Женский роман

Еще и герберы, которые она любила с самого детства, правда, куда больше в палисаднике, на земле. Но букет, и правда, был изумительный.

Дома она устроила его в вазе. И поставила на свой письменный стол. А, засыпая, думала о том, что Вересовы — оба — решили ее извести. От этого сделалось смешно и легко. И она тихо-тихо рассмеялась, накрылась с головой одеялом и подумала, что все-таки она динамо. Леська, студенческая подружка, ее не поняла бы. Да, признаться, она и сама себя сейчас не очень хорошо понимала. Понимала только то, что Вересов-старший ей очень-очень понравился. И, наверное, Леська права — она дура.

Утром следующего дня мысли неожиданно прояснились. Ночные слабости и грезы были отставлены в сторону. Волосы завязаны в тугой узел. Вместо любимых ботинок обуты ботильоны на высоких каблуках.

Когда вошла в класс, облегченно выдохнула. Цветов на столе не было. Не падают два мяча в одну и ту же лунку. Но не прошло и трех минут, как выяснилось, что, например, в бильярде очень даже падают. На полочке под столешницей лежала книга. На французском. Amour royal et imperial. Где только достал? И что за намеки?

А Вересова-старшего утром следующего дня в офисе встретил господин Борисоглебский. Визит его был незапланированным, однако, и отвертеться от него никак нельзя. Пришлось выслушивать планы очередного блиц-крига против госпожи Мазур-Борисоглебской, поглядывая на часы. В 10:30 у него было слушание в Голосеевском суде, и в кои-то веки оно стало спасением. Распрощавшись с Альбертом Филипповичем, Максим выскочил из офиса.

Поеживаясь, добежал до машины. Как-то резко наступила осень — сырая, промозглая, ветреная.

Сегодня Вересову повезло. К обеду им зачитали резолютивную часть решения, требования клиента, которого вел Макс, были удовлетворены в полном объеме, на радостях клиент пригласил адвоката на обед, который они и провели в теплой дружественной обстановке в очень душевном ресторане.

Клиентом была дама. С помощью Максима Олеговича она получила с бывшего мужа приличный кусок в виде дома за городом, квартиры в центре Киева, двух машин и достаточно внушительной денежной суммы в качестве возмещения за причиненный моральный вред. И теперь, кажется, собиралась к солидным гонорарам, выплаченным Вересову, присовокупить и натуроплату. Так, как она это понимала. Всем своим видом давая понять, что она совсем не против, если…

Максим с улыбкой отвечал на ее кокетливые вопросы, с удовольствием уплетал обед — кухня в ресторане действительно оказалась хорошей, и думал о том, что после вполне успеет к гимназии. Расписание Марины Николаевны он помнил хорошо.

Наконец, обед подошел к концу, Макс оплатил счет и проводил даму к ее машине.

— Так вы позвоните, Максим? — томно спросила она.

— У меня плотный график, в последнее время все кинулись разводиться с удвоенным энтузиазмом, — улыбнулся Макс.

— Но я все равно буду ждать.

— Всего доброго, — он захлопнул дверцу.

Через двадцать минут был у школы. Сегодня припарковался подальше — «а то вдруг придумают», и стал наблюдать за выходом. Ждать пришлось дольше. В бардачке нашелся старый выпуск «Вокруг света». Поглядывая одним глазом на школьные ворота, прочитал что-то о работе авиадиспетчера и покорении южного полюса. Когда уже стал думать, что Марина могла уйти раньше, или он мог ее пропустить, вдруг увидел стройную фигурку в бежевом пальто и на высоких каблуках, спешащую вдоль школьного забора.

Но встретил он ее уже там, где забор закончился.

— Добрый день, Марина Николаевна!

Марина Николаевна едва не подпрыгнула на месте от неожиданности, поскольку смотрела, как всегда, не перед собой, а под ноги, чтобы не свалиться со своих каблуков. И вдруг улыбнулась.

— Здравствуйте, Максим Олегович! — легко проговорила она. — Кофе я не хочу и уже пообедала.

— Я тоже. Потому хочу предложить подвезти вас, — Максим улыбнулся в ответ.

— Куда подвезти?

— Домой. Подвезти вас домой. Вы же на метро? — он бросил взгляд вдоль улицы. Потом снова обернулся к ней, внимательно посмотрел ей в глаза и, совсем расплывшись в улыбке, спросил: — А вы что подумали?

Мара, словно загипнотизированная, рассматривала его лицо. Кажется, впервые она позволила себе откровенно рассматривать его. А потом брови ее подлетели вверх, и она совершенно бестактно проговорила:

— У вас глаза разного цвета!

Она была далеко не первой и уж точно совсем не последней, совершающей это открытие. Макс давно привык к подобным репликам. Мало, кому удавалось промолчать.

— Нравится? — усмехнулся он.

Мара тут же смутилась и отвела взгляд. Но словно бы все еще видела колдовские его глаза — один карий, а второй зеленовато-карий, гораздо светлее. Тогда в классе, еще на собрании, думала, что показалось. Разница была, но не настолько контрастная. А здесь на свету разглядела.

— Извините, — пробормотала она. — Вечно я… Я пойду, мне пора.

— За что извинить? За то, что у меня глаза разные? — Максим улыбался. — Марин, давайте отвезу вас домой, а?

— Не надо, у меня встреча.

Потом Мара резко подняла голову, полезла в сумку и достала оттуда книгу, полученную утром.

— Но кое-что вы можете для меня сделать. Отдайте Кириллу. Я не знаю, где он ее взял, но она слишком дорогая, чтобы оставлять ее в школе. И слишком тяжелая, чтобы везти ее через весь город. Вы значительно облегчите мне жизнь.

Максим взял из рук учительницы книгу, кивнул и предпринял еще одну попытку:

— Могу подвезти на встречу.

— Тут и пешком пять минут. До свидания! — Мара махнула ему рукой и побежала вдоль улицы, цокая каблуками и глядя уже не под ноги, а перед собой.

Проводив ее взглядом, Макс вернулся к машине, бросил на заднее сидение книгу. Потом внимательно прочитал название. Французского он не знал, но некоторые «интернациональные» слова разобрал. Снова взял в руки книгу, пролистал, с удивлением задержался на нескольких ярких иллюстрациях и поморщился. Воспитательную беседу придется проводить.

Вечером, после ужина от Аллы Эдуардовны, Максим зашел в комнату к сыну и без предисловий спросил:

— Когда ты решил перестать учить французский?

Кирилл, уткнувшись в монитор компьютера и не поворачивая голову к отцу, усердно клацал мышкой. Но отозваться все-таки соизволил.

— В смысле?

— В смысле трех двоек за три недели.

— Я в процессе исправления. Все под контролем. Училка новая, не притерлись еще.

— Кто к кому не притерся? — поинтересовался отец, располагаясь на диване.

Кирилл все-таки обернулся к отцу и легко пожал плечами:

— Да оба! Я, конечно, сам дурак. При Зое можно было на какие-то вещи забивать и не париться, а эта пока не выдохлась — старается.

— То есть, выдохся ты, — Вересов-старший кивнул. — При таком раскладе я бы поставил на нее.

— Рано делаешь выводы. Я бы на твоем месте не торопился. Не все средства еще испробованы.

— Неужели есть варианты? А подбираешь ты их где — в той книге, которую сегодня забыл в классе? Теперь так стали выглядеть учебники?

Кирилл вздрогнул, а потом расплылся в улыбке:

— А ты откуда знаешь про книгу? Это подарок был. Она на французском. Стрельникова любит все французское.

— Она вызвала меня сегодня, — не моргнув глазом, поведал Макс, — и отдала книгу. Сказала, что ты забыл. Еще сказала, что ты ведешь себя вызывающе. Кирилл, я за десять лет ни от одного твоего учителя не слышал, что ты хам. Так почему именно теперь и именно с ней?

Брови юного хама поползли вверх. Даже мышку из рук выпустил. До сохранения, конечно, не дошел.

— Вот дура! — рявкнул он. — Такие книги никто просто так в учительском столе не забывает! Это была попытка подружиться, между прочим. И кто после этого хам?

— По-прежнему, ты, — спокойно ответил Максим и внимательно посмотрел на сына. — Во-первых, потому что орешь, во-вторых, потому что позволяешь себе так называть молодую женщину, твою учительницу, между прочим, и в-третьих, потому что тебе вообще пришла в голову такая светлая мысль — подарить учительнице дорогую книгу, при этом не сообщив ей о своем намерении. Собственно, это еще и глупо. Так что все это означает, Кирилл?

— То есть ты считаешь, что лучше было бы сказать? — отметя все остальные доводы и вопросы как ненужные, живо спросил сын. — Или сделать надпись на обороте? Пусть даже и по-французски?

— В этом случае она бы вернула ее тебе, — отец пожал плечами.

— Ну да… — задумался Кирилл, а потом выдал следующее умозаключение: — Может, предложить ей позаниматься со мной дополнительно? Ты как? Потянет наш бюджет Марину Николаевну?

— Наш бюджет многое потянет. И это хорошо, что ты сам готов к дополнительным занятиям. Потому что она рекомендовала мне некоторых очень хороших учителей.

— Я против некоторых, даже если они очень хорошие. Оценку мне ставить будет она. Пусть погоняет меня пару раз в неделю с аудированиями. Остальное я и сам могу.

— Надеешься, что за оплату уроков, она поставит тебе оценку автоматом? Нет, дорогой. Заниматься будешь с другим учителем, а ей писать тесты. Или что там у вас?

— Ладно, ладно, как скажешь, — протянул Кирилл. — Но диски я у нее уже взял для занятий. За поведение извинился. С остальным разберусь.

С этими словами он снова повернулся к монитору и запустил игрушку, всем видом давая понять, что воспитательную беседу считает оконченной. Максим подошел к Киру, крепко сжал его плечо и спокойно сказал:

— По твоим итоговым оценкам я посмотрю, как и с чем ты разобрался.

После разговора с сыном, он расположился на лоджии, где было обустроено что-то наподобие курительной комнаты — глубокое удобное потертое кресло, небольшой бар… Он давно уже курил только сигары, только короткие панателы и только кубинские Коиба. Это можно было делать редко, никуда не торопясь и оставляя проблемы ненадолго в стороне.

Сегодня расслабиться не получилось. В любимом кресле, с бокалом виски и сигарой в руке Максим Олегович Вересов впервые решил подумать о том, что происходит. Потому что явно что-то происходило. Его упрямство напоминало скорее азарт охотника, но удивляло то, что этот азарт вообще был. Макс не помнил себя таким. Обычно «нет» он понимал с первого раза. И принимал это. Без пересмотра обстоятельств дела.

У Вересова все и всегда было просто. Единственный ребенок в семье, которого баловали в меру возможностей и от которого в ответ требовали не много: быть хорошим мальчиком и учиться на пять. Второе условие было простым — учеба давалась ему легко. Отличником не был, но твердые четверки имел. В университет поступил тоже легко. Учиться нравилось, гулять нравилось еще больше. Впрочем, одно другому, как ни странно, не мешало. В результате на третьем курсе сначала легко познакомился с Иркой, потом также легко на ней женился — свадьбой «по залету» никого и никогда удивить было нельзя, и через пять лет параллельной жизни с женой не менее легко развелся, поставив лишь одно условие: Кирилл останется с ним. Ирка не сопротивлялась. У нее случилась любовь, и она увлеченно оббивала порог американского посольства в желании получить визу невесты.

К этому времени Макс уже работал в адвокатской конторе и провел несколько успешных бракоразводных процессов, полностью определившись с направлением собственной деятельности. Легко и прибыльно. Отец, правда, мечтал, что сын станет следователем, но Вересов, проведя две практики в районных прокуратурах, совсем не горел желанием там работать.

Время шло, количество клиентов увеличивалось, авторитет начинал работать на Вересова, женщины появлялись и исчезали, иногда оставляя по себе недолгие воспоминания, Кирилл рос.

Собственно, уже почти вырос.

Максим медленно затянулся. Сделал большой глоток виски. И снова мысленно вернулся к первопричине. Зачем он затеял свою охоту?

Элементарно, Ватсон! Едва ли не впервые в жизни ему понравилась девушка, которая упорно его отшивала. Но проблема заключалась в том, что она ему действительно понравилась. Услышать от нее согласие стало жизненно необходимо.

И если она не желает заходить на его территорию, он отправится на ее. Максим улыбнулся. Сегодня вечером слова о репетиторах вылетели сами собой, но прозвучали вполне правдоподобно. А значит, можно воспользоваться этим как поводом встретиться с Мариной Николаевной. Отказать ему в разговоре о Кирилле она не сможет.

* * *

— Сеньора Руива, сеньора Руива! — бубнила себе под нос мамаша Жасинта, подражая голосу юного Дьярмуида, ожидавшего у ворот, и поднималась по лестнице в комнату дочери. — Уж тридцать четыре года я сеньора Руива! И что? Кому от этого легче стало? Мне его, что ли, учить, что с девушками делать, если хочешь своего добиться!

В самом деле! Когда ей было столько, сколько сейчас Дейне, она сама зарабатывала себе на кусок хлеба. Но Дейну уберегла от подобной судьбы и с собой в один ряд никогда не ставила. Дочь у нее — цветочек девственный, но слишком уж упрямый. Непорочность мамаша Жасинта очень высоко ценила — то, чего самой сохранить святые покровители не дали. Правда, везения ей было не занимать. Потому что характер покладистый. Не то что дочка! Упрямство ее погубит, как пить дать!

Вот бы только Дьярмуид хоть под венец ее затащил, тут бы мамаша Жасинта и успокоилась. Да только юноша что-то лепетал о любви и каждый божий день, привозя в таверну «Какаду и антилопа» свежеиспеченный хлеб из пекарни своего отца, заодно приносил несколько пирожных — совершенно бесплатно. Для прекрасных сеньориты и сеньоры Руива. Мамаша благодарила, вздыхала, облизывалась и оба пирожных отправляла дочери. Худая, как щепка! Откормить бы! Сама же Жасинта боялась лишний раз заглядывать в зеркало — старела да толстела. Хотя многочисленным ее поклонникам и нравились женщины в теле.

Впрочем о дочери… Вот хоть бери и советуй бедному парню непотребство какое, чтобы после него Дейна тотчас согласилась выходить замуж, чтобы даже других мыслей в голове не имела, и чтобы пути назад у нее не было!

Но едва подумав об этом, мамаша Жасинта перекрестилась, попросила прощения у святого Иакинфа, своего покровителя, за такие мысли. И решительно распахнула дверь в комнату дочери.

— Дейна, там Дьярмуид пришел! — объявила она с порога.

Дочка аж подпрыгнула.

— И зачем он явился? Я и сама бы прекрасно добралась до его дома, — вздернув повыше носик, проворчала она.

— Я тебя в темноте не пущу! — отрезала мамаша. — У меня времени ходить нету. Весь город, конечно, у старой Катарины сегодня, но у меня мука не просеяна, да запасы пересчитать надо, прикинуть чего да как. Я с тобой не пойду. Да и уважь юношу! Сложно, что ли?

— Не сложно, — Дейна заплела вторую косу и теперь разглядывала себя в зеркало.

На ней был утренний ее наряд. Она повертелась вправо-влево. Поправила кружева на блузке, откинула на спину косы и повернулась к матери.

— Не сложно, мама. Но в темноте, да с молодым человеком. А вдруг он целоваться полезет? — Дейна округлила в ужасе глаза и спрятала лицо в ладони.

— Тоже мне новость! Я ужасно удивлюсь, коли не полезет. Ты ж у меня такая раскрасавица! Прямо как я в молодые годы. Только тебя замуж сразу возьмут, такую сладкую. И мыкаться в нищете ты не будешь.

— Ну зачем мне замуж? — Дейна опустила руки. — Я могу помогать вам в таверне. И с Дьярмуидом целоваться совсем не хочу. У него зубы кривые и лоб в прыщах.

Жасинта рассмеялась, глядя на свою дочь, а потом приосанилась и стала объяснять:

— Ну с зубами я тебе ничего присоветовать не могу. Хорошо, что они есть. У половины наших молодцев в его годы зубы гниют уже. А этот, видишь, ничего. А с прыщами все просто — вот как женится, как заживет с женой, как то подобает молодому мужчине, так сразу прыщи и пройдут. Уж поверь моему опыту. И высокий он, и статный, и отец у него почтенный пекарь. Всегда накормлена и обута будешь при нем. А уж как страдает за тобой, как убивается!

— Но я не люблю его, мама! — в сердцах выкрикнула Дейна.

— Много ты знаешь о любви! — вдруг рассердилась мамаша Жасинта. — Столько юношей хороших к тебе ходили, а ты весь мир забыла со своим висельником! Ну да ничего, я эту глупость из головы твоей выбью! Или ты идешь сейчас же с Дьярмуидом к ним на праздник, или я запру тебя в монастыре на Лос-Хустосе! До тех пор, пока замуж не выйдешь! И поверь, капитан твой тебя туда забирать не придет — сама знаешь, что с ним сделает господин губернатор! Да и станешь ли ты его подвергать такой опасности?

— Хорошо, мама, — Дейна сердито смотрела в глаза матери. — Я пойду на этот дурацкий праздник вместе с твоим ненаглядным Дьярмуидом.

Она зло мотнула головой и вышла из комнаты. Мамаша засеменила следом, услышала восторженный голос сына пекаря, воскликнувшего: «Как же вы красивы сегодня, сеньорита Руива!». А когда за молодыми людьми захлопнулась дверь, поспешила на задний двор, где ее ожидал Хосе Бертино. Какое счастье в кои-то веки целый вечер провести только вдвоем!

— Даже не смей ко мне приближаться ближе, чем на шаг! — зло прошипела Дейна в ответ на приветствие Дьярмуида.

Так и шли они по дороге. Дейна впереди, помахивая косынкой, сын пекаря на шаг позади. Несколько раз он порывался что-то сказать девушке, но тут же прикусывал себе язык. Так он хотя бы может сказать, что они шли вместе, а иначе она еще убежит — не догонишь. Уж он-то Дейну знает! Оставалось только идти следом да вздыхать, глядя на колышущуюся вокруг ног девушки юбку.

Так и дошли они до дома сеньора Кальво, пекаря городка Рэдбей на острове Исла-Дезесператос. Веселье было уже в самом разгаре. Старая Катарина со своими пирогами сидела на самом почетном месте, а сама именинница, донья Перлита, давно уже танцевала со своим женихом в толпе молодых людей. Под веселую музыку местных музыкантов.

Глядя на счастливую сестрицу, Дьярмуид тихонько сказал:

— Идемте и мы танцевать, сеньорита…

— Ааааа! Прекрасная сеньорита Руива! — раздался громкий, будто из трубы, голос сеньора Кальво, который, едва увидав их, замахал рукой. — Рад приветствовать! Идите выпейте за здоровье Перлиты!

— Спасибо, сеньор Кальво, — вежливо сказала Дейна, пробравшись сквозь многочисленных гостей. — Поздравляю вас и донну Катарину! — она подняла свой бокал, который наполнил для нее почтенный пекарь, и весело выкрикнула: — Счастья и здоровья Перлите!