Жизнь святых

Ребёнка звали Николаем, и он всегда любил море и почитал Святых. И поскольку в этот раз море его подвело, мальчик решил положиться на покровителей. Так что Николай двинулся через холодные земли, напевая молитвы словно матросские песни. Наконец он дошёл до высокой серой голой скалы, что выглядела как змей, уснувший, пригревшись в солнечных лучах, хотя солнца нигде не было и в помине. Там мальчика ожидал северный олень. Выдыхая клубы пара, животное ударило землю копытами и склонило свою массивную голову, и после секундного сомнения Николай забрался ему на спину.

Олень отнёс мальчика глубоко в лес, где даже сами деревья казались сделанными изо льда, а серебряные листья на кристальных ветвях звенели, подобно бокалам на изысканном приёме. Хотя ветер был силён, Николай крепко держался за шею зверя и ощущал лишь тепло.

Через какое-то время они оказались на опушке леса, где мальчика ожидал настоящий пир у пылающего костра. Неподалёку находилось небольшое укрытие, и внутри, рядом с высокой стопкой тёплых одеял, Николай обнаружил пару подбитых мехом ботинок и шерстяные перчатки. Он примерил находки и отметил, что они ему впору.

Не желая показаться невежливым, мальчик решил дождаться появления хозяина. Но время шло, живот Николая урчал, а единственными звуками оставались потрескивание костра и фырканье оленя на холодном воздухе.

Сперва Николай отпил из плошки пряного супа с щедрой порцией рыбы. Затем перешёл к блюду, сплошь наполненному сочными кусочками жареного мяса, лоснящимися от масла варениками, сдобренными горкой сметаны, печёными яблоками и засахаренными сливами, которые сверкали словно крупные аметисты. Мальчик выпил подогретого вина и, наконец утолив голод, уснул крепким сном.

На следующее утро он связал из одного одеяла мешок и сложил туда все остатки еды, что смог уместить. Затем Николай взобрался на спину оленя, чтобы тот отвёз его за многие мили до самого змеиного камня, там мальчик спешился, поблагодарил зверя и направился обратно к кораблю.

Капитан и команда были потрясены, когда увидели маленькую белокурую фигурку, шагавшую к ним сквозь льды. Они были уверены, что ребёнок погиб: разве кто-то способен пережить ночь в такой дикой местности? Когда Николай приблизился, моряки ожидали увидеть его запавшие глаза, измождённое от холода и голода тело. Но щёки мальчика рдели румянцем, глаза сияли, а ступал он уверенно и ровно.

Николай поведал экипажу чудесную историю о произошедшем ночью, но, развязав узел, чтобы отдать еду, обнаружил лишь камни да пепел. Моряки избили Николая за ложь, забрали себе его тёплые перчатки и ботинки и на следующее утро вновь выгнали в ледяную стужу.

Мальчик опять дошёл до змеиного камня, где его, как и прежде, дожидался северный олень. На нём Николай доехал до белоснежного леса, а потом и до опушки, где снова трещал костёр и был подготовлен славный пир. На стопке одеял лежал аккуратно сложенный красный шерстяной тулупчик, отороченный роскошным мехом, ещё одна пара ботинок и перчатки. Мальчик не знал что и думать, но еда была настоящей, как и прежде. На этот раз он отведал гуся в меду с ягодным соусом – таким кислым, что от него щипало язык, и сок стекал по подбородку. Николай укутался в тёплую одежду и спокойно проспал всю ночь.

Но на следующий день, когда мальчик вернулся на корабль, его мешок вновь был полон камней и пепла. Судовая команда сильно избила его и опять выбросила на лёд.

Так продолжалось и дальше, и чем больше проходило времени, тем сильнее истощались мужчины, а мальчик становился лишь крепче и выносливее. С каждым днём в глазах моряков оставалось всё меньше человеческого, и голод обратился из желания в одержимость. Однажды утром экипаж попробовал проследовать за Николаем, но стоило им завидеть скалу в виде змея, как их окутала метель. Целый день и целую ночь мужчины ходили кругами и вернулись на корабль только голоднее и злее прежнего.

Вскоре моряки начали перешёптываться: может быть, им съесть мальчишку? Кто узнает? Он такой упитанный и здоровый, с румяными щеками, его хватило бы на целую неделю, а то и больше – достаточно, чтобы пришло спасение или спали морозы.

Услышав эти разговоры, Николай содрогнулся на своей койке. Как только забрезжил рассвет, мальчик выбежал на снег. На этот раз, встретив оленя, он рассказал зверю на ушко все свои страхи и переживания. Но тому нечего было ответить.

Николай сидел у костра безо всякого желания прикасаться к изысканной еде, приготовленной для него. Он лишь отведал немного пирога с перепелиным яйцом и одну засахаренную сливу и помолился Святым о защите, поскольку не хотел, чтобы его съели.

На следующий день, проснувшись, мальчик заметил, что вспотели под своими одеялами. Яркий солнечный свет обжигал шею Николая, когда олень вёз его к змеиному камню. И действительно, как только мальчик ступил на корабль, лёд вздохнул и пошёл трещинами. Корабль покачнулся, ветер наполнил паруса, и судно вырвалось на свободу.

Поначалу моряки ликовали: все их дурные помыслы унесло поднявшимся попутным ветром. Но чем ближе корабль подплывал к дому, тем чаще члены команды перешёптывались о том, что произойдёт, если мальчишка кому-то расскажет, как с ним обращались на борту и как его товарищи чуть было не прибегли к людоедству. Они даже начали думать, что лучше бы Николаю и вовсе не достигнуть берега, и вскоре решили самостоятельно за этим проследить. Но стоило им занести над ним нож, как ветер утихал, корабль останавливался и паруса опадали, будто пожухлые листья. Благодаря этому Николаю удалось пережить плавание.

Когда судно наконец вошло в порт, экипаж встретили толпы людей, давно потерявших всякую веру. Их земляки решили было, что корабль потерпел крушение и сгинул в тёмных водах… Моряки воспевали мастерство своего капитана и хвалились, как все они породнились благодаря невероятной храбрости и мужественности – все, кроме юного Николая, которому ни в коем случае нельзя верить, какие жуткие истории он бы ни рассказывал. Мальчик лишь промолчал и поспешил в первую же встреченную им церковь, чтобы вознести благодарственную молитву.

Капитану и команде вручили медали и провозгласили их героями. Мужчин приглашали в лучшие дома города, устраивали в их честь пиры и торжества. Соблазнившись аппетитными ароматами и роскошными банкетами, которые снова и снова проводили специально для них, моряки пробовали есть. Но никому не удавалось проглотить больше одного кусочка. Еда была на вкус как камень и пепел. Один за другим моряки чахли и умирали, мечтая хоть о ложке мясной подливки, хоть о глотке вина.

Николай же сберёг свой красивый красный тулуп и мешок, в котором когда-то пытался носить команде еду, и теперь каждое утро его мешок оказывался набит сластями и изысканными блюдами. Тогда юноша начал ходить по деревням и домам и устраивать пиры для голодных – даже в самые холодные времена, даже когда ветер страшно завывал, а снег толстым слоем укрывал землю.

Николай стал известен как святой покровитель моряков и людей, оказавшихся в безнадёжной ситуации, и ему традиционно выделяют отдельное место за столом в самую тёмную ночь года.

Санкта-Лизавета среди роз

Святая покровительница садовников

Где-то на западе, в тени высокого холма Горубун, названного так за кривой хребет, приютилась деревня. С вершины горы можно было разглядеть пятно океана, и временами ветер приносил с далёкого берега аромат морской соли.

Каждое утро на рассвете деревенские мудрецы отправляли на холм четверых дозорных, которые усаживались спиной к спине, смотря на восток, запад, север и юг, чтобы при случае предупредить жителей о надвигающейся беде. На закате им на смену приходила четвёрка следующих караульных, и те проводили на посту целую ночь: от восхода звёзд и до момента, когда темнота начинала по капле утекать с небосклона, уступая место утру.

Но деревня была крайне непримечательной, и даже украсть там было нечего, так что она не привлекала ни воров, ни мародёров. Год за годом дозорным, спускавшимся с холма, толком не о чем было докладывать – разве что о том, что наверху дует приятный ветерок или что какая-нибудь овца случайно ушла далеко со своего пастбища.

Для работы на полях всегда требовались крепкие ребята, так что отсылать каждый день и каждую ночь четверых хороших работников казалось пустой тратой силы. Поэтому в период сбора урожая троим дозорным разрешили остаться в деревне и лишь одного отправили на кривую гору. После окончания жатвы ничего дурного так и не произошло, и мудрецы не столько приняли решение не посылать больше на холм прежнее число караульных, сколько просто забыли это сделать. Но один дозорный всё равно каждое утро поднимался по склону, а вечером приходил его сменщик. И если кто-то из них засыпал на посту или отвлекался на поцелуи с Мариной Тревич, дочкой каменщика, так кто же об этом узнает?

Лизавета жила на западной окраине города, вдали от тени холма Горубун. Каждый день девушка выходила на луг позади родного дома, чтобы позаботиться об ульях. Она не носила ни рукавиц, ни сетки. Пчёлы позволяли хозяйке собирать мёд, даже не пытаясь ужалить. На том же лугу, так щедро усыпанном дикими белыми розами, что облачка их бутонов выглядели словно растёкшийся над полем туман, Лизавета молилась и размышляла о великих деяниях Святых, поскольку уже тогда показала себя девушкой благочестивой и серьёзной. Именно там она и находилась, ощущая жаркое прикосновение солнца к своей склонённой голове, слушая ленивое гудение пчёл, когда вместо просоленного морского послевкусия ветерок принёс с запада запах гари.

Лизавета побежала домой, чтобы рассказать об этом отцу.

– Наверняка ничего особенного, – произнёс он. – В деревне на западе жгут мусор. Нам не о чем переживать.

Но девушка не могла побороть чувство тревоги, так что отец отправился вместе с ней в поместье одного зажиточного и уважаемого горожанина, жившего по соседству.

– Твой отец прав, – успокоил Лизавету мужчина. – Скорее всего, ничего особенного не случилось. Может, крыша у кого-то загорелась. Нам не о чем беспокоиться.

Но и после этих слов девушка всё равно не могла усмирить свои тревожные мысли, и, дабы развеять её опасения, отец вместе с дочерью и торговцем пошёл на городскую площадь, где под сенью красного вяза сидели мудрецы. Каждый день они собирались там, чтобы отведать кваса, поесть свежего хлеба, принесённого жёнами, и обдумать величайшие тайны мироздания.

Когда Лизавета завела разговор о запахе дыма, стоящем над лугом, мудрецы сказали:

– Если бы что-то произошло, дозорный на вершине Горубуна сообщил бы. А теперь оставь нас, дай спокойно подумать о тайнах мироздания.

Все согласились с деревенскими мудрецами. Торговец вернулся в своё поместье, а отец увёл Лизавету домой. Но даже когда девушка присела среди ульев, чтобы вознести молитву, на неё не снизошёл покой. Так что Лизавета вновь двинулась через весь город к кривой горе и начала в одиночестве взбираться по узкой тропинке. На склонах Горубуна не пахло гарью, и пастбища выглядели зелёными и мирными. Девушка чувствовала себя крайне глупо, ноги её начали уставать, а на лбу выступил пот. Наверное, о таких бедах и правда полагается переживать лишь её отцу, торговцу и деревенским мудрецам.

Но Лизавета продолжала двигаться вперёд, промеж камней и гигантских валунов, с каждым шагом ощущая себя лишь глупее. Добравшись до вершины холма, она обнаружила мирно похрапывающего дозорного, надвинувшего на глаза кепку и вытянувшего на мягкой траве свои длинные ноги. Воздух был чистым и свежим, но стоило девушке повернуться на запад, как перед ней открылось страшное зрелище: столпы дыма, будто колонны из тёмного камня, подпирали тяжёлое небо. Лизавета сразу поняла, что почуяла не просто горящий мусор или пожар на кухне. Это был запах сожжённых церквей и человеческих тел.

Так быстро, как только возможно, она, стараясь не упасть, побежала вниз по холму на городскую площадь.

– Армия! – прокричала Лизавета. – Надвигается армия! – и она рассказала о столпах огня на местах всех городов, что располагались между морем и их деревней. – Нам нужно собрать мечи и стрелы и выдвинуться к соседям на подмогу!

– Мы это обсудим, – ответили мудрецы. – Организуем оборону.

Но когда Лизавета ушла и мужчины могли уже больше не слушать мольбы перепуганной девчонки, военные замыслы перестали казаться им столь героическими. В последний раз, когда на улицах деревни шли бои, мудрецы были ещё детьми. Им не хотелось брать в руки клинки и щиты. И своих сыновей с оружием они видеть также не желали.

«Солдаты наверняка просто пройдут мимо, как и всегда», – сами себе сказали мудрецы и отправились ужинать и размышлять о тайнах мироздания.

С наступлением рассвета Лизавета вышла на луг, чтобы дождаться отважных мужей из деревни, вооружённых мечами и щитами. Она ждала, а солнце поднималось всё выше, и пчёлы гудели вокруг. Она ждала, а розы увядали от жары – их белоснежные лепестки желтели по краям. Никто не пришёл. Пока, наконец, Лизавета не услышала гул шагов – но не со стороны деревни, а из тёмного леса. До девушки донеслась громогласная боевая песня, и земля содрогнулась под её ногами. Она поняла, что спасения не будет.

Но Лизавета не сбежала. Когда из леса появились воины – озлобленные, вымазанные кровью, сажей и потом, обезумевшие от убийств и грабежа, девушка опустилась на колени среди роз.

– Пощадите, – взмолилась она. – Пощадите моего отца, торговца, мудрецов, в ужасе попрятавшихся по домам. Пощадите меня.

Мужчин свели с ума военные успехи и жажда крови. Солдаты с рёвом неслись по поляне, и если они и слышали просьбы Лизаветы, то это не поколебало их решимости. Она была молодым деревцем, которое необходимо сломать и растоптать. Она была рекой, чьи воды должны расступиться. Она была ничем, никем, девчонкой на коленях с молитвой на устах, исполненной ужаса и гнева. Из ульев, выставленных по периметру лужайки, донёсся низкий монотонный гул и поднялся в воздух вибрирующей песней. Пчёлы сбивались в плотные жужжащие облака, словно клубы дыма от подожжённой деревни, роились над солдатами, укрывали их полотном своих кишащих тел, и тогда мужчины начали кричать.

Солдаты повернули назад и кинулись прочь от девушки и её крошечной армии.

Если бы история на этом закончилась, Лизавету окрестили бы героиней, поставили бы в её честь памятник на городской площади, и мудрецы собирались бы каждый день у его подножия, чтобы не забывать о собственной трусости и учиться кротости.

Но ничего из этого не произошло. Конечно, весть о том, что на побережье высадились налётчики и двинулись вглубь материка, разнеслась быстро. Но никто за пределами деревни не знал, почему они неожиданно сменили курс и бежали обратно к морю. Ходили слухи и о фантастическом оружии, и о страшной чуме, и о проклятии ведьмы.

Новость о чудесным образом уцелевшем селении достигла и генерала, собиравшего великую армию, чтобы встретить налётчиков, если те вернутся вновь. Вместе с отрядом своих лучших воинов он отправился в деревню, где противник решил прекратить наступление. Генерал отыскал мудрецов, сидевших на городской площади, и спросил, как им удалось переломить ход битвы и заставить столь грозных противников обратиться в бегство. В ответ мужчины лишь переглянулись, опасаясь реакции военного на глупые истории про девушку и пчёл.

– Мы не сможем рассказать, – сказали мудрецы. – Но мы знаем торговца, который сможет.

Военные направились в поместье, где торговец ответил им:

– Сложно объяснить, но вот пасечник, что живёт вниз по дороге, обо всём знает.

Добравшись, наконец, до дома Лизаветы, генерал постучал в дверь, и её отец, завидев на пороге устрашающего вида солдат в доспехах и с каменными лицами, задрожал в страхе.

– Я не уверен в том, что произошло, – произнёс он. – Но моя дочь наверняка знает. Она сейчас на лугу, ухаживает за своими ульями.

Там военные и нашли Лизавету.

– Что заставило врага повернуть назад? – потребовал ответа генерал. – Почему он бежал из этой никчёмной деревни?

Лизавета сказала им правду:

– Одним лишь пчёлам известно.

Генерал был измотан и зол, он прошагал долгие мили не для того, чтобы над ним насмехалась какая-то девчонка. Терпение мужчины лопнуло. Солдаты связали запястья и щиколотки Лизаветы верёвками, которые закрепили узлами на уздах четырёх могучих коней. Вновь генерал спросил девушку, как ей удалось остановить противника.

– Одним лишь пчёлам известно, – прошептала она. Ведь Лизавета и правда не знала, как ей это удалось, что за чудо свершилось.

Генерал подождал, будучи уверенным, что отец, торговец или мудрецы примчатся девушке на подмогу и раскроют ему секрет.

– Не трать время, – сказала она. – Никто не придёт.

Так что генерал сделал то, что делают все генералы: отдал приказ – и тело Лизаветы разорвали на части, а пчёлы всё так же лениво гудели в своих ульях. Говорят, её кровь пролилась на розы, что росли на поле, и бутоны их стали красными. Ещё поговаривают, что цветы, взошедшие на её могиле, никогда не увядали и круглый год источали сладкий аромат – даже под покровом снега. Но пчёлы давно покинули ульи, не желая иметь никакого дела с этими розами.

Если однажды вы отыщете этот луг, можете остановиться, глубоко вдохнуть аромат цветов, вознести молитву и позволить ветру унести её на запад к самому морю.

Розы всё помнят – даже если мудрецы хотят забыть.

Лизавета известна как святая покровительница садовников.

Санкта-Маради

Святая покровительница запретной любви

В одной прекрасной бухте на берегу Нового Зема на протяжении многих поколений рыбачили две семьи – и ровно столько же пререкались, кому же принадлежат права на эти воды. Аддис Эндеве и Неда Адаба редко обменивались хоть одним приличным словом. С годами флоты конкурентов росли, а с ними и доходы – и одновременно усугублялась вражда между семьями. Известно, что состоявшие у них на службе рыбаки нередко резали соперникам сети, проделывали в парусах дыры и специально подводили в море лодки поближе, чтобы моряки могли хорошенько покалечить друг друга.

Но однажды, как это часто случается, в базарный день сын Аддиса Эндеве Дули отправился с друзьями на рынок купить юрды, в то же время дочери Неда Адабы Байе захотелось сладких апельсинов. Там, среди прилавков с фруктами и криков рыботорговцев, Дули и Байя мгновенно влюбились. Возможно, если бы их семьи не ненавидели друг друга, это осталось бы лишь мимолетным увлечением и ничем более. А возможно, они влюбились бы в любом случае. Может быть, некоторые люди созданы друг для друга, и им везёт сразу осознать это при встрече.

Статный Дули и прекрасная Байя начали тайком видеться во владениях Санкты-Маради, жившей на побережье. Когда люди оставляли пожилой женщине дары, небеса прояснялись, а потерянные корабли чудесным образом находили дорогу обратно в гавань. Она позволяла влюблённым встречаться на небольшом причале, где они вместе чинили сети, любовались звёздами и вынашивали план побега. Дули и Байя договорились угнать по лодке и встретиться за пределами бухты, где соперничество их родителей уже не будет иметь никакого значения.

После наступления ночи Дули выбрался из дома, взял небольшое судёнышко и отправился в плавание под облачными, беззвёздными небесами. Но отец Байи поймал девушку при попытке к бегству и в гневе в щепки разбил все свои лодки, лишь бы дочь не вышла замуж за сына его врага.

Байю это не могло удержать. Несмотря на темноту, она прыгнула в морскую воду и, борясь с течением, стала с трудом продираться сквозь волны и звать Дули.

Имена влюблённых эхом прокатывались по бухте, когда они искали друг друга, но море было холодным, а облака грузно висели на небосклоне, не пропуская лунный свет. Со своего одинокого причала Санкта-Маради слышала, как они зовут друг друга в темноте – снова и снова. Женщина пожалела влюблённых, просто мечтавших построить новый мир вдвоём на месте старого, где они жили порознь. Мановения руки Маради было достаточно, чтобы облака расступились и вышла луна, залившая мир серебряным сиянием.

Дули и Байя отыскали друг друга среди мерцающих волн. Юноша втащил возлюбленную в лодку, и они отплыли в безопасные земли, как можно дальше от своих семей. На новых берегах пара начала жизнь с чистого листа и взяла себе другую фамилию – Маради. Отсюда и берёт начало земенская традиция выбирать себе фамилии.

Каждый год чета Маради выкладывала до самой воды дорожку из белоснежных камней, круглых, словно луна, где они возносили благодарственные молитвы за жизнь, которую смогли построить вместе.

Санкта-Маради известна как святая покровительница запретной любви.

Санкт-Демьян из Райма

Святой покровитель недавно усопших

На ледяной восточной окраине Фьерды располагалось кладбище, где скромные могилы, помеченные лишь деревянными колышками, соседствовали с изысканными, высеченными из мрамора мавзолеями, роскошными домами для мёртвых.

Вокруг кладбища высился лес, и поначалу народ не обращал на деревья никакого внимания, наслаждаясь прохладой тени. Но скоро стволы берёз стали такими толстыми, что никто больше не мог пробраться свозь густые заросли, чтобы поухаживать за могилами своих родственников или почтить память предков.

Тогда жители деревни направились к Демьяну, знатному господину, в чьём владении находилась земля, где вырос лес, и попросили его что-нибудь предпринять. Мужчина приказал слугам топорами прорубить дорогу к кладбищу, чтобы любой мог спокойно пройти сквозь чащобу.

Но когда начались дожди, поредевшие деревья уже не могли остановить наводнение, и потоки воды прямо по дороге устремились к кладбищу, выворачивая таблички и надгробия, сталкивая крышки с гробниц.

Жители вновь обратились к аристократу с жалобами. На этот раз Демьян спроектировал и приказал возвести на подходе к кладбищу акведук, чтобы дожди не тревожили могилы, а отводимую воду можно было использовать для орошения полей. Но постройка отбрасывала на кладбище тень, почти все растения и цветы погибли, а люди, приходившие навестить покойных сродников, дрожали от холода.

Опять люди высказали Демьяну своё недовольство. Но теперь он не знал, как поступить. По просеке мужчина дошёл до кладбища, кинул взгляд на высокий акведук и прикоснулся руками к земле. Демьян не мог отыскать ни одного решения, которое устроило бы жителей деревни, – разве что Святые решили бы вознести кладбище к самому солнцу.

Вдруг земля начала дрожать и подниматься всё выше и выше: равнина обратилась горою. Когда грохот затих, кладбище оказалось на самой вершине, где его не могли побеспокоить потопы или потеснить деревья.

Люди поднялись вслед за Демьяном и увидели, что ни одна могила не была потревожена, всё осталось на своих местах. Лишь единственная усыпальница дала трещину – семейный склеп самого аристократа.

Возможно, их поразили увиденные чудеса. А может, они никогда не бывали довольны. Как бы то ни было, люди, которым Демьян так старался помочь, начали заламывать руки. Они утверждали, что мужчина оскорбил своих предков. Кричали, что он проклял деревню при помощи тёмной магии. Кто-то подобрал с разбитой гробницы кусок мрамора и бросил его в Демьяна. Озверев от исполнения всех своих пожеланий, люди последовали примеру зачинщика и закидывали мужчину камнями до тех пор, пока его изуродованное тело не оказалось погребено под развалинами семейной гробницы.

Говорят, что самая высокая вершина хребта Эльбьен и есть та самая гора, где умер Демьян. Он известен как святой покровитель новопреставленных.

Санкта-Мария из Го́ры

Святая покровительница путников, оказавшихся вдали от дома

Летом одна община сулийцев нередко отправлялась на юг, к границам Равки. Там они работали до наступления холодов, после чего собирали вещи и через Сикурзой доезжали до тёплых шуханских земель. В каких-то городах народ гнал кочевников прочь, запрещая разбивать лагерь. В других враждебно настроенные жители могли ночью ворваться на их становище с факелами и псами.

Но были и места, где сулийцев встречали как дорогих гостей. Там уважали знания кочевников, их угощали вином и хлебом и позволяли скоту свободно пастись на лугах. Там ценили развлечения, сулийцам разрешали ставить шатры и устраивать представления под восторженные аплодисменты жителей. А где требовались сильные руки – для работы грязной, опасной, за которую никто не хотел или не решался взяться, – этому народу тоже всегда были рады.

Скачки в Карьеве обычно длились до поздней осени, так что сулийцы частенько задерживались там на весь сезон. Но однажды зима нагрянула раньше обычного – гоночные дорожки закрыли, и кочевники остались не только без дел, но и без публики для своих представлений. Один местный предложил мужчинам подработать на своём медном руднике, и, хотя это была рискованная затея и сулийцы отлично знали, как много людей сгинуло в тёмных туннелях прииска, они согласились.

Но вечером накануне дня, когда мужчины должны были отправиться в шахту, одна из истинных сулийских провидиц взглянула на кофейную гущу в своей чаше и предостерегла их от спуска. Она славилась ясностью видений, так что все восприняли её слова крайне серьёзно.

– Что же нам сделать, чтобы защитить себя? – спросили мужчины.