Дом без чёрного хода

Константин Иванович Курбатов

Дом без чёрного хода

Вовке захотелось научиться рисовать так же хорошо, как художник Репин. Он рисовал где только мог, даже на отцовых книгах и деловых бумагах. Поначалу его не смущало, что рисунки не удаются, потом это начало раздражать и злить.

Однажды Вовке приснился сон. Явился будто к нему Кот в сапогах. Вовка его тут же на цепь: «Сделай, чтоб я рисовал, как Репин, а то не отпущу!»… Кот обещал.

Утром Вовка попробовал. Оказалось, что он обманут: как не умел рисовать так и не умеет. Ух, до чего же он был возмущён!

Рассказ «Вовка-художник» был напечатан в архангельской газете «Северный комсомолец» десять лет назад. Написал его морской офицер Константин Иванович Курбатов. Написал в назидание Вовкиным сверстникам, чтоб не повадно им было ловчить и хитрить в жизни, надеяться, что самое трудное за них сделает кто-то, а они воспользуются готовеньким.

С той поры Константин Курбатов написал немало рассказов, две повести. И все они о ребятах.

— Почему вы стали детским писателем? — спросили однажды Курбатова.

— Люблю детей! — улыбнулся Константин Иванович.

— А если они двоечники? Если лодыри и забияки?

— Всё равно люблю. Ведь не всегда же они будут двоечниками, лодырями и забияками…

Сегодня мы начинаем печатать приключенческую повесть Константина Курбатова «Дом без чёрного хода». Повесть большая, вы будете читать её в «Искорке» и в этом и в следующем году.

Вылитая мама

Мама лежала на бабушкиной кровати и слабым голосом давала указания, как упаковывать вещи. Мамин лоб закрывало мокрое полотенце. Очки она положила на тумбочку рядом с кроватью. Папа увязывал тюки. Ему помогала бабушка.

— Господи, — простонала с кровати мама, — не торчи ты у двери, там сквозит. И посмотри, на кого ты похож.

Гоша был похож на маму. У него были такие же густые, почти сросшиеся на переносице брови, большие карие глаза и припухлые губы. Гоша хотел спросить, где же ему торчать, если вся комната завалена вещами, но не спросил. Он был послушным ребёнком и родителям не грубил.

Мама повернула измученное лицо к папе.

— Куда ты запихиваешь вазу? Ты сознательно хочешь меня угробить?

— Нет, не сознательно, — признался папа. — А куда её прикажешь запихнуть?

— Её вообще не нужно запихивать. Её нужно уложить, чтобы она не разбилась.

— Я именно так и собирался сделать.

— Я видела, как ты собирался.

— Каким образом ты могла это видеть, когда я всего-навсего переставил её, чтобы она не мешала?

— Господи! — воскликнула мама. — Этот человек сведёт меня с ума.

У буфета лежал свёрнутый валиком ковёр. Гоша шагнул через сетку с кастрюлями и уселся на валик. Он знал, что будет дальше. Если папа сейчас не замолчит, то мама живо доберётся до его «умственных способностей» и кое про что ему напомнит. Она напомнит, что папа до сих пор рядовой инженер, а его товарищ уже давно начальник отдела. После этого бабушка сразу забеспокоится и спросит у Гоши, не хочет ли он погулять. А когда Гоша откажется, бабушка вздохнёт, скажет, что мороженое — вещь очень полезная, и полезет за кошельком…

Папа не замолчал.

— Гоша, — вздохнула бабушка, — на улице такая погода. Ну что ты всё время околачиваешься дома?

— Я уже гулял сегодня, — буркнул Гоша.

Бабушка полезла за кошель ком.

Больше тридцати копеек ждать от неё, конечно, было нечего. Тридцать копеек — бабушкин «потолок». Вот с папы, когда мама заводит с ним особенно интересные разговоры, можно даже рубль выжать. Но это редко.

Поторговавшись, Гоша получил свои тридцать копеек и очутился в коридоре.

Прежде всего он решил деньги на мороженое не тратить. Что такое мороженое? Ничто! Съел его — и пусто. Лучше денежки припрятать и накопить к ним ещё. Мама со сборами на новую квартиру совсем запарилась, и очень возможно, что вскоре дело кончится рублём.

Над городом пылало солнце. Оно обжигало затылок. Гоша с завистью подумал о тех, кто сейчас отдыхает на дачах. Весь шестой «а» разъехался на дачи. А здесь сиди с этим переездом. Ни одного знакомого человека в городе не осталось.

Ух, если бы рубль! А ещё лучше два. Много чего можно купить на два рубля. Но лучине всего купить старинных монет. У Гоши уже накопилась целая коллекция. У него есть и центы, и левы, и пфенниги, и царские пять копеек 1914 года, и даже елизаветинский серебряный рубль, который отчеканили более двухсот лет назад. Этот рубль Гоша выменял у Марика Селютина на «Таинственный остров», «Двух капитанов» и один совсем новенький шариковый подшипник.

Грузовик с синей цистерной поливал улицу… От носа грузовика пышными усами вздымались фонтаны воды. На чёрном асфальте расплывались радужные пятна.

В лужице у края тротуара купались воробьи.

Люди прятались в тень.

Над лотком с мороженым висел гофрированный козырёк. От солнца он не защищал. Солнце било прямо в лицо продавщице. Щурясь, продавщица нагибалась в холодное нутро ящика и доставала тугие вафельные стаканчики.

Гоша скользнул взглядом по стаканчикам. В конце концов если весь шестой «а» барахтается сейчас в прохладных реках и озёрах, то почему нельзя позволить себе одну порцию мороженого?

— Фруктовое, пожалуйста, — сказал он, выбрав самое дешёвое.

Позвякивая в кармане сдачей, Гоша вошёл в подворотню своего дома, пересёк мощённый булыжником двор и поднялся по чёрной лестнице. Известно, что мороженым лучше всего наслаждаться в одиночестве, когда тебе никто не заглядывает в рот.

На лестнице пахло дымом, жареной картошкой и гуталином. От грязных стен тянуло прохладой. Гоша устроился на подоконнике. Если кто выйдет с бельём на чердак или с мусорным ведром на помойку, то можно живо нырнуть в кладовку. Это чтобы не доложили маме, которая категорически запрещает ему ходить на чёрную лестницу.

Гоша неторопливо съел мороженое и стал смотреть в окно. По ржавым карнизам прогуливались голуби. В блёклом небе лениво ползли редкие облака.

Внизу стукнула дверь и послышались шаги. Гоша заглянул через перила и юркнул в кладовку. В темноте заворчали старые тазы и кровати.

Шаги прохрустели мимо кладовки и остановились. На подоконнике, на том самом месте, где только что сидел Гоша, устроился незнакомый мальчишка со сплющенным носом. Нос у него так сильно топорщился вверх, словно мальчишка прижался носом к стеклу и нарочно состроил смешную рожу.

Пока Гоша в щёлку разглядывал странного парня, на площадке появился ещё один человек. Он был невысок ростом и со старательно зачёсанными на лысину жидкими волосами. Лысый посмотрел на мальчишку хмуро и выжидательно. Но мальчишка будто и не заметил его. Он сидел боком на подоконнике, глядел в окно и раскачивал ногой.

— Ну, — потребовал лысый.

Мальчишка медленно оглянулся.

— Приветик, — отозвался он. — От Ильи вам поклон горячий с кисточкой.

— Ну, — раздражённо повторил лысый.

— Печень у него пошаливает, — равнодушно сказал мальчишка. — Селёдку ему нельзя, а он ест.

— Ты что? — спросил лысый.

— Ей-богу, ест, — подтвердил мальчишка.

У лысого взбухли на скулах желваки.

— Тебя зачем, балалайка, прислали сюда? — прошипел он.

— Почему же балалайка? — обиделся мальчишка. — Я, может, совсем даже, гитара. Или рояль.

— Яшка!

— Во, или Яшка.

— Яшка, я Илье скажу. К чертям! Мне здесь с тобой лясы точить некогда.

— А мне?

— Яшка!

— Тише вы, — прошептал Яшка. — Орать-то зачем? Мне ведь ничего не будет, я несовершеннолетний. А вам, если кто узнает, за такие штучки, знаете…

— Идиот, — выругался лысый. — Балалайка несчастная. Морду бы тебе побить. Ты дашь, что принёс, или нет?

— А это? — Яшка потёр перед сплющенным носом пальцами. — Вы всегда про это забываете. С кого мне потом за доставку получать? С Пушкина?

Чертыхаясь, лысый полез в карман и достал металлический рубль. В ответ Яшка протянул ему запечатанный конверт.

Они обменялись ещё несколькими любезностями. Уходя, лысый напомнил:

— Чтобы раньше чем через час отсюда ни шагу. И только дворами. На улицу чтоб носа не казал.

Яшка равнодушно глядел в окно и качал ногой. Он не удостоил лысого ни ответом, ни взглядом.

Приветик с кисточкой

В кладовку хорошо забраться на несколько минут, но не на час. Час в такой конуре не очень-то выдержишь. Темень, пыль, какой-то гадостью пахнет и сесть не на что. И ещё в спину железяки давят.

Но выходить из укрытия после разговора, который Гоша подслушал, было тоже страшно.

Яшка сидел на подоконнике и болтал ногой. Казалось, он устроился тут на постоянное местожительство.

Мама всё время втолковывала Гоше, что от уличных мальчишек нужно держаться подальше. Этот, с расплющенным носом, судя по всему, был ещё хуже уличного.

От неудобной позы у Гоши онемели спина и шея. Он боялся шелохнуться и дышал ртом.

Вдруг в углу кладовки что-то пискнуло и зашуршало. Холодок сдавил Гошину грудь и опустился к коленкам. Крысы! Они нагло возились в темноте и пищали. Сердце у Гоши застучало гулко и часто. Гоша поджал одну ногу, чтобы было не так страшно. Он с удовольствием поджал бы и вторую. Но вторую он поджать не мог. И тут крыса — он ясно представил её — грязная толстая крыса с голым хвостом шмыгнула прямо через Гошин ботинок.

Загрохотали тазы и кровати. Гоша взвыл пожарной сиреной и, как из катапульты, вылетел на площадку. Он несколько секунд постоял с закрытыми глазами и, когда, щурясь от света, открыл их, то с удивлением увидел пустой подоконник.

Но обрадовался Гоша рано. Яшка, которого неожиданный грохот и вой сдули с окна, уже медленно поднимался по ступенькам. Вывернутые Яшкины ноздри возмущённо трепетали.

— Ты, — угрожающе прошипел он. — Трясогузка с чёлочкой. Я же сейчас из тебя салат сделаю. Как поступают со шпионами, знаешь?

Пятясь к стене, Гоша прикрывался ладонями. Руки у него дрожали. Полные губы — тоже. Этот живоглот с ноздрями был пострашнее любой крысы.

— За порядочными людьми шпионишь, да?

Гоша смотрел на свои руки. Там, где остались следы от мороженого, чёрными пятнами налипла пыль. Пятна дрожали и расплывались, потому что в глазах у Гоши скопились слёзы.

— Да? — повторил Яшка.

— Нет, — пробормотал Гоша. — Я просто… Мы на другую квартиру уезжаем, и я… я свой велосипед искал.

Неожиданно пришедшая мысль о старом велосипеде, который действительно валялся где-то в кладовке, немного успокоила Гошу. Он шмыгнул носом и взглянул на Яшку. По щеке у него скатилась слезинка.

— Ты, — прошипел Яшка и от чёлки до подбородка провёл по Гошиному лицу потной ладонью. — Заливать своим предкам будешь. Но если кто узнает, о чём мы тут с моим дядей говорили, то можешь заранее себе место на кладбище готовить. Тебе где больше нравится, на Серафимовском или на Волковом?

У Гоши ослабли ноги. Права была мама! И зачем только понесло его на эту чёрную лестницу? На парадной бы уже сто человек мимо прошло. А здесь тишина, как в могиле. Пырнут в живот финкой, и никто не узнает.

— Ладно, — миролюбиво заключил вдруг Яшка. — Ты вроде свой парень, хотя и с чёлкой. И на кладбище тебе не хочется. Точно?

— Нет, не хочется, — пролепетал Гоша.

— Во, — сказал Яшка. — Я сразу догадался. Сыграем?