Помоги проекту - поделись книгой:
Андрей Земляной
Волшебник
Пролог
Генерал-лейтенант в отставке, Иван Александрович Гагарин, сидел на лавочке в Милютинском саду, и довольно щурился, провожая взглядом бегающих по аллеям детей. Золотая осень в этом году выдалась как никогда тёплой, и Ивану Александровичу было даже чуть жарко в лёгком летнем пальто, и шерстяном костюме.
Он чуть опустил узел галстука, закрыл глаза и откинулся на спинку лавочки, подставив лицо солнцу.
За девяносто два года он успел увидеть столько, что хватило бы на три жизни, а может и на большее количество. Родился и рос в маленьком городке на Донбассе, потом война, эвакуация санитарным поездом, гибель родителей под бомбёжкой, и первая серьёзная школа в его жизни – филиал Ленинской Технической школы – Школа Юность. Никаких абстрактных наук вроде ботаники или зоологии, а конкретные прикладные знания. Учили крепко. Три урока, физкультура два часа, плюс ещё три урока и самоподготовка. Любые конфликты под строжайшим запретом, а виноватых сразу отправляли в закрытый интернат в Якутске.
Кого из них готовили? Да никого, если так разобраться. Скорее просто отрабатывали методики образования ну и подбирали тех, кто мог в последствии перейти в ту же Ленинскую Техническую, или пойти по линии многочисленных высших учебных заведений системы НКВД и министерства обороны.
Ивану повезло. Учился он хорошо, в конфликты не встревал, а когда на него «наехали» ответил так, что руководство так и не смогло найти виноватого, и даже сам наказанный, не смог сказать кто же его из темноты нахлобучил ведром с фекалиями. Конечно опытные оперативники и контрразведчики мгновенно выяснили кто, что и зачем. Но, в этом был главный урок школы «Юность». Многослойность. Если соблюдены общие правила – то можно. Так случилось и в тот день, когда местные хулиганы избили одного из учеников школы. Избили жёстко едва не убив. А через неделю обоих обнаружили с перерезанным горлом. И вновь никого не нашли, а в личном деле Ивана Гагарина появилась справка от психолога, о полной нормальности и вменяемости подростка.
Позже, отучившись в военном училище, служил в разных местах и занимался в основном поиском тех, кто решил поднять своё благосостояние за счёт продажи секретов, преподавал, а выйдя в семьдесят девятом на пенсию, продолжил преподавать, и потихоньку пописывал воспоминания, понимая, что они никогда не увидят свет.
Писал не для кого-то, а для себя, заново переживая самые яркие моменты жизни.
Вот и сейчас, сидя на лавочке в осеннем парке, он вспоминал как в такую же яркую и тёплую осень подошёл к своей будущей жене, с каким-то вопросом и как был поражён тонкой, фарфоровой красотой её лица…
Иван Алексеевич, ещё раз улыбнулся, и… умер.
Мозг не успел осознать момент от перехода физического существования к духовному, потому что перед ним всё так же был парк с яркой алой и жёлтой листвой, только вот самочувствие резко изменилось. Не было ни сильных ни слабых болей и тянущего чувства в груди, и прочих симптомов многочисленных болезней, накопленных к преклонному возрасту. И не было ни прохожих, ни играющих детей, а только невидимые глазу птицы создавали звуковой фон вместе с шелестом листьев.
Книжки о попаданцах он конечно же читал и в большом количестве. А что ещё делать на пенсии? У внуков – правнуков своя жизнь, Вера давно покинула этот мир, так что ему только и оставалось что книги. И ситуацию он просчитал мгновенно, сочтя наилучшей тактикой подождать разъяснений, которые непременно будут.
– Для начала неплохо. – Оценил диспозицию генерал, и оглянулся. По пустой дорожке к нему шёл мужчина в элегантном костюме песочного цвета, и таких же желтоватых замшевых туфлях. На голове у мужчины была белая широкополая шляпа, которая оттеняла длинные волосы соломенного цвета, собранные в хвостик на спине.
– Я присяду? – Учтиво спросил незнакомец, и улыбнулся.
– Вы тут хозяин. – Гагарин, улыбнулся в ответ. – Это мне пристало спросить у вас, могу ли я позволить себе сидеть в вашем присутствии.
– Что-вы! – Незнакомец негромко рассмеялся в голос показав идеально ровные зубы. – Это всё-таки ваше посмертное пространство. Я лишь чуть остановил его исчезновение. – Он, не меняя выражения лица присел, окинул генерала долгим взглядом, и кивнул каким-то своим мыслям. – Вы, я думаю уже поняли, что в том, оставленном вами мире, ваш путь закончен. Но пожили вы славно, и мы пару раз следили за вами с огромным интересом. Мало того, приготовили для вас, можно сказать Ирий. Место, где вы, старые вояки смогут подождать до божественного суда. Но я хотел бы задать вам один вопрос, и поверьте он совсем не праздный.
– Слушаю. – Коротко произнёс Гагарин.
– Скажите. А вот Советский Союз образца начала семидесятых годов можно было развернуть от катастрофы?
Иван Алексеевич задумался. Он много раз думал на эту тему, и решил, что тот вариант, что произошёл в реальности был наилучшим, несмотря на потери исконно русских земель. Но вот можно ли было получить более приемлемый результат… Ведь уже к семидесятому, торгаши напрочь скупили всю партийную верхушку, за всякие тряпки и технику, а те в свою очередь прекращали заведённые на них уголовные дела. Все были в доле. И даже обычный следователь районного ОБХСС[1] ездил на личной машине. Конечно время от времени кого-то сажали, но скорее для отчёта и посаженные выходили на свободу вполне обеспеченными людьми. Вся партийная верхушка сгнила полностью и отдельные честные люди лишь подтверждали правило. Такая же история была и с директорами заводов и министрами – производственниками. ОРСЫ – отделы рабочего снабжения и профсоюзы имели собственные склады дефицита, и систему его распределения. Торговцы наполняли эти склады товаром, а директоры распределяли дефицит сделав его своеобразным премиальным фондом. За что? А за приписки, списание брака, и прямые махинации. Заводы и предприятия поставляли ушлым торгашам неучтённый нигде товар, они его реализовывали, бывало, что и за валюту, и делились со своими благодетелями.
Торгаши образовали плотную структуру, которая пронизывала всё советское государство сверху до низу. От Минторга и Минвнешторга до ларька на пляже, и торгово-криминальных структур, которые тоже занимались производством, только нелегальным, например, ювелирными изделиями из золота, которое воровали с приисков, и продажей через сеть мелких торговцев.
Деньги в системе крутились огромные. Сотни миллиардов рублей, по тем ценам. И конечно, в стране, где покупка обычных штанов как – то отличавшихся от модели «дедушке всё равно» превращалась в настоящий бег с препятствиями, все мечтали хоть как-то приникнуть к этому сверкающему источнику благополучия, чтобы выглядеть не как с довоенной открытки. Конечно, можно было пошить вещи в ателье, но там не занимались джинсами, и модными куртками. Максимум что там можно было добиться так это пошива по их, ателье выкройкам, которым в обед – сто лет. Ну или приходить через знакомых к частной закройщице, у которой всегда были свежие иностранные журналы, и модные ткани.
И это касалось не только одежды но просто всего! Люди от знакомых узнавали что где-то «выбросили дефицит», например батарейки, и те, отпросившись с работы, ехали покупать этот дефицит зачастую про запас. Весь этот хаос с поставками товаров был организован торговлей, и её же управлялся. Ну и разумеется втихаря через заведующего магазином можно было купить всё. От финской мебели, до японской радиоаппаратуры. Торгаши, легальные и нелегальные были истинными хозяевами СССР тех времён, чтобы по этому поводу не трубила пресса. Да и не нужна была торгашам публичность. Им вполне хватало вилл на Рижском взморье и побережье Чёрного моря, ценой в районе нескольких миллионов рублей. И это при средней зарплате в 120. Правда и внешние приличия соблюдались жёстко. Директор магазина не мог себе позволить купить «Волгу» даже если у него денег хватало обклеить стены. Только жигули. А вот начальник горторга уже ездил на Волге, но скромного серого или кофейного цвета. На чёрных рассекали партийные функционеры, КГБ и высшее начальство.
Также нельзя было заявиться в городской ресторан одетым в дорогую джинсу. Ну максимум в то что делали в социалистических странах. За соблюдением этих правил строго следили в КГБ и БХСС и писали рапорта на тех, кто не соблюдал дресс-код, или позволял себе неоправданные траты.
Для всего этого служили кабаки в Сочи, Ялте и других интересных местах. Да, большинство людей в стране честно трудились, служили и вообще жили, но партийно-торговая ржавчина уже намертво въелась во все уголки жизни страны, и весь этот гнилой клубок уверенно катился к обрыву.
– Я думаю нет. – Иван Алексеевич покачал головой. – Если бы не было Хрущёва, то что-то можно было сделать. Но проклятый кукурузник разгромил всё живое что было в нашем народном хозяйстве, оставив только то, что было повязано с верхушкой кровью. А к семидесятым годам уже вполне сформирована и торговая мафия, и её смычка с партийной, производственной и военной верхушкой. Они все фактически уже сожрали СССР, и думают только о том, чтобы легально оставить наворованные миллионы своим детям и внукам. Плюс крайне низкая производительность труда, и огромные непроизводственные затраты. В состоянии на семидесятый год, СССР обречён.
– Ну а всё же. – Собеседник генерала улыбнулся. – На уровне командно-штабной игры?
– Не знаю. Ну, КГБ конечно в деле. У них в целом всё хорошо, но там, конечно, есть умные ребятки, так что они понимают куда дело движется. ГРУ, тоже, но им хватает армейской текучки. Они в политику не лезут, что им ещё отольётся горькими слезами. А Краснознамённая милиция большей частью повязана. Исключая конечно оперов угрозыска, и низовых подразделений. Так что некому проводить люстрации.
– Но неужели вы, с вашим опытом и знаниями, не придумаете какой-нибудь вариант?
– А к чему эти разговоры? – Иван Алексеевич пристально посмотрел на собеседника. Неужели хотите засунуть меня в прошлое? Так я против. Ещё раз наблюдать как твоя страна разлетается вдребезги, разорванная кучкой охреневших партийных бонз…
– Но неужели не хочется попробовать? – Мужчина который так и не представился чуть прищурился. – Я полагал, что вы предпочитаете сделать и ошибиться чем не сделать и сожалеть.
– Оно так. Но и в бессмысленные драчки не влезал. – Проворчал генерал.
– Да ладно! – Мужчина громко рассмеялся. А когда один вышли против восьмерых? Вы же не могли знать, что по улице спускается группа офицеров. Как вы тогда подумали? Троих-четверых завалю, а там и помирать не обидно.
– Вы в раю змеем не подрабатываете? – Произнёс Иван Алексеевич и задумался. – А сколько мне будет в семидесятом?
– Да сколько хотите. Хоть сохраните свой нынешний возраст. Но, я бы не рекомендовал.
– Это понятно. – Голова Ивана Алексеевича быстро перебирала варианты, но ничего не приходило в голову. – «Да чёрт возьми!» – подумал он и провёл ладонью по лицу. «Что я теряю, в конце-то концов? Может и страну не спасу, но уж точно хуже не будет». Он посмотрел в глаза собеседнику и кивнул. – Я согласен. Возраст лучше лет пятнадцать – четырнадцать. И конечно память об окружении и вообще основные моменты.
– Это понятно. – Мужчина кивнул. – Реципиент вам подобран неплохой. Парень неполных пятнадцати лет, его сбила машина с пьяным водителем. Без вмешательства умрёт от кровоизлияния в мозг через три минуты после удара. Папа – инженер авиастроитель, мама – химик – технолог. Оба работают на авиационном заводе Кулон[2]. Парень хороший, но не повезло ему. Занимался спортом, гимнастикой и боксом, в принципе мог бы отпрыгнуть, но засмотрелся на девчонку… – Он виновато развёл руками. – Кстати, если у вас всё получится, я имею в виду сохранение СССР, ну хотя бы в составе трёх базовых республик, у меня для вас будет достаточно ценный приз. Ну, а нет – проживёте ещё одну жизнь, надеюсь не последнюю. Он улыбнулся. – Ну что, поехали?
– Поехали.
Глава 1
Перед тем как приступить к задаче, вы должны определиться. Хотите ли вы её решить, или хотите сломать.
– Скорую! Вызовите скорую! – Женский голос визгливый и громкий словно штопор вкручивался в голову, которая судя по всему и так была не в порядке. Ощутивший себя лежащим на асфальте, Иван Алексеевич, который вдруг откуда-то знал, что он теперь Виктор Петрович Николаев, поднял руку и аккуратно коснулся головы. Всё было не так плохо. Ссадина конечно была, но в целом совсем не страшная, а больше шишка. Он помассировал голову ладонью, и оперевшись ладонью об асфальт сел, и оглянулся. Вокруг стояла толпа из десятка человек, одетых, как и все в этом времени. Брюки, рубашки, а женщины в простых платьях. Обувь у всех была видавшей лучшие дни, даже у девушек, а в руках матерчатые сумки – авоськи в которых таскали всё на свете, и даже учебники.
– Сейчас, парень. – Произнёс полноватый мужчина в коричневом костюме, светлой рубашке и широком галстуке неопределённого цвета. – Я скорую вызвал.
– Спасибо, но не нужно скорую. – Виктор, встал и чуть качнулся из стороны в сторону проверяя баланс. – Точно не нужно.
– Ты смотри, это дело опасное. – Мужчина покачал головой. – Сначала вроде всё нормально, а после люди ложатся и не встают.
Виктор посмотрел налево, где чуть перекосившись от колеса въехавшего на высокий тротуар стоял грязный и неухоженный Зил 130 голубого цвета с распахнутыми дверьми. На подножке сидел мужчина в засаленной рубашке штанах с низко надвинутой кепкой, обхватив голову руками.
Не обращая внимания на людей вокруг, парень подошёл к мужчине и пальцем поднял козырёк кепки, чтобы открыть лицо.
– Ты водитель?
– Ну… – Мужик кивнул, и Виктор явственно ощутил запах алкоголя.
– Слышишь урод, ты понимаешь, что чуть не убил меня? – Парень чуть присел, чтобы видеть глаза мужчины. – Меня и ещё кучу народа. Моих родителей и свою семью, которым жить с пониманием что их родич по пьянке задавил человека? Ты даже не обезьяна. Ты просто сраный обмылок. – Виктор вбивал слова словно гвозди в человека. – Надеюсь ты до конца дней будешь ходить пешком и больше никого не угробишь. – Он повернулся спиной к водителю, и увидел, как буквально расталкивая людей в стороны в толпу врезаются два милиционера, в серой форме.
– Игнатов, опроси людей, составь протокол. – Бросил капитан, и шагнул к Виктору. – Это тебя он?
– Да, товарищ капитан. – Парень кивнул. – Но удачно. Я рукой успел голову прикрыть, да чуть отвернулся. Иначе въехал бы башкой в столб. А я и так дурак, а тут такое дело.
– Шутишь, это хорошо. – Капитан кивнул. – Но в больничку, всё одно поезжай. Пусть посмотрят там. Рентген сделают или ещё чего. Травмы головы они коварные. – Как раз в это время коротко гуднула сирена скорой, и бело-красная 21 Волга, притёрлась к тротуару. Пара врачей, одетых в белые халаты поверх одежды, выскочили из машины, и капитан движением руки привлёк их внимание.
– Здесь потерпевший. Забирайте. – Он качнул головой в сторону Виктора.
Медики быстро осмотрели голову и посадив в машину повезли в больницу скорой помощи. Ехали недолго. Через пятнадцать минут, машина въезжала в тенистый двор БСМП, и Виктора завели в приёмный покой.
Отпустили быстро. Убедившись, что кровоизлияния нет, обработали рану и даже не стали накладывать повязку, так что домой, в просторную квартиру на Ленинградском проспекте, он добрался, не сверкая бинтами, а вполне нормально.
Квартира встретила тишиной и странно знакомым сладковатым запахом. Он скинул ботинки, и прошёлся по дому. Спальня родителей, его комната, и зал были обставлены не самой лучшей, но вполне приличной мебелью производства Венгрии и ГДР. Везде было много книг, особенно технической литературы и фантастики, которую в это время купить было совсем непросто.
Папа парня, работал одним из ведущих инженеров конструкторского бюро Сухого, и занимался системами управления самолётов. А поскольку боевые машины массово шли на экспорт, то ему вместе с бригадой ремонтников часто приходилось выезжать в соцстраны, где платили хорошие командировочные и можно было привезти технику, одежду и даже мебель. На такое место была масса претендентов, но Пётр Александрович Николаев, был не только высококлассным инженером, но к тому же умел договариваться хоть с чёртом, хоть с Богом, и знал пять языков, включая немецкий, английский, испанский, чешский и польский, что делало его действительно незаменимым. И очень часто его приглашали на переговоры в составе советской делегации по вопросам закупки гражданских самолётов и запасных частей руководство Минавиапрома и Аэрофлота.
Мама Виктора, тоже была непростым химиком, специализируясь на полиарамиде, и работала над композитными материалами, которые медленно, но верно проникали в авиационную и космическую промышленность. Поэму в доме у Николаевых было полно моделек самолётов, сделанных заводскими моделистами, кусков разных тканей, и прочего мелкого барахла с работы, но гостей к себе Николаевы почти не приглашали, делая исключение только для пяти – шести человек, проверенных и надёжных.
Ещё одной страстью Петра Александровича был джаз. В доме было полно пластинок и магнитофонных записей, а аппаратура стоившая немало даже по западным меркам, занимала главное место в зале. Катушечный магнитофон Сони, и проигрыватель пластинок Блаупункт. Телевизор в доме тоже был – немецкий Грюндиг с небольшим цветным экраном, но смотрели его редко, предпочитая вечерами слушать музыку.
С родителями, прежний хозяин тела, не очень ладил. Те имели авторитарный стиль руководства, и не понимали, почему их сын так резко принимает в штыки любые попытки командовать им. Поэтому отношения зашли в хорошо огороженный тупик. Виктор не давал родителям повод вмешиваться в свою жизнь, они делали вид, что всё нормально.
В комнате у Виктора всё было скромно, но тоже довольно элегантно. Узкий платяной шкаф за дверью, кровать – полуторка, секретер, пара кресел, небольшой журнальный столик с антикварным радиоприёмником Телефункен, стеллаж с книгами и в углу боксёрская груша.
На стеллаже слева стоял маленький кассетник, и пара коробок с компакт-кассетами и Витя не глядя подхватил из коробки кассету, открыв крышку воткнул в кассетоприёмник и нажал кнопку play. В комнате негромко зазвучали первые такты вступления к альбому Битлз – Оркестр Клуба Одиноких Сердец, Сержанта Пеппера.
Музыку бывший генерал любил, и прекрасно разбирался в звуковой электронике, поэтому кивнув, словно здоровался со старыми знакомыми, подошёл к зеркалу встроенного шкафа. Рост у рецепиента был почти такой же. Около метр восьмидесяти. Сложения крепкого. – Виктор скинул испачканную рубашку на пол, и уважительно покачал головой. Тело было прекрасно тренированным, с развитыми мышцами, и образцовым рельефом. Реакцию и координацию ещё нужно было проверить, но в целом всё не просто хорошо, а отлично. Лицо правильное, мужественное. Не карамельный красавчик, но вполне тянет на героя – любовника. Зубы… – Виктор шагнул ближе к зеркалу. – Вроде в порядке. Пломб не видно.
Подняв с пола рубашку, Виктор покачал головой. Это уже не починить. – Он скатал ткань в плотный комок, и пройдя на кухню затолкал бывшую рубашку на самое дно мусорного ведра. Штаны – вольная импровизация немецких швейников на тему джинсов, только из плотной диагонали[3], практически не пострадали, и парень быстро привел их в порядок, смахнув пыль, и застирав пару пятен.
Приняв душ, и переодевшись, Виктор сел в кресло и расслабился, просматривая доступную ему память бывшего жильца тела и дома.
Жил комсомолец Николаев пятьдесят пятого года рождения самой обычной жизнью московского школьника. Учился в 144 средней школе, одной из лучших в столице, но не потому что его устроили сюда, а просто жил рядом. Учился хорошо. На четвёрки и пятёрки, с девочками особых шашней не разводил, и собирался поступать в МАИ. Точнее это папа собирался поступить сына в авиационный институт. А мнение самого Виктора никто и не спрашивал.
Пока родителей не было дома, можно было спокойно задуматься о будущем и о возможных путях решения задачи. Хотя он так и не представлял себе, как взяться за этот воз проблем, не решаемых с момента зарождения советского государства. Тут и национальный вопрос, и вопрос окраин, которые не желали работать, а желали хорошо жить, и многие другие.
Но вторая молодость, сама по себе, была роскошным подарком. Виктор подвигал чуть затёкшей шеей, и памятью того, прежнего парня вспомнил, что рядом с домом есть неплохая спортивная площадка. Вроде бы принадлежащая школе, но ей могли пользоваться все желающие благодаря замечательному учителю физкультуры 144 школы Гусеву Вениамину Алексеевичу – энтузиасту физической культуры и спорта.
Переодевшись в спортивный костюм и лёгкие тапочки, Виктор, повесил ключ на шею, и захлопнув дверь, шагнул к лифту.
На площадке никого не было. Это позже, когда станет чуть прохладнее, сюда выйдут любители баскетбола, и футбола, а также немногочисленные физкультурники, качавшиеся на брусьях, турниках и других немудрящих тренажёрах.
А сейчас только седой старичок Сергеич, мерно шуршавший тапками по гравию беговой дорожки, да стайка пионеров, гонявшихся друг за другом на полосе препятствий.
Разогрев мышцы коротким комплексом тай-чи, Виктор пробежал пять кругов по дорожке, а когда пионеры ушли, пару раз прошёл полосу препятствий, пробуя разные приёмы, которые как-то подсмотрел у паркуристов. Тогда он сильно жалел, что «Свободное перемещение поля боя» не преподавалось в советских военных училищах, а ему уже было поздно скакать по препятствиям, но сами способы прохождения запомнил.
Тело хорошо откликалось, и судя по всему имело большой резерв по скорости, но и Виктор не нагружая организм до предела.
Позанимавшись пару часов, вернулся домой, и достав по пути из почтового ящика пачку газет, поднялся в квартиру предполагая, что почитает советскую прессу за ужином, но в холодильнике было пусто. Ну не совсем шаром покати. Были яйца, сметана, колбаса, остатки вчерашних макарон, и что-то такое неразличимое, но вот конкретно еды – не было, и Виктор, подхватив авоську, и взяв денег из серванта, пошёл в гастроном.
На Ленинградском находился один из «парадно – выставочных» гастрономов, а рядом райпищеторг, так что и продукты были и конечно толпы народа, что скупали московские деликатесы чтобы довезти их до провинции. В основном брали то, что не испортится за пару – тройку дней в пути. Копчёную колбасу, шоколад, и деликатесные консервы. Виктор же взял два килограмма говядины, картошку, пряности, выбор которых оказался совсем невелик, и другие продукты, заплатив в общей сложности четыре рубля восемнадцать копеек.
Родители приезжали где-то к девятнадцати, и у Виктора было время приготовить отбивные, пюре, салат и компот, из яблок неведомо как завалявшихся в ящике под мойкой. Всё заняло меньше часа, и Виктор уже заканчивал ужинать, когда открылась входная дверь.
– Мы дома! – Громко произнесла мама, и в прихожей послышались звуки снимаемой обуви.
– А чем это таким вкусным пахнет? – Пётр Александрович, высокий, широкоплечий мужчина с ранней сединой, одетый в приличный светло-серый костюм от Большевички, вошёл на кухню, и удивлённо покачал головой. – Да неужто? – И как-то по-особенному взглянул на сына. – Спасибо, не ожидал.
– Чего уж сразу. – Виктор пожал плечами. – А вдруг тебе не понравиться? – Так что садитесь есть, а спасибо потом скажете.
– Ох, ничего себе. – Тамара Анатольевна Николаева, подтянутая моложавая женщина тридцати восьми лет, по-хозяйски вошла на кухню, и подхватив одним движением вилку, наколола ломтик помидорки из салатницы, прожевала и кивнула, затем той же вилкой отпилила кусочек мяса, забросила в рот, и удивлённо округлила глаза, и практически не прерывая движения зачерпнула пюре.
– Однако. – Она с весёлым удивлением посмотрела на мужа. – Петя, может ну его, этот МАИ. Отдадим парня в кулинарный техникум?
Виктор у себя в комнате разложил газеты, и внимательно прочитал всё от первой до последней страницы. Правду, Известия, Вечернюю Москву, Литературную газету, и Науку и Жизнь – толстенький журнал половинного формата. Всё было как обычно. Социализм строился, вот-вот и построим, ещё больше надоев, ещё больше металла, и вообще всего, а особенно выполнения и перевыполнения планов. В общем везде флаги, транспаранты, и светлые лики членов Политбюро Центрального Комитета Партии. Да-да. Тех самых что в девяностых за два года всухую разворовали всю немалую кубышку КПСС, собираемую почти семьдесят лет.
За годы советской власти, они так срослись семейными, политическими и экономическими связями, что представляли собой фактически одну огромную семью, приватизировавшую одну шестую часть суши.
И что было делать с этим сросшимся насмерть многоглавым и многоруким кадавром было совершенно непонятно.
– Ты не занят? – Приоткрыв дверь, в комнату заглянул Пётр Александрович.
– Нет. – Виктор сгрёб прессу и вопросительно посмотрел на отца.
– Я по поводу поступления. – Он присел в кресло. – А сам-то ты чего хочешь?
– Пап. – Я не инженер. И ты это знаешь. Из меня возможно сделать неплохого техника, но хорошего инженера – нет. Также и с химиком. Это вот то, что я знаю. А чем я хочу заниматься конкретно – не знаю. Возможно послужу в армии, и как-то определюсь. Возможно за оставшийся год учёбы в школе что-то придумаю, но пока мыслей нет. А что за срочность в моём поступлении? – Виктор прямо посмотрел в глаза отцу.
– Ну надо же переговорить с людьми. – Тот виновато развёл руками.
Поделиться книгой: