— Не спеши, поговорить надо! — она решительно впихнула меня своим некрупным телом назад в помещение.
— Пошли поедим! — попытался я обойти по дуге препятствие, — В столовой, давай, поговорим!
— Здесь поговорим! — Ирина Витальевна была непреклонна, — Незачем гусей дразнить.
Далее, в течение минут десяти, моя желтозубая подруга достаточно подробно проинформировала меня о тяготах и лишениях, которые меня должны постигнуть в самое ближайшее время. И источниками этих напастей, с ее слов, должны были послужить мой начальник Данилин и замполит РОВД.
— Откуда знаю, говорить не буду, но за достоверность ручаюсь! — уверенно и без прежнего веселья в глазах заявила мне Алдарова, — Предположительно, погоришь ты на деле по квартирным кражам. По тем, которые ты в одно дело объединил. Сроки там или еще какие процессуальные нарушения, точно я не знаю. Но можешь не сомневаться, что-нибудь, да найдут. Замполит на какое-то твое жилье слюну выделил, так, что без взыскания ты точно не останешься! И за свой выговор он на тебя очень злой! Ты имей в виду, Сергей, наш замполит Мухортов, это такая мразь, что Талгат тебе совсем скоро аленьким цветочком покажется!
Я, резко расхотев есть, опустился на ближайший стул. Алдарова молча смотрела на меня. В глазах ее, как ни странно, читалось искреннее сочувствие.
— Жаль, что с Михалычем ты плохо расстался, у него, помню, что-то похожее было. Мы тогда с ним в области в одном кабинете сидели, — по-прежнему глядя на меня, как бы между прочим проговорила она. Ну ладно, ты думай, а я пошла.
Забыв поблагодарить подругу, я проводил ее до дверей и повернул ключ в замке. Надо было думать. В том числе и о роли конфликта с Ахмедхановым в создавшейся ситуации. Меня упорно тиранила мысль, что без его влияния на замполита здесь не обошлось. И причем здесь моя грядущая квартира? Она-то вообще из другой оперы и к этому РОВД никаким боком!
Однако же, надо решать, как себя вести дальше, думал я, меряя шагами свой кабинет. Догрызать Ахмедханова до увольнения? Если не упускать момент, то это вполне реально. Но без громкого скандала это не обойдется. Да еще скандала с политической подоплекой. Стану популярным на все областное УВД. Что там УВД, в обкоме меня по имени-фамилии знать будут. Как бунтаря, демагога и опасного склочника. Как обезьяну с гранатой. Опять врагов наживу. Больших и лютых, а мне еще служить, как медному котелку! Стоп! А может, наоборот, я им социально ближе стану? И тем самым очков наберу? Как верный ленинец, надежный комсомолец и лояльный режиму советский гражданин?
Одни вопросы. Ответов на которые у меня не было.
Бл#дь, ну вот как просчитать ситуацию, если последние сорок лет жил совсем в другой стране, а в этой я пока-что еще инородное тело?
И посоветоваться не с кем, не к Зуевой же идти. Она и так со мной натерпелась. К тому же, кроме кудахтанья, я вряд ли что-то толковое от нее услышу.
Остановившись, я уперся взглядом в стенной шкаф со стратегическим запасом на сумму сорок рублей в виде пустой стеклотары. Так-так-так. Ну да! Теперь я знал, к кому обратиться за советом. Тем более, что Алдарова про похожие кражи что-то там вещала… Только бы найти листок с номером.
Бумажка нашлась быстро и я начал накручивать диск телефона.
Консультант Каретников
— Слушаю, — раздался в трубке голос законного представителя слабослышащих.
— Виктор Михалыч, это Корнеев Сергей, здравствуйте! — произнес я в ответ.
— Здравствуй, Корнеев Сергей, что у тебя стряслось? — поинтересовался Каретников.
— Совет ваш нужен, Виктор Михалыч, встретиться бы? — невольно сполз я на просительные интонации, — Минут сорок уделите?
— Уделю, — не стал кобениться незлопамятный Каретников, — Времени у меня теперь много.
Мы договорились, что я приеду к нему на работу в свой обеденный перерыв. Надо бы только Зуеву предупредить и наврать, что сразу после обеда отправлюсь тиранить потерпевших. Чтобы она не теряла меня.
С Каретниковым мы проговорили полтора часа. Сидели мы с ним в столовой областного ВОГ, куда я был приглашен пообедать. Собственно, обедал я, а Виктор Михайлович прихлебывал из огромной как унитаз, белой фаянсовой кружки какой-то отвар. Еда у глухонемых была несоизмеримо вкусней и на треть дешевле, чем в столовой РОВД. А тарелки в два раза глубже. Если бы не расстояние в восемь трамвайных остановок и еще десять минут пешком, я бы ездил сюда каждый день.
Еще по пути на встречу, я вполне осознанно решил ничего не скрывать.
Темнить и что-то утаивать было чревато. Поняв, что я играю его втемную, Каретников мог послать меня далеко. Один раз я его уже обидел. И дело даже не в этом. Не вывалив всю исходную и предельно объективную информацию, было бы трудно рассчитывать на правильные советы. А мне, кровь из носу, ошибаться сейчас было никак нельзя.
Сначала, не перебивая, Виктор Михайлович выслушал все, что я счел существенным. Потом он начал задавать вопросы. И оказалось, что существенного в моей памяти было раза в три больше, чем я полагал. Уже по тому, как этот зубр меня потрошил, я понял, что Зуева нимало не льстила Каретникову, называя его толковым следователем.
— Рупь за сто, но это Заричный из областного следственного Управления Данилина по тебе выдергивал, — начал выдавать свои соображения Виктор Михайлович.
— Почему, Заричный? Нафига я Заричному? — удивился я, — Где я, а где тот Заричный?!
— Заричный и Копылов из одной команды. И Данилина он выдергивал к себе, чтобы обставить выполнение своих обязательств по предоставлению тебе жилья. Ты ведь понимаешь, что Облпотребсоюз работникам УВД жилье давать не может? У них там своя очередь из страждущих такая, что до пенсии стоять в ней и не перестоять.
Я молча кивнул.
— Вооот! — самодовольно протянул Каретников. Это раз.
— Согласен, что не для меня их жилищные фонды, — кивнул я, — А где "два"?
— Ну не будет же тебе Гудошников за свои деньги кооперативную квартиру покупать! И Копылов, тем более, не будет! Ей богу, Сергей, ты как ребенок, — вздохнул теперь уже и мой консультант, — Заричный через Данилина озадачил тебя раскрытием серии краж, да еще между делом известил его об улучшении твоих жилищных условий. Уверен, что там среди потерпевших, наверняка есть пузаны из Облпотребсоюза. Так что будет повод вполне легально премировать тебя жильем. В порядке шефской помощи за раскрытие преступлений, совершенных в отношении работников Облпотребсоюза. И обком не будет против, и никто из потребсоюзовских очередников пискнуть не посмеет.
Каретников дождался моего кивка и продолжил.
— Так что будь уверен, серию вы раскроете. В крайнем случае, тебя обеспечат жуликами, которые возьмут на себя эти эпизоды. Дело ведь возбуждено по 144 -й? — я опять кивнул, — Ну вот, а по этой статье, если без рецидива, санкций свыше семи лет лишения свободы, законом не предусмотрено. Что за две обнесенные хаты, что за двадцать две — они так и так не больше семерика получат. А гражданские иски жулики и так терпилам никогда не платят. За двух-трехместную камеру и водку с колбасой пару раз в неделю, желающие квартирники, из уже сидящих в СИЗО, уж точно найдутся.
Так что не волнуйся, не мытьем, так катаньем раскроешь ты свою серию.
Моя новая советская родина удивляла меня все больше и больше своей беспринципностью и правовым нигилизмом.
— И ? — изумленно уставился я на Каретникова.
— И система наградит тебя Квартирой! Копылов всего лишь демонстративно определит награду. А Заричный проследит, чтобы более заслуженные товарищи из городского, либо из областного УВД не кинули худородного лейтенанта на обещанный приз. Сунув ему с барского стола еще одну грамоту, как за тех грабителей. Сам говоришь, что замполит уже на твою хату нацелился! Да только хер ему на воротник при таких раскладах! Получишь ты свое жильё, Серёга, даже не сомневайся! Неизвестно, правда, какое и где, но получишь! И волки будут сыты, и овцы при своих останутся. Хотя, кто тут волки, а кто овцы, я бы еще поспорил.
Цинизм ситуации и простота схемы меня умилили. Справедливость, равенство и братство в самой свободной стране мира открылись мне очередной непарадной стороной.
А мой наставник задумчиво прихлебывал свое питье, рассматривая молчаливых, но улыбчивых барышень в белых одеждах, суетящихся по ту сторону раздачи.
— Как у тебя отношения с операми складываются? — спросил он меня, отвлекшись от созерцания моих кормилиц.
— Пока никак, — честно ответил я, — Руки до них пока не доходили. Так, в столовой мельком и по именам даже не всех знаю, — Отдельные поручения им направляю, но толку пока никакого.
— Вот это плохо! Это Данилин с Захарченко могут меж собой хоть языками, хоть зубами цепляться, а тебе с операми дружить надо. Особенно сейчас. Ты только наглеть им не позволяй.
Каретников толково наставлял меня, щедро выдавая зерна без плевел, выдавая и без того давно известные мне истины.
— Но имей в виду, когда надо кого-то из оперов взбодрить или на место поставить, обходись своими силами, начальству не фискаль. Если правильно сумеешь с операми отношения выстроить, сильно себе хлопот убавишь. И думай, Сергей, какой информацией с ними можно делиться, а какую лучше придержать. Информация, она штука обоюдоострая.
Мой советчик помолчал и, отхлебнул свежего варева уже из другой кружки, которую со свежезаваренным питьем ему подала улыбчивая прелестница с ямочками на щеках.
И потребовал.
— Вот что, Сергей, ты принеси мне дело по серии. По всем кражам. Все, какие есть материалы, принеси. Крутятся у меня мысли по прошлым нераскрытым.
P.S. Друзья, если кому не оцарапает душу моя просьба, то, пожалуйста,ткните пальцем в сердечко наверху и подпишитесь! Спасибо!
Глава 4
Проснулся я у себя дома. Вчера мне все-таки удалось выполнить свое обещание, выданное начальнице. И даже два раза. И все оба раза от души. Но ночевать я все-равно пошел домой. Я еще из прошлой жизни твердо знал, что, если есть своё лежбище, то квартировать у женщины с неустроенной личной жизнью чревато. Прежде всего потерей свободы. Правда, потерей в обмен на устроенность той самой личной жизни и той самой женщины. На мой взгляд, это слишком уж неравноценный обмен. Если только при виде этой женщины тебя не бьет волнительный озноб и не расслабляются, как тающий воск, все члены организма. За исключением одного. Н-да…
В отсутствие Ахмедханова, вдруг заболевшего какой-то сердечной болезнью, оперативки стали проходить более спокойно. Но и без него личному составу следственного отделения начальствующий майор Данилин спуску не давал. Нарушители УПК и волокитчики исправно и в достаточных количествах получали крупной соли и жгучего перца под хвост. Меня пока-что барская строгость обходила стороной. Равно, как и барская любовь. Но я и поводов для нареканий пока вроде бы не давал. Впрочем, о чем это я?! Если начальству вдруг приспичит взбодрить меня, то меньше всего его будет заботить наличие какого-либо повода.
— Что у тебя там по срокам, Корнеев? — дойдя до меня по кругу, упер мне в переносицу взгляд суровый майор, — В делах своих еще не заблудился?
— Не заблудился, Алексей Константинович! — изобразил я бодрое выражение лица, поднявшись со стула, — У меня всё в пределах дозволенного! — я постарался не заметить, как на эту вольность неодобрительно дернулась Зуева.
— Сегодня закончу с Брусенцовым по сто пятьдесят четвертой. Ознакомлю его с постановлением о прекращении и карточки сразу выставлю. Я его на десять вызвал! — бодро доложился я руководству по движению того скандального дела, за которое меня уже не раз пнули.
— Ну и слава богу! — Данилин потянулся за сигаретами, — А чтобы тебе скучно не было, вот, прими материал! — он толкнул мне по столешнице тонкую стопку казенных бумажек, сцепленных скрепкой.
— Дело это, как бы сказать, тухлое, — майор со злорадством зыркнул на меня, прикуривая, — Но я в тебя верю, ты у нас парень способный, справишься! Мне даже показалось, что Алексей Константинович где-то глубоко в душе надо мной веселится. Мелькнуло что-то такое в его глазах. А, может, мне это просто почудилось.
— Злодей внизу, в обезъяннике, тебе даже повесткой вызывать его не надо! Его пока по мелкому оформили, чтобы содержать в камере основания были. Так что ты зайди в дежурку, скажи, что он за тобой, а то они его в суд отвезут! — как-то уж слишком благодушно сообщил мне эту в общем-то немаловажную частность отец-командир. И смотрел он опять в этот момент на меня непривычно приветливо.
— Ты, Корнеев, разберись с этим засранцем со всем тщанием и прими по нему безошибочное процессуальное решение! — уже, как обычно сухо, повелел начальник.
— Есть разобраться и принять решение! — подчинился я требованию руководства. С облегчением и чувством глубокого удовлетворения понимая, что на этом мое общение с ним исчерпалось. По крайней мере, на ближайшие пару часов, так это уж точно.
Минут через пятнадцать утренняя оперативка благополучно завершилась и я направился в дежурную часть. Смена сегодня была хорошая, оперативным дежурным с утра заступил старлей Аскер-заде. Парень толковый и вполне грамотный. А самое главное, мы с ним ладили.
— Ты его сейчас заберешь? — поинтересовался Аскер, — Или, может, его через суд пропустить? Помдеж скоро мелких на рассмотрение повезет и твоего прихватит, если что.
— Не надо через суд! Если дело возбужу, то я его сам сразу и арестую. Или не арестую, — вслух сам с собой рассуждал я, — А из суда его нагнать могут. Дадут штраф и отпустят, ищи его потом!
— Жестокий вы народ, следаки! — с ухмылкой поцокал языком оперативный дежурный Аскер, — Вам лишь бы всех арестовать! И пофиг кого, хоть разбойника, хоть засранца!
Прозвучавшее второй раз за крайние двадцать минут слово «засранец», да еще в отношении злодея, который теперь числится за мной, меня насторожило. И я начал листать материал, который до этого просто держал в руках.
Сука! Вот ведь подсуропил мне начальник! Понятно теперь, почему он так мягко стелил. Наслаждался он, а я, дурак, в тот момент простодушно радовался, что меня не ругают! То-то он теперь потешается! Блин, да что-ж я такой везучий парень, ну почему, что ни говно, так оно всё непременно к моему берегу?! Н-да…
Из наспех собранного в прошлые дежурные сутки материала вырисовывалась в прямом смысле вонючая история.
Некий Вязовскин Алексей Мордухаевич, двадцати шести лет от роду, вчера в двадцать три часа сорок минут был задержан в общежитии завода «Прогресс» при весьма странных обстоятельствах. А обстоятельства в тех палестинах случились, не побоюсь этого слова, зловонные. После свадьбы своего приятеля, на которую этот персонаж Вязовскин был приглашен в качестве свидетеля со стороны жениха, он направился в гости к девушке. Которая также была свидетельницей на той же свадьбе, но только со стороны невесты. Барышню эту звали Зинаидой и фамилия у нее была Печенкина. Проникшись взаимной симпатией на почве совместного исполнения свидетельских полномочий, молодые люди решили продолжить общение в более интимной обстановке. И для того поехали они в заводское общежитие, где в комнате на двоих с соседкой и проживала мамзель Печенкина. Работавшая, к слову на «Прогрессе» комплектовщицей.
Опрошенная Зинаида Печенкина показала, что пригласила свадебного коллегу Вязовскина к себе в общагу, потому, что её соседка по комнате Евдокия Котенёва с утра уехала к родителям в деревню. Уехала на все выходные и аж до понедельника. А, значит, комната была свободна для общения с новым интересным и таким многознающим знакомым. Поскольку запасливый Алёша спиртным уже затарился, прихватив со свадебного стола бутылку водки, то дело встало только за закусью. Особо не мудрствуя, Зинаида дала Вязанкину ключ от комнаты, назвала её номер и показала, в какой стороне та находится. А сама направилась в ночной буфет общаги, предназначенный для жильцов, трудящихся на «Прогрессе» во вторую смену.
Но вот тут все пошло не совсем по тому плану, который выстроили свидетели Зина и Алёша. И, если Зинаида всё исполнила безукоризненно и успешно закупилась в буфете куском вареной курицы и полудюжиной беляшей, то Алексей свою миссию начисто провалил. Бездарно, да еще и со скандалом. С дурно пахнущим скандалом.
И я уже совсем тщанием принялся читать объяснение, отобранное у виновника ночных событий. Документ, кроме заполненной шапки, был исписан Алексеем Вязовскиным собственноручно. Подробно и обстоятельно. И даже не без художественных изысков. Мне почему-то подумалось, что автор этих шести страниц подвизается в каком-нибудь литературном кружке или несет общественную нагрузку по выпуску стенгазеты.
Итак, суммировав откровения Зинаиды и Алексея, я начал что-то понимать. Скорее всего, Вязовскина подвела его непреодолимая тяга к халявному гурманству и жадность до гастрономического дефицита. В силу своих свидетельских прерогатив и находясь в непосредственной близости от жениха и невесты, Алёша не отказывал себе ни в чем. А так как стол молодоженов деликатесами был укомплектован побогаче прочих, то и Вязовскин, пользуясь случаем, тоже не дал слабины. Упитанный Алексей и прежде отсутствием аппетита не страдал, а тут и вовсе отвязался. Фамилия обязывала…
Теперь же, задним умом он понимал, что погорячился. Что немного переборщил с потреблением заливных, жульенов и салатов всех четырех видов. Да еще в двойных, а то и в тройных экземплярах. А при воспоминании о жирном бисквитном торте и об, в одну харю съеденных тарталетках с черной и красной икрой, Алёша вполне ощутимо испытывал жуткие рвотные позывы. Он уже несколько раз порывался свалить домой или, хотя бы, скрыться в кустах и проблеваться, но эта дура Зинаида вцепилась в его левую руку, как клещ и непрерывно молола какие-то глупости, над которыми сама же визгливо смеялась.
Сжав в потной руке заветный ключ, брачный свидетель Вязовскин через три ступеньки рванул к указанной Зинаидой комнате. Попадающиеся навстречу ему аборигены, испуганно шарахались в стороны и прижимались к стенам. Его живот разрывался, раздувшись до невообразимых прежде размеров. Алексея чудовищно пучило.
Трясущимися руками и не с первого раза он попал ключом в замочную скважину и открыв дверь, стремительно заскочил в комнату. Дверь за собой он захлопнул. Язычок замка еще не щелкнул, а Алексей уже дал волю до предела сжатым атмосферам в своем кишечнике. Получилось громко и продолжительно. Потом, через секунду, еще раз и также от всей души. Громовержец Вязовскин стоял у порога и блаженно улыбался в темноту, громко испуская миазмы. Жуткая какофония продолжалась достаточно долго. Настолько долго, что Алёша уже начал переживать, что вот-вот вернется Зина, а тут даже у него самого нестерпимо режет глаза от случившегося катаклизма. Продолжение романтического вечера оказывалось под угрозой срыва. Осознание реальности этой угрозы Алексея не радовало. Потому что, избавившись от лишнего давления в организме, визави Зинаиды вновь был готов к буйству романтических страстей и поцелуев.
Следует отметить, что дураком Алексей не был. Во всяком случае, сам он таковым себя не считал. Поэтому сорвал с себя пиджак и начал его раскручивать над головой вокруг своего грушевидного туловища на манер вентилятора. Ему резонно подумалось, что таким образом он сможет хоть как-то рассеять концентрацию выпущенных им удушливых газов. И, быть может, немного, но тем самым освежит атмосферу в этой не такой уж большой комнате.
Из раскрученного пиджака, внезапно, звеня и разлетаясь в разные стороны посыпалось содержимое карманов. Авторучка, ключи от дома, мелочь и так далее. Алексей ненадолго растерялся. Ему было жалко и рассыпанных денег, и польской новомодной шариковой авторучки. А утрата ключей, вообще обещала ему серьезные проблемы с родителями. Жил он с ними, а мама у Алексея была женщиной очень строгой.
До прихода Зинаиды надо было собрать утраченное имущество и, если получится, всё-таки попытаться открыть окно. Даже со скидкой на то, что своё не пахнет, Вязовскин всё же чувствовал некоторую спёртость воздуха в данном помещении. Глаза его по-прежнему щипало. Что будет с органами зрения и дыхания у посланной за провиантом дамы, Алексею даже не хотелось думать.
Пошарив рукой по стене рядом с дверью, душистый казанова нащупал выключатель и щелкнул им. Наверху вспыхнул свет и Алёша застыл столбом.
На одной из двух кроватей, расположенной по левую от Алексея сторону, вжавшись в угол, в мелких конвульсиях билась, какая-то до синевы бледная девица. Её остекленевшие глаза были не меньше, чем по юбилейному полтиннику, а оба кулака она почти полностью втиснула себе в рот. Ужас, который сплошным потоком выплескивался из её выпученных глаз, Вязовскин мог сравнить только с тем, который он однажды видел в глазах коровы, которую резали в его присутствии. Они тогда всей семьей, объединившись с четой Либензонов, ездили в район, запасаться кошерной говядиной по выгодной цене.
Окончательно поняв, что по совокупности причин, интимной близости с Зинаидой ему теперь уже не видать, несостоявшийся, но всё еще попукивающий любовник деловито натянул пиджак и принялся методично собирать по комнате, всё то, что он так опрометчиво разметал.
Девка, к счастью, все это время никак ему не мешала. Она даже не шевельнулась ни разу и продолжала молчать, не вынимая кулаков из своей безразмерной ротовой полости. Только вращала выпученными глазами и мелко дрожала.
Даже когда Алексей полез под её кровать за авторучкой, она не посмела пискнуть. Вязовскин уже совсем уверовал, что ему удастся тихо, по-семейному восстановить все свои убытки, включая монеты самого небольшого достоинства, когда эта дура завопила так, что он на какие-то секунды по-настоящему оглох. Не стоило собирать мелочь с постели этой безумной овцы, успел подумать ароматный герой-любовник, когда в коридоре захлопали соседские двери.
Вторую ошибку он допустил, когда тактично попытался заткнуть зинкиной соседке рот. Но лучше бы он этого не делал! Лучше бы она орала, как прежде. Обошлось бы дешевле. А так всё получилось в два раза громче и неприятнее. Мало того, эта визжащая сволочь еще и укусила его за ладонь!
Окончательно расстроившись, гражданин Вязовскин кинулся на выход с твердым намерением покинуть этот гнусный вертеп и больше никогда в него не возвращаться. Но едва он отомкнул замок и выскочил за дверь, то сразу же оказался в окружении жалких, ничтожных личностей пролетарского вида.
Мужики в семейных трусах и бабы в сорочках и застиранных халатах, и даже их ублюдочные отпрыски, окружили Алёшу и глядя на него недобрыми глазами, никак не желали пропускать его к лестнице. Да что там! Не принимая во внимание страдания Алексея от боли в прокушенной ладони, ему завернули руки за спину и прижали лицом к стене. Никакие доводы Вязовскина, включая угрозы, не возымели на общажное общество никакого вразумляющего действия. Его по-прежнему грубо прижимали к стене, а пара баб наперегонки кинулись на вахту вызывать милицию. Милиции Алёше никак не хотелось и он даже попытался объяснить, что у него у самого среди родни есть очень большой милицейский начальник. Но его опять никто не хотел слушать. И даже мерзавка Зинаида, которую он совершенно точно видел в толпе, к нему не подошла. Вместо этого, она шмыгнула в комнату, да так там в духоте и просидела, пока не заявились милиционеры.
В принципе, в действиях бздливого ловеласа я уже сейчас усматривал состав преступления, предусмотренного частью второй статьи двести шестой УК РСФСР. Даже, если не принимать во внимание бесчеловечную по своему цинизму газовую атаку на Дусю Котенёву. И все прочие события, имевшие место в комнате за номером семьдесят шесть. Хватало того, что, оказавшись в общем коридоре, гражданин Вязовскин имел неосторожность воспользоваться ненормативной лексикой. В присутствии множества коренных жителей этого гетто. Среди которых присутствовали женщины и дети. Ничуть не сомневаясь, что эти самые дети, нехороших слов знают гораздо больше, чем похабник и скандалист Вязовскин, я все же опирался на закон. А закон в данном случае суров и предусматривает для этого вонючки ни много, ни мало, а аж до пяти лет лишения свободы. Потому, как на замечания граждан он не реагировал, а, напротив, продолжал свои хулиганские действия. Со слов возмущенных граждан, вот этот, сидящий сейчас передо мной в обезъяннике мосье Душистый Перец, вчера вел себя нагло и вызывающе. Да еще и с особым цинизмом. Кстати, надо будет потом обязательно выяснить, что это есть такое, особый цинизм.. Н-да…
— Его, что, били? — повернулся я к Аскер-заде.
— С чего ты взял! — возмутился дежурный, — Пальцем никто его не трогал! — сам знаешь, как я задержанных принимаю! И этого спрашивал! — Аскер приблизился к решке.
— Вязовскин, тебя били? — громко спросил он задержанного газовщика.
— Не били, — хмуро ответил тот, — Но руки мне крутили! Больно крутили руки! — в его голосе сквозило искреннее возмущение. — А эта мерзавка, которую вы называете потерпевшей, она мне вот, ладонь насквозь прокусила! — он протянул в нашу сторону забинтованную кисть.
— А чего тогда у него лицо такое, — не удержавшись, спросил я Аскера, — Круглое и опухшее, как будто по нему ногами топтались? И глаз почему совсем не видно у него? — подозрительно начал я вглядываться в неестественно круглую физиономию похотливого пердуна с хулиганскими наклонностями в формате особого цинизма.
Я никак не мог поверить, что Вязовскину нынешней ночью не досталось дюжины оплеух и затрещин. Причем, непосредственно по его луноликой морде. Там, где у нормальных человечьих людей были обычные округлые или миндалевидные глаза, у этого засранца присутствовали лишь узкие щелки и больше ничего.
— Нормальное у меня лицо! — возмутился находящийся по другую сторону закона агрессивный пердун, — Не хуже вашего у меня лицо! Еще и получше даже! — с абсолютной уверенностью в своих словах злобно выкрикнул мне роковой избранник Зинаиды. Теперь уже, наверное, бывший избранник. Вряд ли после рассказа соседки Евдокии о газовых бесчинствах гражданина Вязовскина в их комнате, Печенкина будет таскать ему передачки.
Я на секунду представил, как от неописуемого ужаса, на мелкие куски рвалось сознание несчастной девушки, когда к ней в комнату внезапно ворвался газующий монстр Вязовскин. Вот лежит себе спокойно Дуся в своей девичьей постельке, осмысливает неудачу с поездкой в родную деревню. Или мечтает о принце на белом коне. И вдруг, ни с того, ни с сего, к ней в комнату вламывается неизвестный мужик, замирает на месте и на протяжении нескольких минут беспощадно портит воздух. Да с такой чудовищной громкостью, что не приведи господь! А потом, также непредсказуемо срывает с себя пиджак и начинает изображать какой-то языческий ритуальный танец, напоминающий взбесившуюся мельницу. Далее, этот пахучий и темпераментный оригинал включает свет и лезет к Евдокии под кровать. Брррр….
Уж на что я мужчина опытный и много чего в жизни повидавший, но даже я, окажись на месте мадемуазель Котенёвой, точно, умом бы тронулся!
— Пусть он еще у тебя посидит, меня там человек у кабинета ждет вызванный, — обратился я к Аскер-заде, — Этого, — я кивнул на луноликого засранца, — Этого я через час заберу. А, может, и раньше.
P.S. С со всей ответственностью заявляю, что упомянутого выше персонажа Алексея Мордухаевича Вязовскина ни в коей мере не следует ассоциировать со знаменитым классиком мировой литературы и безмерно уважаемым мною литературным и музыкальным критиком Алексеем Викторовичем Вязовским. Категорически заявляю, что это абсолютно разные люди и, что они даже не родственники!
Глава 5
Поднявшись на второй этаж и свернув в свой тупичок, я увидел у своей двери кроме барыги-надомника Брусенцова, трех незнакомых мне особ женского пола. Две из них были девицами-перестарками, а третья взрослая женщина имела ярко выраженный фермерский вид. Вернее, колхозный, если исходить из современных реалий.