Помоги проекту - поделись книгой:
Пушкин и финансы: сборник статей
Составитель А. А. Белых
© Белых А. А., составление, вступительная статья, 2021
© ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации», 2021
Предисловие
Летом 1836 г. А. С. Пушкин с семьей жил на даче Ф.И. Доливо-Добровольского, на Каменном острове в Петербурге[1]. Недалеко от центра города, и до книжной лавки Ф.М. Беллизара (Невский проспект, д.20), где Пушкин продолжал, несмотря на долги, покупать книги, пусть и в кредит, – около 7 километров. Пешком это расстояние можно пройти меньше, чем за полтора часа, но у него была собственная карета, позволявшая добраться гораздо быстрее.
Пушкин занимался подготовкой третьего номера журнала «Современник», писал стихи, часто называемые «Каменноостровским циклом». 21 августа он закончил одно из самых известных стихотворений – «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». Поэт понимал, что «к нему не зарастет народная тропа». Хотя в этом стихотворении уже дана итоговая оценка его творчества, у Пушкина – как у писателя, так и у историка – были большие планы. Но в тот же день, 21 августа, состоялся вечер у графини М.Г. Разумовской, на котором присутствовала Наталья Николаевна. Среди гостей была и графиня Н. П. Панина, которая потом записала в дневнике: «Мы едем на вечер графини Разумовской… Д’Антес очень занят Пушкиной»[2].
В это время Пушкин работал над статьей о Вольтере, которая будет опубликована в третьем номере «Современника»[3]. Поводом для нее послужило издание переписки Вольтера с Шарлем де Броссом, историком, литератором, президентом парламента Дижона. Переписка касалась земли, которую Вольтер купил у де Бросса в 1758 г. Пушкин начинает статью словами, которые впоследствии не раз цитировались исследователями:
Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем автографы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради или записка к портному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука, начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие творения, предмет наших изучений и восторгов[4].
Значение этой публикации Пушкин видел, в частности, в том, что «несмотря на множество материалов, собранных для истории Вольтера (их целая библиотека), как человек деловой, капиталист и владелец, он еще весьма мало известен. Ныне изданная переписка открывает многое»[5]. Несомненно, что хотя Пушкин писал о Вольтере, он не мог не размышлять о своих делах – в 1836 г. он как «человек деловой» находился в очень сложном положении. Долги по разным причинам нарастали, с доходами были проблемы. Хотя надежда на успех издания «Современника» еще не угасла, финансовые итоги прожитых лет, в отличие от литературных, были неутешительны.
И о самом Пушкине собрано и опубликовано «множество материалов». Известно, где поэт жил, что читал, каковы были его взаимоотношения с друзьями и противниками, кто из женщин попал в его донжуанский список. Одна лишь библиография отечественных и иностранных работ, посвященных Пушкину, может составить много томов. Кажется, о жизни Пушкина известно все, и исследователям остается либо пытаться давать новые интерпретации хорошо знакомым фактам, либо заниматься отдельными деталями, которые все менее интересны сами по себе. Конечно, такая оценка ситуации ошибочна – достаточно вспомнить яркие нестандартные исследования Л. М. Аринштейна[6] или А. И. Рейтблата[7].
Тем не менее экономические события в жизни Пушкина до сих пор изучены недостаточно. Целью настоящей книги является переиздание наиболее значимых исследований по этой теме, а также публикация работ современных пушкинистов.
В нашем литературоведении заслуга постановки вопроса о влиянии экономических условий жизни писателя на его творчество принадлежит Б.М. Эйхенбауму. Впрочем, он в какой-то степени следовал самому Пушкину – не случайно эпиграфом к одной из своих статей[8] он взял фразу из черновика письма Пушкина к К. Ф. Рылееву: «Как же ты не видишь, что дух нашей словесности отчасти зависит от состояния писателей?»[9] Эйхенбаум писал: «перед литературной наукой встала новая теоретическая
Вместе с тем в 1930-е гг. произошло важное событие – было начато издание полного собрания сочинений Пушкина в 16 томах. Очень полезным для понимания экономических проблем в жизни поэта стало включение в это издание писем к Пушкину и некоторых деловых документов. Позднее, уже в 1960-е гг., Н.П. Смирновым-Сокольским была предпринята попытка оценить литературные доходы Пушкина[14], а в 1990-е гг. Г. Ф. Парчевский[15] изучил влияние игры в карты на финансы Пушкина. Отрывки из работ этих исследователей также вошли в настоящую книгу. В издание также включены документы, связанные с финансовыми аспектами жизни Пушкина.
В современных условиях первостепенное значение для пушкинистов и всех, интересующихся экономическими аспектами жизни Пушкина, имеют сборники «Рукою Пушкина»[16], Летописи Государственного литературного музея[17], а также публикации Института русской литературы Российской академии наук (Пушкинского Дома): «А. С. Пушкин: Документы к биографии (1799–1829)»[18], «А. С. Пушкин: Документы к биографии: 1830–1837»[19], другие материалы, размещенные на сайте Пушкинского Дома.
Существенно, что тема финансов Пушкина в последнее время становится популярной – была организована выставка «Деньги – Пушкин – Деньги»[20], московский ТеатрДос поставил спектакль «Пушкин и деньги»[21], появляются и научно-популярные издания[22]. В экономико-математической школе при экономическом факультете МГУ в 2019–2020 г. Анной Чаплыгиной школьникам был прочитан курс «ФинПушкин (или Обо Всем)».
Экономические условия жизни Пушкина не могли не повлиять на его творчество – они в той или иной степени отразились в его произведениях. Большой интерес представляет и эволюция его экономических взглядов. К сожалению, значимых работ, в которых изучалась бы эта тематика, совсем немного. Однако есть важные исследования С.Я. Борового[23] и А. В. Аникина, и прежде всего – его книга «Муза и мамона»[24]. Отметим, что они оба высоко ценили статью Щеголева «Пушкин-экономист», которая вошла в настоящее издание. Хотя эта статья не относится к основной тематике нашей книги, она дополнит остальные включенные работы Щеголева, а также послужит прологом к нашим будущим публикациям об экономических взглядах Пушкина.
Помимо переиздания ряда важных работ, в книгу включены впервые публикуемые ценные статьи современных пушкинистов– С. В. Березкиной, «Очерки материального быта Пушкина», и И. С. Сидорова «О „медной бабушке“». Отметим, что С. В. Березкина сыграла особую роль в подготовке двух томов документов к биографии А. С. Пушкина, а И. С. Сидоров завершает подготовку «Хроники жизни и творчества А. С. Пушкина»– он стал научным редактором этого издания, начиная со второй книги второго тома, и одним из составителей обеих книг третьего тома.
По нашему мнению, несмотря на все, порой выдающиеся достижения исследователей жизни и творчества Пушкина, как «человек деловой» и «владелец» (если использовать его же слова, сказанные о Вольтере) он, безусловно, «еще весьма мало известен»[25]. Надеюсь, что наше издание будет содействовать исправлению этой ситуации.
А. С. Пушкин: доходы и долги
А. А. Белых
Экономические условия жизни каждого человека можно рассматривать так же, как финансовый аналитик изучает баланс юридического лица. Человек владеет собственностью – квартирой, домом, участком земли, он зарабатывает и тратит деньги, дает в долг, берет кредиты. Вся эта информация содержится в соответствующих строках баланса[26]. Если это писатель, который занимается коммерческой деятельностью, например, издает свои произведения, построение баланса несколько усложняется – появляются дебиторская и кредиторская задолженности, запасы и т. д. Но зато появляются и дополнительные возможности содержательного анализа. Вспомним, например, стихотворение В. В. Маяковского «Разговор с фининспектором». Поэту, безусловно, было что обсудить с финансовым инспектором, и в итоге он потребовал: «Подведите мой посмертный баланс». Однако исследователю жизни писателя гораздо интереснее строить не итоговые, а ежегодные балансы, содержащие не только активы, долги, прибыли и убытки, но и движение доходов и расходов, динамику капитала. Но мы, по словам Б. Л. Пастернака, сказанным, правда, по другому поводу, «еще далеки от этого идеала».
Жизнь А. С. Пушкина как будто изучена досконально. Хорошо известны такие фундаментальные издания, как «Летопись жизни и творчества Александра Пушкина» в 4 томах[27] и «Хроника жизни и творчества А. С. Пушкина» в 3 томах[28]. В этих работах, обобщающих то, что известно из публикаций и исследований по нашей тематике, также содержатся сведения и о материальной стороне жизни Пушкина. Но задача построения экономической хроники жизни Пушкина не только не решена – она даже не формулировалась. Между тем выяснение динамики доходов и расходов Пушкина, изучение его экономических решений позволило бы не только лучше понять его жизнь и условия творчества, но и дало бы дополнительные возможности для анализа его взглядов и художественных произведений.
Предполагается, что у читателя есть общее представление об основных событиях жизни Пушкина, поэтому в данной статье акцент будет сделан на экономических и финансовых факторах. Прежде всего, нашей целью является оценка доходов Пушкина и уточнение размеров долгов, оставшихся после его смерти.
В экономической жизни Пушкина можно выделить пять ипостасей: чиновник, литератор и книгоиздатель, карточный игрок, помещик, горожанин-семьянин. Именно так сгруппированы публикуемые в книге материалы, и под этим углом рассматривается жизнь Пушкина в этой вступительной статье. Конечно, главным в жизни Пушкина была его литературная деятельность, он был гениальным писателем. Поэтому определенная логика была бы в том, чтобы начать именно с этого аспекта. Однако учился Пушкин в Царскосельском лицее, готовившем юношей к гражданской службе, и жалованье чиновника он начал получать раньше, чем стал зарабатывать как писатель. С точки зрения влияния фактора денег на его жизнь, последовательность должна быть именно такой. Какое жалованье получал Пушкин?
Чиновник
Считается, что именно А. П. Чехову принадлежит шутка о том, что «настоящий мужчина состоит из мужа и чина». В этом высказывании есть только доля шутки – на самом деле система чинов имела огромное значение в Российской империи. И Пушкин после окончания Царскосельского лицея почти всю свою жизнь, за исключением периода с 1824 по 1831 г., был государственным служащим. Он, строго говоря, был чиновником, хотя в пушкиноведческих работах об этом упоминается нечасто, и о его службе обычно говорится лишь при рассмотрении сюжета с пожалованием ему чина камер-юнкера. Между тем статус чиновника во многом определял действия Пушкина в течение всей его жизни и, конечно, влиял на его материальное положение.
Собственно, сам Императорский лицей, который закончил Пушкин, готовил чиновников. Постановление о Лицее Александр I утвердил 12 августа 1810 г., и первый параграф гласил: «Учреждение Лицея имеет целью образование юношества, особенно предназначенного к важным частям службы государственной»[29]. Первоначально предполагалось, что в Лицее будут учиться братья Александра I – Николай и Михаил. Лицей был размещен в здании, соединявшемся галереей с императорским дворцом.
Первую в своей жизни финансовую операцию Пушкин совершил, когда в 1811 г. отправлялся из Москвы в Санкт-Петербург для поступления в Лицей. Отвозил его дядя Василий Львович. Тетя Анна Львовна Пушкина и двоюродная бабушка Варвара Васильевна Чичерина подарили Пушкину 100 рублей, которые он одолжил дяде. Позднее, в августе 1825 г., Пушкин, в письме Вяземскому, рассказал, что «по благорасположению своему ко мне» дядя взял эти деньги «взаймы». В письме содержалась просьба: «Так как оному прошло уже более 10 лет без всякого с моей стороны взыскания или предъявления, и как я потерял уже все законное право на взыскание выше упомянутых 100 рублей (с процентами за 14 лет; что составляет более 200 рублей), то униженно молю его высокоблагородие, милостивого государя дядю моего заплатить мне сии 200 рублей по долгу христианскому– получить же оные деньги уполномочиваю князя Петра Андреевича Вяземского, известного литератора»[30]. Возвратил ли дядя долг – неизвестно. В этой истории есть что-то символичное – впоследствии, даже когда у взрослого Пушкина появлялись деньги, они быстро уходили.
Для оценки экономической деятельности Пушкина полезно знать, каковы были его познания в области финансов и как он умел считать. Изначально эти знания приобретаются при обучении. Вступительные экзамены в Лицей Пушкин сдавал 9 августа 1811 г. и получил следующие оценки: «В грамматическом познании языков: российского –
В течение шести лет обучения ситуация с познаниями Пушкина в области математики не изменилась. И. И. Пущин, его лучший друг в Лицее, писал: «В математическом классе вызвал его раз Карцов к доске и задал алгебраическую задачу. Пушкин долго переминался с ноги на ногу и все писал молча какие-то формулы. Карцов спросил его наконец: „Что ж вышло? Чему равняется икс?“ Пушкин, улыбаясь, ответил:
Будучи уже взрослым, Пушкин высказывает любопытную гипотезу: «Форма цифров арабских составлена из следующей фигуры:
Римские цифры составлены по тому же образцу»[35]. Но в Лицее математика Пушкина не интересовала. Неудивительно, что это отразилось и на итоговых оценках.
В свидетельстве об окончании Лицея говорилось:
Воспитанник Императорского Царскосельского Лицея Александр Пушкин в течении шестилетнего курса обучался в сем заведении и оказал успехи: в Законе Божием и Священной Истории, в Логике и Нравственной Философии, в Праве Естественном, Частном и Публичном, в Российском Гражданском и Уголовном Праве хорошие; в Латинской Словесности, в Государственной Экономии и Финансах весьма хорошие; в Российской и Французской Словесности, также и в Фехтовании, превосходные; сверх того занимался Историею, Географиею, Статистикою, Математикою и Немецким языком. Во уверение чего и дано ему от Конференции Императорского Царскосельского Лицея сие свидетельство с приложением печати. Царское Село Июня 9 дня 1817 года[36].
К сожалению, у нас нет точной информации о том, как в Лицее преподавались государственная экономия и финансы. Более того, выпускной экзамен, который Пушкин сдавал 23 мая 1817 г., назывался весьма по-современному: «политическая экономия и финансы»[37]. Во всяком случае, знания в области государственной экономии и финансов были признаны «весьма хорошими». Однако о статистике и математике было сказано, что ими Пушкин всего лишь «занимался».
По успехам в учебе и по поведению выпускники лицея были разделены на два разряда. Те, кто попали в первый разряд, вскоре получили чин титулярного советника (9 класс в табели о рангах), а выпускники из второго разряда, в том числе и Пушкин, – чин коллежского секретаря (10 класс)[38]. Пушкин был определен на службу в Коллегию иностранных дел, подчинявшуюся образованному в 1802 г. Министерству иностранных дел. 15 июня 1817 г. он принял присягу[39] и дал подписку о неразглашении служебных тайн. Не дожидаясь назначения жалованья, Пушкин попросился в отпуск, который был ему предоставлен – с 8 июля по 15 сентября.
Пушкина можно понять – хотя он был зачислен в Коллегию иностранных дел, в Коллегии не было соответствующей должности, которую ему можно было бы занять, т. е. не было, в терминологии того времени, свободной «ваканции». Вполне логично было съездить на пару месяцев в Михайловское. Пока Пушкин был в отпуске, 23 июля 1817 г. вышел указ о награждении выпускников Царскосельского лицея чинами, в котором было определено их жалованье – титулярным советникам 800 руб. в год, коллежским секретарям – 700 руб. в год[40].
После возвращения Пушкина из отпуска его работа в Коллегии, по-видимому, сводилась к периодическому дежурству для приема срочной корреспонденции и дипломатической почты. Л. Б. Модзалевский в 1935 г. отметил, что единственными известными на тот момент документами, в которых запечатлелось перо Пушкина в 1817–1820 гг., были присяга и расписки – в ознакомлении с указами и в получении жалованья. При этом говорилось: «Трудно допустить, что в течение всей своей „службы“ поэт буквально не написал ни строчки»[41]. Однако автор комментариев к сборнику документов о жизни Пушкина С. В. Березкина была вынуждена констатировать: «Положение в пушкиноведении не изменилось по прошествии семидесяти лет, и в настоящий момент можно подтвердить отсутствие каких-либо деловых документов, вышедших из-под пера Пушкина в 1817–1820 гг…»[42].
В этот период доходы Пушкина были невелики – 700 руб. в год, т. е. меньше 60 руб. в месяц. Выплаты производились три раза в год и назывались январская, майская и сентябрьская трети. Формально одна треть от 700 руб. должна была составлять 233 руб. 33 коп., но реальная выплата, очевидно, в связи с какими-то вычетами, составляла несколько меньшую сумму—231 руб.[43] Прикинуть общий доход Пушкина за 1817–1820 гг. не очень сложно. Первое жалованье он получил перед уходом в отпуск – 53 руб. 90 коп[44]. После выхода из отпуска, 15 сентября, до конца 1817 г. оставалось 3,5 месяца, а не 4, следовательно, сентябрьская треть (без учета вычетов) составляла около 204 руб. Итак, в 1817 г. Пушкин получил около 258 руб. В 1818 г. – 700 руб. В июле 1819 г. Пушкин уходит в отпуск на 28 дней[45]. Оплачиваемых отпусков чиновники в то время не имели, значит, доход за 1819 г., по-видимому, следует уменьшить на соответствующую величину: он составит около 645 руб. В мае 1820 г. Пушкина отправляют на Юг, и последнее жалованье, январскую треть за 1820 г., он получить уже не успевал. Поэтому он взял соответствующею сумму взаймы у И. Алексеевского[46] и попросил, чтобы тому выдали его жалованье[47].
Итак, за первый период службы, до ссылки на Юг, Пушкин получил жалованье в размере:
258 (1817) + 700 (1818) + 645 (1819) + 233 (1820) = 1836 руб.
С учетом вычетов чистые выплаты, по-видимому, составили около 1820 руб.
Поведение Пушкина в этот период и его литературное творчество позволяют охарактеризовать его как оппозиционера. При этом он фактически не нес служебных обязанностей, но получал жалованье. В этом было определенное противоречие, на которое не могли не обратить внимание современники. Пушкин дружил со многими будущими декабристами, в частности, с Николаем Ивановичем Тургеневым. Знаменитую оду «Вольность» Пушкин «вполовину сочинил» в комнате Тургенева[48]. В то же время Тургенев критиковал Пушкина за эпиграммы против правительства и «не раз давал ему чувствовать, что нельзя брать ни за что жалованье и ругать того, кто дает его». Пушкин даже «вздумал вызвать» Тургенева на дуэль, но потом «письмом просил прощения»[49].
Оппозиционность Пушкина привела к тому, что его сослали на Юг. Правда, благодаря заступничеству друзей и литераторов, условия ссылки были достаточно мягкими. Формально ссылка была оформлена как командировка – в подорожной, выданной Коллегией иностранных дел, говорилось, что «Коллежский Секретарь Александр Пушкин отправлен по надобностям службы к Главному попечителю Колонистов Южного края России, г. Генерал-Лейтенанту Инзову»[50]. Пушкин даже получил 1000 руб. на дорожные расходы[51]. Эта сумма, конечно, превышала плату за прогоны.
Когда Пушкин жил на Юге, он начал получать первые гонорары за публикации своих произведений. Но, конечно, средств ему катастрофически не хватало. При всей лояльности Инзова, предоставившего Пушкину возможность жить у него в доме, часто приглашавшего его на обед, Пушкину были нужны наличные деньги. Дело было не только в текущих расходах – после отъезда на Юг Пушкину перестали выплачивать жалованье. Наконец, почти год спустя после прибытия Пушкина на Юг, 28 апреля 1821 г. Инзов отправил в Петербург графу И.А.Каподистрии ходатайство о Пушкине: «В бытность его в столице он пользовался от казны 700 рублями на год; но теперь, не получая сего содержания и не имея пособий от родителя, при всем возможном от меня вспомоществовании терпит, однако ж, иногда некоторый недостаток в приличном одеянии». Инзов просил выплачивать Пушкину то же жалованье, что и раньше[52]. Служба у Инзова была, конечно, совсем не обременительной. В этом же письме Инзов упоминает о служебных обязанностях Пушкина: «Я занял его переводом на российский язык составленных по-французски молдавских законов, и тем, равно другими упражнениями по службе, отнимаю способы к праздности»[53]. Понятно, что, запрашивая о жалованье для Пушкина, Инзов был вынужден что-то сказать о его работе. Но были ли какие-либо переводы на самом деле выполнены – неизвестно[54].
Любопытно посмотреть, как работала административная машина империи. Отправленное 28 апреля письмо было зарегистрировано в Петербурге как полученное 1 мая[55]. Для принятия решения потребовалось немало времени – ответное письмо Инзову, подписанное министром иностранных дел графом К. В. Нессельроде, отправлено 10 июня и получено 4 июля[56]. Зато в письме сообщалось о том, что Пушкину следовало выдать майскую и сентябрьскую трети за 1820 г. и январскую треть за 1821 г. То есть ему было выплачено жалованье за весь период с момента отъезда из Петербурга. Пушкин получил эти деньги 9 июля[57]. При получении жалованья Пушкин писал расписки. Существовавшие в то время административные правила требовали, чтобы Инзов пересылал расписки Пушкина Нессельроде, сопровождая их своим письмом с отчетами о проведенных операциях – выдаче жалованья опальному поэту[58]. Эта процедура сохранялась несколько лет – вплоть до отставки Пушкина в 1824 г.
Стоит отметить еще один момент. Жалованье чиновникам, в том числе, естественно, и Пушкину, устанавливалось в ассигнациях. Но в письмах Нессельроде[59] говорится о промене ассигнаций на серебро. Что это значит? Дело в том, что минимальный номинал ассигнаций был 5 руб. Для выдачи суммы ассигнационных рублей, которая не была кратна 5, было необходимо конвертировать остальные рубли в серебро. Так, майская треть за 1821 г. составляла 231 руб.[60] Комиссия почты составила 2 руб. 28½ коп. Однако, выдать ассигнациями 228 руб. 711/ коп. было невозможно, можно выдать только 225 руб. Остальные 3 руб. и 71½ коп. можно было выдать медными монетами, но это было неудобно. Поэтому данная сумма конвертируется, получается 85 коп. серебром. Разница между 3 руб. 71½ коп. и 85 коп. составляет 2 руб. 86½ коп. – это и есть тот промен, о котором писал Нессельроде[61].
Такая интерпретация подтверждается другим документом – распиской Пушкина в получении жалованья от 4 февраля 1824 г. В тексте расписки говорится:
Оные деньги
Здесь прямо сказано, что три ассигнационных рубля, которые можно было выдать медью, переведены в серебро. Что же касается несовпадения суммы, обозначенной в документе, и суммы, за которую расписался Пушкин, то поэт, судя по всему, просто проявил небрежность, когда ставил свою подпись. Понятно, что рубль серебром он получил.
Пушкин пробыл в Кишиневе до июля 1823 г. 2 июля он уехал в Одессу для лечения морскими ваннами[63]. 21 июля в Одессу прибыл новый генерал-губернатор Новороссии граф М. С. Воронцов. О первой встрече с ним Пушкин написал брату Льву: «Приезжает Воронцов, принимает меня очень ласково, объявляют мне, что я перехожу под его начальство, что остаюсь в Одессе– кажется и хорошо»[64]. Как известно, хорошо не получилось. В августе Пушкин переезжает в Одессу. Он представлен начальнику канцелярии Воронцова А. И. Казначееву, происходит знакомство с другими чиновниками.
В описании жизни Пушкина в Одессе речь обычно идет о его литературных делах, о романах, о посещении театра, кофеен, ресторанов. Но, по вполне понятным причинам, ничего не говорится об исполнении служебных обязанностей. Сам Воронцов в марте 1823 г. в письмах к П.Д. Киселеву, в Петербург, сообщал: «Что же касается Пушкина, то я говорю с ним не более 4 слов в две недели»[65], «мне не в чем его упрекнуть, кроме праздности»[66]. Но в то же время, в конце марта, Воронцов просил Нессельроде перевести Пушкина в какое-то другое место. Быстрой реакции из Петербурга не последовало.
В мае 1824 г. наступает развязка. В Новороссийском крае происходит нашествие саранчи. Аналогичное нашествие саранчи уже было в 1823 г., в 1824 г. ситуация была очень тяжелой[67]. 22 мая Пушкин получает предписание Воронцова поехать в несколько уездов, собрать сведения о масштабах бедствия и оценить эффективность принятых мер по борьбе с саранчой. Собственно, это было первое значимое служебное поручение чиновнику Пушкину.
Он почувствовал себя оскорбленным и написал письмо Казначееву, в котором решил откровенно объяснить свое понимание сложившейся ситуации. Это фактически программное письмо заслуживает длинной цитаты. Пушкин пишет:
7 лет я службою не занимался, не написал ни одной бумаги, не был в сношении ни с одним начальником. Эти 7 лет, как вам известно, вовсе для меня потеряны. Жалобы с моей стороны были бы не у места. Я сам заградил себе путь и выбрал другую цель. Ради Бога не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача или как на отдохновение чувствительного человека: оно просто мое ремесло, отрасль честной промышленности, доставляющая мне пропитание и домашнюю независимость. <…> Мне скажут, что я, получая 700 рублей, обязан служить.
Вы знаете, что только в Москве или П[етер]Б[урге] можно вести книжный торг, ибо только там находятся журналисты, цензоры и книгопродавцы; я поминутно должен отказываться от самых выгодных предложений единственно по той причине, что нахожусь за 2000 в. от столиц. Правительству угодно вознаграждать некоторым образом мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалование чиновника, но как паек ссылочного невольника. Я готов от них отказаться, если не могу быть властен в моем времени и занятиях[68].
Аргументация Пушкина понятна, хотя некоторые комментарии уместны. И в Петербурге, когда 700 руб. были не «пайком ссыльного», он не занимался делами службы. От каких выгодных предложений Пушкин отказался из-за отдаленности от столиц – неясно.
Во всяком случае, 23 мая Пушкин получил командировочные[69] и отправился в путь. В Одессу он вернулся 28 мая, в среду, а в понедельник, 2 июня, подал в отставку. В качестве причины Пушкин сослался на «слабость здоровья», что не давало ему возможности «продолжать служение»[70]. Получив прошение[71], Воронцов запросил мнение Нессельроде, который, в свою очередь, доложил об этом императору. Для принятия Александром I решения о дальнейшей судьбе Пушкина в Министерстве иностранных дел была подготовлена справка «О доходах А. С. Пушкина и его родителей». В ней, в частности, говорилось: «Это фамилия мало состоятельная, и молодой Пушкин, ничего не получая от своих родителей, был вынужден жить на свое скромное жалование в 700 руб. в год и на доходы со своих сочинений»[72]. К несчастью, еще раньше (в апреле или первой половине мая 1824 г.) полицией было перехвачено письмо Пушкина, в котором он говорил о симпатии к атеизму[73]. В результате Пушкин был не только «уволен вовсе от службы»[74], но и сослан в Михайловское, в имение, принадлежавшее его матери.
Служба Пушкина была закончена. В соответствии с правилами, ему следовало получить жалованье за часть майской трети – за май, июнь и 7 дней июля (указ об увольнении был датирован 8 июля). Сумма составила 128 руб. 97½ коп[75]. Кроме этого, ему были выданы деньги на прогоны– 389 руб. 4 коп., исходя из маршрута от Одессы до Пскова в 1621 версту[76]. Из имеющихся документов неясно, какую точно сумму получил Пушкин на руки – о размене на серебро данных нет.
Отметим, что когда Пушкин отправлялся из С.-Петербурга в Екатеринославль, он получил на прогоны 1000 руб. По современным дорогам путь от Петербурга до г. Днепр (современное название Екатеринославля) – 1650 км, это длиннее, чем от Одессы до Пскова —1400 км. Во времена Пушкина соотношение было обратным. Дорога, по которой Пушкин ехал из Петербурга в Екатеринославль (через Киев), совпадает с современной и составляет 1545 верст[77]. Это меньше, чем 1621 верста от Одессы до Пскова, но на прогоны по более длинной дороге Пушкин получил в 2,5 раза меньше денег, чем по более короткой. Понятно, денежное обеспечение формально командированного было лучше, чем ссыльного.
Итак, за время южной ссылки Пушкин получил жалованье – две трети за 1820 г., полное жалованье за 1821–1823 гг., январскую треть за 1824 г. и часть майской трети.
700 × ⅔ (1820) + 700 × 3 (1821, 1822, 1823) + 700 × ⅓ (1824) + 128,975 = 2928,975 руб.
Понятно, что чистыми деньгами Пушкин получил несколько меньше. Так, при первом получении жалованья за две трети 1820 г. и треть 1821 г. к выплате причиталось 685 руб. 30 коп. серебром – в связи с вычетами и комиссией почты, составлявшей 1 %. Поэтому итоговую сумму нужно уменьшить – из расчета 685 руб. в год. Разумная оценка составит 2875 руб. Итак, 1820 руб. до ссылки на Юг и 2875 руб. – во время ссылки. Всего за время службы с 1817 по 1824 г. жалованье Пушкина составило около 3700 руб.
После отставки и ссылки в Михайловское Пушкин мог рассчитывать только на свои литературные доходы, правда, и расходы у него были минимальными. Положение ссыльного, естественно, тяготило поэта. Ситуация могла измениться после смерти в ноябре 1825 г. императора Александра I и вступления на престол Николая I. Весной 1826 г. Пушкин пишет ему прошение'[78], в котором говорит о необходимости лечения «аневризма» и просит «позволения ехать для сего в Москву, Петербург или в чужие края». При этом прошении Пушкин прилагает расписку: «Я нижеподписавшийся обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них»[79]. К прошению было также приложено свидетельство Псковской врачебной управы, в котором подтверждалось, что «Александр Сергеев сын Пушкин… действительно имеет на нижних оконечностях, а в особенности на правой голени, повсемественное расширение кровевозвратных жил (Varicositas totius cruris dextri); от чего коллежский секретарь Пушкин затруднен в движении вообще»[80].
Николай I еще до получения письма Пушкина, т. е. не позднее апреля 1826 г., интересовался его литературной деятельностью, в частности его отношениями с Плетневым, который был комиссионером при продаже сочинений поэта[81]. Прошение Пушкина проходило неизбежные инстанции – сначала оно поступило гражданскому губернатору Пскова Б. А. фон Адеркасу. 19 июля Адеркас передал его генерал-губернатору Ф.О.Паулуччи, который 30 июля переслал его Нессельроде. Между тем еще 19 июля в Михайловское по распоряжению Николая I, переданному через графа И. О. Витта, был послан сотрудник Коллегии иностранных дел А. К. Бошняк. Его целью было «тайное и обстоятельное [рассмотрение поступков] исследование поведения известного стихотворца Пушкина, подозреваемого в поступках, клонящихся к возбуждению к вольности крестьян, и в арестовании его и отправлении куда следует, буде бы он оказался действительно виновным»[82]. Бошняк ничего негативного о Пушкине не узнал, о чем честно написал в своем рапорте от 1 августа. Несомненно, содержание этого рапорта было доложено императору.
Коронация Николая I состоялась в Москве 22 августа 1826 г., а 28 августа он распорядился доставить Пушкина к нему[83]. Дальнейшие события хорошо известны. 8 сентября Пушкин прибыл в Москву, был принят Николаем I, аудиенция продолжалась около часа. Для Пушкина началась новая жизнь. Он получил свободу, а император вызвался быть его цензором. Впрочем, свобода была относительной – любые поездки по стране надо было согласовывать, и вскоре за ним был установлен тайный надзор. Цензура Николая I в чем-то облегчила, но в чем-то и осложнила литературную деятельность Пушкина.
Несколько лет Пушкин жил, занимаясь литературной деятельностью. Вопрос о государственной службе возник у Пушкина уже после женитьбы, в 1831 г. Он хотел заниматься историческими исследованиями и понимал, что для этого полезно иметь статус государственного служащего. В июле 1831 г. он обратился с письмом к А. Х. Бенкендорфу с просьбой о разрешении работать в архивах для написания истории Петра Великого. При этом он отметил, что его чин (коллежского секретаря)«представляет… препятствие на поприще службы». По его словам, хотя ему «следовали за выслугу лет еще два чина, т. е. титулярного и коллежского асессора; но бывшие мои начальники забывали о моем представлении». Он осторожно спрашивает: «Не знаю, можно ли мне будет получить то, что мне следовало» [84]. О причине такой забывчивости начальников Пушкин благоразумно умолчал.
О письме Пушкина было доложено Николаю I, и тот «велел принять его в Иностранную коллегию, с дозволением рыться в старых архивах»[85]. Пушкин был доволен. 22 июля 1831 г. в письме Плетневу он сообщил: «…царь взял меня в службу – но не в канцелярскую; или придворную, или военную – нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы, с тем, чтоб я рылся там, и ничего не делал. Это очень мило с его стороны, не правда ли?»[86] Конечно, «рыться в архивах» вовсе не означало «ничего не делать», но по сравнению с другими видами службы такое занятие, действительно, предоставляло немалые привилегии.
Все же Пушкин рано радовался. Принятие решения, даже императором, не означает немедленного решения всех административных проблем. Дальше началась переписка, связанная с определением статуса Пушкина. Сначала Бенкендорф уведомляет Нессельроде о решении государя принять Пушкина на службу и просит назначить Пушкину жалованье[87]. Это письмо датировано 23 июля 1831 г. Понятно, что при негативном отношении Нессельроде к Пушкину он не торопился и только 14 ноября 1831 г. обратился к Николаю I с вопросом о чине Пушкина[88]. Государь распорядился определить Пушкина прежним чином[89].
Эта дата – 14 ноября 1831 г. – стала считаться началом второго этапа государственной службы Пушкина. Поначалу ему был возвращен чин коллежского секретаря, но уже 3 декабря Нессельроде напомнил Николаю I о том, что при решении о принятии Пушкина на службу император отложил производство в следующий чин до 6 декабря, и испросил соизволения о пожаловании Пушкину чина титулярного советника[90]. Соизволение государя последовало, и ход событий ускорился. Уже 4 декабря было издано определение о принятии Пушкина на службу[91], а 6 декабря ему был пожалован новый чин. Пушкин стал титулярным советником[92].
С момента окончания Лицея прошло 14 лет, и Пушкин только теперь получил чин, который присваивался тем из его однокашников, кто имел более высокую успеваемость. Но, во всяком случае, он вернулся на государственную службу. Более того, с него уже в январе 1832 г. сразу взяли некоторую плату – на пенсионное обеспечение (50 руб.), за получение чина (2 руб. 1 коп.), за гербовую бумагу (12 руб.), за напечатание патента (1 руб. 25 коп.), за пергамент (2 руб. 50 коп.), и, что особенно впечатляет – 4 руб. 50 коп. за приложение государственной печати и за воск. Всего – 72 руб. 26 коп.[93] При этом Пушкин дал обязательство не принадлежать к масонским ложам и тайным обществам[94].
Все складывалось хорошо, все необходимые комиссии Пушкин оплатил, оставался неясным только один вопрос – когда и где он может получать жалованье. Размер жалованья ему также не был известен, даже приблизительно. В октябре 1831 г. Пушкин писал Нащокину: «В Москве говорят, что я получаю 10000 жалованья, но я покаместь не вижу ни полушки; если буду получать и 4000, так и то слава богу»[95]. На самом деле величина жалованья вообще еще не была определена[96]. Пушкин терпеливо ждал – январская треть была пропущена, но, когда наступило время майской трети, он решил напомнить о себе.
3 мая 1832 г. Пушкин обратился к Бенкендорфу с вопросом – откуда и с какого дня ему следует получать жалованье [97]. Заметим, что Пушкин даже не спрашивал, сколько ему будут платить. Административная переписка началась. 10 мая Бенкендорф пишет письмо Нессельроде с просьбой назначить Пушкину жалованье[98]. 14 июня Нессельроде в ответном письме спрашивает– «в каком количестве… прилично было бы определить жалованье сему чиновнику»[99]. 20 июня Бенкендорф отвечает – можно назначить 5 тыс. руб.[100] Нессельроде, опытный чиновник, не захотел брать на себя ответственность и принимать самостоятельное решение о жалованье такому человеку, как Пушкин. Он полагал, что стоило подстраховаться, и 4 июля обратился к Николаю I с всеподданнейшим рапортом, в котором проинформировал императора о мнении Бенкендорфа – положить Пушкину жалование в 5 тыс. руб. Николай I повелел – «требовать из Государственного Казначейства с 14 Ноября 1831 г. по пяти тысяч в год на известное Его Императорскому Величеству употребление»[101].
Отметим, что жалованье Пушкину начислили не с того момента, когда была определена его сумма (4 июля 1832 г.), а с даты принятия решения о приеме на службу– с 14 ноября 1831 г. 6 июля Нессельроде информирует министра финансов Е.Ф.Канкрина о том, что «Государь Император Высочайше повелеть соизволил» отпускать из Казначейства в Министерство иностранных дел «на известное Его Величеству употребление 5000 руб. ассигнациями ежегодно, назначив отпуск сей суммы с 14 ноября прошлого 1831 г…»[102]. Первая выплата должна была составлять 2319 руб. 44⅓ коп., а затем следовало отпускать по третям. В эту первую выплату входили январская треть от 5 тыс. руб. – 1666 руб. 66⅔ коп. за 1832 г., а также оплата периода с 14 ноября до 31 декабря 1831 г. Любопытно, что в письме Нессельроде Пушкин даже не упоминался.
Так, Пушкин не только получил новый чин, но и жалованье в 5000 руб. в год, отличающееся, мягко говоря, от стандартного оклада титулярных советников. Напомним, что по окончании Лицея однокурсники Пушкина, имевшие чин титулярных советников, получали 800 руб. в год. Конечно, это был размер стартового оклада, дальнейший карьерный рост сопровождался увеличением жалованья и дополнительных выплат. Но даже оклад министров, установленный в 1802 г., составлял 12 000 руб. в год[103]. Санкт-Петербургский и Московский гражданский губернаторы в 1845 г. получали 2145 руб. жалованья и 2145 руб. дополнительных, всего – 4290 руб. в год[104]. Еще характерный пример: в 1827 г. жалованье титулярного советника, работающего в архиве Сената и имеющего стаж службы в 16 лет, составляло только 300 руб. в год[105].
В 1832 г. Пушкин сначала получил 2319 руб. 44⅓ коп. (за конец 1831 г. и январскую треть), а затем майскую и сентябрьскую трети от 5 тыс. руб., т. е. 3333 руб. 33⅓ коп. Итого – 5652 руб. 77 коп., округляя – 5650 руб.
Дальнейшая служба Пушкина не привела к изменению его жалованья. 31 декабря 1833 г. ему был пожалован придворный чин камер-юнкера. Принято считать, что Пушкин был обижен или даже оскорблен тем, что ему пожаловали такой чин. Часто цитируется запись в дневнике поэта за 1 января 1834 г.: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры – (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Н.[аталья] Н.[иколаевна] танцовала в Аничкове». Но в записи за ту же дату, через абзац, есть и другая оценка ситуации: «Меня спрашивали, доволен ли я моим камер-юнкерством. Доволен, потому что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным, а по мне хоть в камер-пажи, только бы не заставили учиться французским вокабулам и арифметике»[106]. Получение нового чина формально не имело для Пушкина финансовых последствий, но, конечно, увеличило его расходы (мундир, необходимость чаще появляться при дворе, посещение балов – совместно с женой, оплата ее нарядов и т. д.).
Как отмечалось выше, формально оплачиваемых отпусков чиновникам не полагалось. Пушкин неоднократно брал отпуск – данные об этом приведены в его посмертном послужном списке:
1832 г. сентября 12-го – на 28 дней, возвратился в срок;
1833 г. августа 12-го – на 4 месяца, возвратился 28 ноября того же года;
1834 г. августа 14-го – на 3 месяца, возвратился 14 ноября того же года;
1835 г. мая 3-го – на 28 дней, возвратился 24-го числа того же месяца, а того же года;
Августа с 27-го – на 4 месяца, возвратился 23-го декабря того же года[107].
Итого за пять лет и два с половиной месяца службы Пушкин был в отпуске чуть больше, чем 11 месяцев, т. е. в среднем – более двух месяцев в год. Впрочем, с учетом того, что его служба, собственно, заключалась в подготовке и написании исторических работ, было не так важно, находился ли Пушкин в Петербурге или в Болдино. В современной терминологии – он в основном работал дистанционно, обрабатывая собранные материалы, и это работа занимала у Пушкина гораздо больше времени, чем непосредственное нахождение в архивах. Кроме того, часть материалов он читал дома. Однако вряд ли это обстоятельство сыграло свою роль в том, что отпуска Пушкина не повлияли на выплату жалованья. Главным, по нашему мнению, было то, что у Пушкина не было штатной должности в Министерстве иностранных дел, и деньги ему выделялись необычным образом – они переводились из Казначейства в Министерство иностранных дел «на известное Его Величеству употребление».
Поэтому жалованье в 5000 руб. Пушкин получал в полном объеме, без вычетов, вплоть до августа 1835 г., когда он взял ссуду в размере 30 тыс. руб. После этого жалованье Пушкину начислялось, но не выдавалось, а шло в погашение ссуды[108]. (Этот сюжет тесно связан с другими финансовыми аспектами жизни Пушкина, поэтому он будет подробнее рассмотрен далее.) Таким образом, за второй период службы Пушкин получил:
5650 (1831, 1832) + 5000 × 4 (1833–1836) = 25 650 руб.
Подсчитаем финансовый результат служебной деятельности Пушкина. До сих пор в литературе существовала только одна оценка его жалованья, сделанная Смирновым-Сокольским, который писал о 25 тыс. руб[109]. Эта цифра, очевидно, была получена простым способом – годовое жалование в 5 тыс. руб. было умножено на пять (период с 1832 по 1836 г.) Этот расчет неточен даже для второго периода службы, а первый период вообще не учтен. На самом деле, за первый период службы Пушкин получил 3700 руб., за второй – 25650 руб., итого –
За 12 лет службы получено 30350 руб., это немногим больше, чем 2,5 тыс. руб. в год. Для титулярного советника – безусловно, очень много, но для гениального писателя… [110] Сам Пушкин летом 1825 г. писал К. Рылееву: «Как же ты не видишь, что дух нашей словесности отчасти зависит от состояния писателей? <…> Не должно русских писателей судить как иноземных. Там пишут для денег, а у нас (кроме меня) для тщеславия. Там стихами живут, а у нас гр. Хвостов прожился на них. Там есть нечего – так пиши книгу, а у нас есть нечего – так служи, да не сочиняй»[111]. Однако, как мы видим, хотя Пушкин как раз служил, это не давало ему значительных доходов. Перейдем к пушкинским литературным делам.
Литератор и издатель
В 1834 г., 7 апреля, в письме М.П. Погодину Пушкин с горечью отмечал: «…пишу много про себя, а печатаю по неволе и единственно для денег; охота являться перед публикою, ко[то]рая Вас не понимает, чтоб чет[ыре] дурака ругали Вас потом шесть месяцев в своих журналах только что не поматерну. Было время, литература была благородное, аристократическое поприще. Ныне это вшивый рынок»[112]. О том, что он пишет для себя, а печатает для получения денег, Пушкин писал и говорил неоднократно.
Часто встречается мнение о том, что Пушкин стал первым в России профессиональным писателем, т. е. первым писателем, который жил в основном на доходы от своих произведений. Сам Пушкин вряд ли согласился бы с тем, что он был первым. В своих письмах он отмечал: «Карамзин первый у нас показал пример больших оборотов в торговле литературной»[113]; «Человек, имевший важное влияние на русское просвещение, посвятивший жизнь единственно на ученые труды, Карамзин первый показал опыт торговых оборотов в литературе. Он и тут (как и во всем) был исключением из всего, что мы привыкли видеть у себя»[114]. Современные исследователи Е.Корчмина и А. Зорин убедительно показали, что уже Карамзин фактически был профессиональным писателем и что его литературные доходы существенно превышали доходы от капитала, полученного при продаже имения[115].
Поделиться книгой: