Внезапно меня отвлек удивленный возглас – то ли покупателя, то ли продавца. Растягивая окончания, мужчина что-то сказал, но я не уловила ни одного знакомого слова.
– Я не понимаю, – сказала я ему.
Он вытянул ладонь по направлению к моей голове. Ну конечно!
– Зачем ты отрезала волосы? Девочка не должна так ходить!
Будь я птицей, то выклевала бы его глазницы за то, что все окружающие уставились в этот миг на меня – худую некрасивую девочку с возмутительной прической.
– Вообще-то у меня рак!
Почему я солгала? Не знаю. Возможно, просто захотелось стереть осуждающую гримасу с их лиц. И мне это удалось. Он молчал. Весь его вид выражал сожаление, но я-то знала, что в глубине души он радовался. Тому, что и он, и его дети здоровы, их болезнь не коснулась.
Я ринулась сквозь ряды, не разбирая дороги, пока тяжелая рука не легла на мое плечо, буквально прибив к месту.
– Что это было? Я всего на секунду отвернулся!
Я молчала и надеялась лишь на то, что под ногами откроется волшебный портал и даст мне возможность перенестись в свою комнату, где я смогу снова забраться под кровать и встретить там старость. Но ничего не изменилось – Тигран по-прежнему ждал ответа.
– Подними глаза! На земле ничего нет!
Этот тон меня разозлил. Я сбросила его руку:
– Отстань от меня!
– Что ты устроила? – повторил он.
– А на что было похоже? – огрызнулась я.
– На бессовестное вранье!
– Так ему и надо! Нечего было говорить про мои волосы! Я сама знаю, что девочкам идут длинные!
И тут случилось ужасное – по моим щекам ручьями потекли слезы и я ничего не могла с этим сделать!
– О боже! – простонал Тигран.
Неудивительно. Отец тоже выходил из себя во время маминых истерик. Она кричала, обвиняла его, уходила, а после заламывала руки и молила, чтобы он пустил ее обратно. Я поклялась, что никогда не буду такой, как она, но опять нарушила клятву.
Видимо, не очень понимая, что ему делать, Тигран подошел ближе и неловко прижал мою голову к своей груди. Не привыкшая к подобным жестам, я растерялась. Оттолкнуть и убежать – вот все, что я умела. Но не сейчас. Скупые объятия казались мягче пуховых перин. Меня не беспокоило, что для этого чудесного состояния судьба выбрала слишком жаркий день, неудачное место и совершенно неподходящий момент – под одеждой с меня струился пот, и любое прикосновение вызывало дискомфорт.
Прохожим приходилось обходить странную пару, и они бросали на нас недовольные взгляды. Американцы наверняка заждались своего экскурсовода. Но я была готова хоть вечность стоять и слушать биение другого сердца. Его молчание было таким же важным, как и слова, произнесенные за наше недолгое знакомство.
Говорят, что те, кто нам небезразличен, пахнут по-особенному. Я уловила аромат солнечных лучей, древесного парфюма, пота и табака. Я жадно втягивала воздух, словно старалась забрать с собой навсегда. Захочет ли Тигран увидеться со мной еще хоть раз? А если нет?
Эта мысль вернула меня на землю, и я с трудом отлепилась от его груди. Никакой размазанной туши и слез вперемешку с соплями – лицо мое было чистым и ясным.
– Идем, – сказала я, не глядя на него. – Нас ждут.
И пошла первая, чтобы не видеть его реакции.
Мы поступили мудро, когда, не сговариваясь, просто выкинули этот эпизод из головы, но теперь то и дело кидали друг на друга взгляды. Он – чтобы не потерять из виду свою чудаковатую обузу, я – чтобы иметь возможность запомнить каждый его жест на случай, если Ереван никогда больше не сведет нас вместе.
Американцы, скупив добрую половину Вернисажа, громко обсуждали покупки и делились впечатлениями, чем очень помогали мне оставаться за кулисами спектакля, в котором главным и единственным героем был Тигран.
Дорогу до ресторана я не запомнила, но знала, что за это время он выкурил четыре сигареты, пять раз рассмеялся и восемь раз взглянул на меня. Мы вошли в большие двустворчатые двери. Улыбчивая девушка проводила нас вниз по лестнице, к забронированному длинному столу.
Американцы шумно рассаживались, предоставив мне почетное место рядом с «братом». Выбора у меня не было. На время интерьер поглотил мое внимание, и очень кстати, ведь я так и не извинилась перед Тиграном. К тому же витавшие в воздухе ароматы заставляли меня всякий раз съеживаться от позорного урчания в животе и жуткого смущения, потому что денег на еду у меня не было. К желанию сбежать в Москву добавилось новое – мне захотелось почувствовать вкус собственных денег.
– Ты всегда такая молчаливая? – спросил он, отложив меню, по долгу службы вызубренное им наизусть.
– Нет.
– Ясно, – бросил он и подозвал официанта.
Тот оглядел меня с ног до головы, конечно же задержавшись на волосах, и дежурно улыбнулся. Сказав ему пару слов, Тигран повернулся ко мне, а официант принес приборы еще на одну персону. Которая сгорала от стыда.
– Я ничего не буду.
– Почему?
– Не хочу.
Тигран взглянул на меня так, что мне тут же захотелось отвернуться. Он будто рассматривал меня под микроскопом и сквозь поры заглядывал внутрь, где огромными буквами высвечивалось все, что не было произнесено вслух.
– Люблю людей твоего типа, – улыбнулся он.
– Это каких?
– Не умеющих врать. У тебя все написано на лице.
О нет! Но, видимо, и эта моя реакция тут же отпечаталась на лбу, потому что Тигран рассмеялся в голос.
– Я угощу тебя своим самым любимым блюдом!
– Не думаю… – начала было я, однако он мягко, но настойчиво перебил:
– Перестань.
Я не сразу вспомнила, что у нас не принято, чтобы женщина платила за себя, если рядом мужчина. Вздохнув, я пожала плечами в знак полной капитуляции. Браво, Мариам!
В это время официант бегло рассказывал туристам о тонкостях национальной кухни.
– Здесь все знают английский? – удивилась я.
– Молодые – да. Русским владеют хуже, но английский у нас на уровне.
– Надо же!
– А ты думала, тут в пятнадцать насильно выдают замуж и ни тебе образования, ни тебе выбора?
– Да… – призналась я.
Тигран беззлобно хмыкнул и взглянул на часы. Я заметила, что делал он это очень часто. И много курил. Мне нравились его привычки, все до единой.
Ереван был раем для курильщиков – курить разрешалось когда угодно и где угодно, от кафе до салонов красоты. Но на улице с сигаретой можно было встретить только мужчин, женщины не делали этого прилюдно. Впрочем, как и все остальное. Жить, тщательно скрывая грехи, было чем-то вроде национальной привычки. Мне это напоминало ухоженный фасад какого-нибудь особняка, в котором процветает притон. Обычное дело для любого консервативного общества.
У меня вдруг резко пропал аппетит, и чудесные ароматы, призванные будоражить рецепторы, возымели обратное действие – к горлу подкатила тошнота. Я залпом осушила стакан холодного тана, продолжая недоверчиво коситься на рулетики из баклажанов, салат со странным названием «Табуле», долму, овощи, сыр и зелень. Но если все эти блюда я хоть раз, но пробовала, то сложенные друг на друга тонкие лепешки с размазанным по ним фаршем я видела впервые. Вишенку на этом мясном торте заменяли лимонные дольки.
– Как пицца для нищих, – заметила я.
Тигран, пожелав всем приятного аппетита, как раз пытался перетащить пару лепешек в мою тарелку.
– Так и есть, – согласился он. – Самые популярные в мире блюда придумали бедняки. Итальянцы – пиццу, французы – луковый суп, русские – солянку, армяне – хаш. Все эти блюда проделали путь от глиняных горшков до фарфоровых тарелок.
Он свернул лепешку и протянул мне:
– Ешь!
Из его рук я была готова принять даже яд. Фарш оказался сочным и острым, тесто – хрустящим и свежим. Вместе с таном они составляли идеальную пару. Под окружавший меня со всех сторон аппетитный хруст я съела три лепешки.
– Вкусно?
– Очень!
– Тогда в следующий раз от ламаджо перейдем к луковому супу.
Я не поверила своим ушам:
– В следующий раз?
В детстве я обожала Джонни Деппа и нередко представляла, как мы сталкиваемся на каком-нибудь званом вечере. Он – в стильном костюме, я – в роскошном платье, подчеркивающем умопомрачительную фигуру. Такую, чтобы потерять голову с первого взгляда. Теперь же наша встреча с Джонни казалась убогой фантазией в сравнении с перспективой вновь увидеться с Тиграном.
– Да. Если не будешь врать мне. Уверен, ты сможешь!
– Очень многие с тобой не согласятся. – Прошлое не позволяло мне строить иллюзий.
– Меня не интересуют многие. Ты лучше, чем хочешь казаться. Есть две вещи, в которых я никогда не ошибаюсь.
– И что это?
– Еда и люди.
– О чем вы говорите? – наконец не выдержал сидящий напротив американец, давно наблюдавший за нами.
– О еде! – быстро ответила я, успев похвалить себя за то, что не пришлось врать. Ну почти. – Тигран сказал, что все знаменитые блюда придуманы бедными – французский луковый суп, русская солянка, итальянская пицца.
Над столом вдруг повисла тишина. Все уставились на меня, затем раздался смешок того парня напротив. А через пару секунд американцы уже хохотали, хлопая в ладоши.
– Что случилось? – Я судорожно перебирала в уме варианты, но пока было ясно лишь одно – они смеялись надо мной!
Мой испуганный голос оборвал смех Тиграна, но не стер улыбку с его лица.
– Ты полдня убеждала их, что не знаешь английского, а говоришь чище, чем я!
Я и не заметила, как выдала себя с потрохами! Вот тебе и невинная ложь ради личного пространства.
К вечеру город изменился, солнце перестало обжигать его плечи, позволив вдохнуть немного прохлады. Мягкий свет указывал новые маршруты, тянувшиеся к главной площади города. Боясь потерять Тиграна в толпе, я не отставала от него ни на шаг. Мне даже казалось, что мы дышим с ним в унисон.
Поющие фонтаны, гордость советской Армении, и по сей день собирали тысячи людей – туристов и местных, детей и стариков, дружеские компании и влюбленные пары. Мы добрались до цели, и группа была отпущена в самостоятельное плавание. Выдохнув, Тигран присел на еще теплый камень и закурил. Он не смотрел на фонтаны и мыслями вряд ли вообще был здесь.
– Всегда хотел пройти по городу босиком, – заговорил он, выпуская дым.
– А до меня долго идти?
– Минут двадцать, не больше.
Я сняла обувь и встала перед ним. Теплый шершавый асфальт щекотал стопы, но меня уже было не остановить.
– Пойдем!
Он уставился на меня, будто видел впервые:
– Не самая хорошая идея. Потом месяц будешь ходить с черными пятками.
– Разве это цена для мечты? – теперь пришла моя очередь поддеть его.
Тигран потушил сигарету и, усмехаясь, стал снимать обувь.
– А ты не перестаешь меня удивлять. Пошли!
Поздно ночью, лежа в постели, я слушала тишину из открытого окна и прокручивала в голове каждую деталь минувшего дня. Моя улыбка сияла ярче луны, выглядывающей из-за развешанного на балконе белья, а ноги все еще гудели от непривычно долгой прогулки. Тигран оказался прав: я так и не смогла вернуть пяткам первоначальный цвет, но надеялась, что мои воспоминания не потускнеют раньше, чем те отмоются.
В голове заиграла мелодия «Эребуни», услышанная на фонтанах. Неожиданно для себя я подумала о Боге. Мои родители не были религиозны, вера во грехе была для них обычным делом. Мать укоряла Всевышнего за свою неудавшуюся карьеру актрисы и роковую встречу с отцом, а тот верил лишь в силу денег. Однако в церковь обязательно ходил два раза в год – 24 апреля и 5 сентября. Я помнила числа, потому что в детстве он брал меня с собой. Про День памяти жертв геноцида армян я знала, а вот вторая дата так и осталась загадкой.
Жизнь родителей не была для меня примером и никак не приближала к вере. Но сейчас мне захотелось помолиться. Припев по-прежнему звучал в голове. Я не знала слов, но душа моя пела чисто, а губы шептали: «Благодарю».
Глава 14
Азат не появлялся уже три дня, а на четвертый Артур, почуяв неладное, подкараулил друга возле дома. За эти дни он сам превратился в настоящего тирана, вымещая обиду и злобу на младшем брате.
Азат плохо ел и почти не спал. Он был уверен, что друг потеряет к нему уважение, когда узнает, что он не смог отстоять в драке свой амулет – серебряную косточку. Он честно дрался до конца, но мальчишек было четверо, и у него не было шансов. И сейчас Азат не знал, как спрятать свой огромный синяк, опухший нос и забинтованный палец.