Бастард Ивана Грозного — 2

Последние слова она произнесла с грустью.

Санька же почувствовал приток силы и понял, что способен вот прямо сейчас перевернуться в тонкий мир.

— Он муж гарпии, — сказала русалка просто. — И в нём её сила. Много силы. Откуда у тебя её сила?

— Мы любили друг друга, — сказал Санька.

— И где она сейчас? — Спросил голос Водяного.

— У Аида, наверное.

Водяной булькнул удивлённо.

— И он не врёт! — Удивилась первая русалка.

— Значит Гарпии нет, и ты решил, что теперь смотрящий — ты?

— А кто? — Спросил Санька. — Ведь кому-то ведь надо.

— Мы и сами с усами, — недовольно сказал водяной, но Санька почувствовал сомнение.

— Ну, как же, с усами? Зачем плоты порвал, мужиков потопил, залом на реке устроил?

— Кто сказал, что это я?! — Делано возмутился Водяной.

— А кто? Я, что ли?! Меня чуть не потопил…

— Ага… Потопишь его. Девонек моих чуть не пошиб. Это ведь точно он был, да девоньки? Я его теперь признал, хочь и близорук стал.

— Он, он, — запричитали «девоньки».

— И чего же ты хочешь, смотрящий? — С вызовом произнёс Водяной.

Санька присел на светящийся пенёк, для чего чуть отступил от русалки в сторону, потрогал то место на груди, к которому она прикасалась своей ладонью, и сказал:

— Порядка от тебя хочу. Чтобы берега привёл в порядок, мели-отмели зачистил, чтобы и люди могли пользоваться, лес зря не разорял.

— А людям то я с чего бы помогал?

— А с того, что придут они и сами выкопают русла, и так спрямят, что не речка это будет, а водный канал. Знаешь, что это такое?

По булькающим звукам Санька понял, что водяной мотает головой. Где только его голова? И есть ли она вообще?

— Канал, — это вытянутое, искусственно ограниченное пространство, предназначенное для организации связи, передачи или перемещения чего-либо, — сказал Санька текстом из Википедии.

— В смысле, искусственно ограниченное пространство?

— Всё просто. Камнем твои берега уложат так, что ты уже баловаться не сможешь, передвигая их туда сюда. И спрямят их. И дно углубят. Рыбу выберут всю!

— К-к-как рыбу всю?! А я?! А мне?! Да, что же это?!

— А вот не будешь хулиганить. Людям лес нужен, а артель вернётся и расскажет, что лес доставить не смогла и сюда пришлют кучу народа с лопатами и камнем. И крындец твоим заводям с русалками.

Санька так эмоционально произнёс последние слова, что русалки вдруг отшатнулись от него и померкли. И Санька понял, что они тянули из него силу.

— Вот паразитки! — Крикнул он. — Чего удумали! А ну, кыш отсюда!

Санька выплеснул слова эмоционально и его горловой центр чувств открылся, выплеснув силу, и Санька тут же его прикрыл, зная, что может улететь всё до последней капельки. С центром чувств не шутят. Однако и этого выплеска хватило, чтобы разметать струившихся в неоновом свете русалок по заводи.

Стало темно и тихо. Санька продолжал сидеть на пеньке и ждать. Время текло медленно и он, от нечего делать, решил попытаться поднять энергию выше и перейти в тонкий мир. Это, как он не старался, у него не получилось. Зато получилось включить ночное зрение. Энергия, которую он тянул от горла вверх, задержалась в глазах, и на мгновение Санька увидел всё очень отчётливо. И воду, и берег, и настояшие кувшинки. Но он моргнул, и видение исчезло.

— Ладно, ладно! Вижу я, вижу, что ты не такой простой, как хочешь показаться. Только девонек моих зря ты обидел. Они не со зла. Сущность у них такая, людской жизнью питаться. А где её тут взять? Редко людишки тонут. Ну, да ладно! Твоя то выгода какая? Если послушаю я тебя…

— Слушай, не слушай, а будет так, как я сказал. Если у тебя река станет справной, никто её трогать не будет, а если по болотам её поведёшь, да мелей наделаешь, сам приду и поправлю. А выгода моя была и есть одна. Я за порядок. И в лесу, и на реках. И за красоту рек и лесов. А ты, уважаемый, что из такой красавицы сделал? Тьфу! Срамно глядеть!

— А ты не гляди, — угрюмо булькнул Водяной. — Расплевался тут!

— Ну, смотри, я всё сказал. Нечего мне с тобой тут тары-бары-растабары вести.

Санька поднялся с пенька.

— Согласный я, — пробурчал Водяной.

— Хорошо! — Сказал Санька. — Тогда завтра поможешь нам брёвна разобрать.

Сказал и шагнул в темноту.

Обратно добирались молча. Леший с кикиморкой почему-то молчали, а Санька почти засыпал и только перебирал ногами, следуя за тянущей его хворостинкой.

Наконец он увидел догорающий костёр и свою лежанку. Нежить исчезла, словно её и не было.

Глава 2

Брёвна выдёргивали по одному и пускали вниз по реке.

— Мне кажется, или река стала поглубже у залома?

— И сам залом вроде поменьше. Уплыли брёвна!

Кто-то из лесорубов вытолкнул струг и двое стремглав полетели вниз по реке.

— Точно размыло за ночь косу, — сказал напарник Саньки по пилке деревьев Федот.

Напарник Федота во время «баловства водяного» сгинул.

— Поплыли вместе, а? — Попросил он Саньку.

— Не, Федот. Я лучше на брёвнышках сзади. Пусть сами плывут. И вы бы не лезли в строй. Или вперёд до ближайшей косы, а на косе сразу направляйте брёвна по струе, или лучше сзади. Я за вас знаешь сколько брёвен на струю с берега отправил?!

Так и порешали. Один струг, как ушёл вперёд, так там и остался, остальные трелёвщики «паслись сзади», собирая и выталкивая прибившиеся к берегу стволы. Так тихим сапом, не сильно вымотавшись, за пять дней они доплыли до реки, вытекающей из Луги влево. У лесорубов вместо багров имелись рогатины с крюком. Ими таскать брёвна было не очень сподручно, но на безрыбье, как говорили и в этом времени, и сам станешь раком.

Санька с сожалением вспоминал оставленный им на своей лошадке клевец — боевое оружие, наподобие молотка с крюком на длинной ручке. Он бы сейчас весьма пригодился. А так, приходилось тягать брёвна на «пупе». Однако Санька воспринял эту работу, как тренировку для своего «растущего организма», который он слегка запустил.

И Ямские пороги, и другие пороги прошли на удивление легко, однако плоты разбило окончательно и далее лес плыл каждая дровина сама по себе. А ведь Санька сразу предлагал собрать крепкие двухрядные плоты и править ими шестами, но лесорубы убедили его в своей правоте. А Саньке крепить свои брёвна было не чем.

В Яме не останавливались, хотя Саньке хотелось бы посмотреть город. Однако лесорубы сказали на привале, что: «Говорят, зело там кабаки дорогие. Друг остерегали. Все деньги оставим и брёвна пропьём».

* * *

Россонь вытекала из Луги и впадала в Норову только в случае обильного паводка в Луге, или в случае затора ниже по течению. Об этом Санька упреждал напарников и они, послушав его, заранее собрали весь лес на правом берегу, чтобы не выбирать его потом из залома.

По Луге до устья с грузом никто не ходил, ибо нечего там было делать, а вот в Норову по Россони хаживали постоянно, ибо иного пути в Ивангород летом почитай и не было. Дорога по болотам была, но сколько на ней сгинуло товара, который дьяки отправляли и списывали с регулярным постоянством, уже и считать перестали.

Можно было и от Яма по дороге груз довести, но тогда и цена его значительно вырастет.

Однако прямо напротив истока Россони на правом берегу Луги сплавщики обнаружили небольшое, землянок в десять, поселение.

Санька, как всегда плёлся в хвосте каравана и встречи местных с лесорубами не видел, но отметил на лицах мужиков радушие.

— Как тут? — Спросил Санька Федота.

— Всё ладно. Мужики сейчас сами плотину вскроют и наши брёвна по одному пропустят вниз.

— Плотину?

— Ну да. Не залом — это, а плотина для перепуска воды в Норову. Чтобы пороги скрыть. Но всё одно, правильно, что мы тебя послушали. По одному бревну сподручнее, чем ежели б скопились они там, у дырки, да и затор учинили. Помогли нам мужички брёвна поймать.

Как оказалось, на этом низком берегу землянки, по причине периодической подтопляемости, были временным жилищем косарей. А посёлок находился на другом берегу Луги и вдоль берегов Россони. И был посёлок по здешним меркам очень приличным, домов в восемьдесят. Пороги на Россони присутствовали и иногда она пересыхала, потому работал «волок» в котором участвовали все жители Большого Кузёмкино.

По Луге сплавляли лес постоянно и Кузёмкино было отстроено капитально не чахлыми домишками, а добротными бревенчатыми усадьбами. Видно было, что село не бедствовало. К усадьбам примыкали покосы, разделённые водосточными осушительными каналами втекавшими в Россонь. Через каналы были перекинуты прочные мостки.

Осмотрев село, лесорубы вернулись к реке и решили осмотреть плотину. Надо сказать, что в нижнем течении Луга расширилась до двухсот метров и что там внизу должна быть за плотина Санька недоумевал. Но всё оказалось банально простым.

Примерно в пяти километрах от Россони показался остров. Река с обеих сторон его обтекавшая застопорилась древним дровяным заломом кое где искусственно засыпанным песком и камнями, а где и просто намытыми рекой. В левой протоке залом имел два шлюза. Один (двойной) для прохода судов, а в другом было установлено рыбочерпальное колесо.

Принцип его работы был прост. Под напором падающей со шлюза воды колесо вращалось и зачерпывало ковшами воду, а вместе с водой подплывшую к шлюзу рыбу, идущую на нерест. Ковши имели огромный размер, но напора воды хватало для подъема, так как ковши имели двусторонние объемы. Из одного рыба высыпалась в жёлоб, в другой наливалась вода, уравновешивая нагрузку.

Санька заворожённо смотрел, как рыба сыпалась в деревянный жёлоб и скатывалась сначала в большой чан с водой, а из него уплывала в реку. Несколько мужиков с помощью небольших багров отбирали «молочников», как называли тут самцов стерляди, для себя. И Санька понял, что основная функция колеса, это не лов рыбы, а переправка её через плотину.

От простоты добычи рыбы на пропитание Санька ошалел.

Вернувшись в село лесорубы разбрелись по беднейшим домам, где им, за мзду малую, дали пристанище и ночлег. Санька попал в дом молодой вдовицы с двумя малыми ребятишками, которые уже спали за ширмой на полатях. Вероятно, так случилось нечаянно, но кто знает? Народ здесь привык ловить судьбу за хвост. Иначе не выживешь. И все вокруг всё понимали, что вдовицу в жёны никто не возьмёт, а вот на временной основе, глядишь, что и перепадёт детишкам на молочишко.

Санька ночью не блудовал, а отлично выспался и потому был бодр и готов к дальнейшему пути. Однако товарищи его выглядели помятыми и желанием куда-то двигаться не пылали. В конце концов это не его задание было доставить лес в устье Луги и Санька решил тоже расслабиться.

Вернувшись к вдовице, Санька застал её за уборкой, а именно за мойкой полов. Детей в хате не было. Увидев вошедшего гостя, Варвара хмуро окинула его взглядом, не поднимая головы от пола.

— Уходишь? — Бросила она и продолжила шоркать из стороны в сторону по полу тряпкой.

Бёдра хозяйки колыхались на противотакте так заманчиво, что Санька и не заметил, как шагнул к ней и взялся за них руками. Не мог он себе позволить упустить такую красоту.

— Нет, пока. Ещё на сутки остаёмся.

Варвара замерла, почувствовав его плоть, и, оперев руки в колени, затихла.

Санька одной рукой скинул порты и приподнял заправленный за пояс подол, оголив упругие ягодицы, потом слегка присел, ввёл свой напрягшийся уд в горячее лоно и притянул Варвару за бёдра к себе.

Он не торопился, но действовал напористо, и вскоре женщина под ним стала встречать его тело с напряжением и усилием. Потом Санька почувствовал, как его уд несколько раз сжало, Варвара дрогнула телом, и он, «отпустив вожжи» с нежным рычанием: «Вар-вар-вар-варрра!», выбросил своё семя.

Потом он поднял её на руки. Варвара стыдливо спрятала своё лицо на его мощном плече. Санька шагнул из портов к уже застеленной лежанке и осторожно положил на неё Варвару.

— Дверь прикрой, срамник. Робяты могут вернуться.

* * *

Лесорубы задержались в Большом Кузёмкино ещё на два дня.

Узнав о том, что Санька, хоть и молод, но уже тоже вдовец, селяне прониклись к ним в Варварой искренним одобрением. Глядишь и останется мужик в посёлке. А такие большие и крепкие руки и плечи, как у Саньки упускать было грешно. Вот и принялись селяне Варвару хвалить.

Санька в тот же день скосил всю траву на Варькином покосе. А покос тот ограничивался примерно сотней соток. Примерно пятьдесят больших шагов на двести. Гектар, короче. Ну правильно, коровёнку только с гектара и можно прокормить.

Мужик Варькин потоп в море, куда селяне ходили за сельдью, около года назад и косить траву она в этом году не хотела. Подкашивала слегка, но больше думала о том, кому бы покос отдать за треть сена. А тут привалило бабе счастья.

Саньке понравилось в Кузёмках. Он промерил глубины за островом и принял решение порт ставить там.

Глава 3

О том, что на Луге поставят морской торговый порт, староста поселения Кузёмок знал давно. Идея эта вынашивалась ещё царём Василием, а Адашев по распоряжению царя Ивана Васильевича уведомил о том, что присылают строительный лес, камень и людей, все городки и сёла Ямской пятины. Предупредил и о том, что руководить строительством станет боярин и царёв советник Александр Мокшевич Ракшай.

Санька о том не знал и, представившись по полному имени, удивился реакции старосты. Тот упал в ноги и запричитал, что-то типа «не вели казнить».

— Ты, Иван Кузьмич, можешь сколько угодно валяться в ногах, однако принимайся за работу. Никого я тут не знаю, а времени у нас с тобой всего ничего. До заморозков. Ибо по зиме сюда приедет государь, смотреть нашу с тобой работу.

Староста на слова Санькины не отреагировал, а продолжал валяться в пыли.

Жители села, видя, что, раз староста упал ниц перед гостем, то и самим тоже надо, сорвали шапки и повалились в пыль.

— Да что же это такое?! — Возмутился Ракшай и вернулся в хату Варвары.

Не заходя в светлицу он нашарил в темноте сеней жбан с квасом, зачерпнул едва ли не полный ковш и выпил не отрываясь. Потом прошёл в комнату. Варвара крутилась возле печи с квашнёй.

— Что вернулся? Али забыл, чего? — Спросила она.

— Понимаешь, Варюша. Я сюда приплыл не просто с лесом, но и по царёву делу.

Варвара подняла от бадьи голову и посмотрела на него светло-серыми глазами.

— Царёву делу? — Удивилась женщина. — Что же ты за человек такой особый? Что тебя сам царь послал по своему делу?