Ночные страхи

– Это не одно и то же, – усмехнулся Беттишер. – Думается, не будет вреда, если я скажу так: Дик – типичный коллекционер. Ему интересны всякие редкости, необычные формы, карлики, все в таком роде. Разумеется, каждая анатомическая аномалия требует и особенной формы гроба. В общем и целом экземпляры его коллекции несколько меньше средних – по крайней мере, короче. Вы об этом хотели спросить?

– Вы уже многое мне рассказали, но остался один вопрос.

– Какой именно?

– Когда я думал, что мы говорим о колясках…

– Да-да.

– Я спросил, пустые они или нет. Помните?

– Что-то припоминаю.

– Потом я сказал, что у него там, наверное, манекены, и он вроде бы согласился.

– О да.

– Но вряд ли он говорил всерьез. Это было бы слишком… реалистично.

– Ну, может быть, не манекены, а просто куклы.

– Куклы тоже бывают разные. Скелет, например, тоже смотрелся бы странно. – Валентин пристально уставился на Беттишера.

– Он был в отъезде, – быстро проговорил тот. – Я не в курсе его последних затей. А вот и он сам.

Мант вошел в комнату.

– Дети мои, – сказал он, – вы смотрели на время? Уже почти семь часов. И вы не забыли, что у нас будет еще один гость? Он вот-вот должен приехать.

– Кто он? – спросил Беттишер.

– Друг Валентина. Валентин, ты несешь за него ответственность. Я его пригласил, отчасти чтобы сделать тебе приятное. Я едва с ним знаком. Как мы будем его развлекать?

– Что он за человек? – полюбопытствовал Беттишер.

– Опиши его нам, Валентин. Он высокий или низкий? Я что-то не помню.

– Он среднего роста.

– Блондин или брюнет?

– Просто русый.

– Молодой или старый?

– Лет тридцати пяти.

– Холост или женат?

– Холост.

– Так что, он один в целом свете? Никто за него не волнуется, не переживает, где он и что с ним?

– Насколько я знаю, у него нет близких родственников.

– Вы хотите сказать, что, весьма вероятно, никто не знает о том, что он проведет воскресенье здесь?

– Наверное, нет. В Лондоне он снимает квартиру. Вряд ли он сообщит адрес квартирным хозяевам.

– Поразительно, до чего люди бывают беспечны. Он храбрый или робкий?

– Вот это вопрос! Примерно такой же храбрый, как я.

– Умный или не очень?

– У меня все друзья умные, – заявил Валентин, вернувшись к своей обычной беззаботной манере. – Он не интеллектуал: его пугают сложные игры типа шарад или умные разговоры.

– Тогда ему здесь делать нечего. Он играет в бридж?

– Кажется, он не особенно разбирается в карточных играх.

– Может быть, Тони сыграет с ним партию в шахматы?

– О нет. Шахматы требуют сосредоточенности.

– Так он, значит, мечтатель? – спросил Мант. – Он замечает, что происходит вокруг? Смотрит под ноги?

– Он такой человек, – сказал Валентин, – который любит, чтобы во всем был порядок. Любит, когда его водят за ручку. Он доверчивый и послушный, как хорошо воспитанный ребенок.

– В таком случае, – сказал Мант, – нужно придумать какое-то детское развлечение, чтобы не слишком его напрягать. Может быть, «Музыкальные стулья»?

– Лучше не надо. Он будет смущаться, – не согасился Валентин. Он почувствовал нежность к отсутствующему приятелю, и ему захотелось за него заступиться. – Я бы оставил его в покое. Он довольно стеснительный. Если пытаться его тормошить, он испугается и еще больше замкнется в себе. Лучше пусть сам проявляет инициативу. Он не любит, когда его преследуют, но деликатно преследует сам.

– Ребенок с охотничьими инстинктами, – задумчиво проговорил Мант. – Как же нам его развлечь? О, знаю! Сыграем в прятки. Мы спрячемся, а он будет искать. Так он точно не ощутит, что мы навязываем ему свое общество. Это будет верх такта. Он должен прийти с минуты на минуту. Надо скорее прятаться.

– Но он не знаком с этим домом.

– Тем ему будет интереснее, раз уж он любит самостоятельно делать открытия.

– А если он упадет и ушибется?

– С детьми такого не бывает. Вы пока прячьтесь, а я поговорю с Франклином, – тихо произнес Мант. – Только, чур, играть честно, Валентин. Не иди на поводу у своих природных влечений. Не поддавайся в игре лишь потому, что тебе не терпится приступить к ужину.

Машина, которая встретила Хью Кертиса на станции, была начищена до зеркального блеска и буквально сияла в лучах заходящего солнца. Шофер, казавшийся продолжением автомобиля, так стремительно закинул в багажник саквояж Хью, усадил его самого на заднее сиденье и укутал пледом, что создалось впечатление, будто он опередил само время. Про себя Хью подосадовал на такую поспешность, на такое вмешательство в ритм его мыслей. Это было предчувствие тех усилий, которые уже совсем скоро ему придется приложить, чтобы приспособиться к новому месту; предчувствие резкой психологической перестройки, вызванной визитом в чужой дом, особенно если там собирается незнакомая компания. Капитуляция собственной личности, если угодно. По сути, маленькая смерть, как мог бы выразиться человек, наделенный поэтическим воображением.

Машина притормозила, свернула с главной дороги, въехала в покрашенные белой краской ворота и еще две-три минуты катилась по гравийной дорожке под сенью деревьев. В сумерках было не видно, далеко ли простирались деревья вправо и влево. Зато дом показался практически сразу: довольное большое, солидное здание постройки начала девятнадцатого века, покрытое кремовой штукатуркой, с высокими окнами, частично прямоугольными, частично закругленными сверху. Тихий и величавый, дом как будто светился в сумерках сам по себе, источая мягкое сияние. У Хью поднялось настроение. Он уже предвкушал гул приветственных голосов, что донесутся ему навстречу из глубин дома. Он улыбнулся слуге, открывшему дверь. Однако тот не улыбнулся в ответ, и из темной передней у него за спиной не донеслось ни звука.

– Мистер Мант с друзьями играют в прятки, сэр, – объявил дворецкий с таким серьезным видом, что Хью постеснялся рассмеяться. – Вам велено передать, что «домиком» будет библиотека, а вы сами будете «водой», кажется, так он сказал. Мистер Мант распорядился, чтобы свет не горел во всем доме до конца игры, сэр.

– И мне надо вступить в игру прямо сейчас? – спросил Хью, шагая следом за своим провожатым и слегка спотыкаясь. – Или можно сначала пройти к себе в комнату?

Дворецкий остановился и распахнул дверь.

– Это библиотека. Насколько я понял, сэр, мистер Мант говорил, что игра начинается сразу по вашем прибытии.

Откуда-то из глубин дома донеслось еле слышное «ку-ку».

– Мистер Мант просил передать, что ходить можно куда угодно. Весь дом в вашем распоряжении, – добавил дворецкий и ушел.

Валентин Остроп испытывал самые противоречивые чувства. Его собственное безобидное легкомыслие слегка потускнело, столкнувшись с более жестким легкомыслием его друга. Валентин был уверен, что Мант – человек с золотым сердцем, которое он предпочитает скрывать за несколько зловещей наружностью. Если он собирался напугать гостя своими заупокойными разговорами и самоходными гробами, то у него это получилось. Валентина до сих пор чуть мутило. Однако крепкие нервы и отменный запас жизнерадостности все-таки взяли свое, а невинная очаровательная забава, которой они предавались сейчас, уняла все тревоги и улучшила настроение, укрепив его в мысли, что первое впечатление о Манте все-таки было верным: он очень неглуп и весьма проницателен, возможно, в чем-то и дилетант, но человек действия, с твердым, даже непримиримым характером, из тех людей, кого следует уважать, но не надо бояться. Также он ощущал нарастающее желание поскорее увидеться с Кертисом: он хотел познакомить Кертиса и Манта, уверенный, что двое людей, которые нравятся ему самому, непременно понравятся и друг другу. Он рисовал себе в воображении приятную встречу по окончании шуточного противостояния в игре – захватчик и пленный весело рассмеются, слегка запыхавшись, над столь необычными обстоятельствами их знакомства. С каждой минутой его настроение становилось все лучше и лучше.

Его беспокоило лишь одно: ему хотелось поделиться с Кертисом новыми сведениями, рассказать ему обо всем, что случилось сегодня, но это значило бы предать доверие хозяина дома. Как бы сам Валентин ни старался смотреть сквозь пальцы на странности Манта, связанные с его коллекцией, было ясно, что тот не выдал бы свой секрет, если бы не был сбит с толку путаницей в разговоре. Да и Хью вряд ли поверит, если выдать ему только голые факты.

Но хватит праздных раздумий. Ему надо спрятаться – и побыстрее. Он бывал в этом доме лишь дважды и плохо знал расположение комнат. Темнота, ясное дело, тоже не помогала. Дом был длинным и симметричным, все парадные помещения располагались на первом этаже. На втором – комнаты для прислуги и кладовые, там уж наверняка будет где спрятаться. Да, там точно найдется укрытие.

Он бывал на втором этаже лишь один раз, сегодня вечером с Мантом, и ему не слишком хотелось подниматься туда опять, но надо было настраиваться на игру. Он нашел лестницу, поднялся на один пролет и остановился на верхней ступеньке: во всем доме и вправду не было света.

– Что за абсурд, – подумал Валентин. – Пожалуй, я все-таки сжульничаю.

Он вошел в первую комнату слева по коридору и щелкнул выключателем. Свет не зажегся: электричество выключили во всем доме. Но при свете спички Валентин разглядел, что это спальня с ванной в том же помещении. В одном углу стояла кровать, в другом – большая прямоугольная емкость, накрытая крышкой, очевидно ванна. Ванна располагалась недалеко от двери.

Пока он стоял и раздумывал, в коридоре раздались шаги. Ну уж нет, его просто так не найдут. Быстрый, как мысль, Валентин приподнял крышку, которая оказалась совсем не тяжелой, забрался в ванну и аккуратно опустил крышку на место.

Места внутри оказалось гораздо меньше, чем ему представлялось, было как-то тесновато, и сама емкость по ощущениям вовсе не походила на ванну, но размышления Валентина о природе его укрытия внезапно прервал звук голосов, зазвучавших прямо в комнате. Они были настолько приглушенными, что поначалу он их не узнал. Но невидимые собеседники явно о чем-то спорили.

Валентин осторожно приподнял крышку. Света не было, и он поднял ее чуть выше. Теперь ему стало слышно, о чем говорили эти двое.

– Не знаю, что ты задумал, Дик, – сказал Беттишер. – С предохранителем будет бессмысленно, без предохранителя – слишком опасно. Не лучше ли повременить?

– Другой такой возможности может и не представиться, – произнес Мант таким чужим, странным голосом, что Валентин его едва узнал.

– Возможности для чего? – спросил Беттишер.

– Выяснить, точно ли этот самоходный гроб способен на то, о чем говорил Мадрали.

– Ты имеешь в виду, может ли он исчезать? Мы знаем, что может.

– Я имею в виду, может ли он послужить средством для исчезновения кого-то еще.

Возникла короткая пауза. Затем Беттишер сказал:

– Даже не думай. Мой тебе совет.

– Он не оставит никаких следов, – возразил Мант, наполовину капризно, наполовину обиженно, как ребенок, которому не дают учинить шалость. – Родственников у него нет. Никто не знает, что он поехал сюда. Может быть, он и вовсе сюда не доедет. Можно сказать Валентину, что он так и не появился.

– Мы уже все обсудили, – твердым голосом проговорил Беттишер, – и решили, что так не пойдет.

Они опять замолчали, и в тишине стало слышно, как где-то снаружи рокочет автомобильный мотор.

– Пойдем, – позвал Беттишер.

Но Мант, похоже, его удержал. И произнес умоляющим, чуть ли не жалобным голосом:

– Но ты же не против, если я его там поставлю, на предохранителе?

– Где там?

– У серванта с фарфором. Там он точно на него наткнется.

Раздраженный голос Беттишера донесся уже из коридора:

– Ну, если тебе так уж хочется… Только это бессмысленно.

Мант на секунду замешкался в комнате, напевая себе под нос тонким голосом, звенящим от жадного предвкушения:

– На предохранителе вверх или вниз, вот в чем вопрос! – Повторив это трижды, он выскочил в коридор, сердито окликая Беттишера: – Между прочим, ты мог бы и помочь мне, Тони. Мне одному будет не очень удобно ворочать такую тяжесть.

Гроб и вправду оказался тяжелым. Когда Валентин кое-как справился с охватившей его истерикой, у него в голове осталась лишь одна мысль: надо поскорее убрать смертоносный предмет с дороги Хью Кертиса. Чем дальше, тем лучше. Желательно и вовсе вышвырнуть в окно. В темноте очертания гроба, расположенного в таком месте, куда человек непременно шагнет, чтобы не налететь на сервант, казались пугающе знакомыми. Валентин попытался припомнить, как работает эта штуковина. Но ему вспомнилось только одно: «Торцы безопасны, а бока лучше не трогать». Или наоборот? «Бока безопасны, а торцы лучше не трогать»? Эти две мысли смешались в его сознании, окончательно сбив с толку, и тут он услышал приглушенное «ку-ку», донесшееся сначала из одной части дома, а потом – из другой. И еще он услышал шаги в коридоре этажом ниже.

Валентин все же решился и с уверенностью, поразившей его самого, обхватил деревянный куб и оторвал его от пола. Он почти не замечал его вес, когда мчался по темному коридору. Внезапно он понял, что только что пробежал мимо открытой двери. В свете луны за окном он разглядел, что это спальня, а сам он стоит перед старомодным платяным шкафом, величественным и громоздким, с тремя дверцами, средняя из которых была зеркальной. В зеркале смутно виднелось его отражение с ношей в руках. Валентин бесшумно поставил гроб на паркет, но на выходе из комнаты споткнулся о пуфик и чуть не упал. Произведенный им грохот отозвался в душе чувством глубокого облегчения, а скрежет ключа в запирающемся замке был словно музыка для его слуха.

Он машинально убрал ключ в карман. Но ему тут же пришлось поплатиться за свою неуклюжесть. Не успел он сделать и шага, как чья-то рука схватила его за локоть.

– О, это ты, Валентин! – воскликнул Хью Кертис. – А теперь тихо и быстро веди меня к хозяину дома. Мне надо выпить.

– Мне тоже, – ответил Валентин, которого неудержимо трясло. – Жалко, нет света.

– Ну так включи его, балда.

– Не могу… Электричество вырубили во всем доме. Надо дождаться распоряжений Ричарда.

– А где он сам?

– Где-то прячется. Ричард! – позвал Валентин. – Дик! – Он почему-то стеснялся кричать во весь голос. – Беттишер! Меня нашли! Игра закончилась!

Сначала ответом была тишина, а затем раздался звук шагов. Кто-то спускался по лестнице.

– Это ты, Дик? – спросил Валентин в темноту.

– Нет, это я, Беттишер. – Веселость в его голосе казалась наигранной.

– Меня нашли, – повторил Валентин таким тоном, словно это было великое достижение и большая заслуга всех к этому причастных. – Позвольте представить вам моего друга, который, собственно, меня и нашел. Нет, это я. Мы с вами уже познакомились.

Ошибку исправили, и две руки хоть и не сразу, но все же нашли друг друга на ощупь в полной темноте.

– Боюсь, вы будете разочарованы, когда увидите меня воочию, – сказал Хью Кертис приятным голосом, сразу же располагавшим к себе.