисы на всем пути своего эволютивного развития остаются подчиненными взаимной бинерной сопряженности. Этот последний бинер является бинером раскрытия по отношению к изначальному онтологическому бинеру и в своем целом относится к последнему как антитезис к тезису бинера первого вида. Система этих: онтологического бинера и бинера раскрытия — в эзотеризме именуется кватернером Манвантары. Тезисы этих бинеров образуют бинер субъектности, а антитезисы — бинер объект-ности.

Космический процесс заключается в раскрытии Сущего в синархии. Вне этого процесса как идея Сущего, так и идея его синархического раскрытия остаются погруженными в Нирвану. Их актуализация подчинена закону бинерной сопряженности: Сущее постольку становится актуальным, поскольку оно раскрывается в синархии, и, обратно, синархия космоса становится постольку актуальной, поскольку проявляется Сущее. Диалектически это выражается тем, что полюсы бинера: Сущее — синархия эволютивно отражаются друг в друге. Для простоты изложения я выразил онтологический бинер и бинер раскрытия с упущением этой идеи. Для того, чтобы эти бинеры возвысились от гносеологического до онтологического смысла, необходимо данную концепцию соответствующим образом дополнить. Вспоминая общее определение бинера раскрытия, в данном случае надлежит сказать, что полюсы онтологического бинера актуально проявляются постольку, поскольку они отражены друг в друге эволюцией конкретного бытия. Этим мы приходим новым ггутем к уже известной доктрине, что феноменальный мир существует постольку, поскольку он познается. Действительно, Сущее есть всеобщность субъектности; всякое конкретное бытие только потому может быть субъектом, что оно синархически причастно к Субъекту Абсолютному. Равным образом всеобщностью объектности является синархическое раскрытие Сущего, и всякий объект является таковым потому, что он синархически имманентен этому раскрытию. В каждом конкретном познании, осуществляемом сознанием конкретного бытия, одновременно с субъективным смыслом заключается и смысл всеобщий, ибо здесь свершается гармонизация некоего модуса вселенского бинера субъект-объектное™. С другой стороны, степени актуализации субъектности и объектности, как членов бинера раскрытия, всегда равновелики по отношению к каждому конкретному сознанию, а потому и ко всей их космической совокупности. Отсюда уже непосредственно вытекает, что актуализация категорий Сущего, субъектности, и актуализация категорий синархического раскрытия, объектности, неразрывно сопряжены между собой, осуществляются параллельно и взаимно друг друга обусловливают. В эзотеризме изучению субъект-объектных отношений конкретного бытия посвящены две сопряженные дисциплины. Эзотерическая пневма-т о л о г и я занимается исследованием этих проблем sub specie субъектности, т. е. центрируется на категориях Сущего, а эзотерическая гносеология изучает их sub specie объектности, т. е. центрируется на категориях раскрытия Сущего. Предметом настоящей работы и является первая из них.

ГЛАВА VI. Рождение монады как утверждение потенциальной системы категорий Сущего; трансцендентный диалектический процесс и символ свастики