— А я предупреждал тебя, не стоит хвалиться.
— Эээ…
Великан сдавил одной рукой горло, словно хотел выдавить из себя кусок застрявшего блина, а второй рукой тянулся к Ивану в надежде на помощь.
— Обещаешь оставить деревню в покое?
Объедало закивал головой. Иван достал из мешка большую сковороду и ловко взобрался по дереву, возле которого сидел великан, тому ничего не оставалось, кроме как в страхе смотреть за происходящим.
— Спасу я тебя, но помни свое обещание, а захочешь обмануть, хуже будет, — предупредил Иван, устроившись на толстой ветке, как раз за спиной великана.
— Эээ… — стонал Объедало, сжимая горло и пытаясь вздохнуть.
Иван встал на ветку, выпрямился во весь рост, и крепко сжал ручку сковороды.
— Так, а теперь расправь плечи, и подними голову вверх, — громко приказал он великану.
Тот сделал в точности все, что ему велели. В глазах его потемнело, еще немного, и беде не миновать. Иван тем временем прицелился, размахнулся, и что было сил ударил сковородой великану точнехонько между лопаток.
ШМЯКТРЯСЬ!!!
КХААААААААААА!!!
Вместе с гулким ударом из легких великана вырвался громкий выдох, а за ним из горла вылетел и застрявший кусок блина. Великан завалился на бок, и стал жадно глотать воздух.
Когда великан пришел в себя, мигом вскочил на ноги и бросился наутек, да так быстро, что по дороге невольно задел и вырвал с корнем пару деревьев.
— И помни, чтоб ноги твоей здесь больше не было, а то хуже будет! — крикнул ему вдогонку Иван. Говорят, что больше о том великане не было ни слуху, ни духу.
Утром в лес вернулся Афанасьевич, и каковы же были его радость и удивление, когда он увидел молодца живым и невредимым. Скорехонько мужичок подцепил телегу, и они вернулись в деревню.
Ивана встречали, как настоящего героя, да только он скромно отмахивался от селян, и говорил, что ничего геройского не сделал, а на вопрос о том, как ему удалось прогнать великана, сказал, что просто приготовил блин по особому рецепту, который мигом учит уму-разуму.
— Стало быть научил? — усмехнулся дед в дырявой шапке.
— Выходит так.
В честь такого события в деревне устроили праздник, а Иван лично напек румяных блинов. От имени всех жителей Афанасьевич поблагодарил гостя за спасение от злого великана, несколько старушек в зеленых платках даже расплакались, от счастья конечно же. А потом все ели блины да нахваливали, уж больно они были вкусными. На следующий день Иван отправился в путь, и единственное, о чем попросил жителей деревни, так это пополнить его запасы соли и черного перца.
Гора блинов
Хотите верьте, хотите нет, а дело было так. Шел как-то Иван Кашевар по лесу, смотрит, сокол в силки попал. Выбраться не может, только крыльями бьется, да все без толку, петля накрепко шею затянула, никак не освободиться.
— Помогу, — подумал Иван.
Подошел к пернатому пленнику. Увидел сокол человека, испугался, пуще прежнего стал крыльями махать.
— Ну, ну, соколик, ты не бойся, я тебя не обижу, вижу в беду попал, а я тебя из беды спасу. — Иван говорил тихо, ласково, сокол и успокоился. — Не пристало птице вольной на привязи сидеть. Сейчас я достану нож, и освобожу тебя, ты только не бойся.
Иван снял свою котомку, достал из кармашка нож, осторожно перерезал веревку и распустил петлю в которую угодила птица. Сокол тут же расправил крылья и взлетел вверх.
— Лети, лети, — улыбнулся Иван, — да будь острожен, не попадись в следующий раз, а то меня рядом может и не оказаться.
Да только сокол сразу не улетел, а спустился вниз, сел на ветку, и молвил человеческим голосом:
— Спасибо тебе, добрый человек, ты мне помог, и я тебе помогу. Если будет нужна помощь, ты только свистни, да взмахни вот этим пером, и я тут же прилечу.
Сказал он это, взмыл вверх и скрылся высоко в облаках, а с неба, прямо в руки Ивану опустилось соколиное перо.
— Вот уж диво, так диво, — сказал Иван, положил перо в свой заплечный мешок и пошел дальше.
Долго ли шел, коротко ли, да слышит, рев в чаще лесной, и не рев даже, а скорее плачь. Подошел поближе, видит между двух берез яма глубокая, а в яме медведь, в ловушку угодил, выбраться не может.
— Помогу, — подумал Иван.
Медведь, завидев человека, принялся лапами размахивать да реветь еще громче.
— Эй, косолапый, ты не злись, не моих это рук дело, я помочь тебе хочу, из ямы вытащить, ты только как выберешься, смотри меня не задери.
Медведь услышал эти слова, и немного успокоился, уселся на дно ямы, да смотрит на Ивана.
— Значит договорились, — сказал Иван и осмотрелся, осталось придумать, как зверя вызволять.
Увидел Иван рядышком засохшее дерево, ветки торчат в разные стороны, листочков нет. Подошел к нему Иван, постучал по стволу, прислушался, крепкое еще, не успело все иссохнуть. Невысокое, но в два обхвата точно, а значит и медведя должно выдержать
— Ты то мне и поможешь косолапого спасти.
Снял котомку, достал топорик, и принялся рубить. Медведь сидит, видит только, как щепки над ямой пролетают.
— Потерпи, Потапыч, еще немного, и вызволим тебя.
И правда, не прошло и часу, как Иван срубил дерево, подтащил ствол к краю ямы и спустил его вниз.
— А теперь взбирайся поскорее.
Медведь так и сделал. Не смотри, что большой и неуклюжий, это только с виду, раз-два, и вскарабкался по стволу наверх. Только из ямы выбрался, как принялся по траве кататься, а потом прижался спиной к березе, и давай спину чесать. Иван смотрит на косолапого, смеется, уж больно он ему дитя малое напомнил. И только он так подумал, как медведь заговорил с ним человеческим голосом:
— Спасибо тебе, добрый человек, спас ты меня, и я тебя, коли помощь моя будет нужна, спасу. Ты только ногой о землю топни, да в грудь кулаком ударь, и я тут как тут.
Сказал он это, да и скрылся в чаще лесной.
— Вот уж диво, так диво, — сказал Иван, положил топорик в мешок и пошел дальше.
Долго ли шел, коротко ли, да вдруг слышит, кто-то на помощь кличет:
— Спасите, люди добрый, помогите!!!
— Помогу, — подумал Иван, и побежал со всех ног на голос.
— Помогите!!!
Пробежал он с полверсты, и очутился на поляне. Смотрит, дом стоит, крыша недостроенная, а с самого верху, мужичок вниз головой на веревке повис, из стороны в сторону раскачивается, да на помощь зовет. Поднялся Иван на крышу, отвязал веревку, да и спустил бедолагу вниз, на землю.
Познакомились, разговорились.
— Ох, уж и не знаю, как тебе благодарить.
— Да чего уж там, Федор Степаныч, не стоит, — улыбнулся Иван. — Услышал я крик о помощи, вот и помог, а как же иначе.
— Да я, понимаешь, — говорит мужичок, — каменщик, дома строю, вот решил, пора и себе жильем обзавестись. Осталось крышу доделать, и вот тебе незадача, ветер подул, нога у меня на черепице поехала, и кубарем я вниз покатился. Слава Богу, этой самой ногой за веревку-то и зацепился, а дальше ты уже знаешь.
— Вы уж поосторожнее, — сказал Иван.
— Тридцать лет делом этим занимаюсь, еще мой отец и дед возведением домов себе на хлеб зарабатывали, а тут, такая оплошность. Дал я маху, хорошо ты на помощь пришел, а то так бы и висел вверх ногами.
— От всего не убережешься, и уж тем более от ветра, — заметил Иван.
— Твоя правда, Ваня, но ты вот что, знай, ежели помощь моя тебе нужна будет, ты только позови, я это, мигом, все дела оставлю, помогу чем смогу.
На том и порешили, пожали друг другу руки, и отправился Иван дальше. Скоро оказался он в небольшом городке. Забрел на ярмарочную площадь, ходит между рядами, товар разный разглядывает, с жителями разговаривает. И узнал Иван, что местный князь для своего поваренка какое-то непосильное задание выдумал, да такое, что тот мрачнее тучи ходит.
— Помогу, — подумал Иван.
Подсказала ему одна купчиха, где поваренка сыскать, так что не прошло и двадцати минут, как Иван уже сидел у него в горенке. Звали кухаря Петром Сергеевичем, а все Петей кликали, был на нем красный кафтан, подтянутый широким кушаком, лицо в веснушка, а на голове копна непослушных рыжих завитушек. Молодой еще, лет семнадцати, не больше.
— Эх, — вздохнул Петя, — уж и не знаю, что делать, ума не приложу, а сроку то осталось два дня.
— Ты не горюй, один повар другом завсегда поможет, — успокоил его Иван.
А дело было вот в чем. Местный князь, Михаил Романович Бубликов, выдумщик был знатный, не жилось ему спокойно, завсегда выдумывал разные идеи, и тут же требовал, чтобы их в жизнь-то и воплощали. То семь колодцев приказал выкопать, чтобы каждый день недели из разных колодцев воду черпать, то крапиву приказал вокруг яблоневого сада высадить, чтобы детвора яблони не рвала, правда, когда понял, что и сам-то он в сад теперь пройти погулять не может, приказал крапиву выкосить, одним словом много чудачеств ему на ум приходило. И вот, новое: приказал он своему молодому поваренку соорудить на главной площади съестную гору, и не просто гору еды, а блинов, да, да, цельную гору блинов, и такую, чтобы выше княжьего терема была, а тот был высокий, в три этажа, да еще и крыша с каменными трубами.
— Да как такое возможно то? — опять вздохнул Петя. — Да еще и в два дня?
— Ну, унывать точно не стоит, — подбодрил его Иван, — что-нибудь придумаем. Ты пока вот что, яиц побольше принеси, масла, молока, муки пару мешков, дрова для печи приготовь, сковороды начисть, да чтоб до блеска, а я скоро приду.
Оставил он Петра выполнять его задание, а сам недолго думая направился к дому Федора Степаныча.
— Гору говоришь, из блинов?
— Гору, — кивнул Иван.
Задумался Федор Степаныч, почесал затылок, а потом и говорит:
— А гора, она ведь на башню похожа.
— Похожа, — согласился Иван.
— Значится башню строить и будем, а заместо кирпичей — блины, — сказал Федор Степаныч. — Уж в этом деле я разбираюсь, как и ты в блинах своих, вот и соединим одно с другим. Только теперь надо две проблемы решить: чем блины меж собою скреплять, чтобы держались, и как блины, когда башня наша будет расти наверх класть.
— И чем же их скреплять, Федор Степаныч? — спросил Иван.
— Хм… А хоть бы и медком, да, блин кладем, медом смазываем, сверху новый блин, так они меж собой и соединятся.
— Медком говорите, и потом придумать как на самый верх блины класть, — усмехнулся Иван, — есть у меня идея, как с этими проблемами справиться.
— Значит будет тебе гора блинов, — сказал Федор Степаныч.
Тем временем, Петя сделал все, как повелел ему Иван: и дров натаскал, и муки в мешках. Яйца в корзинах лежат, молоко в кувшинах глиняных, масло в кадушке, все готово, сидит Петя, ждет. К вечеру вернулся Иван вместе с Федором Степанычем.
— Ложимся спать, — сказал Иван, — утро вечера мудренее, а завтра с первыми лучами солнца и приступим.
На следующий день, как только солнышко показалось, велел Иван поваренку печь растапливать, а сам вышел на площадь. Топнул ногой о землю, кулаком в грудь ударил, глядь, перед ним тут как тут друг его косолапый, которого он из беды выручил.
— Помощь твоя нужна, Потапыч, — сказал Иван.
— Помогу, чем смогу, — проревел медведь.
— Меду мне нужно, да побольше, густого, — объяснил Иван.
— Густого говоришь? Тогда тут специальный мед нужен, падевый3. Есть у меня такой, на зиму запасали. Ты мне только бочки дай, а мы его тебе с моими медвежатами тут же и доставим.
Сказано-сделано. Получил Потапыч дюжину бочек и покатил их в лес. Иван же пока перо соколиное из котомки достал. Свистнул он громко, пером взмахнул, смотрит, в небе над ним сокол уже кружится.
— Помощь твоя нужна, соколик, — поднял голову Иван.
— Помогу, чем смогу, — ответил сокол.
Объяснил ему Иван, что они собираются башню из блинов возводить, и нужно будет, когда она выше становится будет, блины наверх класть, и так, пока башня выше трубы княжеского дома не станет.
— Это можно, сейчас соколят своих на помощь позову, и построим мы твою башню, — сказал сокол, и скрылся в облаках.
Не прошло и пяти мину, как на площади появился Потапыч с медвежатами, идут на задних лапах, бочки с медом перед собой толкают. Жители местные сперва разбегались при виде косолапого семейства, а потом потихоньку подтягиваться стали. Степаныч тем временем в самом центре площади большое круглое блюдо поставил, подпорки специальные приготовил, чтобы блинную башню подпирать, когда вверх подниматься начнет.
— Ну, теперь можно и приступать, — сказал Иван.
И дело закипело.
Огонь в печи горит, сковородки раскалились, масло шипит, только поспевай блины переворачивать. Иван и Петя жарят, Федор Степаныч укладывает, Потапыч с медвежатами блины промазывают, дело спорится.
Зеваки вокруг собрались, рты от удивления пораскрывали, экая невидаль, на их глаза гора из блинов растет.
— Переворачивай, Петро, не зевай, горелые нам ни к чему! — командует Иван, а сам ловко сковородой орудует, да блинами жонглирует.
Нашлось и среди народу пару помощников, вызвались блины помогать Степанычу подавать, наберут их полную гусятницу и несут на площадь. Дело еще быстрее пошло, и глазом моргнуть не успели, а башня уже с человеческий рост. Крепко стоит, Федор Степаныч по бокам подпорки поставил, закрепил, чтобы башня ни влево, ни вправо не съехала.
— Ну, Иван, теперь нужно решить, как блины наверх класть будем, — озаботился каменщик.