Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Карабах в Ненецком автономном округе - Денис Викторович Прохор на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Денис Прохор

Карабах в Ненецком автономном округе

Бесячая корона сдавила пылающим обручем голову крановщика Шлеменко 8 ноября 2020 года. Дата важна. Data тем более. Big Data для тех кто в тренде. Буровой мастер Струмкин, как человек трезвый и северный, должен был сложить Д и D. Но не случилось. А ведь на Севере мелочей нет. 67-я параллель — государственная граница между "авось" и "неморозь". Особые существа и сущности там ходят наравне с российским рублем. Автохтоны. Ягель, лемминги, треть государственного бюджета и Струмкин Евгений Аркадьевич. Сын бурового мастера и отец бурового мастера. А как же. Степке 5 лет всего и он не в курсе, но батя порешает. Иначе тундрец полный! Папа, папик, пахан — это для слабых южных городов. Батя и тундра. Органично. Причинно-следственно. Как нефть и босоножки Gucci за Сечин знает какую тучу долларов. Но есть проблема. Тяжело батей стать, еще тяжелее остаться. Вот с крановщиком Шлеменко ситуация. На побывку в вахтенный поселок к поварихе Тамаре его батя отпустил, а последствия должен был разгребать Струмкин Евгений Аркадьевич. Рулевой экипажа КРС (капитального ремонта скаважин). Затемпературил Шлеменко на следующий день, после того как вернулся. 37 и 3. А к вечеру после 10 часов смены 38 и 5. Кашель, сопли, арбидол. Наконец пружинная койка в натопленной вахтовой балке. Два одеяла. Холостое дыхание и стеклянный блеск испуганных глаз.

— Прости, бать. Лучше бы гонорею привез. 1-й степени.

— Гонорею еще заслужить надо, Толик. — Струмкин не боялся. Маску не одел и делил со Шлеменко один спитой, как позавчерашний чай, воздух. Его антител хватило бы на Люксембург и половину Лихтенштейна. Свой ковид перенес на ногах и дерзко. Чихал метко. Не по сторонам, а прямо в яблочко этой мировой чепухе под простым и милым названием SARS-CoV-2.

— Гамлет! — крикнул Струмкин в приоткрытые, обитые пожившими ватниками, двери. — Ключи давай!

Помбур Еприкян, напротив, по всему видно было, что не автохтон. Где-то под 50, из Армавира. Ну нос там понятно. Акцент как родинка. Это все дело переживное, Главное, две маски на лице и социальная дистанция в квадрате. Остановился Гамлет точно на пороге. Вытянул перед собой руку. В двупалой варежке связка батиных ключей и круглый брелок. Желтое пушистое солнышко. Подарок бате от батенка. Струмкин ключи забрал. Сквозь маски звучал хриплый простецкий голос Еприкяна.

— Я пошурую в печке. Тепло надо.

— Пошуруй. — согласился Струмкин. — Смотри, из нормы не выходи. Мазут береги. Не знаю сколько нам здесь торчать, пока нового кранового пришлют.

В металлическом одежном длинном ящике хранил Струмкин самые важные вещи: аптеку, Сайгу с двумя рожками, документацию и две бутылки "Полярных Зорь". Одну распечатал. Бахнул грамм 100 в кружку, протянул Шлеменко.

— Пей. Сейчас компресс соорудим. Может, правда, грипп и Тамарка твоя, не совсем бляхен-мухен с низкой карантинной ответственностью.

На следующее утро Струмкин связался по рации с поселком.

— Денис Ромуальдыч. Слышишь?

— На приеме. Что у тебя, Струмкин?

— Крановой Шлеменко. Вроде ковид у него.

— Струмкин, ты это… Может грипп?

— Чуйка пропала. Водку не чувствует и дышит, как будто не в легкие, а сразу в пол. В больничку ему надо. В поселок.

— У тебя ж сроки, Струмкин. К 25-му КРС 12 скважин. Твоя сделка, Струмкин. Моя премия. А теперь что? Жопа общая. Так получается, Струмкин?

— Крановой мне нужен.

— Не поверишь. Мне тоже.

— Что если в Приозерной пошукать? Или у Чибатулина?

— Или в Яндексе? — подхватил Денис Ромуальдыч. — Алиса точно найдет. Ладно, Струмкин. Будем решать. По реагентам чего?

— Вроде норм.

— Две бочки есть и Чебатулин не в курсе.

— Беру.

— Завтра ГТС-ку лови.

— А крановой?

— Мамедова пришлю.

— Мамедов? — переспросил Струмкин. — Это который?

— Который Мамед. — пояснил Денис Ромуальдович. — Струмкин?

— На приеме.

— Премия, Струмкин.

— Помню. Я сам женаторожденный.

— А я дважды женаторожденный. Если премию не сделаешь, испепелят меня мои драконы-заи. Давай, Струмкин, не подводи под цугундер.

— Денис Ромуальдович.

— Ау

— А как оно вообще. Международная обстановка.

— Интернет не фурычит. К вечеру обещали наладить. Тебе зачем?

— Мне незачем. Еприкян интересуется. Там же в Карабахе войнушка.

— Не о том думаете, Струмкин. Делать нечего, ключ переберите. Войнушка. У нас такая войнища будет, если в срок не уложимся. Давай. Ариведерчи, воины Аликпера.

Ноябрь в ненецкой тундре месяц котопёс. И мурчит и лается. Снег тонкий, мороз звонкий. В Карском море не набрали силу ледяные ветра. Переносимо. Струмкин с Еприкяном растелили брезент на технической площадке. В этой скважине успели пройти немного. Вытащили всего метров 300 труб, а скважина 2-й категории. Струмкин сел за рычаги крана, ослабил тросы. Вместе с Еприкяном сняли с тросов ключ. Стимпанковскую такую приблуду красного цвета. Она зажимала скважинную трубу. Кран поднимал ее вверх до того момента как покажется на свет божий полунощный место соединения с другой трубой. Тогда снизу трубу подхватывали рычагом РСУ. Давали давление в шланги (один на выход, другой на вход), соединенные с ключом. 150 атмосфер. Такой себе циклопический гаечный ключ. Освобожденную трубу по специальным салазкам спускали вниз с технической площадки и складывали рядами. Вот, собственно, и весь КРС. Сердцевина процесса. Его тяжелая работящая сущность. Труд мерный, но не скучный. Мозги тоже нужны. Не такие, знаете, европейские, где можно все знать про молоток и ничего про гвозди. Евразийский охват, под стать географии и климату, требуется. Иной раз тундра такое выкинет, что и гвоздём придется молоток забивать. Струмкин помог Еприкяну с ротором. Себе взял челюсть, а Еприкян начал чистить втулку.

— Думаю, сегодня на обед консервами обойдемся. — сказал Струмкин. — Шлеменко. ГТС-ка придет с новым крановым. На ужин чего-нибудь горячее сообразим.

— Тжвжик хочешь? — спросил Еприкян. Он удобно устроился на брезенте. Положил на скрещенные ноги тяжелую втулку с черными рабочими плашками. Серенький медленный ветер разбивала на два тягучих потока его маленькая, жарко одетая фигурка.

— Может и хочу. — ответил Струмкин. — А ты умеешь?

Гамлет даже голову в толстом капюшоне поднял. Кроме маски Струмкин увидел выпуклые карие глаза под пушистыми с инеем бровями.

— Мне не веришь? Моему тжвжику поверишь, ахпер Струмкин!

Струмкин уже знал, что "ахпер" это респектно. Не "я зарэжу твой кадык", а напротив. На армянском это значит брат. Но каждый раз Струмкин инстинктивно вздрагивал. В полярной тишине и основательности такой темперамент выглядел также странно, как оленевод Бельдыев под синим небом Зангезура. Гамлет еще ничего. Вахтовик многолетний. Шумит нечасто, зато часто по делу. Нормально работает. Дом у себя в Армавире построил. Фотки показывал. Ничего себе. В 2 этажа и стены в гроздьях винограда. Рационально по жизни шагает. Со всех сторон дельный мужик.

— Ты чего, ахпер?

— Ничего. — ответил Струмкин. — Вроде как по плечу тебя похлопал. И это… С зубцами на плашках повнимательней. Ромуальдыч на все про все четыре пары выделил. Жила складская.

Они успели собрать ключ, подвесить его на тросы и скатать брезент. Шлеменко пылал и цвел горячечным бредом. По мокрой от пота подушке кружила голова с пересохшими, треснувшими губами. Еще с вечера Струмкин отгородил койку кранового простынями на бельевых веревках. Гамлет не поверил в силу ивановского текстиля. Ночевал в сенях. Рядом с печкой. И сейчас не верил. Пришлось Струмкину самому одевать кранового в теплый бараний кожух. Деда Струмкина кожух.

— Как я бать? Я бать как, да? — тяжело с одышкой и влажным с одышкой хрипом почти прошептал крановой.

— Отлично, Леха. Камеди Клаб показываешь, значит живой.

— Холодно.

— А мы вот сейчас оденемся и в больничку поедем. Там тепло и Тамарка будет приходить. С мандаринами.

— Какие мандарины, батя. Там такие два арбуза.

Струмкин аккуратно положил голову Шлеменко на подушку. застегнул кожух и спеленал его ноги одеялами. ГТС-ка пришла на самом краю настоявшегося ветром и влажностью дня. Гамлет врубил прожектора над технической площадкой. Рассеянный, жалкий свет вырезал круг в сливочных сумерках. ГТС-ка легко пробила круг своими желтыми фарами, гусеницами-проходимцами и железным рубленным носом. В покатом боку машины открылась дверца. На подкрашенный прожекторами снег упала клетчатая сумка. Через секунду рядом встал широкоплечий и плотный человек в желто-черном фирменном комбинезоне.

— Мамедов Мамед.

Струмкин пожал протянутую руку.

— Мамед, помощь твоя нужна. Сменщика твоего на борт закинуть.

— О чем разговор. — Мамедов говорил без акцента. Как Струмкин. А так вылитый Еприкян. Только толще и моложе. Пока шли к вахтовой балке Струмкин коротко расспросил Мамедова.

— Сам откуда, Мамед?

— Почти местный. Из Нижневартовска.

— Так сразу не скажешь.

— С 7 лет на Северах. Батя крановой ну и я тоже.

— Это хорошо, Мамед. Это правильно. Так и надо. У Чувилихина работал?

— Ага.

У высоких ступенек балки их ждал Гамлет.

— Гамлет. Помбур. — представил Струмкин. — Это Мамед. Новый крановой.

— Здравствуй, дорогой. — Гамлет вытащил из кармана бушлата руку и протянул ее Мамеду.

— Гамлет.

— Мамед.

— Откуда, Мамед?

— Ходжалы, Гамлет.

Эти двое мгновенно поняли друг друга. Первый удар колокола прозвучал, а Струмкин его не услышал.

— Вот и хорошо.

Не видел Струмкин каким орлом смотрел на Гамлета новый крановой и как поменялось настроение маленького и доброго помбура.

— Сейчас больного отправим и перекусим. Гамлет вжик приготовил.

— Тжвжик.

— Как скажешь. Пойдем, Мамед, поможешь. Ковида не боишься?

— Болел уже.

— Это хорошо…Плохо, конечно. Ну, ты понял. Гамлет тоже болел. И до сих пор не переболел. — улыбнулся Струмкин.

В балке Струмкин снял с веревок простыни. Растянул их на полу. Сверху положили спящего Шлеменко. Закрутили жгутами концы и понесли через ступеньки и раскатанные ветром осенние сугробы. Втащить в ГТС-ку Шлеменко помог водитель.

— Не растряси по дороге. — сказал ему Струмкин.

— Вас бы тоже. Хорошо на изоляцию. — крикнул водитель через шум дизельного движка. — Вообще на народ плевать. Работай, пока не сдохнешь.

Струмкин махнул рукой.

— Ромуальдычу привет.

Водитель хлопнул дверцей и ГТС-ка выползла из светового круга прожекторов. Они остались одни. Вернее это Струмкин остался один. У Гамлета и Мамеда была древняя, кровная связь. Они были родственниками. Им не грозило смысловое одиночество как Струмкину. Человеку русскому. Человеку крайнему. В балке, в кухонном закутке на самодельном столе под пестрой скатертью их ожидал тжвжик в круглой чугунной сковороде. Оказалось, что это жареная оленья печень, сдобренная чабрецом и солью с перцем. Но вкусная-я! Струмкин наворачивал, не скромничал.

— Чего сидим? Гамлет, Мамед. Налетай, я ведь миг-истребитель. Миг и истребил.

Никто Струмкина не поддержал. Гамлет ковырялся вилкой в жарком, а Мамед сложил на груди руки и смотрел перед собой. Прямая спина и даже щёки твердые.

— Ладно. — Струмкин поднялся. Открыл шкаф, поколдовал немного, достал бутылку и сдвинул в центр стола три кружки. Разлил, подождал пока Гамлет и Мамед поднимут свои кружки.

— За все хорошее.

— Точно. — сказал Мамед. — За Шушу.

— Врёшь, турок! Шуши наш.

Яростный Еприкян. Это звучало также нелепо, как агрессивный пень, но Струмкин видел то, что видел Шекспир. Обезумевшего Гамлета. Мамед вслед за помбуром выскочил из-за стола.

— 8 ноября аскеры прогнали ваших баранов от стен Гавхар-аги. За это выпью, пока Аллах не видит. потому что радуется.

Мамед торжественно опрокинул в себя водку из алюминиевой кружки и не поморщился. Гамлет зарычал, а потом забился в невыносимом крике раненой полярной куропатки. Струмкин среагировал верно. Отгородил широкой спиной электрическую плитку, закопченный казан и три ножа. Широкий охотничий, простой кухонный и складной на 16 функций с штопором и зубочисткой.

— Тихо! Ша! — крикнул Струмкин. — Сели! Все сели, я сказал! Гамлет!

Еприкян продолжал стоять. Шептал какие-то, наверное, очень страшные армянские слова. Струмкину пришлось садить его силой.

— Меня слушаем. — Струмкин взялся за ручку сковородки. Грохнул криворожским чугуном по столу. Куски и капли тжвжика полетели во все стороны и немного на Мамеда.

— Первое. — сказал Струмкин, благоразумно убрав сковороду за спину и на плитку.



Поделиться книгой:

На главную
Назад