Альпийский узел

Хубер докатился до края козырька, ухитрившись не выронить пистолет, и упал вниз. Он был словно гуттаперчевый цирковой артист! Сгруппировался в полете, оттолкнулся ногами, кинулся бежать через двор.

Как назло, на узком пятачке никого не было! Он появился в зоне видимости, бежал, заметно прихрамывая, – все же без последствий не обошлось. Все произошло внезапно, бойцы не успели среагировать. Но уже шумели, надрывно лаял Амур.

Андрей целился в ноги, но пот разъедал глаза, мишень ускользала из прорези прицела. Где-то слева уже бежали люди.

– Не убивать! – крикнул сообразительный лейтенант Маркуша.

Поздно опомнились. Думали, командир на чердаке с этим упырем один разберется?

Хубер дохромал до края участка, выбил ногой хлипкую ограду, вывалился на улицу. Мишень плясала перед глазами. «Зачем стрелять? – мелькнула мысль. – Куда он денется?»

– Стой, сволочь! – звонко выкрикнул Несмелов, прыгая с крыльца. Лейтенант покинул слепую зону, бежал через двор с пистолетом на вытянутой руке, хлопала по бедру пустая кобура. Он стрелял, но в Хубера не целился, палил абы куда.

Немец вдруг резко повернулся, оскалился, вскинул «Вальтер». Несмелов успел бы среагировать, но в этот момент затвор заклинило. Как всегда вовремя! Хубер уже давил на спусковой крючок, Несмелов сообразил, что добегался, отчаянно закричал…

Андрей дал очередь – автомат задрожал в руках, разлетелись веером пули. Ну, не было другого выхода. Не привык он жертвовать людьми ради выполнения работы – пусть даже важной и неотложной. Хубер схватился за простреленное плечо, выронил пистолет. Самое время остановиться. Но пули из ППШ продолжали сыпаться – палец застыл на спусковом крючке. А когда майор снял его, Хубера уже отбросило на дорогу, он валялся, истекая кровью, и не подавал признаков жизни…

Гордин плохо помнил, как скатился по лестнице, кого-то оттолкнул. Он задыхался от злости. На кого злишься, товарищ майор? На себя надо злиться! Он выскочил во двор, где уже собрались люди. Скулил испугавшийся Амур, лейтенанта Несмелова трясло…

– Командир, какого черта? Зачем ты его убил? – кричал капитан Зинченко.

Хубер уже не шевелился. Три пули в груди, одна в плече – такое кого угодно заткнет. Остался только кривой оскал на мертвой физиономии. Перехитрил я вас, дескать. Понимал, ублюдок, что на допросе расколется, что в СМЕРШ и не таких раскалывали, а умереть не дадут, придется жить и мучиться. Решил найти свой конец – задорно, с музыкой, да еще забрать с собой кого-нибудь. Но с последним не сложилось, а не то Гордин до конца жизни бы себе этого не простил…

– Командир, зачем? – недоумевал Зинченко. – Он бы никуда не убежал!

– У этого спроси, – кивнул Андрей на бледного лейтенанта.

– Я, кажется, вам обязан, товарищ майор… – пробормотал Несмелов, – даже не знаю, чем расплачиваться буду…

– А это мы решим, – процедил майор, склоняясь над покойником, – вдруг еще живой, чего не бывает?

Больше вопросов не возникло, все всё поняли, сокрушенно вздыхали. Яша Лапчик снисходительно похлопал Несмелова по плечу:

– Не повезло тебе сегодня, Женька. Еще чуток и мог бы узнать, что происходит после смерти.

– Да ни черта не происходит, – проворчал Булычев, – лежишь себе как дурак, вокруг темно…

Досадно было – выть хотелось. Столько усилий – и все коту под хвост.

Хелена Хубер сидела на кухне, обливалась слезами, прижимала к себе присмиревшего мальчонку.

– Невиновна я ни в чем… – она давилась рыданиями. – Никогда не видела этого человека… Вы деревню окружили, уже машины тут ездили, солдаты ходили, когда он забрался через заднюю дверь – не пойму, почему открытой ее оставила… Приставил нож к горлу Нико, сказал, чтобы не орала… Я поняла, что вы его ищете… Говорит: мы семья, я твой муж, а это наш ребенок… Мол, документы спрашивать не будут, надо только немного притвориться. А если выдам, то он сразу же горло Нико перережет… Что я должна была делать? Это мой сын, одна его воспитываю… Поверьте, я его впервые видела, сильно испугалась. А он говорит: ты молчи, я сам все буду говорить…

Это была странная история. А как же пистолет, спрятанный на чердаке? Метался по незнакомому дому и прятал оружие? Но женщина подозрений не вызывала, вела себя естественно, и истерика ее выглядела ненаигранной. Вряд ли она могла сообщить еще что-то вразумительное. Некрасивое лицо окончательно подурнело, она размазывала слезы костлявыми пальцами.

Яша Лапчик с группой убыл по соседям, а Гордин снова допрашивал женщину, которая понемногу приходила в себя, потом курил на крыльце, пытаясь здраво оценить ситуацию.

В Абервельде был единственный важный объект – засекреченная типография. «Алоис Хубер», короткий сеанс радиосвязи, события вчерашнего дня – это звенья одной цепи, все они так или иначе связаны с упомянутым объектом. Вывезти ценный груз немцы не смогли, спрятали – что дальше? Оставить в тайнике на неопределенный срок? Опасно и невыгодно. Зачем им этот груз, если война все равно проиграна? Это неважно, предприимчивые дельцы найдут этим ценностям применение. Врагов Советского Союза на планете хватает, нацистская Германия в этом списке не последняя. Груз могут сбыть союзникам, могут оставить себе – для использования после войны. Значит, груз обязательно попытаются вывезти. Не с этим ли связан сегодняшний сеанс связи? Что станут делать, узнав, что Хубер мертв? Могут все отменить. Или нет. Особенно если не узнают, что он мертв…



Все было зыбко, неопределенно. Место, сроки, состав исполнителей – вилами по воде. В Абервельде и окрестностях действует развитая агентурная сеть, созданная для безопасности объекта. Плюс непосредственная охрана тайника, где бы он ни находился. Местность к востоку от Абервельда все больше привлекала внимание…

Вернулся лейтенант Лапчик с красноармейцами.

– Поговорили с людьми, товарищ майор. Теперь они точно были уверены, что мы пришли их расстреливать. А госпожа Томель, когда узнала, что мы по другому поводу, так растрогалась, что хотела накормить нас обедом. Но мы устояли. Фрау Хубер, по общему признанию, проживает одна, никакого мужа у нее нет. Ребенок есть – с этим не спорят, но кто его отец – дело темное. Мужика с нашими приметами никто не видел, все дружно пожимают плечами. Вроде сходится, товарищ майор. Ворвался в дом, приставил нож к горлу ребенка… Мне сразу показалось, что она ведет себя неестественно – с таким страхом смотрела на этого «мужа». А тот от ребенка не отходил. Думаю, он прибыл в долину утром, может, через скалы пролез или из города нарисовался. Передатчик на заводе был спрятан – просто так эту тяжесть не унесешь. Отсюда и работал. Отстучал сообщение, нас засек – и давай импровизировать. По краю ходил. Мы же с соседями разговаривали, могли упомянуть и про чету Хубер – вот бы те удивились…

– Да, похоже, так и было, – допустил Гордин. – Оставим ее в покое, пусть живет спокойно.

– Это что же получается, товарищ майор, даром полдня провели? – расстроился молодой лейтенант. – А так многообещающе все начиналось… Сматываем удочки?

– Спешить не будем, – покачал головой Андрей, – имеется пара-другая мыслишек. Будете хорошо себя вести – поделюсь. Зыбкая теория, но чем черт не шутит. Собирай людей, лейтенант. Куда они все разбрелись? Понравилась сельская жизнь?

– Так мы не уезжаем, товарищ майор? – насторожился Лапчик.

– Уезжаем, – хмыкнул Гордин. – А если быть точнее – делаем вид.

Глава шестая

Он чувствовал: что-то должно произойти. За домом Хелены Хубер следили два красноармейца – один контролировал главный вход, другой – заднее крыльцо. Андрей еще не определился, можно ли верить этой особе.

Посты стояли на краю долины, лейтенант Маркуша назначил посыльных для важных сообщений, если таковые будут. Транспорт, на котором они прибыли, загнали на завод, поставили между цехами – теперь со стороны его не было видно. Немногочисленные жители получили приказ сидеть по домам и ни на что не реагировать. Солдат рассредоточили по деревне, сформировали группу быстрого реагирования, способную оперативно перемещаться по пространству. «Для закупорки сосудов», – сострил Несмелов.

Офицеры разместились в гараже господина Рихлера, острили по поводу запасов в подполе, которые сам бог велел оприходовать.

– Мне жалко господина Рихлера, – сказал Свечников, доедая овсянку из собственного пайка. – У него сейчас нервный срыв, мечется по дому, зная, что мы сидим на его запасах, а сделать ничего не может, потому что бойцы его не выпускают. Бедняге предстоит бессонная ночь на грани помешательства…

– Не надо насмехаться над чужим горем, – укорил его Андрей, – нам всем сегодня предстоит бессонная ночь, по крайней мере ее часть.

– Вы уверены, товарищ майор, что не ошиблись? – спросил сидящий в углу Романчук. – Нам, конечно, безразлично, где ночь проводить, и к отсутствию удобств мы тоже привычные…

– Не знаю, – честно признался Гордин, – но есть подозрение, что Хубер выходил на связь неспроста. Посидим, подождем до утра, если что, завтра выспимся. Разрешаю покемарить по очереди. Но оружие не выпускать, не разуваться. И от холода не дрожать, я вас жалеть не собираюсь…

Он подремал часа полтора в неудобной позе, очнулся – это был не сон, а издевательство. Кто-то похрапывал, в углу горела свеча, лейтенанты Лапчик и Несмелов вели приглушенную беседу. Романчук и здесь вывернулся – с удобством устроился в старой машине господина Рихлера, забросил ноги на переднее сиденье и попыхивал папиросой.

За пределами гаража царила глухая ночь. Гул канонады уже не ощущался – война ушла на север, к границам Германии. Пощипывал холодок – обычное явление для середины весны. Редкие облака плыли по черному небу, красиво переливались звезды. Луна рассыпала по округе серебристый свет, озаряла травянистый покров на дальнем пригорке. Ни в одной из пройденных стран Андрей не видел такой зеленой травы. Не успела проклюнуться, а уже имеет вид, словно ее покрасили…

Он пристроился под заборчиком, выполняющим декоративную функцию, закурил в рукав. Мысленно усмехнулся: что за деревня такая? Сверчки не поют, собаки не брешут, навозом не пахнет. Здесь было красиво, легко дышалось, и все же он предпочел бы оказаться в российской деревне – уже тянуло, надоели эти непонятные «Европы»…

В иссиня-черном пространстве выделялись очертания домов; вырисовывался, будто призрак, заброшенный заводик. На востоке – скалы, за ними величаво поднимались горы – не такие высокие, как на Кавказе или Урале, но все равно впечатляющие. Возникло странное ощущение, что он сейчас один в деревне. Но нет, что-то шевельнулось за оградой через дорогу, возник силуэт на крыльце. Хрустнула дощечка под ногой, кто-то глухо выругался.

На крыльце переговаривались двое: очевидно, перемывали косточки чудаковатому майору контрразведки. Тому по должности положено видеть врага там, где его нет. А солдату безразлично, где и с кем проводить время…

Во втором часу ночи в дальнем лесу на северо-западе заблестели огоньки. Шла машина. Майор напрягся. Рука с силой сжала низкое прясло – чуть ногти не сломал. Что-то происходило. Неужели он не ошибся?

Свечение делалось ярче, отчетливее горели фары. Машина вышла из леса, стала спускаться с пригорка. За ней вторая! В темноте не видно, какие именно, но, по-видимому, тяжелые грузовики. Колонна шла медленно, преодолевая изгибы дороги, минуты через четыре должна была въехать в деревню…

Сердце колотилось как барабан. Андрей отполз от калитки. Колонну засекли, из дома напротив выскочили несколько человек, заняли позиции. Читать инструктаж не стоило – он вбил в голову Маркуше последовательность действий. Смену позиций тоже предусмотрели. Он раздраженно глянул на гараж – где эти сони? Но нет, все в порядке – народ потянулся из гаража, лязгнул металл.

– Неужели появились, командир? – рядом, взволнованно дыша, пристроился капитан Зинченко. – Ну, товарищ майор, вы прямо предсказатель…

– Подожди, Алексей, не спеши радоваться, мы еще не знаем, кто это… Эй, рассредоточиться вдоль ограды, да не светиться, прячьтесь. Мы не знаем, где они остановятся. Может вообще не остановятся, дальше поедут…

Он дрожал от волнения, першило в сухом горле. Но когда колонна въехала в деревню, волнение прошло. Майор был сосредоточен, проигрывал в голове варианты развития событий. Деревня была крохотная, крупные маневры не предусматривались.

Головной грузовик остановился, не доехав до позиций оперативников. Хищно горели фары, источая грязно-желтый свет. Судя по очертаниям, это был американский «Студебеккер» – внушительная грузовая машина грузоподъемностью в две с половиной тонны. В Советском Союзе они появились осенью 1941-го, машины использовали для перевозки личного состава и габаритных грузов. Техника была мощная, выносливая, принимающая любые климатические условия и отсутствие приличных дорог.

В темноте угадывались вытянутый капот, приземистая кабина, очертания шести колес – пара под кабиной, остальные сзади. Подошла вторая машина, встала рядом с первой.

Ожидание затягивалось. Работали двигатели, из грузовиков никто не выходил. Потом скрипнула трансмиссия, головная машина медленно, крадучись двинулась дальше. Проехала метров пятьдесят и снова встала. Водители не глушили моторы, чего-то ждали. «Должен кто-то подсесть», – сообразил Андрей. И даже догадывался, кто. Но господин Хубер в данный момент был не в том состоянии.

Ожидание становилось невыносимым. Грузовики окуривали пространство ядовитой гарью. Местным жителям строго-настрого приказали не подавать признаков жизни. Особенно сумасшедших среди них вроде не было. Хелену стерегли. Из кузова доносились приглушенные голоса.

Офицеры подползли ближе, залегли за кустарником.

– Командир, вроде по-русски говорят, – зашептал Зинченко. – Ты уверен, что это не наши?

Андрей ни в чем не был уверен. Это могла быть советская колонна – заблудились в темноте, не на ту дорогу съехали… В одной из машин сидели солдаты, другая явно была пустой.

Водитель первого грузовика заглушил двигатель. Погасли фары. Во второй машине сделали то же самое, но фары продолжали гореть. Скрипнула дверь, с подножки спрыгнул кто-то в офицерской фуражке. Зашуршал гравий под ногами. Человек обошел капот, закурил. Вспыхнул фонарь, тонкий луч забегал по обочинам, осветил забор, кусты, но до здания не достал.

– К машине! – выкрикнул офицер. – Перекур!

Из кузова полезли автоматчики в советской форме. Каски, скатанные шинели, форма подозрительно новая – вновь прибывших освещали фары второй машины. Автоматчиков было не меньше дюжины. Они столпились, стали закуривать. Андрей прислушался – вроде по-русски говорили. Произошла ошибка?

Погасли фары второй машины. Теперь блуждали только огоньки электрических фонариков. Но эти действия были спонтанными – в противном случае им ничто не мешало бы выявить затаившихся бойцов.

– Не повезло нам, товарищ майор, это же наши… – расстроенно зашептал Булычев.

– Помолчи, – огрызнулся Гордин. – Это наш тыл, естественно, повсюду наши…

Он боялся, что кто-то встанет и двинется к своим. Какая встреча – ожидали фрицев, а прибыли наши! Не у всех здесь ума палата. Но пока вроде все лежали, выполняли приказ.

– Товарищ капитан, долго стоять будем? – выкрикнули из темноты.

– Сколько надо, столько будем, – огрызнулся офицер. – Сказано курить – значит, курите, – он неловко перехватил фонарь другой рукой, загнул манжет, чтобы посмотреть на часы. Капитан испытывал беспокойство. Заблудившиеся люди вели бы себя иначе, они пошли бы по домам спрашивать дорогу…

Андрей решился. Он был спокоен, знал, что делать.

– Эй, братцы, а вы кто такие? – пробасил он, специально растягивая слова. Перелез через ограду, вразвалку вышел на дорогу.

Появление постороннего вызвало у незнакомцев недоумение! Гордин дико рисковал, эти люди могли открыть огонь без предупреждения, и неважно, кто они такие – советские солдаты или переодетые диверсанты. Офицер, стоявший у капота, резко повернулся, выхватил пистолет из кобуры. Заволновались бойцы, стали стягивать автоматы.

– Эй, не стрелять, свои, ослепли, что ли? – заволновался Гордин, замахал руками. – Надо же, нервные какие…

– Не стрелять! – выкрикнул офицер. – А вы кто, товарищ? – Он опустил пистолет, но убирать не стал, поднял фонарик.

Андрей наконец, рассмотрел офицера. Тот носил погоны капитана. На вид ему было лет тридцать – тридцать пять, острые глаза, двухдневный налет щетины – на что в условиях наступления никто не обращает внимания. У капитана было обычное лицо, и по-русски он говорил без акцента. Андрей облегченно выдохнул – ладно, поживем еще…

К машине он подошел вразвалку, стараясь казаться спокойным. Автомат оставил в кустах, при себе имел только кобуру, но за пистолетом не тянулся. Капитан настороженно следил за его перемещениями.

– Заблудились, хлопцы? – улыбнулся Андрей. – Так немудрено в этих чужих дебрях…

– Представьтесь, товарищ майор, – настороженно сказал капитан. – Что вы делаете ночью здесь, на краю географии?

– Так и я могу вас о том же спросить, – ответил Гордин. – Вон какую махину с собой приперли – «Студебеккеры», надо же. Скромнее надо быть, товарищи, нормальные люди на полуторках ездят, – майор рассмеялся. – Ладно, шучу. Майор Бурзун, отдел снабжения 38-го стрелкового корпуса. Имеем приказ вычистить запасы провизии из этой деревни, а то наши обозы отстали. А местные – сплошь куркули, запасаются, как бурундуки, на зиму. От них не убудет, документ выдаем мирным жителям: дескать, так и так, реквизировано в пользу армии-освободительницы энное количество провианта, обязуемся вернуть или рассчитаться деньгами или другими товарами. Прошли деревню, так машина заглохла, завести не можем, связи нет, решили утра дождаться, а там отправим пешего гонца на базу. Вот там наш транспорт, – Гордин показал рукой, – у заводика спрятали.

Для пущей убедительности он показал документ – офицерское удостоверение с указанием должности.

У каждого оперативника при себе имелись липовые бумаги на разные случаи жизни. Документы изготовляли в секретной части, и каждый подобный факт тщательно фиксировался в секретной документации.

Близко подходить майор не стал, вытянул руку – капитан забрал документ, недоверчиво изучил его в свете фонаря, вернул назад. Возможно, показалось, но вроде расслабился человек, уже не выглядел таким колючим.

– Устроила корочка, капитан? – снова улыбнулся Андрей.

– Вполне, – пожал плечами незнакомец. – И много вас тут таких?

– Да пятеро… Здесь они, огни увидели, давай по кустам прятаться – хрен знает, кто тут по ночам шастает. Потом смотрим, вроде свои… Эй, Онуфриев, ты здесь? Привстань-ка, покажись!

– Здесь я, товарищ майор… – прокряхтел Свечников, обозначая свое присутствие. – И Сидоров где-то тут, струхнул только малость…

– Ничего я не струхнул, – обиделся Зинченко, – чего бояться – свои же…

– Бояться нечего, если вы и впрямь свои. – Капитан вернул документ и небрежно козырнул: – Капитан Нахабцев, коллеги мы с вами, товарищ майор. Служба обозно-вещевого снабжения 304-й дивизии. Направляемся в Абервельд из Гуфштадта, везем засекреченный груз. Опечатанные ящики – документы, архивы или еще что – нам знать не положено. Оттого и охрана усиленная. Направляемся в расположение майора НКВД Телегина, он в курсе. Должны были засветло груз доставить, да не судьба, на дороге между населенными пунктами перестрелка была, грузовик сожгли, всем миром его оттаскивали. Потом не пропускали долго – им плевать, что мы везем секретный груз. Вроде городские огни уже видели, да свернули не туда, думали, короткой дорогой в город попадем. Смотрим, лес, холмы, теперь вот к этой деревне выехали… Если сомневаешься, вот наши документы, – капитан полез в нагрудный карман кителя.

– Да на черта мне твои документы, капитан? – отмахнулся Андрей. – Я же не патруль, чтобы документы проверять. Вижу – свои. А город неподалеку, вон там, у вас за спиной. Возвышенность объедете – и считай уже в городе. Мы бы сами пешком дошли, да груз в машинах, нельзя бросать. Да и неуютно как-то ночью…

– Много еды набрали? – спросил Нахабцев.

– Да там не еда, один корм, – засмеялся Андрей, – крупы, семена, в общем. Но много набрали – не отнять. Завтра влетит от начальства. Так что, браток, поворачивай оглобли да дуй в город, это рядом. Вон там за домами развернуться можно. Слушай, а ты в наш отдел не заедешь? Сообщи, что мы застряли, а то запишут в дезертиры, хрен потом докажешь.

– Нет уж, товарищ майор, давайте сами свои вопросы решайте, – поморщился Нахабцев, – а у нас своих забот хватает.

– Ну, извини, капитан, понимаю, – Гордин сокрушенно вздохнул. – Ладно, выполняйте свой приказ.

Нахабцев колебался. Фонарь отбрасывал блики на его нахмуренное лицо. Сомнений у Гордина практически не осталось. Заблудившиеся люди не стали бы тянуть резину: развернулись – и в город. Задержка с доставкой секретных материалов – тема для оргвыводов. С НКВД не шутят. Но Абервельд их заботил в последнюю очередь. Не надо им было в город! И нет там никакого майора Телегина. За другим они приехали. Но что-то сорвалось – капитан был растерян, не знал, как себя вести. Что за люди перед ним? Их действительно пятеро? Пасовать перед каким-то майором из снабженческой структуры? Он не решался выхватить пистолет и застрелить сомнительного майора (на этот случай у Гордина имелся хлипкий оборонительный план). Нахабцев колебался, переминался с ноги на ногу, размышлял. Подчиненные теснились вдоль бортов, прислушиваясь к разговору офицеров. Все желающие уже покурили, огоньки не мелькали. Такое ощущение, что эти люди не дышали. Андрей кожей чувствовал исходящую от этой публики смертельную опасность.

– Счастливо оставаться, товарищ майор, мы поедем… – медленно и как-то неуверенно произнес Нахабцев.

– Ошибочка вышла, товарищ капитан, – вкрадчиво произнес Андрей. Не мог он действовать, не зная наверняка. Требовалось последнее убедительное подтверждение. – Контрразведка СМЕРШ. Вы окружены стрелковой ротой. Прикажите своим людям бросить оружие и поднять руки.

Нахабцев переменился в лице и резко вскинул пистолет. Хлопнул выстрел. Но этот момент Гордин проработал: он резко пригнулся, ушел влево, ударил капитана кулаком в живот, а когда тот согнулся пополам, от души врезал ему в челюсть!

Огонь открыли одновременно с двух сторон, из всех имеющихся стволов. Попасть в своих бойцы не боялись, их разделяла тяжелая машина. От грохота и криков заложило уши.

Гордин имел свою задачу. Перед капотом головной машины боевые действия не разворачивались, но все могло измениться в любую секунду. Попасть под пули не хотелось. Нахабцев клацал разбитыми зубами, сползал по радиатору под колеса. Андрей схватил его за шиворот, хорошенько тряхнул и снова ударил – чтобы унять нездоровую активность. Заорал шофер в кабине, но ненадолго – разбилось стекло, пуля швырнула водителя на пассажирское сиденье.

Андрей присел на корточки, принялся утрамбовывать капитана под колеса. Тот стонал, хватал майора за ноги. Пришлось и самому туда залезть, благо машина была высокой. Фуражка слетела с головы, да и бог с ней. Какие-то железки царапали голову и плечи. Он схватил хрипящего лазутчика за грудки, колотил обо что-то острое и стальное, а потом ударил головой – потемнело в глазах, шатнулось и едва не рассыпалось сознание…