Вторая итерация

– Ну и работай. – Жвало постучал пальцами по столу, пошевелил настоящую бумагу, лежавшую перед ним. – И вот еще что. – И после паузы: – Сотников.

– Я понял, Антон Федорович. Наблюдаем по полной. И тоже по Злобину.

Жвало уставился на Володина, но ничего не сказал. Исчез. Стена вновь стала стеной.

Серый Павла к себе не допускал. Последний был полон модулей и имплантов, что тебе настоящий терминатор из древнего фильма. Серый же входил в стерильную зону, лично общался с Кручей и контачить с ходячей выставкой электроники и генной инженерии для него было «западло». Но приходилось. Павел был важным элементом, соединявшим мир «верхних» с обычной жизнью. Серый лично возил оговоренные гонорары писателям, талантливо поддерживавшим мифы о «верхних», да и городской фольклор не отставал, причем совершенно бесплатно, поэтому «верхним» себя никогда не считал и вообще не верил в их существование. А вот адвокат, кажется, велся на эту романтическую бредятину. Хотя и странно – по роду занятий кому, как не ему, знать правду! Многие из его клиентов как раз и были единственно теми, кого можно было бы назвать этим модным словом. Но слишком уж они были обычными. И Сотников подсознательно отгораживал их, веря, что существуют еще и настоящие, те, кого никто и никогда не ловил. Серый усмехнулся. Круча спалился много лет назад, и Серому та история была хорошо известна, а вот адвокатишка, похоже, не был в курсе – у него всякий раз загорались глаза, стоило оговориться о стерильной зоне или ненароком помянуть Кручу. От воспоминания о боссе передернуло.

Уютное стильное помещение не совсем типичного московского кафе. Пятна солнца, раскиданные на мебели и полах, немногочисленные посетители, жмущиеся невидимками в тенях. Нетипичность заведению создавали настоящие официанты, как в старину. Не одинокий скучающий администратор, присматривающий за снующими между залом и кухней роботами, а живые люди со своими лицами, фигурами, жизнью и проблемами. Ясно дело, стоило такое удовольствие недешево – достаточно посмотреть на полупустой в разгар ланча зал, но Серый любил это место именно за оттенок архаичности, возможность почувствовать себя этаким барином, повелевающим прислугой.

Из невысокой стопки у входа он подхватил такой же старомодный, как и само заведение, планшет – одноразовое развлечение для скучающих клиентов. Хотя дизайнеры постарались стилизовать эти устройства под бумажные газеты, сохранившиеся, вероятно, лишь в музеях, но все равно было заметно его современное происхождение. Серого планшет интересовал совсем не как атрибут спектакля, разворачивающегося в зале, полном похожей на деревянную мебели, а как средство связи – вполне безопасное в своей анонимности. Несмотря на необходимость, общаться с Павлом он предпочитал дистанционно. Техника не всемогуща, и отследить канал связи с публичного устройства – это время и ресурсы, а Серый не считал, что предстоящий разговор с адвокатом настолько интересен кому-либо, чтобы играть по-взрослому.

Сделав заказ, проводил взглядом молодую девушку, оказавшуюся его официантом, – вероятно, студентка, подрабатывающая на летних каникулах, – и вызвал Павла.

– Да. – Судя по картинке, тот был в своем офисе.

Серый поморщился – с таким же успехом можно было общаться прямо из кабинета следователя. Сотников был уверен в надежности защиты, установленной лучшими специалистами, рекомендованными, между прочим, самим Серым, но именно поэтому тот и морщился. Он лично платил этим гениям цифры за многочисленные закладки в защите адвоката, а потому ни на секунду не сомневался, что те охотно брали деньги у любого – ну, почти любого – заинтересованного клиента. Не говоря уже о том, что каждый из них – кто явно, кто в темную, – работал на власти.

– Опять ты из офиса, – укоризненно покачал он головой.

– Серый, такая у меня работа. Ты знаешь, что по квоте я обязан раз в неделю принимать бесплатного клиента, которого назначает ассоциация. В офисе принимать. Понимаешь? Это не я придумывал! И время не я назначил. Сказать кто?

– Ладно, ладно, не кипятись. – Серый примирительно поднял ладонь. – Будем говорить тогда по-честному, как есть.

– Конечно, – быстро кивнул Павел.

«По-честному» означало исключение из общения любых опасных тем, даже намеков на них. Да и оставшееся следовало обсуждать косвенными ссылками, понятными, как предполагалось, только говорящим.

– Чего клиент? Подписался?

– Нет.

У Серого взлетели брови.

– Как так?

– Торгуется. Предлагает вернуться к разговору, когда выйдет.

– Да ладно! – Серый прищурился. – Он так уверен?

Павел замялся, нахмурился, поднял взгляд на собеседника:

– Мне кажется, с ним что-то не так.

– Ну-ну. Кажется. Расскажи, Паш, чего тебе кажется. – Несмотря на насмешливый тон, Серый насторожился. Неужели залетный фраер не тот, за кого себя выдает?

– Не похож он. Понимаешь? Вообще не похож! А ты знаешь, я таких клиентов перевидел больше, чем кто-либо еще.

– Ну, – подбодрил Серый затормозившего на мгновение адвоката.

– Мужик. Настоящий. Бесхитростный.

Характеристика с точки зрения беседующих была уничижительной. Подразумевалось, что у того, кого так описали, личный интерес или отсутствует, или уступает первенство интересам других людей. Такой мог запросто пожертвовать своими нуждами, а потому был непредсказуем и опасно глуп. Чем еще, кроме тупости, можно было оправдать поведение мужика? Сдохнуть ради других – вот пример полнейшего идиотизма! И сколько раз такое бывало?

– С чего ты так решил?

– Да я вижу. Его не интересуют условия. Я ему про выгоды от сотрудничества, а он равнодушен. Как будто ему все равно. Где его интерес? Ради чего он тогда чистил счета того покойничка? Я ему про волю толкую, а он ведет себя так, как будто в любой момент выйти может! Смотрит на меня, как будто экспонат разглядывает, – ни страха, ни тоски, ни страсти! Я как будто не по адресу обратился! Понимаешь?

– Может, «первоход» неопытный? Не обтесался еще?

– Тертый он! Это – зуб даю! Глаза как рентген, и спокоен, будто не он чалится, а я.

Серому в описании Павла померещился Круча, и он непроизвольно поежился.

– Чего-то ты, Паш, гонишь. То – мужик бесхитростный, то – тертый. Так не бывает. – Он всмотрелся в обиженно замолчавшего адвоката. – Давай так! Пусть посидит пока, мы ему хороший номер организуем. И тогда посмотрим, как запоет.

– В том-то и дело, Серый. Движуха пошла вокруг него. Экспертиза какая-то назначена. Типа у него дочь в Москве. Опасаюсь я – выйдет он. Не зря же он такой спокойный да уверенный был.

Серый задумался. Мутный фраер на киче – одно дело. Мутный верхний, гуляющий по Москве, – другое. Круча точно такое не оставит. Он конкурентов на дух не переносит – они его поляну косят, как он говаривал. Предчувствие надвигающихся проблем заставило напрячься. Подошедшая официантка что-то приветливо сказала, поставила тарелку с салатом, но все удовольствие от общения прошло мимо. Девушка обиженно ушла, а мысль все не выстраивалась.

– Давай так, Паш. Фраера не трогаем. Смотрим, что будет. Если через неделю все так же будет куковать, сделаем, как я сказал. Пусть опыта набирается. – Серый усмехнулся. – Ну а если выйдет, надо отследить, где заляжет. Это я сам сделаю. Ты – дочку эту пробей.

– Да чего там пробивать? У меня все есть. Баба обыкновенная, только по виду – старше нашего клиента. Муть какая-то. Я решил, что ее специально подвели, но не с такими же косяками. Дочь – старше отца.

– А чего «следак»?

– Откуда я знаю? Клиент соглашение не подписал.

– Ладно. Закрыли тему. – Серый уныло ковырнул салат вилкой.

– Приятного аппетита, – пожелал Павел и отключился.

Вам когда-нибудь доводилось выходить из тюрьмы – пусть она даже называется следственным изолятором? А вот мне довелось! Хорошо! Жаль только, погода подкачала. Я жался под куцым навесом, накрывавшим ступеньки, ведущие к железной двери, через которую меня только что выпустили, пережидая зарядивший дождь. На ливень тот не тянул – так, просто плотный мокрый дождина, что настораживало. Ливень-то и переждать не долго, а такой вот дождик может сыпать весь день. Несмотря на это, настроение было отличное. Всего несколько дней, а мне уже все осточертело – не нашел я ничего полезного в этом сомнительном опыте арестанта. Хоть и пробыл им всего ничего, но ни малейшего желания продлевать удовольствие не обнаруживал. А ведь я получил то, что мне было нужно, – время. Пока сидел, худо-бедно разобрался с неожиданным поведением дара, не тупил, как залетный инопланетянин, сталкиваясь с изменившимся бытом, по верхам ориентировался в происходящем в мире.

Неширокая улица, с виду никаких отличий от моего времени, заросла по-летнему густой зеленью, обильно смоченной бесконечной водой с неба. Тяжелая листва шипела и ворочалась под потоками, лениво шевелясь, отряхивалась обильными плевками воды на мокрый темный асфальт самого обычного вида. Через дорогу стояла одинокая белая машинка незнакомой марки. Одна. В Москве. Это было странно – может, там нельзя было парковаться и она лишь притормозила на время, да так и не решалась отъехать? В салоне ничего не было видно, и я уже почти не обращал на нее внимания, когда дернулись дворники на лобовом стекле и стало понятно – машина ждет. Я тоже ждал – мне, честно говоря, и спешить-то было некуда. Мы стали ждать вдвоем.

Медленно, как будто неуверенно, автомобиль тронулся – мотора не было слышно, лишь шипение воды под колесами, – проехал метров пятьдесят – я уже почти попрощался с ним, – внезапно резко развернулся и, почти обрызгав меня, подлетел к ступенькам. Дверь распахнулась. Незнакомый парень помахал рукой из салона, приглашая меня, и я решился – быстро, оленьими скачками прыгая по воде, подбежал к машине и, пригнувшись, занырнул в просторное и светлое нутро. Захлопнул дверь, бросил пакет с вещами, выданный на выходе, на сиденье – камень, карточка модуля, и все, смарт отсутствовал – может, разрядился или не положено. Незнакомец позади отодвинулся, вжавшись в дверь напротив. Пять метров, ну десять – максимум, а я весь мокрый! Протер лицо и осмотрелся – двое. За рулем женщина, отвернулась, напряженно высматривает что-то в боковом зеркале. Молодой парень лет двадцати пяти с любопытством разглядывает меня, по-хозяйски развалившись на диване.

– Здравствуйте! – это он.

Я, по приобретенной на Мау привычке, снова забыл поздороваться, кивнул с извиняющимся видом:

– Доброе утро!

Мимо шипя пронеслось что-то большое – то ли автобус, то ли длинный грузовик незнакомого вида, обдало нас хлестким ударом воды, дворники метнулись стервенело, сдирая ее с лобового стекла. Женщина повернула голову, машина, набирая скорость, устремилась следом за обидчиком. Я узнал ее – женщину. Даша. Моя дочь.

Молча таращился на ее профиль, поймал в салонном зеркале знакомые глаза, но не смог произнести ни слова. Как обратиться, что сказать? Передо мной незнакомый взрослый человек, по какой-то прихоти природы наделенный узнаваемыми чертами моей жены и моими желтыми глазами.

– Я так понимаю, вы мой дедушка?

Я всмотрелся – молодой, выглядит, правда, старше, чем по моим расчетам должен бы, сухощавый, глаза спокойные и умные, внимательно следят за моим лицом. В отличие от дочери, мне он казался незнакомым – вероятно, сказывались гены отцовской линии.

– Возможно, – уклонился, бросил взгляд на желтые глаза в зеркале.

– Федор, не приставай. Приедем – наговоритесь.

Уже знакомый голос – немного напряженный.

– Да ладно. Чего, поговорить нельзя? – И уже обращаясь ко мне: – Крутой прикид! Этника?

Сообразил, что он имеет в виду мою одежду – парадный халат в цветах Уров – кстати, вернули его уже выстиранным и выглаженным. Кивнул:

– Вроде того. А куда едем?

– Вещь! – оценивающе поджал губу парень, покивал головой, добавил: – Куда, куда… Домой, куда еще?

Дочь молчала. Я постоянно ловил ее взгляд в зеркале, но мне она еще не сказала ни слова.

– Домой – это куда? И чей дом? – настоял я, хотя, по большому счету, мне это было все равно.

Как выяснилось, внучек соображал быстро:

– Дед, какая тебе разница? Приедем – увидишь.

– Ну да, никакой, – вынужденно согласился и отвернулся, всматриваясь в проносящуюся мимо мокрую набережную – Яуза? Помолчал, выдавил немного мучавшее беспокойство: – Где мама?

Тишина. Я обернулся. Федор с ухмылкой смотрел на водителя, та молчала. Я уже собирался повторить вопрос, когда парень небрежно бросил:

– Бабушка уехала.

Сказано было так, будто мы виделись вчера, а сегодня она, без предупреждения, не явилась на встречу. Я открыл рот, чтобы уточнить, но тут заговорила Даша:

– Мама вышла замуж. Давно. Еще когда ты только пропал. – Она помолчала. – Мы с ней ссорились из-за этого. Потом я вышла замуж – рано, родила вот это чудо. С мамой почти не виделись – у нее другая семья. – Я поймал взгляд в зеркале. – Я связалась с ней. Она не хочет тебя видеть. У нее со здоровьем не очень – нервы. Лучше оставить ее в покое.

– Ясно. – Что еще можно было сказать?

– Дед! – Парень явно забавлялся. – А ты где был? Особое задание родины в тылу индейцев?

– Ага. В плену был, – отшутился я, но дочь не поняла.

– В каком плену?!

– Это я пошутил. Обещаю. Честно! Все расскажу. Надо только придумать…

Я замялся, и тут же встрял Федор:

– Ясно дело! Прежде чем говорить, надо бы придумать что.

Я рывком развернулся к нему и заметил, как сузились его глаза, но мне всего лишь хотелось объясниться:

– Знаешь, Федя, кто чаще всего пропадает из семьи?

– Кто? – Тот оставался собран и внимателен.

– Сумасшедшие. Психи.

Федор, не спуская взгляда, замедленно кивнул.

– Так вот. Последнее, что я хочу, так это чтобы меня посчитали за такого несчастного! – Я помолчал, оглядел моих спутников. – Когда я начну рассказывать, ты сразу же решишь, что у меня кукушка уехала. Это потому, что ты меня никогда не видел. Прошу тебя, как только ты окончательно уверишься, что имеешь дело с психом, посмотри на твою маму. Прошу это потому, что прямо сейчас, без разных исследований и прочей тягомотины, у меня есть только один факт – но железный. Помни о нем. Я – твой дед. Я – Дашин папа. Но я моложе ее. Каждый раз, как решишь, что я вру, – сравни меня и мою дочь – твою маму.

Я почувствовал, что не так начался наш разговор, что надо было тоньше, деликатнее, что зря я горячился, как ненормальный – ну точно псих, – что нельзя женщине про возраст, но было поздно – что сказано, то сказано.

– Вы и правда… – Внук помолчал, поморщился. – Вы внешне, по крайней мере, не можете быть папой мамы.

– Угу, – кивнул я хмуро.

– Но вы ошибаетесь. Я вас видел. У мамы куча фотографий, да и видео полно. И я правда не понимаю.

– Отлично! У нас есть шанс.

Автомобиль прижался к обочине. За тротуаром виднелись мокрые кусты, мимо проносились другие машины, рядом не было ничего, ради чего стоило останавливаться. Я повернулся к Даше – та сидела, уткнувшись в сжатые ладони и навалившись на руль.

– Ма-ам! – Федор перегнулся к ней, погладил ее плечи.

Я чувствовал себя тошно и отвратительно, будто обидел собственного ребенка.

– Даш, бесенок, прости меня, я больше не буду! – протянул руку и впервые за долгие годы дотронулся до нее, а сердце почему-то тоскливо сжалось от всплывшего ощущения другой женщины. Ана, как мне тебя, оказывается, не хватает!

Квартира была просторной и светлой. Несмотря на погоду, казалось, будто ее подсвечивал краешек солнца. И она была очень женской. Даша любила хай-тек, но подсознательно делала его теплее и домашней – вот пара тигрят устроилась на краю суперсовременного кухонного агрегата, вот вышитый совенок, прячущийся в закутке за футуристичного вида стеклянной дверью, вот – букетик засушенных цветов. Не зря мне не понравился ее муж еще в тот раз, когда меня занесло на Землю, – с ним она развелась, как только Федька ушел в армию. Сейчас сын заканчивал университет, жил отдельно, и Даша, я догадывался, часто скучала в лабиринте большой квартиры.

Мы вкусно поели, много болтали ни о чем, оттягивая момент моего рассказа. Город накрыли дождливые сумерки, когда я после неловкого молчания наконец заговорил.

Это больше напоминало исповедь. Свет не включали. Постепенно тени, изначально прятавшиеся в глубине комнат, осмелели, захватив все пространство и жадно присосавшись к слабому свету, падавшему из окна. Мои слушатели закутались в них, их лица потерялись, они как будто исчезли, лишь изредка напоминая о себе неловким движением. Не знаю, как сложился бы мой рассказ, если бы я видел их. У меня было ощущение, что говорил я для себя – прежде всего для себя. И я старался быть честным, хотя возможно ли это, когда пытаешься несколько лет жизни втиснуть в рамки одного вечера?

Когда я выдохся, Федор включил свет. Помолчали. Видимо, они тоже не ожидали подобного. Даша сидела молча, мне показалось, немного напряженная. Удивительно, но Федор отреагировал с неожиданно практичной деловитостью, хотя мне и почудились нотки сарказма в его словах.

– Дед, и как же ты собираешься выполнять поручение этого Храма?