Помоги проекту - поделись книгой:
– Да, – процедил Питер сквозь зубы, – злюсь, потому что ты делаешь вид, будто ничего не случилось, вместо того чтобы хорошенько мне врезать. Да еще и чувствуешь себя виноватым. Ведь так?
Бледные щеки Фэлри слегка порозовели.
– Но ведь ты прав – это затея моего клана. А я не смог их остановить, не смог даже толком потянуть время… и… человек, на глазах которого рушится весь его мир, имеет полное право сорваться. Поэтому, если позволишь, я не буду тебя бить.
Питер тяжело вздохнул. Потом подсел ближе и начал осторожно вытаскивать из волос Фэлри листья и сухие веточки.
– Нам конец? – хмуро произнес он, не поднимая глаз.
– Почему? Мы только выяснили, с чем имеем дело. – Поднимаясь, эр-лан охнул и оперся о руку Питера.
Стоя посреди растерзанного подлеска, они кое-как привели одежду в порядок.
– Считаешь, еще можно это остановить? – Безумная надежда вспыхнула в груди Питера. – Но как?
Фэлри отряхнул волосы и заново связал их в хвост. Потер лоб и поморщился от боли.
– Надо лететь в Оморон. Попробуем пробиться на галовид и рассказать все, как есть. Если сеги узнают правду… если они
– Хорошо. Но сначала вытащим моих родителей из-за Барьера. Надо найти маму.
Фэлри медленно покачал головой.
– Питер… боюсь, на это нет времени. Пока мы доберемся до Оморона, пока найдем того, кто захочет нас выслушать… все это время здесь будут гибнуть люди.
– Вот именно, и мама может погибнуть! – Питер шагнул назад и сунул руки в карманы изорванной куртки. – Я не могу ее здесь бросить, как ты не понимаешь?
– Если мы остановим истребление, твои родители тоже спасутся! А если нет… куда им идти? Как только станет известно, что они пришли из-за Барьера, их тут же убьют или навсегда запрут в каком-нибудь исследовательском центре!
Они стояли друг напротив друга, и весь лес, казалось, замер, прислушиваясь к их голосам.
– Питер, только ты можешь говорить от имени людей из-за Барьера! – В голосе Фэлри появились умоляющие нотки. – Мы должны лететь вдвоем, понимаешь? Ты ведь хотел спасти людей, когда Сильван тебя спросил, ты…
– Я понимаю только одно – что
Фэлри страшно побледнел – словно на глазах застывал воск. Даже сияние золотых волос, казалось, потускнело. Питер стиснул кулаки так, что ногти почти прорвали кожу.
– Я лечу к отцу и спасу его и маму. И да, я не герой! – вдруг яростно выкрикнул он прямо в потухшее лицо Фэлри. – Не смотри на меня так! Я не герой и не обязан всех спасать, понятно?! Но я должен уберечь тех, кого люблю! Почему ты не хочешь помочь мне?!
– Потому что всех людей за Барьером тоже кто-то любит, – медленно произнес Фэлри, опустив голову, – и они любят кого-то. Знаешь, как иногда говорят про эр-ланов, Питер? Что они боги этого мира. Но бог – это не только красота, величие и могущество. Это еще и ответственность, – он судорожно вздохнул и закончил: – Вот почему я не могу пойти с тобой.
Несколько мгновений Питер смотрел на него – растрепанный, израненный, в рваной одежде, Фэлри потерял свой магический ореол и казался сейчас самым обычным человеком.
И все же это был эр-лан.
– Ты сказал, что всегда будешь рядом, – тихо промолвил Питер, – чего стоят твои обещания?
Он резко толкнул ногами землю, и она послушно ушла вниз, волосы Фэлри сверкнули золотой искрой и пропали в густой зелени. Плавным движением руки Питер развернул тело в нужную сторону и помчался прочь от серой смерти, медленно, но неотвратимо поглощающей его мир.
Ветер сдувал слезы с лица, и ему даже не приходилось их вытирать.
Едва Питер скрылся из виду, Фэлри почти рухнул на колени, потом на бок, скрипя зубами от боли, которая жестоко обозначала контуры позвонков и ребер. Каждый глоток воздуха, мучительно втянутый и так же мучительно вытолкнутый, казался длиной в столетие.
Из горла Фэлри рвались тягучие стоны, он скреб пальцами по земле, горстями срывая мох и нежные лесные цветы. Он был почти рад, что Питер улетел и не видит его страданий, не испытывает чувства вины. Да и не смог бы он сейчас подняться в воздух – нужно дождаться, пока тело регенерирует.
Какое-то время Фэлри лежал на боку, тяжело дыша, точно раненое животное. Шелест листьев звучал так, словно кто-то потирал руки. Крошечная птичка с серовато-оливковым оперением пропрыгала в метре от Фэлри, скосила глаз-бусинку и, схватив что-то с земли, упорхнула.
Боль постепенно отступала. Оставалось только надеяться, что они упали достаточно далеко от Барьера – нелепая была бы смерть, хотя дело, конечно, не в нелепости. Просто Фэлри еще не мог позволить себе умереть. Он должен остановить уничтожение людей, в одиночку шансов меньше, но они есть.
Слова Питера причинили неожиданно сильную боль, за всю жизнь, наверное, никто не ранил Фэлри больнее, даже Инза со своим острым языком. Но по сути все верно – он не знает, что такое любить родителей, оберегать их. Что такое настоящая семья. Он вырос в настоящей семье, но никогда не был ее частью – ему не позволили, а он не слишком-то и пытался.
Но Сильван…
Они познакомились лишь сутки назад, но Фэлри каким-то образом успел привязаться к отцу Питера. По возрасту они не так уж далеки друг от друга, и есть в Сильване что-то очень близкое Фэлри. Особенно остро он ощутил это во время разговора с Карелом. Лэнгилл никогда не унижал Фэлри впрямую, но он чувствовал пренебрежение отца, и в душе все перевернулось, когда он увидел, как отвергает Сильвана его родной отец. И конечно, не мог не вступиться, не поддержать.
Они с Сильваном как два инструмента, настроенные в одной тональности, и мысль о том, что тот может погибнуть, невыносима. И все-таки Фэлри не мог отказаться от своего плана даже ради него.
Может, правда на стороне Питера, а может быть, и нет. Но если есть в мире что-то выше любви и привязанности, то это долг. Фэлри знал это совершенно точно, хотя никто не внушал ему подобных мыслей.
Он пошевелился и понял, что может встать. Ребра еще побаливали, но главная боль, хлеставшая точно плетью вдоль спины, исчезла. Фэлри провел ладонью над поясом и мгновение спустя уже смотрел на лес и солнце, перевалившее зенит, с высоты птичьего полета.
Эмиттеры Барьера, висевшие прямо над верхушками деревьев, точно огромные серые зонты, и правда опасно приблизились. Оставайся Фэлри на прежнем месте еще несколько часов – и все было бы кончено. Он огляделся в безотчетной надежде увидеть Питера, но небо пустовало. Его успело завалить облаками, они клубились и походили на громадные почерневшие мозги.
Фэлри передернуло. Запахнув поплотнее остатки куртки, он решительно взял курс на Оморон, но, как ни спешил, быстро понял, что не успеет до темноты.
К счастью, оставалось еще одно место, где мог укрыться беглый эр-лан.
Башня была закрыта и опечатана, но замок поддался с первого раза. Стоя на платформе подъемника, Фэлри не удержался и еще раз взглянул в сторону Барьера. Смеркалось, тени из черных становились синими, пылающий закат тоже погружался в глубокую вечернюю синеву.
Где-то там Питер и Сильван, и Фэлри вдруг остро ощутил, как ему их не хватает. Буквально на несколько часов ему показалось, что он стал частью чего-то большего, чем он сам – такого ощущения ни разу не возникало за тот год, что он провел в клане Лэ. Жизнь там пронизывало отчаянное напряжение, он постоянно что-то доказывал, соответствовал, стремился быть на высоте. Быть «настоящим» эр-ланом.
Рядом с Питером и Сильваном он впервые почувствовал, что его принимают таким, какой он есть. С красотой, которая порой воспринималась им как оружие, приставленное к его собственной голове. С его мыслями, чувствами и совершенно иным взглядом на мир. Он никак не ожидал подобного, он просто хотел быть с Питером… и неожиданно обрел семью.
Фэлри зашел в центральный зал, свет вспыхнул автоматически, но гало-экраны остались темными. Башня только законсервирована, все системы должны работать как обычно. Фэлри пощелкал пальцами, из распахнувшейся ниши в стене тут же выскочили два больших серых шара – и, точно восторженные собаки, закрутились вокруг ног.
– Бо, Милли! – Он с удовольствием похлопал по бархатистой серой оболочке морфо-кресел. – Да-да, я посижу, конечно, но чуть позже. Подождите меня здесь.
Чего ему реально не хватало, так это дезинфекционной, – с гигиеной за Барьером дела обстояли, мягко говоря, не очень. Быстро принял ультразвуковой душ, попутно осматривая себя – за несколько часов полета синяки и царапины практически исчезли. Одежда превратилась в лохмотья, но Фэлри раздобыл пару запасных комплектов в комнате Инзы. Стандартную сегийскую одежду не нужно подгонять – молекулярная структура ткани менялась сама, так что одежда становилась впору любому, кто ее надевал.
Вновь завязывая в хвост сухие, чистые волосы, Фэлри вдруг подумал о том, насколько мир Оморона удобен и легок для жизни – и как тяжело, оказывается, живется людям там, за Барьером. Тесные комнаты, пропахшие дымом и застарелой грязью, свечи и масляные лампы, необходимость постоянно добывать и готовить еду…
Неудивительно, что эти люди дерутся, как животные, и подвержены диким предрассудкам. Человек не должен так жить, но даже такая жизнь лучше смерти, на которую обрекает всех Оморон.
Нет, не Оморон, думал Фэлри, располагаясь на ночь в уютных объятиях Бо и Милли, надо помнить, что Оморон здесь ни при чем. Это эр-ланы и то не все – во всем виноваты кланы Лэ и Ти. И он выведет их на чистую воду, даже если придется в открытую выступить против отца.
При мысли о Лэнгилле и Камиллерии холодок прошел по недавно зажившей спине, и Фэлри повернулся на другой бок. Но он не остановится, как бы ни было страшно – ради Питера, Сильвана и Крис, ради всех жителей мира за Барьером.
В зале слегка пахло пылью и разогретым пластиком, царила тишина, такая привычная и уютная. Домашняя. Фэлри тихонько вздохнул и прикрыл глаза.
Уже засыпая, вновь вспомнил мрачное лицо Питера, его жестокие слова – он бил наотмашь, не думая, куда попадают удары. Однако в глубине души Фэлри по-прежнему ощущал спокойную уверенность в том, что они не расстанутся. Это чувство возникло в тот миг, когда он увидел глаза Питера – там, в ночном небе, в момент их встречи. Когда ощутил вкус его губ: вкус дождя и зноя, прошедшей зимы и молодой весны – в нем хотелось раствориться, кануть в новый мир под сенью древесных крон.
Питер еще так молод, весь его мир рухнул, родители в опасности. Следует, конечно, простить ему сказанное сгоряча, тем более что он и сам уже наверняка жалеет об их ссоре.
«Ты сказал, что всегда будешь рядом… чего стоят твои обещания?»
Фэлри тяжко вздохнул и, уткнувшись лицом в мягкую ткань, погрузил себя в сон.
7
Он не ошибся – Питер и правда пожалел о ссоре, причем еще раньше, чем добрался до Тэраса. Пару раз даже хотел повернуть назад, но какое-то детское упрямство его останавливало. Вернуться – значит признать, что Фэлри прав, что люди, бесконечными живыми ручейками бегущие сейчас по дорогам, важнее Сильвана и Крис.
Все в Питере поднималось на дыбы от этой мысли… и все же он не мог поверить, что оставил Фэлри. Что в запале бросил в лицо любимому человеку, который только что спас ему жизнь, жестокие, ранящие слова.
Неужели он и правда такой скверный, бессердечный парень?
Уже приближаясь к Тэрасу, Питер вдруг охнул и затормозил так резко, что в глазах потемнело.
Фэлри собирался лететь в Оморон, но исправен ли его пояс? Если тот вышел из строя после падения, эр-лан не успеет уйти от Барьера и погибнет!
Питер бессознательно дернулся, чтобы развернуться, но тут же понял, что попросту не найдет то место, где оставил Фэлри.
Беспомощно взглянул вниз, на переполненный Тэрас. Люди продолжали прибывать, толпились на улицах, даже на такую высоту доносился гул голосов, плач, возмущенные крики. Откуда-то появились облака, угрожающе сгустились и потемнели. Всего час назад небо было совершенно ясным, но грозовой фронт двигался еще быстрее, чем эмиттеры. Ветер усиливался, кружился вокруг Питера, хлестал по щекам, словно в наказание.
Он до боли закусил губу и, отбросив осторожность, опустился прямо на главной площади. При виде человека со светящимися «крыльями» за спиной люди шарахнулись в стороны, Питер отключил пояс и поспешил смешаться с толпой. Собирался поймать кого-то из местных и спросить, где бывший кабачок «Клематис», как вдруг почти нос к носу столкнулся с отцом. Тот крепко сжал его руку и отвел к стене ближайшего здания, чтобы их не затолкали.
– Я видел, как ты спускался. Где Мелл Фэлри?
Питер был так рад видеть отца и находился в таком отчаянии, что охотно повис бы у него на шее, но натолкнулся на непривычно суровый взгляд темных глаз и смущенно замер.
– Эм… мы… видишь ли… мы решили разделиться, – промямлил он, – Фэлри полетел в Оморон, чтобы попробовать образумить сегов, а я вернулся за тобой и мамой.
Сильван покачал головой, но ничего не сказал.
– Надо найти флаер, о котором говорил… Карел, и отправляться на поиски. Я прихватил мамины карты, пойдем по маршруту, который она составила на этот год.
– Сейчас почти осень, она должна была уже идти назад, – Сильван кусал губы, – Тэрас забит до отказа, беженцы огибают его и двигаются дальше, к побережью. Как мы ее найдем в такой толпе?
– В любом случае она пойдет по Древней Дороге, другого пути нет. И у нас есть флаер.
– Не можем же мы лететь на нем над Дорогой! – возразил Сильван. – На такой скорости разглядеть одного человека в толпе невозможно. И нельзя сеять панику, люди и так до смерти напуганы.
Питер невольно окинул взглядом площадь. Совсем недавно это было одно из самых красивых мест в городе, а теперь повсюду валялся мусор, люди расположились прямо на мостовой, сидели и лежали на тощих тюфяках, плащах или просто на голом булыжнике. На всех лицах застыло испуганное, озлобленное выражение, дети плакали, стоял страшный шум. Магистрат пытался что-то сделать, открыв несколько передвижных кухонь с горячей похлебкой, но ситуация уже грозила выйти из-под контроля.
– Многие города закроют ворота и начнут обороняться от беженцев, как в древние времена, – удрученно произнес Сильван, – Тэрас всегда принимал всех, такая традиция… и сейчас она может выйти ему боком.
Питер молчал. Проведенная отцом параллель с Великим Исходом неприятно поразила. Он вдруг осознал, что еще немного – и начнется хаос, в котором найти маму будет так же нереально, как Фэлри в Омороне.
Но нельзя же все бросить, даже не попытавшись?!
– Поищем флаер, – медленно произнес он, – дождемся темноты и тогда уже решим, что делать.
Сильван со вздохом кивнул и протянул Питеру его котомку.
Выбраться из города оказалось не так-то просто – пришлось идти против людского потока, который становился все гуще.
Стремительно темнело, как будто вечер решил прийти раньше обычного, лишь вдоль горизонта на востоке тянулась яркая линия света. Грозовые тучи теснились все ниже, и молния дважды расколола сухое небо прежде, чем издалека прикатили первые раскаты грома.
Питер, стиснув зубы, пробирался сквозь толпу и старался не думать о том, что гроза может застать Фэлри в воздухе – при условии, конечно, что он еще жив.
Нет, он жив, Питер чувствовал это, жив и движется к своей цели, гроза его не застанет, он слишком далеко, быть может, уже в Омороне! Надо было лететь вместе, с раскаянием думал он, если бы он не вел себя как курица, которой оторвали голову, и подумал как следует, то понял бы, что Фэлри прав.
Но тогда отец наверняка застрял бы здесь, а Тэрас слишком близко, пугающе близко к тем жутким серым полусферам, которые неумолимо движутся, не оставляя за собой ничего живого.
Надо спасти хотя бы его, если уж… если вдруг не получится найти маму…
Питер всхлипнул, чувствуя, что теряет над собой контроль. Крупные капли одна за другой начали падать на голову и плечи, защелкали по крышам, все быстрее и быстрее, и вдруг хлынуло по-настоящему. Люди вокруг заметались в безотчетной попытке укрыться; кого-то сшибли с ног, заревел ребенок, со всех сторон раздавались крики ярости и боли.
Питер крепко сжимал руку отца и упрямо шел вперед, стараясь держаться ближе к зданиям. Гроза проливалась сквозь тучи, ливень был холодный, кусачий, сумрачная пелена легла на крыши и фасады домов, которыми еще сутки назад Питер любовался вместе с Фэлри.
Каждый шаг давался с таким трудом, словно даже душа обладала непомерным весом и придавливала Питера к земле. И все-таки он шел и не остановился, пока распахнутые настежь ворота Тэраса не остались позади.
На небольшом пространстве между мостом и воротами беженцы разбили импровизированный лагерь, тут и там смутно белели самодельные палатки и навесы, густо дымили костры, погашенные ливнем. Здесь стало чуть посвободнее, чем на улицах, и Питер с Сильваном перевели дух.
– Словно из берлоги Темного Лика выбрались, – с трудом произнес Питер – губы онемели от холода, на нем не осталось сухой нитки, а дождь все не унимался.
Сильван весь дрожал, но голос его звучал ровно, словно они преспокойно сидели на собственной кухне и слушали, как снаружи беснуется непогода.
– Если флаер и впрямь на ходу, мы могли бы переправлять людей через Барьер в безопасное место. Спасти хоть кого-то… здесь много детей…
– Сначала попробуем найти маму, хорошо? – перебил его Питер, снова ощущая вкрадчивое, кошачье прикосновение паники. – Мы должны хотя бы попытаться!
Сильван поспешно кивнул, и на его лице появилось знакомое выражение безграничного терпения. В детстве, если Питер упрямо хотел что-то сделать, отец никогда не отговаривал его, а позволял убедиться на собственном опыте, что затея безнадежна.
Злость вспыхнула мгновенно, захотелось крикнуть отцу: «Ты что, уже похоронил ее? Ты ее любишь, почему же не борешься, за каким Темным сразу сдаешься,
Но он сегодня уже причинил боль дорогому существу, одного раза вполне достаточно. И Питер лишь стиснул зубы и ускорил шаг, задавив в себе отчаяние и ярость.
Они молча прошли по обочине Дороги и, добравшись до развалин, нырнули в лес. Никто не обратил на них ни малейшего внимания – люди двигались молча, с безумными, расширенными глазами и, казалось, не видели ничего, кроме застилавшего их страха. Вода струилась по лицам, а они даже не пытались ее вытирать.
В развалинах, казалось, стало еще темнее – Питер и Сильван то и дело поскальзывались на мокрых обломках, спотыкались и чуть не падали, хватаясь друг за друга.
И тут Питера осенило – ведь свет всегда с ним, стоит только активировать пояс! Он коснулся прохладных металлических пластин и, когда пылающие белым золотом «крылья» развернулись за спиной, вздохнул с облегчением. На свету дождь обрел зримую форму – со всех сторон словно бы полоскались занавеси, сотканные из блестящих нитей.
Поделиться книгой: