Помоги проекту - поделись книгой:
На линии огня
ОБ АВТОРЕ И ЕГО КНИГАХ
Самая ценная черта журналиста — интерес к людям. Истинный журналист, журналист по призванию никогда не теряет этого интереса. В конце концов, при настойчивом желании может каждый научиться писать прилично, но далеко не в каждом живет увлеченность чужими судьбами, страстное желание рассказать о ком-то так, чтобы он послужил для других примером как человек и как гражданин.
Об этом я подумал после прочтения книги бывшего фронтового корреспондента, ныне известного военного журналиста и писателя, заслуженного работника культуры РСФСР Семена Михайловича Борзунова «Ради нескольких строчек», которую в 1969 году выпустило издательство «Московский рабочий».
С. М. Борзунова я знаю давно. Он привлекал мое внимание еще в пятидесятых годах, когда оба мы были слушателями редакторского факультета Военно-политической академии имени В. И. Ленина. Семен Михайлович учился на курс выше. Я с большим интересом читал в периодике его рецензии на литературные произведения. Они нравились мне какой-то удивительной живостью и непосредственностью, своими доброжелательством и точностью суждений. Это было правдивое слово искренне заинтересованного человека. Я так и запомнил его тогда как вдумчивого, доброжелательного критика.
Годы затушевывают подробности событий, героическое и трагическое воспринимается нами уже как одно целое понятие, например война. И нужно события вновь разложить на отдельные факты, воскресить детали, чтобы постичь все значение этого обобщающего понятия. Здесь нам на помощь приходят документы истории.
Лев Толстой не без основания считал, что писатели «со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения… Будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни». Очерки и рассказы Семена Борзунова — это живые документы времени, это факты, выхваченные из самого пекла войны, это репортажи с переднего края о беспримерном мужестве и отваге рядового великой армии. Маршал Советского Союза бывший начальник Генерального штаба С. С. Бирюзов, выступая перед военными журналистами города Москвы 9 мая 1964 года, сказал:
«Недавно мне попала в руки книжечка полковника Борзунова, в которой очень правдиво, честно рассказывается о солдатском мужестве и о мужестве журналистов. А почему? Да потому, что сам Семен Михайлович с начала и до конца войны был на фронте, удостоен многих правительственных наград…»
В годы войны фронтовой корреспондент Семен Борзунов пользовался широкой известностью. О его корреспонденциях, очерках, рассказах с теплотой отзывались и рядовые, и офицеры, и командующие 1-м Украинским фронтом.
Популярность Семена Борзунова в нашей армии жива и до сих пор. Окончив Военно-политическую академию, он всецело отдался военной журналистике. Несколько лет редактировал журнал Главного Политического Управления Советской Армии и Военно-Морского Флота. Будучи главным редактором художественной литературы ордена Трудового Красного Знамени Военного издательства МО СССР, он воспитал целую плеяду молодых писателей из военной среды. Его книгу «Ради нескольких строчек» тепло встретили читатели и особенно ветераны войны. Она была удостоена литературной премии имени Дм. Фурманова.
Вот что отмечал в своей статье, напечатанной в газете «Красная звезда», начальник политотдела соединения Герой Советского Союза офицер М. Радугин:
«Ценность книги С. М. Борзунова в том, что в ней нет ничего надуманного, нежизненного. Чувствуется, что автор не только свидетель, но и активный участник описываемых событий».
«Хорошую Вы написали книгу. От души. Сердечно. Правдиво, — пишет автору член Президиума Верховного Совета СССР Маршал Советского Союза С. М. Буденный. — Подвиги советских воинов в годы Великой Отечественной войны неоценимы, и нынешнее поколение молодежи должно знать о них. Мне приятно отметить, что Вы горячо влюблены в свою профессию — профессию военного журналиста, что в годы войны всегда были на переднем крае, под огнем врага, в числе первых вместе с разведчиками форсировали Днепр и написали о мужестве советских бойцов…»
Танковая дивизия, в которой служил политрук Борзунов, прямо с тактических учений на рассвете 22 июня 1941 г. была брошена в бой. Для молодого офицера Борзунова начался длинный путь в четыре с лишним года от Перемышля до Берлина через Юго-Западный фронт, через Курскую дугу, через Волховский, Воронежский и 1-й Украинский фронты.
Особенно запомнилось ему форсирование Днепра в 1943 году, когда советские войска перешли в активное наступление.
Семен Борзунов был первым корреспондентом, который вместе с первыми разведчиками под губительным огнем вражеской артиллерии участвовал в форсировании Днепра. Об этом пишет в своей книге «От Днепра до Вислы» член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-полковник К. В. Крайнюков:
«Военных журналистов по праву называли солдатами переднего края. Они всегда были на важнейших участках, в огне боев.
Вот один из многочисленных примеров. На нашем фронте первыми форсировали Днепр разведчики мотострелкового батальона 51-й гвардейской танковой бригады, которой командовал Герой Советского Союза гвардии подполковник М. С. Новохатько. С первым десантом под огнем врага переправился и корреспондент фронтовой газеты капитан С. М. Борзунов. В своем репортаже он ярко и правдиво рассказал о подвиге гвардейцев-комсомольцев В. Н. Иванова, И. Д. Семенова, Н. Е. Петухова и В. А. Сысолятина, ворвавшихся в районе Григоровки на правый берег Днепра и положивших начало основанию букринского плацдарма. Эта весть сразу распространилась по всем войскам. С приветственным письмом Военного совета к четырем героям Днепра он вторично переправился через обстреливаемую реку на правый берег и вместе с гвардейцами принял участие в боях по удержанию захваченного плацдарма».
Это знаменательное событие, положившее начало освобождению Правобережной Украины, подробно и взволнованно описано в очерке С. Борзунова «Ради нескольких строчек».
Германские стратеги считали Днепр неприступным рубежом, называли его «Восточным валом», будущей государственной границей.
Вот как описывает свои тогдашние впечатления Семен Борзунов:
«В полночь мы въехали в зону «выжженной земли», где от хат остались только дымари, а на месте садов чернели култышки обгорелых пней.
Пытаясь остановить наступление Советской Армии, гитлеровцы шли на любые преступления. В зоне 20—30 километров перед Днепром они разрушили, уничтожили или вывезли в Германию все, что могло помочь нашим войскам в дальнейшем победоносном наступлении.
Здесь мы не встретили ни одной живой души — все мирное население было тоже вывезено в Германию».
…Корреспондент пристально вглядывается в бойцов, которым предстоит труднейшее и опаснейшее дело — первым форсировать могучую реку. Радостное воодушевление людей перед важным и грозным наступлением заражает и капитана Борзунова. Как воин он рвется в бой, а как журналист полон репортерского азарта первым запечатлеть бессмертные подвиги героев. Скрывая от командира свое неумение плавать, смело садится в лодку к разведчикам. Они должны первыми ступить на правый берег и прочно занять плацдарм. С волнением узнаешь все эти драгоценные подробности, зафиксированные очевидцем, восхищаешься самоотверженностью самого корреспондента, который под ураганным огнем, орудуя чаще автоматом, чем пером, сумел запечатлеть подробности беспримерной схватки с врагом, а затем передать свой репортаж на левый берег в редакцию фронтовой газеты «За честь Родины», что было не менее опасно, чем переправиться на правый берег. Благодаря оперативности корреспондента, весь фронт узнал о подвигах наших бойцов и, в частности, о подвиге отважной четверки гвардейцев — Н. Е. Петухова, В. А. Сысолятина, И. Д. Семенова и В. Н. Иванова. Каждому из них было присвоено высокое звание Героя Советского Союза, их имена названы на страницах шеститомной «Истории Великой Отечественной войны». В третьем томе той же «Истории» на странице 322 говорится, что в директиве Ставки Верховного Главнокомандования, направленной 9 сентября 1943 г. Военным советам фронтов и армий, указывалось: «За форсирование Днепра в районе Смоленска и ниже и равных Днепру рек по трудности форсирования советские воины должны представляться к присвоению звания Героя Советского Союза».
Описывая подвиги других, Семен Борзунов скромно умалчивает о своих. В очерке «Ради нескольких строчек» автор очень скупо, лишь по необходимости, говорит о себе. Например, он пишет:
«Жаркая борьба шла за каждый дом, за каждую улицу. В ожесточенной схватке был разгромлен штаб вражеского батальона, захвачены склады с боеприпасами и несколько исправных грузовых машин.
Взошло солнце. И тут я спохватился, что занялся не своим делом, ввязался в бой, а ни строчки еще не написал для газеты. Забежал во двор отвоеванной у гитлеровцев хаты, сел на колоду под вишенкой и стал писать обо всем, что видел».
Капитан Борзунов не только переправился с первой же группой храбрецов-десантников на правый берег, но и принял самое активное участие в боях за плацдарм, забывая подчас о прямом своем назначении газетчика. По непонятной иронии судьбы директива Ставки Верховного Главнокомандования почему-то не распространилась на отважного корреспондента. Но, как пелось тогда во фронтовой песенке: «Репортер погибнет — не беда…» Его дело, геройски сражаясь рядом с героями, донести до народа их имена, имена лучших, отважных сынов Родины, таких, как упомянутая уже четверка гвардейцев, как танкист гвардии старшина Трайнин, гвардии старшина Агеев, рядовой Вдовытченко, танкист гвардии лейтенант Кулагин, летчик-истребитель офицер Слабков, артиллерист сержант Тимошкин и многие другие. И он с честью выполнил эту задачу. Его рассказы о героях отличаются высоким пафосом, в них звучит искреннее восхищение чудо-богатырями советского народа, их мужеством и нравственной красотой. Борзунов владеет высоким искусством передавать психологическую атмосферу войны.
Очерк «Ради нескольких строчек» можно считать документальной повестью: здесь Борзунов больше писатель, чем очеркист. В предельно сжатой форме он умеет нарисовать живые портреты очень разных, непохожих друг на друга людей, объединенных единым стремлением разгромить врага.
Во всех очерках и рассказах Семена Борзунова присутствует неугасимый интерес к людям, сердечная любовь к ним, отсюда эмоциональность его произведений, особая проникновенность, создающая лирический фон. Читатель невольно ищет связи между прошлой жизнью героя, его воспитанием и последующим поведением. Вот перед нами лейтенант Виктор Колесов из очерка «Неуловимые». Он защищает свои родные воронежские места. Здесь Виктор родился, здесь вырос, играл со своими сверстниками в казаки-разбойники. И совсем не вяжется в его сознании шум деревьев любимой рощи с шумом войны. А теперь он получил задание взять высоту, на которой закрепились гитлеровцы. Родная высота! Сколько раз с ребятами он «брал» ее, играя в войну… Колесов знает каждую складочку, каждую ямку этой высоты. Так неужели же он не перехитрит врага? И он перехитрил. Со взводом солдат совершенно незаметно подползает к высоте и выбивает гитлеровцев. После этой операции у Виктора Колесова были и другие, не менее ответственные боевые задания, которые он успешно выполнял — ему помогала родная земля. Невольно задумываешься над тем, что народ на своей земле непобедим и никакие напалмы, никакие бомбы и химикаты не помогут завоевателям на чужой земле.
Интересен очерк-исследование о Герое Советского Союза Якове Чапичеве. Поэт, солдат и журналист Чапичев использовал на фронте весь арсенал своих возможностей, своего умения: командовал танком, писал в армейскую газету боевые стихи, проникнутые глубокой любовью к Родине, выступал как сатирик. Ему посвящена отдельная книжечка под названием «С пером и автоматом». Она вышла в 1968 году и получила широкий отклик у читателей. У автора завязалась оживленная переписка с пионерами не только Советского Союза, но и Польши. Юные читатели требовали все новых и новых подробностей о жизни и смерти героя. Так очерк о Чапичеве приобрел уже воспитательное значение.
Интересны очерки — литературные портреты писателей Михаила Алексеева, Николая Камбулова, Геннадия Семенихина, Анатолия Марченко, Бориса Четверикова и других, творчество которых тесно связано с военно-патриотической темой.
Очерк о Михаиле Алексееве является большой самостоятельной работой Борзунова о жизни и творчестве этого писателя. В 1969 году он вышел отдельной книжкой в издательстве «Правда» под названием «Неутоленность».
В очерках о писателях запечатлены не только жизненные факты, но и критически разобраны основные их произведения. Здесь Семен Борзунов выступает как зрелый критик, от души любящий свое дело. Чувствуется настоящая увлеченность мастера. Перо становится легким, язык гибким и точным, все окрашено особой талантливостью, талантливостью истинного призвания.
В каждом литературном портрете писателя уловлены самые характерные черты творческой индивидуальности, показаны истоки творчества, и сделано это так человечно, с глубоким уважением к судьбе каждого, как это мог сделать только человек, искренне любящий литературу, понимающий ценность и неповторимость таланта. Кто прочитает очерки-портреты, тот задумается над тем, как сложен, долог и труден путь к творчеству, какой это нелегкий труд — труд писателя.
Перу С. М. Борзунова принадлежат книги очерков и рассказов «На днепровском рубеже», «Три встречи», «О самом главном в службе солдатской», «Молодежи о советской воинской дисциплине», «Берег левый, берег правый» и др.
Лауреат Ленинской премии, депутат Верховного Совета СССР, писатель Михаил Стельмах во вступительном слове к сборнику С. Борзунова «С пером и автоматом» пишет:
«Славный путь воина и журналиста прошел мой фронтовой друг Семен Михайлович Борзунов… И небольшие заметки и очерки, и книги С. М. Борзунова написаны так, что их невозможно читать без волнения: ведь писались они страстью души и кровью сердца, здесь дивная летопись времени врезалась в их слово».
Очень точная, верная оценка всего написанного С. М. Борзуновым.
СЛОВОМ, ПЕРОМ, ШТЫКОМ
НЕ ПЕРВАЯ АТАКА
I
— Батальон, смирно! — и, повернувшись направо, старший лейтенант Даниелян, стараясь не показать, как болит раненая нога, и потому ступая особенно четко, торжественным строевым шагом подошел к стоявшим поодаль командиру полка Казакевичу и комиссару полка Мурадяну.
Утреннее донское солнце скользило по истрепанным, но щегольски начищенным сапогам комбата. Правая нога заныла, но Даниелян, словно в отместку за боль, жестче отрубил последние шаги и вскинул руку к выцветшей, ладно сидевшей на голове пилотке:
— Товарищ подполковник! Батальон по вашему приказанию построен!
— Вольно! — отдав честь, скомандовал подполковник.
— Вольно! — обернувшись к поредевшему в недавних боях батальону, по-мальчишески звонко и даже задорно крикнул комбат, знавший, как важно голосом, выправкой, улыбкой поддержать своих «ребят».
Сам старший лейтенант Даниелян некоторое время оставался в положении «смирно», внимательно глядя на бойцов, на командира роты лейтенанта Антопова, на взводного младшего лейтенанта Германа, на отличившихся в контратаке солдат Захарина, Бениашвили, Черновола. И они, видя блестящие глаза комбата, уловив нечто чрезвычайное и в его голосе, и в стойке «смирно», сами еще больше подтянулись. И хотя батальон не сдвинулся с места, он будто стал плотнее, точно и погибшие и раненые — все до одного заняли свои места и приготовились слушать командира полка.
— Друзья!..
Еще на рассвете подполковник со своим комиссаром тщательно обдумал свою речь, но начал сейчас еще теплее, потому что ощутил такую слитность бойцов и офицеров с собой, такое единство, которое исключает всякую официальность. Он прошел с фланга на фланг, остановился и в третий раз как-то уж очень доверительно и тихо сказал:
— Дорогие друзья!..
И остановился. Замер перед батальоном, как перед знаменем. Точно произнося слова присяги, он заговорил твердо и уверенно:
— В недавнем бою вы доказали, что ваш батальон стоит целого полка. Ни один раненый и убитый не упал лицом на восток, только на запад. Вы смогли выдержать то, что не смог вынести металл. Броня сплющивалась и плавилась, а вы стояли. И наш фланг, весь наш фланг устоял, потому что ваше мужество было беспримерным. Многие отличившиеся представлены к наградам. Но все вы, все, как один, заслуживаете самой высокой похвалы и самого высокого доверия.
Тут политруку — корреспонденту газеты «Красноармейское слово» Сергею Деревянкину показалось, что подполковник одобрительно посмотрел и на него, Сергея, тоже дравшегося южнее Воронежа и потом в силу своих способностей сумевшего описать в газете замечательные подвиги своих товарищей.
— Еще не затихли выстрелы, а ваши боевые дела уже вошли в историю, — продолжал командир полка Павел Константинович Казакевич. — И листки нашей дивизионной газеты будут в грядущем перечитывать, как страницы легенд. Спасибо! Я обнимаю вас всех, обнимаю взглядом и сердцем эту придонскую землю, истерзанную, измученную, окровавленную. Я знаю, что Родина и партия могут положиться на нас и впредь. И они положились на нас: они доверили нам и вашему батальону первым начать форсирование Дона, начать переправу, чтобы обезглавить вражескую оборону на том берегу, чтобы стать первыми в наступлении, которое будет, клянусь вам своей честью, будет!..
Подполковник уступил место комиссару, и майор Мурадян, четко выговаривая слова, продолжил мысль командира полка:
— Партия бросила клич «Ни шагу назад!». И мы откликнулись. Теперь приближается, близок день, когда мы услышим: «Вперед!» И от того, как, — он особенно подчеркнул это слово, — от того, как будут действовать передовые группы, зависит исход наступления. Форсировать Дон в районе Селявного — трудная и опасная задача. Сейчас мы никому не приказываем. Мы хотим создать группу добровольцев. Нужна разведка боем, которая положит начало всему. Я верю, что, как и всегда, коммунисты и комсомольцы будут первыми. Но предупреждаю, что требуются не только отличные солдаты, но и отличные пловцы и даже альпинисты. Вон та гора, Меловая, — и он указал вдаль, где на том берегу возвышалась гора. — Меловая — первая точка, которую мы должны будем взять, закрепиться и, господствуя над окружающей местностью, прикрывать огнем остальных переправляющихся… Добровольцы есть? Два шага вперед!
Когда командир роты связи старший лейтенант Горохов шагнул вперед, он увидел, что и слева и справа вышли из строя Антопов, Герман, Захарин, Черновол, Бениашвили и работник дивизионной газеты «Красноармейское слово» Сергей Деревянкин.
«Какой молодец! — подумал Горохов, внутренне восхитившись Сергеем. — Всюду первый. И здесь тоже. Вот тебе и журналист, интеллигенция, так сказать!.. И знает, что дело смертельное, а шагнул, считай, раньше меня. Так мне-то это и нужно: кто же первый связь протянет, если не мои хлопцы… А он?»
Ефим Антопов — командир девятой стрелковой роты, шагнувший вровень с другими, повел глазами и мысленно прикинул: человек сорок, нет, сорок два. Вот еще один — сорок третий… А люди все выходили и выходили из строя.
…Отобрали лучших из наиболее отважных бойцов. Учитывали все: характер, выносливость, умение плавать, преодолевать горные преграды. Комиссар Мурадян Виктор Асланович с радостью подумал, что в этой первой штурмовой группе и русские, и украинцы, и армяне, и грузин, и татарин… Словно представители многих народов слились воедино, чтобы первыми начать штурм и освобождение донской земли… А почему не видно среди добровольцев Чолпонбая Тулебердиева? Вот никогда не думал, что он… А впрочем… возможно… Он отличился и показал себя позавчера. Не был ранен… Но всякое может быть… Такой славный парень. Да и какой о нем очерк написал Деревянкин… Да…
И тут, когда батальону уже разрешили разойтись, Мурадян увидел фигуру молодого киргиза рядового Чолпонбая Тулебердиева. Тот с обиженным выражением лица бежал к командиру отделения сержанту Захарину.
Точно отлитый из одного куска металла, он отдал честь.
— Товарищ командир отделения, разрешите обратиться к командиру взвода, — прозвучал его почти оскорбленный голос. И узкие, чуть надломленные у концов брови сошлись на переносице.
— Разрешаю, — быстро отозвался Захарин, не очень поняв, почему так официально: ведь они же — друзья.
— Товарищ командир взвода! Разрешите обратиться к командиру роты, — тем же голосом, но еще более настойчиво начал Чолпонбай Тулебердиев, когда встал перед высоким младшим лейтенантом Германом. Умные, большие, чуть печальные глаза младшего лейтенанта на миг недоуменно вспыхнули и улыбнулись.
— Разрешаю!
Чолпонбай помчался к командиру роты, обогнал его на несколько шагов, повернулся, подошел строевым:
— Товарищ командир роты, разрешите обратиться к командиру батальона?
Антопов, любящий Чолпонбая и всегда старавшийся содействовать этому парню, который помогал всем, чем мог, остановился.
— Очень нужно?
— Очень!
— Обращайтесь.
От командира батальона Тулебердиев направился к комиссару полка.
— Товарищ майор! За что так обижать? За что? — в голосе слышался упрек и какая-то внутренняя боль.
— Кого, товарищ Тулебердиев? Да опустите руку. Вольно! Опустите руку, говорю. Чем вы обижены и кем?
— Я же после смены спал, на посту ночью стоял. А меня не предупредили, не подняли… В строю я не был, когда вы говорили…
— О чем?
— О добровольцах, товарищ майор! Очень прошу!
— Но ведь мы уже отобрали…
— Поэтому к вам и обращаюсь, товарищ майор, несправедливо это.
— Но ведь нужны пловцы, хорошие, очень сильные, выносливые.
— Я плаваю хорошо! — не задумываясь, похвалил себя Чолпонбай, хотя в Киргизии плавал мало. Но тут он усилием воли отстранил воспоминания о своих немногих заплывах, чтобы смущением не выдать себя. И снова торопливо заговорил: — А по горам в Тянь-Шане я натренировался. Поверьте, очень прошу. Или если мне еще комсомольского билета не выдали, то и доверить нельзя?
— Хорошо, я попрошу за тебя! — пообещал комиссар.
II
Судя по всему, ночью, перед самым рассветом, в районе Селявного группа под командованием старшего лейтенанта Горохова должна была начать переправу через Дон. Начать бесшумно и быстро.
Дзоты и блиндажи, множество траншей и окопов, ряды колючей проволоки, противотанковые и противопехотные мины — все это было на том берегу, все ждало своих жертв.
Благодаря данным разведки, наше командование нащупало наиболее уязвимое место в самом, казалось бы, недоступном районе — у Меловой горы.
Сюда, скрытно перегруппировав силы под самым носом противника, ночью перебросили стрелковую дивизию.
Выделенные штурмовые отряды должны были форсировать Дон вслед за добровольцами.
Пока артиллеристы засекали и уточняли огневые точки противника, а танкисты изучали местность, группа, командиром которой был назначен старший лейтенант Горохов, в глубокой тайне готовилась к переправе. Раздобыли, спустили на воду и замаскировали лодки. В плащ-палатки запихивали сено. Получались своеобразные плотики. На них сверху можно положить оружие, боеприпасы, но, кроме всего, эти необычные сооружения могли выдержать и человека.
Горохов в бинокль рассматривал место высадки. Метр за метром он изучал подступы к Меловой горе. Сузив глаза, внимательно глядел за Дон и Чолпонбай. Все видели, все подмечали его острые глаза, словно бы он уже в лодке переплыл через Дон. Вот он затаился в пойме, начал подниматься по тому уступу, по тем выбоинам, подтянулся, ухватившись за куст. Нащупал ногой выбоину, укрепился. Встал на кривой камень… А потом, вжимаясь в камень, ползет дальше — теперь можно оглядеться. Ведь дзот справа в расщелине. Замаскирован. И в бинокль не разглядишь… Не сразу увидел его, этот холмик свежей земли, покрытый жухлой травой. Не видно никого, нет и движения, словно правый берег вымер. Но не дураки же немцы, чтобы обнаруживать себя и свои дзоты. Дзоты или доты?
Горохов именно эту тропку, этот дзот наметил Чолпонбаю. Но вдруг там, за камнем, может, еще дот или дзот? Всего в бинокль не увидишь. Да и свет в глазах дрожит от напряжения. Но чудится, что ли: синеватый дымок вьется там, и птицы почему-то не садятся около этого камня… Не там ли этот злополучный дзот, который огнем сможет отсечь дорогу нашим. Если же мы возьмем его, то наш путь будет расчищен.
Рядом с Чолпонбаем в окопе Сергей Деревянкин. Он старался держаться как можно спокойнее. Сергей знал, что непроизвольное движение, жест, неосторожное слово могут уличить его, обнаружить то, что он хотел бы скрыть, не выдать своему другу. Изредка только вздохнет в утайку, вспомнив про письмо, что лежало в нагрудном кармане…
А сердце билось чаще, губы пересыхали, волосы поднимались и, кажется, приподнимали пилотку: какое-то странное оцепенение сковывало руки и язык. То, что лежало в нагрудном кармане гимнастерки, весило так много, что тяжесть выдавливала из губ Сергея какой-то непонятный шепот. Деревянкин тоже глядит и глядит туда за Дон, где поднялась клыком в небо Меловая гора. Отсюда она кажется черной.
— Почему вздыхаете? Что вас не пустили? Жалко, что не в первой группе идете? Да?
— Да, Чоке, — промямлил Сергей.
— Ничего, друг, там, — махнул Тулебердиев рукою за реку, — встретимся. Вместе будем, да?
Поделиться книгой: