— Это че, как в «Карты, деньги, два ствола»? — спросил черноволосый сексуальный маньяк, а русый Саня, презрительно хмыкнув, долбанул по стеклу кием. И тут же на весь дом заорала сигнализация!
Господи! Ну, что за дебилы? Неужели нельзя подумать, что такие вещи могут быть под дополнительной охраной, самостоятельной, которая не запитана от общего охранного контура?
— Бляа-а-а-а! — высказал свое отношение к произошедшему Саня, а затем начал споро вытаскивать ружья из шкафа и скидывать их в чехол, которым были накрыты кии.
Я могла бы сказать, что тот кий, которым он долбанул стекло, стоил куда больше, чем содержимое шкафа. Могла бы… Но не стала. В конце концов, каждый сам сочинитель своих ошибок… Вот пусть и получают по полной.
А мне о себе любимой надо заботиться.
Воспользовавшись тем, что про меня вроде как временно забыли, я аккуратно сделала пару шагов в сторону лестницы. Если удастся выскочить, то я их тут, на этой гребанной мансарде, и запру.
И пусть потом с полицией сами общаются!
Но черноволосый маньяк оказался не настолько тупым и вовремя поймал меня за локоток:
— Куда, кукла? Подожди пока… Саня, че с ней делать?
Саня оглядел меня злобно и напряженно. Черт… А ведь реально убьют… Сделала жалобные кошачьи глазки. Не убивайте, дяденьки…
— Блять! — выругался Саня, — мелкая совсем!
Я поспешно закивала. Мелкая, да, совсем мелкая! И память — девичья! Никому ничего!
Тут с улицы заорали патрульные машины.
Грабители переглянулись. А затем Саня скомандовал:
— Тащи вниз. С нами пойдет. Прикроемся ей, если что.
— Сань… — засомневался черноволосый, — ты че? Ее же прибьют…
— Тащи, я сказал! — зарычал Саня, и его подельник подчинился.
Мы скатились вниз, под вой сигнализации и светомузыку полицейских машин.
Я прикидывала шансы уцелеть, и выходило плоховато. Учитывая, что планом отхода эти два дебила не озаботились, запросто пойдут напролом, прикрываясь мной. И тогда на пулю шальную нарваться — нефиг делать. А мне нельзя.
У меня обязательства есть перед родными.
И потому в моих интересах, чтоб ушли они тихо. Судя по всему, парни не убийцы, зря я про них нехорошее подумала. И, к тому же, Саня этот явно воспринимал меня, как помеху, а черноволосый считал малолеткой. Что не мешало щупать меня за зад, ух, извращенская рожа!
— Там есть выход через черный ход, — вздохнув, подсказала я, — покажу, если отпустите потом.
— Посмотрим! — зарычал страшно Саня и повелительно мотнул головой, приказывая.
Ну, куда деваться?
Пошла первая, сворачивая сразу вниз, через гараж — в сторону, противоположную главным воротам и выходящую на узкий проулок.
Получилось пройти быстро и сразу рвануть к небольшому парку, красиво припорошенному снегом.
Я бежала наравне с мужчинами, только лишь потому, что черноволосый не отпускал мой локоть и молча тащил за собой.
Бежать было неудобно, в сапожки набился снег, затем я увязла в сугробе и вынырнула уже без обуви.
Взвизгнула от острого обжигающего снега, и черноволосый, выматерившись, подхватил меня на руки.
Так мы и бежали с ним, следом за молча прущим вперед Саней, нагруженным сумкой и чехлом с ружьями.
Я бы уже не отказалась, если б меня скинули в какой-нибудь сугроб, как обузу.
Уж явно выбраться сумела бы!
Парк — это не лес дремучий, в конце концов…
От дома уже далеко отбежали… зачем я им?
Но меня спокойно тащили с собой, черноволосый грабитель, у которого сила оказалась просто бычья какая-то, неимоверная, нес на руках, похоже, даже веса не ощущая.
А я, поначалу опасливо цеплявшаяся за его свитер при каждом резком движении, вскоре успокоилась и даже прикрыла глаза, утомившись и укачавшись.
В его руках мне почему-то было спокойно и тепло, как в папиных объятиях в далеком детстве.
В итоге, момент, когда мы подбежали к невысокой и неприметной иномарке, я упустила.
Меня споро затолкали на заднее сиденье, следом залез Саня, а тот, что меня тащил все это время, сел за руль.
— Слушайте, выпустите меня, пожалуйста, — снова попыталась договориться я, — ну зачем я вам? Я же ничего не знаю, и вас толком не запомнила… Деды Морозы и Деды Морозы… Отпустите…
Выдавила слезу на всякий случай, но Саня — не похотливый извращенец, на него мои слезы и мольбы вообще никакого действия не возымели.
— Рот закрой, папина дочка, — резко приказал он, — не соблазняй…
— Я? Я не…
— Пришибу, блять.
После этой угрозы, сказанной спокойным холодным тоном, стало понятно, что мольбы впустую.
Я боязливо отодвинулась подальше, на всякий случай аккуратно проверила замки в машине, но не нашла, естественно, никаких рычагов, чтоб открыть. Да и глупо это… На полном ходу. А вот если бы остановили…
Я поджала под себя голые ступни, пытаясь согреться, и отвернулась к окну. Видно было плохо, похоже, тонировка стопроцентная… Как только штрафов не нахватали…
В машине было тепло, мои ноги оттаивали, и постепенно по телу расходилось блаженное тепло.
Я знала, что мне нельзя расслабляться, что нельзя даже на секунду терять бдительность… Все знала.
Глаза закрыла только на секунду, чтоб немного уменьшить напряжение.
И провалилась в мучительный, тяжелый, больше похожий на обморок, сон.
Организм, зараза, подвел в самый ужасный и неожиданный момент…
Во сне меня мотало, мотало, мотало, пока не примотало к чему-то твердому, теплому и надежному.
Счастливо выдохнув, я обхватила это надежное обеими руками, несмотря на непонятное протестующее ворчание, сжала покрепче. И провалилась в еще более глубокий сон.
Просыпалась я медленно.
И от очень приятных ощущений.
Меня гладили по щеке, касались легко-легко, а голова лежала на чем-то, мерно поднимающемся и опускающемся.
И еще это все приятно пахло. Так… Островато-горько и возбуждающе. Хотелось потереться носом и щекой, чтоб вобрать в себя побольше этого аромата.
— Ну, чего делать будем? — тихо раздался над моей головой смутно знакомый голос.
— Хер его знает… — и этот голос мне был знаком откуда-то…
— Надо с ней решать.
— Да? Ну так реши, — неожиданно злобно сказал тот, первый голос, — давай, бля. А то все я…
— Я… Не знаю…
— И я не знаю.
После этого наступило молчание. Тяжелое такое, давящее.
Я потихоньку просыпалась, уже припоминая события прошлого и пытаясь осознать свое положение в настоящем.
Интересное, в общем-то, положение…
Похоже, мы в машине. По крайней мере, я, чуть приоткрыв глаза, поняла, что полулежу на заднем сиденье, обнимая, словно большого мягкого мишку… того самого злобного грабителя Саню!
И он, что характерно, позволял это делать! Спокойно, смирно даже, я бы сказала, сидел, стараясь не шевелиться, чтоб не разбудить! И мягко гладил тыльной стороной ладони по щеке!
Это было настолько странным, настолько невероятным, что я даже решила, что сон мой продолжается! Ну не может такого быть, только не в этой вселенной!
Этот Саня скорее выкинул бы меня прочь из машины, чем позволил использовать себя вместо плюшевого мишки!
Однако же, факт оставался фактом.
Позволял. И я использовала.
И сейчас тоже использую!
Так… Тут, главное, не пропалиться. Главное, не дать им понять, что я проснулась. Может, что интересное услышу. Пойму, что это за люди, мои похитители…
Ладонь опять мягко прошлась по моей щеке.
— Тихо ты, — шикнул на приятеля водитель, теперь я его голос совершенно четко узнала, — разбудишь.
— Так ее все равно будить надо, — пробурчал Саня, — и вообще… Мне тоже не особо хорошо, задница уже в блин превратилась, столько часов сижу неподвижно.
Часов? Неподвижно???
— Надо же… — голос водителя стал задумчивым, — спит себе… Вот это психика… Железобетонная.
— Даааа… Или просто дура редкая, тоже вариант…
Да, пожалуй, второе — прям мой вариант, не поспоришь…
— Спит… На папашу своего не похожа.
— Ага, совсем. Ковер — отморозок конченный. И рожа кирпича просила еще в молодости даже. А она — прям ангел невинный…
— То-то ты ее все за жопу лапал…
— Ну а чего не полапать? Одно другому не мешает. Я бы и засадил ей с удовольствием. Дочка Ковра… Это… Это словно его выебать.
— Да-а-а, Гном… А ты — тот еще изврат, я посмотрю? — голос Сани стал ехидным, а Гном (что за прозвище такое?) коротко хохотнул.
— Еще бы! Этот сучий потрох не только твоим жизнь поломал, сам знаешь… Я бы его привязал, суку, и заставил смотреть, как все его хозяйство горит. И как его гребанная фабрика, из-за которой он моего отца пришил, полыхает… А потом бы…
— Что потом? И сейчас тоже? — поинтересовался Саня.
— Нет… — подумав, ответил Гном, а затем моего лица коснулась еще одна рука, и тоже аккуратно так, нежно даже, — теперь — нет. Я все же не сучара, как Ковер. Да и ты тоже, — подумав, добавил он.
— Да… Блять… — горько ответил Саня, — как мы лажанулись с тобой, два дебила… С этим сейфом… Только глубже еще закопались… И… Ее прихватили… Вот что с ней делать теперь?
— Не знаю… — тяжко вздохнул Гном, — спит, как ангел. Красивая такая… Да?
— Да, — тяжело уронил Саня, — красивая.
И жесткий палец прошелся по моим губам. Очень определенным таким движением.
Я замерла, стараясь изо всех сил дышать, как и раньше, ровно. Не выдавать себя. Сейчас нельзя было, ни за что. Они поймут, что я их слышала… И тогда… Они — не злодеи, как оказалось. Просто со своими счетами к Коврову… Ох, угораздило меня!
И теперь… Почему я думала, что Саня в упор не видит во мне женщину? Очень даже видит, как выяснилось…
И нельзя, нельзя сейчас просыпаться…
Грудь, на которой я лежала, начала подниматься и опускаться чуть чаще, тяжелое сердце отдавалось мне в уши мерным боем. А палец все скользил по нижней губе, изучающе так, властно.
И, судя по участившемуся дыханию Гнома, ему картина того, что он видел, нравилась.
— Хочешь ее? — прошептал он еле слышно, — возьмем?