Нечаянный тамплиер. Книга 2

— Я понимаю, Филипп, что наемные воины хотят наживы. Но, истинные христианские рыцари не могут руководствоваться такими неблагородными целями. А потому ставлю вас в известность, что на рассвете мы с тамплиерами атакуем войско Халеда. Если вы не хотите участвовать в этой атаке, то и не участвуйте. Если вы опасаетесь погибнуть в этом бою, то дело ваше.

Кем Монфор не был, так это трусом. Ибелину удалось задеть его самолюбие. Глаза его сверкнули при свете факелов, развешанных по стенам. И он проговорил:

— Вы не за того меня принимаете, Жан. Я не боюсь погибнуть в бою, а опасаюсь того, что сарацины перебьют всех вас. И вы глупо погибните, не принеся государству никакой пользы.

— Ну, тогда помогите нам. Если мы ударим вместе, то Халед не устоит. Все его три тысячи бойцов не стоят и одной нашей неполной тысячи. Большая часть его войска сразу кинется врассыпную, — сказал Ибелин.

— Я так не думаю. Сарацины в последнее время набрались храбрости, — проговорил Монфор.

— Вы правы. Чем больше враги видят нашу слабость и разобщение, тем больше храбрости они набираются. А потому нужно показать им, что мы по-прежнему едины и сильны, чтобы они снова начали нас бояться, — сказал Ибелин.

Монфор на минуту задумался, склонившись над картой. Потом произнес:

— Вот что, Жан. В ваших словах есть правда. И я все-же завтра выделю для вас часть своих бойцов. Туркополов и пехоту. Но, основное мое войско в бессмысленной атаке я терять не намерен. А потому мои рыцари останутся держать перевал и вступят в дело только в том случае, если я увижу, что Халед дает слабину.

— Спасибо и на том, — быстро проговорил Ибелин, пока Монфор не передумал. Они пожали друг другу руки, скрепив достигнутое решение.

— Если хотите, мессир, можете расположиться на ночь в этом доме. Тут есть свободные комнаты, — предложил Монфор.

— Благодарю, Филипп, но я лучше заночую в палатке на свежем воздухе. А то здесь немного душно, — отказался от предложения Ибелин. И вся их делегация отправилась обратно в расположение собственных войск.

Когда Григорий добрался до своей командирской палатки, его уже ждали знаменосец отряда и капеллан. Родимцев вспомнил, что знаменосца, кажется, звали Симон де Буланже, а капеллана — Жиром де Шане. И возраст каждого из них приближался к шестому десятку. Но, они совсем не были немощными стариками. Эти люди всю жизнь жили войной. Их лица, помимо морщин, прочерчивали многочисленные шрамы. И они напоминали, скорее, старых опасных волков, нежели тщедушных старичков-пенсионеров. Оба, несмотря на свой возраст, сохранили гордую осанку настоящих рыцарей. Под тяжестью лет их спины пока не согнулись, плечи по-прежнему были широкими, а руки оставались достаточно сильными, чтобы держать оружие. Они тут же накинулись на молодого командира с расспросами о том, что решили сеньоры Яффы и Тира.

Родимцев пересказал все то, что услышал из беседы Ибелина с Монфором.

— Стало быть, Ибелин все же смог Монфора убедить. Всем известно, что Жан хитрый лис, в своего дядю пошел, — сказал де Шане.

— Он не столько хитрый, сколько умный, — вставил де Буланже.

Капеллан согласился:

— И умный тоже. Но и хитер, конечно, как же без этого такому влиятельному человеку.

— Завтра нам будет противостоять довольно большая армия. Впрочем, нам не в первый раз атаковать сарацин малыми силами, — сказал знаменосец.

Капеллан проговорил:

— Тут важен расчет, как и когда ударить. А мы даже еще не провели разведку вражеского лагеря. Ты не забыл выслать разведчиков, Грегор?

Вопрос застал Родимцева врасплох. Потому что он, действительно, о разведке накануне боя почему-то не подумал. И теперь положение предстояло срочно как-то исправлять.

— Я сам сейчас собираюсь в разведку пойти вместе со своим оруженосцем, — выкрутился Григорий.

— Так, темно уже. Что вы там увидите? — удивился капеллан.

— Если всего и не увидим, так услышим, незаметно подползем и подслушаем, о чем сарацины говорят, — сказал Гриша.

— Да ты хоть знаешь сарацинский язык, Рокбюрн? — усмехнулся знаменосец.

— Я не знаю. Зато вражеский язык хорошо знает мой оруженосец, — сказал Родимцев, имея ввиду Мансура.

— Ну, тогда мы не смеем задерживать тебя, командир. Не теряй времени. С Богом! — сказал капеллан, перекрестив Григория на дорогу.

Глава 3

Солнце давно опустилось за горизонт. И над Левантом быстро наступила южная ночь. Крупные звезды зажглись на небе, а в душном воздухе не чувствовалось ни единого дуновения. Родимцев с Мансуром в этой темной духоте прошли вперед по дороге вдоль скал от постоялого двора до следующей скальной площадки, откуда начиналась тропинка, спускающаяся с крутого склона. Ее Родимцев заметил внимательным взглядом разведчика, когда проезжал этой дорогой с Адельгейдой.

Перед тем, как уйти в ночь, они оставили свои белые орденские плащи в лагере, надев вместо них черные монашеские плащи с капюшонами, чтобы не выделяться в ночи, и теперь, потея в этой жаркой одежде, осторожно пробирались сквозь молодую поросль кедрового леса, растущего в распадке между гор. При свете полной луны Григорий и Мансур двигались в ту сторону, где за ручьем возле водопоя расположил свои войска лагерем шейх Халед. Разведчикам нужно было спешить. Потому что всю ночь провести в разведке накануне сражения было бы глупо. Ведь хорошо бы еще и выспаться, чтобы силы после трудного дня восстановились перед боем.

Оруженосец предложил Григорию:

— Может, не пойдем прямо, а повернем в обход? Путь будет длиннее, но безопаснее.

Парень очень быстро делал успехи в языке франков, выговаривая фразы и отдельные слова заметно старательнее.

— Как ты считаешь, так и пойдем. Веди нас, — согласился Гриша.

Мансур был значительно более опытным в деле общения с сарацинами. У Родимцева, напротив, опыта общения с ними и вовсе не имелось. Потому что Мансур прожил среди них всю жизнь, а Грегор Рокбюрн, на месте которого нечаянно оказался Григорий, встречался с сарацинами только в бою. Поэтому Родимцев и полагался на мнение оруженосца. Мансур же приехал к тому месту, где сдался в плен, именно из этого лагеря шейха Халеда. Следовательно, парень знал подходы к расположению противника гораздо лучше Григория.

Вообще-то разведка сарацинских позиций представлялась Грише делом опасным, потому что за любым поворотом их могли подстерегать вражеские засады. Родимцев решил для себя, что тогда уж лучше смерть, чем позорный плен. В любом случае, узнать точное расположение врага прежде, чем атаковать, им было необходимо. И, конечно, Григорий ругал себя, что не выслал разведку засветло, а теперь приходилось разведывать расположение противника самому. Но и ночь сулила определенные преимущества. Темнота достаточно надежно скрывала лазутчиков. В то же время, луна давала достаточно света, чтобы разглядеть сарацинский лагерь.

Григорий старался ступать осторожно вслед за Мансуром. Он почему-то доверял этому парню, хотя, при здравом рассуждении, Мансур был перебежчиком, а значит, мог совершить еще одно предательство, заведя христианского рыцаря, да еще и командира отряда тамплиеров, во вражескую ловушку. Вот только Григорий нутром чувствовал, что парень не сделает этого. Похоже, соплеменники насолили ему больше, нежели христиане. Впрочем, мама у этого полукровки тоже христианкой была. Может, все дело в этом, и парень просто решил отомстить за мать? Не зря же он в орденскую книгу сержантов Мишелем записался, как его назвала мама? Как бы там ни было, а Родимцев чувствовал, что оруженосец его не подведет.

— Если пройдем вокруг леса, то сможем выйти в тыл Халеду, — сказал Мансур.

— Ладно, пошли вокруг, — кивнул Григорий.

Если от скальной площадки на дороге, откуда они спустились, до водопоя расстояние по прямой не превышало километра, то путь вокруг горной котловины, заросшей лесом, оказался значительнее длиннее. Они блуждали не меньше часа, пока не вышли к ручью значительно ниже водопоя. От этого места они начали красться вдоль потока в направлении против его течения, не переходя ручей и оставаясь в лесу. Стараясь, чтобы их не заметили с дороги.

Вскоре они добрались до вражеского лагеря, который расположился между противоположным берегом ручья и дорогой. Сарацины не особо скрывались. Они запросто жгли костры недалеко от своих палаток и жарили на огне шашлыки. Запах паленой баранины наполнял воздух над всей округой. Вокруг лагеря ходили часовые с саблями наголо. А на дороге патрулировали конные разъезды. Подобраться к палаткам незамеченными было невозможно.

Впрочем, когда конные ускакали по дороге в восточном направлении, а пешие караульщики с саблями отошли подальше, перед ними образовалась брешь в охранении, которой тут же воспользовался Мансур.

— Узнаю, где Халед, — проговорил оруженосец и исчез в ночи, а Григорий остался сидеть за елкой и наблюдать.

Но, ничего не происходило. Только часовые время от времени проходили мимо, да проезжали иногда всадники. Родимцев уже начал нервничать, куда же подевался оруженосец, когда Мансур неожиданно появился. Парень рассказал, что все-таки нашел палатку самого Халеда. Она, действительно, располагалась с этой стороны лагеря через пять палаток. И, если незаметно подойти с отрядом с этого направления, то шейха можно попробовать захватить в его шатре без большого кровопролития.

Разведанное Мансуром, конечно, казалось весьма ценной информацией. Вот только с кручи по тому пути, которым они с оруженосцем пришли, боевых коней не провести. Лошади просто не пройдут по такому крутому спуску, упадут и сломают ноги. Если только самим вместе с бойцами подойти пешими. Но, тогда потом будет не оторваться от преследователей. Быстро обратно на крутой склон не заберешься. Так что задуманное представлялось весьма рискованным делом. И, в то же время, весьма заманчивым. Потому что без предводителя вражеское войско потеряет управление и не сможет сражаться.

Впрочем, просто наступать со стороны узкой дороги, спускающейся от перевала, тоже казалось не вполне разумным, потому что Мансур разведал там мощный сарацинский заслон. Чувствуя опасность с той стороны, враги перегородили дорогу целой баррикадой из стволов деревьев и камней, посадив там в засады арбалетчиков и выставив целую роту копейщиков. И потому, чтобы атаковать лагерь Халеда с той стороны, этот заслон надо будет сначала с дороги сбить. А это тоже совсем непросто сделать и вряд ли при наличии заграждения удастся эффектный удар тяжелой кавалерии. Если убрать преграду и получится, то только с большими потерями. Так что, возможно, атаковать пешими вокруг, а не конными прямо и с наскока, смысл имелся.

Но, если так, то нужно не дожидаться утра, а напасть на вражеский лагерь прямо сейчас, ночью. Пока светит луна, и неприятеля можно застать врасплох. Ведь большинство врагов спят, а кони их расседланы. Только Родимцев сомневался, пойдут ли на это его бойцы? Тамплиеры, конечно, привыкли рубиться при свете дня, а вовсе не были диверсантами, способными к внезапным ночным атакам. С другой стороны, если он хотел создать здесь армию нового типа, то нужно было с чего-то начинать. Почему бы и нет? И Григорий решил, что воспользуется шансом.

Пока они шли назад через ночной лес, Родимцев тихонько расспрашивал Мансура про расположение противника, уточняя множество деталей, которые успел заметить парень. А он оказался достаточно наблюдательным, да и слышал там много чего, пока ползал между палаток. Например, выяснил, что Халеда охраняют четверо телохранителей-нубийцев, один из которых всегда на посту.

Когда они вернулись к своему лагерю, Григорий намеревался разбудить знаменосца и капеллана, чтобы сообщить им результаты разведки и поделиться идеей внезапной атаки. Но, старые вояки не спали. Они преподнесли сюрприз. Пока Гриша с Мансуром ходили на разведку, тамплиеры поймали вражеского лазутчика в своем лагере и теперь допрашивали его возле костра. Это оказался сержант-перебежчик. Тоже из пуленов, как и Мансур. Только этот, наоборот, перебежал к мусульманам. Его поймали караульные и привели к командирам.

— Ну что, предатель, ты будешь говорить, или тебе поможет палач? — спросил знаменосец, при свете костра угрожающе глядя в лицо пойманного пулена.

— Не надо палача! Я все расскажу, только не мучайте меня! — с дрожью в голосе промямлил пойманный.

— Так говори же, вероотступник и клятвопреступник! Кто ты такой и что здесь делаешь? — приказал де Буланже.

— Я Эдгар из Рамлы, бывший сержант ордена Храма. Я сдался сарацинам в Сафеде и попал в рабство. Шейх Халед выкупил меня, чтобы я для него шпионил. Вот меня и послали в ваш лагерь на разведку. Шейх знает, что войско христиан подходит по этой дороге. Внизу дорога перекрыта. Там баррикада, за которой копейщики и арбалетчики. Но Халед не знал, какими силами христиане располагают. Вот и послал меня разведать, — сказал пойманный.

Знаменосец едва сдерживал гнев, но в его голосе отчетливо слышалась ярость:

— Так значит, Халед уже знает, что мы здесь? Быстро же он сообразил, что больше нам подойти к Тарбурону неоткуда. И как он только сумел так скоро узнать, что мы тут? Ты, наверное, врешь, мерзкий шпион.

— Я говорю правду, — произнес лазутчик. И добавил:

— У шейха в ваших рядах есть доносчики. Я сам видел, как приезжал какой-то гонец с донесением. После этого Халед и распорядился перекрыть дорогу. А еще и к востоку он поставил заслон на всякий случай. Там в развалинах старой крепости тоже устроена засада.

— Может быть, ты знаешь планы шейха и его настроение? — поинтересовался капеллан.

Пленный охотно ответил:

— Халед удручен, что никак не может отбить замок Тарбурон. Он приказал завтра снова идти на приступ. Вчера штурм уже провалился. Потери оказались большими. Оставшиеся тамплиеры там крепко держатся.

— И сколько человек уже потерял Халед в противостоянии с гарнизоном Тарбурона? — продолжил допрос знаменосец.

— Уже почти три сотни убитыми, — сказал перебежчик.

— И что шейх, снова собирается штурмовать в лоб? — спросил капеллан.

— Нет. Он просто пытается измотать тамплиеров штурмами, а сам он хочет выиграть время, потому что дожидается прибытия катапульт, которые разнесут остатки укреплений Тарбурона. Тамплиеры там окружены и обречены. Им некуда деться. И шейх собирается покончить с ними. Их там уже меньше половины отряда осталось. Остальные погибли в контратаках и при обороне во время двух прошлых штурмов. А еще шейх ждет подхода сотни всадников и трех сотен пехотинцев из Тибериады, куда он послал гонца, — сказал Эдгар из Рамлы.

— Что еще ты знаешь? — спросил знаменосец.

Но, пленный в ответ лишь промямлил:

— Больше я ничего не знаю. Мне никто ничего не сообщает о решениях Халеда. Все, что я рассказал вам, так это только мои собственные наблюдения. То, что я видел, слышал и сопоставлял. Меня отправили в разведку, я поднялся сюда на холм, и меня схватили сержанты. Вот и вся моя история.

Капеллан и знаменосец смотрели на командира отряда и ждали его решения. Родимцев приказал увести пленного, потом, когда того двое дюжих сержантов поволокли в темноту ночи, сказал:

— Вы все слышали, не так ли? Он только подтверждает те сведения, которые я добыл в разведке вместе со своим оруженосцем. Потому у нас остается единственный шанс атаковать прямо сейчас лагерь Халеда. И не с дороги тяжелой кавалерией, а со стороны леса, откуда шейх атаки совсем не ожидает, потому что знает, что кавалерии там не пройти, а христиане без кавалерии не атакуют. Потому нам надо шейха удивить. Не кавалерией его лагерь атаковать, а пехотой. Надеть черные плащи, чтобы не увидели нас враги в темноте, подойти ночью из леса с тыла, стремительно напасть на палатку самого шейха и захватить его. В этом наш единственный шанс победить, — сказал Григорий братьям-рыцарям.

— Мы никогда так не делали, — проговорил капеллан.

— Так все когда-то бывает впервые. Если не попробуешь, то и не узнаешь, — сказал Родимцев пожилому тамплиеру.

— Рокбюрн истину глаголет, хотя это все и вопреки традициям нашего ордена, — неожиданно поддержал Гришу капеллан.

Родимцев воодушевился и приказал:

— Будите всех. Одевайтесь в черные монашеские плащи и спускайтесь за мной по склону. Но делайте все тихо, чтобы внизу слышно не было. Медлить дольше нельзя. Иначе на рассвете кавалерия попадет в ловушку. И немедленно обо всем доложите графу Ибелину. Хорошо, если его люди тоже присоединятся к нашей вылазке.

Знаменосец лично пошел будить Ибелина и вскоре вернулся с ним к костру. Сеньор Яффы тер спросонья глаза и зевал.

— Что вы намерены делать, мессир? — спросил он.

— Напасть на сарацин в ночи, что же еще? И немедленно, пока к ним на подмогу никто еще не подошел из Тибериады. Халед не ожидает удара прямо сейчас, да еще и с этой стороны. И у нас будет преимущество во внезапности, — сказал Григорий.

— Но, у них огромное преимущество в людях. И там много лучников, — произнес граф.

— Тем более, нужно напасть на них немедленно, пока преимущество сарацин в людях не увеличилось еще больше. Пока на небе полная луна, нам нужно ударить с тыла пехотой, захватить Халеда и убрать баррикаду с дороги. Тогда наша кавалерия сомнет остатки их войска, которое без Халеда быстро запаникует. Что же касается преимущества в количестве лучников, то в темноте метко не постреляешь. А если прямо сейчас не предпримем атаку, то с рассветом наши шансы на победу сильно уменьшатся, — сказал Грегор Рокбюрн.

Жан Ибелин по-прежнему тер глаза, и хотел спать, но соображал уже лучше. Он что-то прикинул в уме, потом еще раз зевнул и проговорил:

— В ваших словах, молодой человек, есть смысл. Но, традиции войны таковы, что сражаются, обычно, днем, а ночью войска спят.

На что Родимцев возразил:

— Если мы хотим создать армию нового типа, то традиции нужно ломать. Собирайте своих людей, монсеньор. И мы вырежем врагов в ночи.

— И где только вы научились подобной тактике? — недоумевал граф.

— Очень далеко отсюда, монсеньор. Но, поверьте, что сейчас эта тактика только и может помочь нам победить, — сказал Григорий.

Неожиданно Ибелин проговорил:

— Знаете, мессир Рокбюрн, я тоже думаю, что нам многое пора менять. В том числе и в тактике. И вашу идею ночной пехотной атаки я одобряю. Насколько я знаю, так делают ассасины. Были случаи, когда они вот также, как вы предлагаете, нападали в ночи и захватывали людей. Так что и мы, разумеется, можем захватить Халеда. Но, как потом уйти от погони? Ведь сарацины уже не отстанут от нас.

Родимцев объяснил:

— Надо разделить наши силы на два отряда. Первый постарается захватить шейха, а потом сразу отойдет обратно через лес, а второй пробьется к их баррикаде и освободит путь нашей коннице, которая обрушится на сарацин с верхней дороги. Заодно этот отряд отвлечет сарацин на себя. Надо только обязательно предупредить барона Монфора, чтобы его отряд был готов ударить на врагов в тот момент, как только дорога станет свободной от заслона. Необходимо условиться о сигналах для атаки. И договориться с Монфором можете только вы, монсеньор.

— Я, конечно, постараюсь, Грегор. Но не ручаюсь за результат. Монфор слишком своенравный.

Пока они с Ибелином разговаривали, знаменосец и капеллан уже разбудили остальных братьев-рыцарей и сержантов. Они спешно растолковывали им план атаки. И весь отряд спешно переодевался в черные монашеские плащи, которые имелись у каждого в седельных сумках на случай особых траурных и поминальных богослужений, когда все члены ордена должны были приходить на молитву в черном. А под этими плащами с капюшонами скрывались оружие и доспехи. Теперь отряд тамплиеров больше напоминал какое-то странное диверсионное подразделение монахов-убийц.

Жан Ибелин пошел говорить с Филиппом Монфором. А Грегор Рокбюрн повел за собой отряд в ночь. Братья-рыцари спускались с крутого склона следом за Родимцевым, а рядом с ним шел Мансур.

Глава 4

Родимцев вел людей за собой и отчетливо понимал, что сейчас им придется убивать сонных противников, не готовых к обороне. Но, другого выхода не было. То были враги. И если их не перебить прямо в палатках, то численное преимущество сарацин скажется уже на рассвете вдобавок к неудачному тактическому расположению, когда перекрыта единственная дорога, с которой могли атаковать христиане своей рыцарской кавалерией. А это значит, что по-другому Халеда им и не победить.

И пусть это все, конечно, было не по-рыцарски. Но ведь спецназ во времена службы Родимцева в том же Афганистане действовал подобным образом, нападая внезапно на кишлаки, занятые душманами, чтобы не оставлять никаких шансов противнику. А тамплиеры, в сущности, и были местным спецназом. И, если не они, то кто должен резать врагов? Сарацины не церемонятся, когда вырезают беззащитных крестьян целыми деревнями. Так почему же должны церемониться тамплиеры, воюя по правилам против самих сарацин? Неужели возможно смирение перед вражеским произволом? Неужели нужно подставить врагу другую щеку?

«К черту все правила! Если менять этот мир, так уж менять кардинально! И никто, кроме меня! Будь что будет и вперед!» — решил Григорий, подбадривая себя. Который это был бой в его жизни? Он давно потерял счет. Просто снова ему предстояло пройти сквозь кровь и смерть. И в этот момент Родимцев чувствовал себя все тем же молодым лейтенантом, ведущим за собой сквозь горячий воздух Афганистана взвод разведчиков на боевое задание. Только теперь за ним шел отряд храмовников.

Ему даже повезло, что командор выделил в отряд не новобранцев, а суровых и хорошо обученных ветеранов. Все они имели богатый боевой опыт и были приучены к дисциплине. Лишних вопросов никто из них не задавал. Они считали, что раз командир приказал резать сарацин прямо в их палатках, значит, так и надо. Эти братья-рыцари были обучены убивать врагов молча, без лишних слов.

Несмотря на то, что луна опустилась ближе к горизонту, ее тусклого света еще имелось достаточно, чтобы ориентироваться в ночи. Тамплиеры закончили спуск и пробирались по краю леса, стараясь выйти на то же место, где Родимцев уже побывал вместе с Мансуром. Сарацины появления христиан с этой стороны не предполагали. Они, кроме нескольких караульных, даже не были при оружии. В ожидании подхода подкреплений и катапульт из Тибериады, шейх Халед спокойно спал в своем большом разноцветном шатре, давая отдых себе и своим людям перед предстоящим решающим штурмом Тамбурона.

Никто из сарацин в лагере шейха Халеда не предполагал, что христиане могут спуститься от постоялого двора на перевале и пройти через лес посреди ночи. Совершенно неожиданно тамплиеры, замаскировавшись под черными плащами монахов, вышли из леса в момент, когда разъезды патрулей проехали мимо, а пешие караулы разошлись в разные стороны. Сбрасывая свои черные одеяния на ходу, храмовники обнажили оружие и набросились на вражеский лагерь одновременно с двух сторон. По указанию Родимцева, сержанты зажигали факелы и бросали их в палатки, создавая панику. И уже через несколько минут ближайшие сарацинские шатры запылали, придавая дополнительное зловещее освещение полю боя.

Храмовники остервенело набросились из леса и беспощадно рубили мечами выбегающих из палаток. Со всех сторон слышались вопли раненых и умирающих. А на другом конце лагеря тоже запылали вражеские шатры и все повторилось. Там свирепствовали люди графа Ибелина. Несколько полусонных караульных не могли помешать им, потому что пали самыми первыми. Масштаб избиения был таким, что всех перебить просто не представлялось возможным из-за их огромного количества. А распылять силы позволить себе христиане не могли. Поэтому Родимцев следовал плану, быстро пробиваясь к шатру командира вражеского войска, на который указал Мансур.