Идут роботы

— Они сами…

Бирз вынул из кармана какой-то небольшой аппарат и положил его на землю (от аппарата шли провода, связанные с наушниками). Тысячная толпа молча глядела за каждым его движением. Было слышно, как работал не выключенный мотор автомобиля, на котором приехал Бирз.

Наконец, Бирз снял наушники.

— Да, — сказал он со вздохом, — все в порядке. Сержант, дайте сюда четырех ваших людей. Посильнее.

Четыре полицейских подошли к автомобилю. Это были действительно крепкие люди. Они не понимая смотрели на Бирза.

— Хорошие ребята, — сказал он, — значит, берите верхнего робота и осторожно ставьте его на землю. Как человека ставьте.

Казалось, толпа не дышала. Каждый боялся прослушать слово, вытягивая шею, каждый старался не пропустить ни одного движения полицейских. Полицейские осторожно подняли верхнего робота. Сделали они это неожиданно легко, а казалось, робот представляет собой большой вес.

— Наверное — дюралюминий, — услышал Тим голос Боба Лесли. Полицейские поставили робота на ноги, боясь отпустить его из рук, чтобы он не упал. Опять они беспомощно посмотрели на Бирза.

— Пустите, — приказал тот, — пустите! Он будет стоять.

И действительно, робот неподвижно встал на своих железных ногах. Томас Бирз подошел к нему и быстро повернул какой то выключатель на груди робота. В тот же миг робот выпрямился и сделал шаг вперед. Толпа замерла…

Робот переступил на вторую ногу, поднял первую — и ровно и трудно двинулся к воротам. Шаг за шагом шел он, четко подводя ноги и тяжело ступая ими на землю. Бирз блестящими глазами глядел за ним.

— Откройте шире ворота! — Крикнул он наконец. — Шире откройте ворота первому нашему железному работнику!

Робот так же ровно прошел ворота и проник во двор. Толпа двинулась к воротам, чтобы увидеть, куда пойдет робот дальше. Но полицейские плотно загородили путь:

— Назад, назад! Ни шагу дальше!

Полицейские уже снимали с машины второго робота. Он также пошел к воротам. За ним третий, четвертый, пятый… Бирз позвал к себе сержанта:

— Вот что, сержант, — сказал он, — я поеду на завод ставить роботов. А вы, пожалуйста, следите за порядком. Пусть смотрят. Но — ни шагу к роботам. Выполняйте инструкции. Помните — какими хотите средствами поддерживайте порядок. Люди хорошо вооружены? Так хорошо. Роботов пускать будет этот техник. — Он подтолкнул вперед маленького человека в синей спецодежде, приехавшего с ним.

Затем он сел к рулю своего автомобиля и медленно поехал к воротам. Тим не выдержал: лицо Мадлен проплывало за стеклом окна в одном шаге от него. Он оттолкнул полицейского, стоявшего перед ним и громко позвал:

— Мадлен!..

Бирз оглянулся. Он заметил Тима и остановил авто. Затем сделал полицейским, что уже схватили Тима, знак отпустить его и с иронической улыбкой произнес:

— К большому сожалению, не могу взять тебя с собой. Потому что роботы очень не любят красного цвета. А ты доказал мне вчера, что ты такой же красный внутри, как и снаружи. Не так ли?..

Не дожидаясь ответа, он пустил авто дальше. За стеклом окна разъярённый Тим увидел мрачное лицо Мадлен. Глаза её были печальны, они смотрели прямо перед собой, словно не слышали ни восклицания Тима, ни насмешливого ответа Бирза.

А вслед за автомобилем Бирза один за другим шли роботы — тяжелыми железными шагами… Раздался грохот новых грузовых авто: к заводу подъезжали десятками железные чудовища. Толпа загудела:

— Железные штрейкбрехеры!

— Говерс объявил нам войну!

— Вон роботов!

— Они отбирают у нас последний кусок хлеба!

— Вон!

Толпа двинулась к грузовому автомобилю, из которого полицейские вынимали очередное железное чудовище. Техник в синей спецодежде испуганно вскрикнул:

— Сержант!..

Но полицейские были начеку. Блеснувшая черная сталь револьверов, вдруг остановила передних, хотя задние и напирали. Затем, держа револьверы в одной руке, полицейские другой рукой вытащили хорошо знакомые работникам резиновые дубинки. В одно мгновение палки угрожающе повисли над головами передних рабочих. Те отпрянули.

— Продажные собаки! Сколько за каждый удар получаете? — Насмешливо прозвучал сзади звонкий женский голос.

Однако, полицейские, словно ничего не слыша, отталкивали толпу дальше и дальше, угрожая резиновыми палками и не выпуская из рук револьверов. Наконец, они остановились. Роботы шли от грузовых авто к воротам: они ничего не слышали, ничего не видели, они слепо выполняли приказ своего хозяина…

Между тем к сержанту подошёл какой-то небольшой человек. Он что-то сказал сержанту; тот соглашаясь кивнул головой. Тогда человек повернулся к толпе и поднял руку. Тим сразу узнал его: это был секретарь профсоюза в синих очках, который вчера приходил на заседание забастовочного комитета. Тим посмотрел на Боба:

— Вот мерзавец! Неужели будет и здесь птичкой петь?..

Человек в синих очках переждал, пока на него обратили внимание, и начал:

— Товарищи, разрешите мне, старому опытному рабочему, что несколько лет уже охраняет ваши интересы, сказать вам кое-что.

— Не надо! — Воскликнул кто-то сзади.

Тим узнал голос: это был Майк Тизман.

— Нет, товарищи, я спрашиваю рабочий класс, а не коммунистов, — с ними вообще не хочу разговаривать, потому что они предали рабочее дело, втянули вас в эту несчастную забастовку, — продолжал человек в очках, очевидно, приготовившись ко всему, — с коммунистами мы, профсоюзная организация, не хотим разговаривать. Они предатели — эти коммунисты…

— Да, предатели, — неожиданно раздалось несколько голосов вокруг оратора.

Несколько человек скопилось около него: два-три старых рабочих и человек пять-шесть ребят в белых воротничках и в шляпах. Это были представители социал-фашистской организации молодежи, заклятого врага рабочих-забастовщиков. Боб толкнул Тима:

— Смотри внимательно: видишь, у них под пиджаками видны револьверы? Так это полицейское оружие… Мерзавцы!..

Мужчина в очках, ободренный помощью от своих сторонников, продолжал еще упорнее:

— Коммунисты — предатели, как это подтвердили сознательные рабочие, имеющие разум и трезво смотрящие на вещи. Коммунисты ведут вас в пропасть, отдают вас на избиение полицейским…

— Так ты же и стоишь в круге тех полицаев! — Снова отозвался тот же женский голос из толпы.

— Я стою, я сторонник порядка, — ответил мужчина, — мы, профсоюзная организация, всегда стояли за порядок. Мы говорили вам: не надо этой забастовки, потому что с компанией можно договориться мирно, конечно, если не разбрасываться невыполнимыми лозунгами. Не так ли?.. А коммунисты, эти всякие Бобы Лесли и Майки Тизманы, потащили вас в пропасть. Теперь снова мы обращаемся к вам: достаточно неистовствовать, возвращайтесь к честному труду. Мы договоримся с компанией. Вы сами видите, что такое эти роботы. Ведь компания сможет поставить их сколько хочешь на завод вместо рабочих. Что тогда делать? Просить работы, а компания ответит: нам не надо, у нас работают роботы. Не так ли?.. Итак, сворачивайте забастовку! Да здравствует порядок и сотрудничество с администрацией! Достаточно верить коммунистам. Надо понять это, пока не поздно!

Толпа опять загудела. И, неожиданно для самого себя, Тим закричал:

— Товарищи, дайте сказать! Товарищи!..

Через мгновение он очутился высоко над землей; его приподняли соседи и поставили себе на плечи.

— Говори, говори, Тим! — Подбадривая воскликнул Боб Лесли.

— Товарищи, мы достаточно хорошо знаем этого мерзавца, что сейчас здесь пел, — начал с жаром Тим. — Вчера он приходил в забастовочный комитет и предлагал своё посредничество между комитетом и компанией Говерса. Мы выгнали его, потому что он сам разоблачил свою продажность. Он ещё вчера знал, что сегодня на завод привезут роботов. Откуда он знал это? Ему сообщила компания! Вся эта штука с роботами имеет одно значение: компания хочет всевозможными средствами повлиять на нас, чтобы сорвать забастовку. Если бы дело обстояло так, как говорил этот негодяй, если бы компании выгодно было поставить вместо всех рабочих к станкам тех железных чудовищ, — неужели вы думаете, что тогда компания направила бы к нам профсоюзного мерзавца, чтобы уговаривать бросить забастовку?.. С каких это пор компания Говерса так заботится о наших интересах?.. Ерунда! Компания сама не уверена, что с роботами что то получится, что они будут стоить дешевле живой рабочей силы. Итак, не слушайте советов продажных профсоюзов, верьте коммунистам, страдающих вместе с вами и ведущих вас к окончательной победе над капиталом!

— Молодец, Тим!

— Правильно!

— Верно!

— Вон продажных собак, срывающих забастовку!

— А есть что будем?..

Тим услышал острый вопрос.

— Товарищи, — отозвался он, — я забыл сказать, что газета «Ред-Стар» собирает и дальше средства на поддержку забастовщиков. Деньги есть, немного, конечно, но бояться нечего. Давайте не будем волноваться, переждите несколько дней. Пусть роботы докажут нам, что они могут работать двадцать часов в сутки, как работали вы. Пусть докажут они, что их содержание обойдется дешевле той платы, которую требуете вы. Я уже не говорю ничего о расходах компании на содержание всей социал-фашистской организации, её представители в беленьких воротничках осмеливаются здесь обвинять коммунистов в измене. Пусть сами рабочие скажут — кто изменяет их интересам: коммунисты, которые упорно бьются в первых рядах забастовщиков, или те негодяи, что прячут в карманах полученные от полицейских револьверы?..

Толпа загудела: последние фразы Тима разожгли пламя.

— Где они, социал-фашистские мерзавцы?..

— Даешь их с их полицейскими револьверами!..

— Ну, выходи!..

Однако, поздно было искать ребят, которые поддерживали мужчину в очках: они исчезли, едва увидели, что настроение рабочих склоняется не в их сторону. Они, словно ящерицы, проскользнули сквозь лавину полицейских — и исчезли. Вслед за ними исчез и секретарь профессиональной организации, поняв, что его игра снова проиграна…

А роботы всё шли и шли — ужасные железные чудовища с серебряными антеннами на головах, их длинные руки с тремя пальцами мертво висели вдоль тела, металлические колпаки, заменяющие им головы, не вращались: роботы не знали и не слышали ничего, кроме приказов своего хозяина, который послал их сюда…

ВАШ ОТЕЦ — РАБОЧИЙ, МАДЛЕН

Мадлен возвращалась домой сама. Томас Бирз остался на заводе, чтобы встретить вторую партию роботов. Несколько часов пробыла Мадлен на заводе — и этого ей было достаточно, чтобы воочию увидеть непобедимую силу Бирзовского изобретения. Мадлен быстро шла, и все время ей мерещились железные фигуры роботов. Необычное, никогда не виданное зрелище…

Роботы стояли у станков — и работали. Четкими машинными движениями они поднимали руки, брали какие-то детали, ставили их на место, пережидали, пока станок обработает их — и затем принимали уже обработанные детали со станка и клали их в ящики. Конечно, им не хватало человеческого сознания, Мадлен хорошо это видела. Например, иногда робот клал на станок деталь боком — потому что она так лежала раньше, её так неудобно положил перед роботом человек-смотритель. Станок, конечно, калечил деталь — однако, робот, не замечая этого, принимал эту деталь и клал вместе с хорошими.

— Ничего не поделаешь, машина, — пояснил Мадлен Бирз — нельзя научить её сознательно относиться к вещам. Впрочем для нас достаточно и того, что роботы прилежно выполняют несложные приказы.

Мадлен согласилась. Но вскоре она устала. Надо было иметь слишком крепкие нервы, чтобы спокойно находиться среди роботов. Ужасала машинная четкость их движений, не было уверенности, что робот вдруг не повернется и с такой же четкостью не задушит человека своими мощными руками…

Вспоминая об этом, Мадлен вздрогнула: ужасная вещь, когда машина приобретала чисто человеческие свойства и вид… И вздрогнула она еще раз: ей почудился голос Бирза, который уверенно говорил: «Железными руками роботов мы схватим за горло всех, кто осмелится противостоять нашей воле. Тяжелыми ногами роботов мы растопчем всех, кто попытается стать нам помехой!..»

Да, это его слова. Слова жестокого, уверенного, холодного человека. В самом деле, растоптали бы роботы сегодня каждого, кто попытался бы остановить их у входа?.. Мадлен вспомнились бледные рабочие лица, которые она видела из окна автомобиля. Почему-то вспомнился Тим, чего он так и не зашёл к ней?.. Не хотел, может, её видеть?… Тогда — почему он бросился утром к машине?..

Углубившись в мысли, Мадлен вошла в комнату — и остановилась на пороге: навстречу ей из кресла поднялась фигура мужчины. Это был Тим — но в каком виде?

Лицо его было поцарапано, под правым глазом темным пятном выделялся синяк, один рукав пиджака был почти оторван.

— Что с вами, Тим? — Удивленно спросила Мадлен.

— Не пугайтесь, Мадлен, — тихо ответил он, — маленькая неприятность. Небольшая стычка с полицейскими. Видите ли, мне очень нужно было побывать на заводе, и кое-что рассмотреть. Ну, и случилось… Однако, я забыл попросить у вас прощения за то, что без вашего разрешения вторгся в вашу квартиру.

Мадлен махнула рукой:

— Разве я не привыкла к вашим чудачествам?.. Расскажите, что произошло и для чего вам нужно было побывать на заводе.

— Конечно, я немного чудак, — горько отозвался Тим. — К большому сожалению, я не такой выдержанный человек, как… однако, это другое дело. Мне надо было рассмотреть, как работают роботы. Вы же помните, что ответил мне Бирз, когда я окликнул вас?

Мадлен промолчала.

— Итак, с помощью двух рабочих, которые хорошо знают всякие входы и выходы с завода, я прошел во двор без полицейского разрешения. Увидел то, что мне было надо. Уже на обратном пути, меня заметили полицейские. Конечно, они не хотели отпускать меня одного, а предложили мне своё общество — хотя бы до встречи с сержантом. Но я считал, что их общество для меня — лишняя честь. Пришлось показать полицейским некоторые образцы хорошего бокса, чтобы они не подняли шума и не схватились за оружие. Итак, всё закончилось хорошо, если не считать синяка и растерзанный пиджак. Еще раз простите, но я не имел иного способа скрыться. А у вас меня никто не будет искать — ибо кому придет в голову, что мятежник сидит в квартире дамы, которая приезжала на завод с самим господином Бирзом?

— Бросьте шутки, Тим! — Гневно ответила Мадлен. — Зачем говорить лишнее?..

— А для того, Мадлен, что мне стыдно за вас. Я не узнаю той Мадлен, что дружила со мной в Джерси. Бесспорно, вы можете ответить мне, что не хотите слушать таких вещей, что я вообще много себе позволяю. Особенно после вчерашнего визита Бирза…

— Что вы хотите сказать?

— Ничего, Мадлен, ничего. Я могу только отметить ваше искреннее восхищение железными чудовищами, несущими голод и тяжелые лишения тысячам рабочих.

Тим говорил с жаром, потому что чувствовал, что ставит на карту всё, что имел. Или выигрывает, или окончательно проигрывает; всё равно другого выхода нет.

Мадлен села в кресло, нервно крутя перчатки.

— Бесполезная ирония, бесполезная горячность, Тим. Я трезво отношусь к вещам, — ответила она, — не надо говорить громких слов о бедности и голоде. Вы сгущаете краски. Рабочих никто не принуждал бастовать. И если забастовочный комитет проиграл свою игру — этому виной он сам.

Тим не выдержал. Он стремглав вскочил с кресла, куда сел было перед тем, и, бегая по комнате, заговорил, забыв о вежливости, о своём отношении к Мадлен:

— Не проиграл игры комитет, нет! Я не употребляю громких слов, и не сгущаю красок! Как вы, намеренно закрываете себе глаза и не хотите видеть действительности. Хорошо, допустим на минутку, что забастовка сорвана, что рабочие должны согласиться на первые попавшиеся требования компании Говерса. Что будет тогда? И, я по вашим словам сгущаю краски. А вы видели, что делается уже сейчас среди рабочих? Вы видели, как голодают дети? Вы видели, как мать отказывает себе и отцу в кусочке хлеба, чтобы сохранить его для ребенка?.. Люди, работающие по 12 часов в сутки, по вашему мнению, не имеют права требовать человеческих условий жизни?..

Он на мгновение остановился, жадно хватая ртом воздух. Мадлен смотрела на него широко открытыми глазами.

— Я понимаю, что Бирз плюёт на рабочий класс. Он всегда был такой, он не зря продал свой талант Говерсу. Но вы, Мадлен!.. Я не нахожу слов… Посмотрите в будущее: хорошо, роботы победили. Говерс диктует рабочим своим условия. Им не остается ничего более, как безропотно согласиться на них. Конец забастовкам, потому что у Говерса всегда в резерве армия железных штрейкбрехеров. И навеки нищета, навеки напряжённая работа, да?.. Мадлен, — голос Тима стал неожиданно мягким, теплым, — Мадлен, вспомните на минутку о вашей семье. Ваш отец — рабочий. Что ждет вашего брата? Вашу сестру? А сколько таких родителей и сестер на свете?.. Вы забыли об этом?.. Кто знает, может именно сейчас ваш отец обдумывает, не принять ли ему участие в забастовке, чтобы получить для семьи хотя бы несколько лишних долларов в месяц… Потому что знает он о роботах, но не знает, что его дочь помогает Бирзу душить рабочих руками бездушных уродов.

— Я не помогаю, — слабо откликнулась Мадлен.

— Ну, так горячо сочувствуете. Как же, — большой прорыв в технике, новая эра капитализма!.. Не правда ли, Мадлен?

Мадлен молчала. В её мозгу стучали слова Бирза: «Железной рукой роботов мы схватим за горло всех, кто осмелился противостоять нашей воле»… Тим заметил её колебания.

— Позвольте, Мадлен, говорить с вами откровенно. Может, это будет в последний раз.

— Говорите…

— Забастовочный комитет вчера поручил мне просить вас помочь нам бороться против роботов. Забастовочный комитет поручил мне напомнить вам о том, что вы дочь рабочего. Я шел к вам, чтобы сказать вам об этом. Но… — голос Тима стал тише: — Но ваши окна были открыты. Невольно я услышал конец вашего разговора с Бирзом. О, Мадлен, я не хотел подслушивать! Никогда в жизни. Однако, несколько фраз я услышал. И, услышав их, я не пошел к вам. Я вернулся назад, потому что мне было очень трудно… Вы помните ваш разговор с Бирзом, Мадлен?..