Репутация плохой девочки

Эль Кеннеди

Репутация плохой девочки

Информация о переводе:

Данный текст предназначен только для ознакомления. После ознакомления его следует незамедлительно удалить. Сохраняя этот текст, Вы несете ответственность, предусмотренную действующим законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме ознакомления запрещено. Публикация этого текста не преследует никакой коммерческой выгоды. Данный текст является рекламой соответствующих бумажных изданий. Все права на исходный материал принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Перевод канала https://t.me/ansttep

ГЛАВА 1

Женевьева

Все, даже отдаленно связанные со мной, находятся в этом доме. Одетые в черное и сбившиеся в неловкую беседу вокруг сырных тарелок и блюд для запекания. Мои детские фотографии на стене. Урывками кто-то чокается вилкой о бутылку «Гиннесса» или бокал «Джеймсона», чтобы поднять тост и рассказать неуместную историю о том, как мама однажды каталась на гидроцикле топлесс на параде лодок в День независимости. В то время как мой папа выглядит неуютно и смотрит в окно, а я сижу со своими братьями и притворяюсь, что мы знакомы с этими старыми историями о нашей матери, веселой, хватающей жизнь за яйца Лори Кристин Уэст … хотя на самом деле мы ее совсем не знали.

— Итак, мы везли его во Флориду в кузове старого грузовика с мороженым, — начинает Кэри, один из двоюродных братьев моей матери. — И где-то к югу от Саванны мы слышим этот шум, похожий на шорох, доносящийся сзади…

Я цепляюсь за бутылку воды, боясь, что буду делать, не имея ничего в руках. Я выбрала чертовски подходящее время, чтобы протрезветь. Все, с кем я сталкиваюсь, пытаются сунуть мне в руку напиток, потому что не знают, что еще сказать бедной девочке, оставшейся без матери.

Я обдумала это. Поднимаюсь в свою старую спальню с бутылкой чего угодно и опрокидываю ее, пока этот день не закончится. За исключением того, что я все еще сожалею о том, что в прошлый раз поскользнулась.

Но это, безусловно, сделало бы все это испытание немного более терпимым.

Двоюродная бабушка Милли делает круги по дому, как золотая рыбка в аквариуме. Каждый раз она останавливается у дивана, чтобы похлопать меня по руке, слабо сжать запястье и сказать, что я выгляжу точь-в-точь как моя мать.

Отлично.

— Кто-то должен остановить ее, — шепчет мой младший брат Билли рядом со мной. — Она сейчас упадет в обморок. Эти тощие маленькие лодыжки.

Она милая, но она начинает пугать меня. Если она назовет меня по имя моей мамы, я могу сойти с ума.

— Я сказал Луису, чтобы он выключил радио, — продолжает кузен Кэри, взволнованный своей историей. — Потому что я пытаюсь точно определить, откуда исходит шум. Подумал, что мы могли что-то тащить.

Мама болела несколько месяцев, прежде чем ей поставили диагноз рак поджелудочной железы. По словам папы, она имела дело с постоянной болью в спине и животе, которую игнорировала, считая ее старением, а потом, месяц спустя, она умерла. Но для меня все это началось всего неделю назад. Звонок в середине дня от моего брата Джея, призывающего меня вернуться домой, за которым последовал еще один звонок от моего отца, сообщающего, что мамы больше нет.

Они все держали меня в неведении. Потому что она не хотела, чтобы я знала.

Насколько все это запутанно?

— Я говорю о том, что на протяжении многих миль вокруг меня что-то стучит. Сейчас, мы все изрядно потрепались, ясно? Ты должен понять. Наткнулся на этого старого хиппи-фрика в Миртл-Бич, который подсадил нас на какой-то куш…

Кто-то кашляет, что-то ворчит себе под нос.

— Давайте не будем утомлять их подробностями, — говорит кузен Эдди.

Понимающие взгляды и заговорщические ухмылки путешествуют среди кузенов.

— В любом случае. — Кэри начинает снова, заставляя их замолчать. — Итак, мы слышим это, что бы это ни было. Тони за рулем, а ваша мама, — говорит он, указывая своим стаканом на нас, детей, — стоит перед морозилкой с бонгом над головой, как будто собирается забить енота до смерти или что-то в этом роде.

Мой разум далеко, далеко от этого нелепого анекдота, перемешанного и искаженного мыслями о моей матери. Она провела недели, лежа в постели, готовясь к смерти. Ее последним желанием было, чтобы ее единственная дочь узнала, что она больна, в самый последний момент. Даже моим братьям было запрещено находиться у ее постели, пока она медленно и мучительно приближалась к ее последним дням. Мама, предпочитающая, как всегда, страдать молча, держа своих детей на расстоянии. На первый взгляд может показаться, что она сделала это ради своих детей, но я подозреваю, что это было ради нее самой — она хотела избежать всех тех эмоциональных, интимных моментов, которые, несомненно, вызвала бы ее надвигающаяся смерть, так же, как она избегала этих моментов в жизни.

В конце концов, она почувствовала облегчение, получив оправдание не вести себя так, как наша мать.

— Никто из нас не хочет открывать морозильник, и кто-то кричит Тони, чтобы он остановился, но он сходит с ума, потому что видит полицейского в нескольких машинах позади нас, и, о да, нам приходит в голову, что мы перевозим контрабанду через границу штата, так что…

И я могу простить ее. До своего последнего вздоха она была самой собой. Никогда не притворялась кем-то другим. С тех пор, как мы были детьми, она ясно давала понять, что мы ее не особенно интересуем, поэтому мы никогда не ожидали многого. Однако мой отец и братья — они должны были рассказать мне о ее болезни. Как вы скрываете что-то подобное от своего ребенка, от своей сестры? Даже если бы я жила в сотне миль отсюда. Они должны были сказать мне, черт возьми. Возможно, были вещи, которые я хотела ей сказать. Если бы у меня было время подумать об этом больше.

— В конце концов, говорит мне Лори, ты откроешь крышку, и мы распахнем боковую дверь, и Тони притормозит достаточно, чтобы выбросить что бы то ни было на обочину дороги.

Из толпы раздаются смешки.

— Итак, мы считаем до трех, я закрываю глаза и открываю крышку, ожидая, что мех и когти прыгнут на мое лицо. Вместо этого мы видим там какого-то спящего чувака. Он забрел неизвестно когда. Может быть, где-нибудь в Миртл-Бич. Просто свернулся калачиком и вздремнул.

Я не так представляла себе возвращение в Авалон-Бей. Дом, в котором я выросла, был переполнен скорбящими. Цветочные композиции и траурные открытки на каждом столе. Мы покинули похороны несколько часов назад, но я предполагаю, что эти вещи преследуют вас. В течение нескольких дней. Недель. Никогда не знаешь, когда приемлемо сказать: «Ладно, хватит, возвращайтесь к своим жизням и позвольте мне вернуться к моей». Как вообще выбрасывать трехфутовое цветочное сердце?

Когда история Кэри заканчивается, мой отец хлопает меня по плечу и кивает в сторону коридора, отводя меня в сторону. Он надевает костюм, возможно, в третий раз в своей жизни, и я не могу к этому привыкнуть. Это просто еще одна вещь, которая не к месту. Возвращение домой в место, которое я не совсем узнаю, как будто просыпаюсь в альтернативной реальности, где все знакомо, но нет. Просто немного не по центру. Наверное, я тоже изменилась.

— Хотел забрать у тебя минутку, — говорит он, когда мы уходим от мрачного празднества. Он не может оторвать руки от галстука или оттянуть воротник рубашки. Ослабляет его, затем, по-видимому, уговаривает себя выпрямить и снова затянуть, как будто он чувствует себя виноватым. — Послушай, я знаю, что сейчас не самое подходящее время поднимать этот вопрос, поэтому я просто должен спросить.

— Что происходит?

— Ну, я хотел узнать, не планируешь ли ты задержаться на некоторое время.

Черт.

— Я не знаю, папа. Я не придала этому особого значения. — Я не ожидала быть загнанной в угол так быстро. Подумала, что у меня будет время, может быть, пара дней, чтобы посмотреть, как идут дела, и тогда решить. Я покинула Авалон Бей год назад по определенной причине и предпочла бы так все и оставить, если бы не обстоятельства. У меня есть своя жизнь в Чарльстоне. Работа, квартира. Посылки с Амазон накапливаются у моей двери.

— Видишь ли, я надеялся, что ты сможешь помочь с бизнесом. Твоя мама управляла всеми офисными делами, и все пошло к черту с тех пор, как… — Он останавливает себя. Никто из нас не знает, как говорить об этом — о ней. Это кажется неправильным, независимо от того, с какой стороны мы пытаемся подойти к этому. Итак, мы замолкаем в тишине и киваем друг другу, чтобы сказать, да, я тоже не знаю, но я понимаю. — Я подумал, что если ты не слишком торопишься, ты была бы не против влиться туда и разобраться во всем этом.

Я ожидала, что он может какое-то время пребывать в депрессии и ему нужно время, чтобы справиться с этим, прийти в себя. Может быть, сбежать и пойти на рыбалку или что-то в этом роде. Но это… слишком большая просьба.

— А как насчет Келлана или Шейна? Любой из них должен знать об управлении этим местом больше, чем я. Не похоже, что они бы хотели, чтобы я лезла туда, перепрыгивая черту.

Два моих старших брата уже много лет работают на папу. В дополнение к небольшому хозяйственному магазину, он также владеет каменным бизнесом, который обслуживает ландшафтных дизайнеров и людей, занимающихся ремонтом домов. С тех пор, как я была ребенком, моя мама управляла внутренними делами — заказами, счетами, платежными ведомостями, чтобы папа мог беспокоиться о грязной работе.

— Келлан — лучший мастер, который у меня есть, и со всеми этими восстановительными работами, которые мы проводим на южном побережье, я не могу позволить себе забрать его с рабочего места. И Шейн провел последний год, разъезжая на просроченных правах, потому что парень никогда не открывает свою чертову почту. Я бы обанкротился через месяц, если бы позволил ему приблизиться к счетам.

Он не ошибается. Я имею в виду, я люблю своих братьев, но однажды, когда наши родители попросили Шейна присмотреть за нами, он позволил Джею и Билли залезть на крышу с коробкой вишневых бомбочек. Пожарная служба появилась после того, как трое мальчиков начали бросать бомбы из рогаток в сыновей-подростков соседа в их бассейне. Расти с двумя младшими братьями и тремя старшими было, мягко говоря, занимательно.

Тем не менее, я не собираюсь становиться постоянной заменой мамы.

Я прикусываю губу.

— Как долго ты хочешь, чтобы я помогала?

— Месяц, может быть, два?

Черт.

Я обдумываю это на мгновение, затем вздыхаю.

— При одном условии, — говорю я ему. — Ты должен начать искать нового офис-менеджера в ближайшие несколько недель. Я останусь здесь, пока ты не найдешь подходящую кандидатуру, но это не станет долгосрочным соглашением. Пойдет?

Папа обнимает меня за плечи и целует в макушку.

— Спасибо, малышка. Ты действительно помогаешь мне выбраться из передряги.

Я никогда не смогу сказать ему «нет», даже если знаю, что для меня это не принесет пользы.

Ронан Уэст может показаться крутым, но он всегда был хорошим отцом. Давал нам достаточно свободы, чтобы попасть в беду, но всегда был рядом, чтобы выручить нас. Даже когда он злился на нас, мы знали, что ему не все равно.

— Позови своих братьев, ладно? Нам нужно поговорить о паре вещей.

Он провожает меня с дурным предчувствием и похлопыванием по спине. Прошлый опыт научил меня, что семейные встречи никогда не бывают позитивными. Семейные собрания означают еще больше потрясений. Что ужасно, потому что разве не было большой проблемой заставить меня прервать свою жизнь, чтобы временно вернуться домой? Я прокручиваю в голове такие вещи, как разрыв договора аренды или получение субарендатора, увольнение с работы или просьба об отпуске, а у моего отца все еще есть еще дела?

— Привет, засранка. — Джей, который сидит на подлокотнике дивана в гостиной, пинает меня в голень, когда я подхожу. — Принеси мне еще пива.

— Сам разберись, кретин.

Он уже сбросил пиджак и галстук, верхняя часть белой рубашки расстегнута, рукава закатаны. Остальные не намного лучше, все они в разных состояниях отказа от всего этого костюма с тех пор, как вернулись с кладбища.

— Вы видели мисс Грейс? Из средней школы? — Билли, который еще недостаточно взрослый, чтобы пить, пытается предложить мне фляжку, но я отмахиваюсь. Вместо этого Джей выхватывает ее. — Она появилась минуту назад с Кори Дусетт, несущей свою глупую маленькую собачку-сумочку.

— Дусетт с усами? — Я улыбаюсь при воспоминании. На первом курсе Кори отрастил эту жуткую полоску волос серийного убийцы на губе и просто отказывался брить эту мерзкую штуку, пока она не переросла в угрозу отстранения от занятий, если он от нее не избавится. Он пугал учителей.

— Мисс Грейс должно быть, сколько, семьдесят?

— Я думаю, ей было семьдесят, когда у меня был ее предмет в восьмом классе, — говорит Шейн, дрожа про себя.

— Так они, типа, трахаются? — Лицо Крейга искажается от ужаса. Это был последний урок, который она преподавала перед уходом на пенсию. Мой младший брат сейчас заканчивает среднюю школу. — Это так запутанно.

— Давайте, — говорю я им. — Папа хочет поговорить с нами в кабинете.

После собрания папа снова начинает надевать галстук и воротник рубашки пока Джей не протягивает ему фляжку, и он с облегчением делает глоток.

— Так что я просто скажу об этом: я выставляю дом на продажу.

— Что за черт? — Келлан, старший, говорит за всех нас, когда его вспышка гнева сопровождает заявление отца. — С чего вдруг?

— Теперь здесь только я и Крейг, — говорит папа, — и он уезжает в колледж через пару месяцев, нет особого смысла держаться за это большое, пустое место. Пора сокращать штат.

— Папа, перестань, — вмешивается Билли. — Где Шейн будет спать когда он снова забудет, где живет?

— Это было всего один раз, — рычит Шейн, ударяя его по руке.

— Да, пошел ты, один раз. — Билли толкает его. — Что насчет когда ты спал на пляже, потому что не мог найти свою машину, припаркованную в пятидесяти ярдах отсюда?

— Вы все это прекратите? Вы ведете себя как кучка чертовых идиотов. Есть люди, которые все еще оплакивают вашу мать.

Это заставляет всех замолчать очень быстро. Всего на минуту или две мы забыли. Это то, что продолжает происходить. Мы забываем, а потом грузовик снова врезается в нас, и мы возвращаемся в настоящее, в эту странную реальность, которая кажется неправильной.

— Как я уже сказал, это слишком большой дом для одного человека. Я принял решение. — Тон отца тверд. — Но прежде чем я смогу выставить его на продажу, мы должны его немного подправить.

Кажется, все меняется слишком быстро, и я не могу за этим угнаться.

У меня едва хватило времени осознать, что мама больна, прежде чем мы похоронили ее, и теперь я должна собраться и перенести всю свою жизнь обратно домой, только чтобы узнать, что дома тоже больше не будет. У меня хлыстовая травма, но я стою неподвижно, наблюдая, как все кружится вокруг меня.

— Нет смысла убираться отсюда, пока Крэйг не устроится в колледж осенью, — говорит папа, — так что это займет еще немного времени. Но это так. Подумал, что вы все должны знать скорее раньше, чем позже.

С этими словами он уходит из логова. Ущерб нанесен. Он оставляет нас там с последствиями своего заявления, всех нас потрясенных и ошеломленных.

— Черт, — говорит Шейн, как будто он только что вспомнил, что оставил свои ключи на пляже во время прилива. — Вы знаете, сколько порно и старой травы спрятано в этом доме?

— Правильно. — Делая серьезное лицо, Билли хлопает в ладоши. — Итак, после того, как папа заснет, мы начинаем выдирать половицы.

Пока ребята спорят о том, кому достанется любая потерянная контрабанда, которую они могут откопать, я все еще пытаюсь отдышаться. Я предполагаю, что я никогда не была рада переменам. Я все еще пытаюсь разобраться в своей собственной трансформации с тех пор, как покинула город.

Подавив вздох, я оставляю своих братьев и выхожу в холл, где мой взгляд останавливается на, вероятно, единственной вещи в этом месте, которая ничуть не изменилась.

Мой бывший парень Эван Хартли.

ГЛАВА 2

Женевьева

У парня хватает наглости приходить сюда в таком виде. Эти преследующие, темные глаза, которые все еще скрываются в самых глубоких уголках моей памяти. Каштановые, почти черные волосы, которые я до сих пор чувствую между пальцами. Он так же потрясающе великолепен, как и фотографии, которые все еще мелькают перед моими глазами. Прошел год с тех пор, как я видела его в последний раз, но моя реакция на него такая же. Он заходит в комнату, и мое тело замечает его раньше, чем я. Это помехи в воздухе, которые танцуют на моей коже.

Это отвратительно, вот что это такое. И что мое тело имеет наглость реагировать на него сейчас, на похоронах моей матери, еще более тревожно.

Эван стоит со своим братом-близнецом Купером, осматривая комнату, пока не замечает меня. Парни идентичны, за исключением случайных различий в их прическах, но большинство людей отличают их друг от друга по татуировкам. У Купера два полных рукава, в то время как большая часть чернил Эвана у него на спине. Что насчет меня, я узнаю его по глазам. Светятся ли они озорством или мерцают радостью, нуждой, разочарованием … Я всегда знаю, когда Эван смотрит на меня.

Наши взгляды встречаются. Он кивает. Я киваю в ответ, мой пульс учащается. Буквально через три секунды мы с Эваном встречаемся в конце коридора, где нет свидетелей.

Странно, как хорошо мы знакомы с некоторыми людьми, независимо от того, сколько времени прошло. Воспоминания о нас двоих омывают меня, как приятный ветерок. Прогулки с ним по этому дому, как будто мы вернулись в старшую школу. Пробираться туда и обратно в любое время. Спотыкаясь, упираясь руками в стену, чтобы удержаться на ногах. Смеяться истерическим шепотом, чтобы не разбудить весь дом.

— Привет, — говорит он, протягивая руки в нерешительном предложении, которое я принимаю, потому что мне неловко не делать этого.

Он всегда приятно обнимал.

Я заставляю себя не задерживаться в его объятиях, не вдыхать его аромат. Его тело теплое, мускулистое и такое же знакомое мне, как мое собственное. Я знаю каждый дюйм этого высокого, восхитительного тела.

Я делаю поспешный шаг назад.

— Да, что ж, я слышал… Хотел отдать дань уважения. — Эван застенчив с руками в карманах и склонив голову, чтобы посмотреть на меня из-под густых ресниц. Я не могу представить, что потребовалось, чтобы он оказался здесь.