Помоги проекту - поделись книгой:
Doing it All over
Раз за разом
Глава 1. Часть 1.
В тот день я чувствовал себя особенно напряженно. Именно поэтому я сказал, что сделал с тем стариком. Оглядываясь назад, это была, пожалуй, самая мудрая вещь, которую я когда-либо говорил в своей жизни.
Я приехал к нему в санаторий пригорода Спокана. Увядший, изможденный девяностолетний старик. Трудно было определить какой он расы, настолько он иссох со временем. Имя на бумаге, которую дал мне персонал, идентифицировало его как «Ли Ли», что, по моему мнению, сделало его китайцем.
Он страдал от рака, не только от одной его части, а от всего тела. Я взглянул на него и понял, что ему недолго осталось жить в этом мире. Его дыхание было рваным и нерегулярным, кожа бледная и лихорадочная. Его тело, наверное, в лучшем случае весило килограмм 35. На его костях не было никакой мускулатуры, и кожа свободно свисала с каждой конечности. Несмотря на всё это, он мысленно осознавал своё положение.
"Как дела, мистер Ли?", - спросил я, наклонившись над его больничной койкой.
"Не могу..."- тихо вздохнул он, - "...дышать".
Я кивнул, достал стетоскоп из кармана моего комбинезона и надел его на уши. Я слушал его лёгкие, и не слышал ничего, кроме плохих новостей. Он почти не дышал. Я фельдшер уже восьмь лет, но даже новичок понял бы, что шансы господина Ли пережить поездку в больницу не самые утешительные. Ему нужна была дыхательная трубка в лёгкие.
Медсестра была воплощением "белого мусора". Осветлённые волосы, примерно 30 килограмм лишнего веса, и, надувая пузыри из жвачки, она смотрела на нас. Она наложила на его лицо маску, но это только изменило поток в два литра в минуту. Эффект этого был в том, чтобы дать ему меньше кислорода, чем было доступно в атмосфере, поскольку маска была закрытой системой. Обычное дело для санатория. Мой партнёр, не спрашивая меня, переключил подающую трубу в нашу переносную цистерну и запустил её до пятнадцати литров в минуту. Это немного помогло господину Ли, но не сильно.
"Ему нужна интубация", - сказал я, указывая размещение дыхательной трубки.
"Нет, нет, нет!", - закричала медсестра, удивив меня. - "Он не подлежит реанимации! Вы не можете вставить трубку!"
Мистер Ли презрительно посмотрел на медсестру, я схватил её за руку и вывел в коридор. "Не подлежит реанимации" - приказ врача, обычно предоставляемый таким людям, как господин Ли, приказывая фельдшерам и больничному персоналу не использовать расширенные меры поддержания жизни, чтобы спасти человека. В конце концов, зачем возвращать Ли из мёртвых? Чтобы он мог продолжить умирать от рака? Но всё равно, она могла бы найти более тактичный способ сообщить мне об этом
"У Вас есть копия приказа?", - демонстративно спросил её я.
Она быстро пролистала папку и показала мне документ. Я посмотрел на него, убеждаясь, что всё законно. Имя пациента, слова "Не подлежит реанимации", подпись врача - всё было на месте.
"Хорошо", - сказал я, отдавая документ обратно. - "Но Вам не помешает в будущем поработать над своими манерами. Мистер Ли слышит всё, что Вы говорите".
Она засмеялась, снисходительно глядя на меня. "Он же овощ. Да ещё и узкоглазый. Что такого-то?"
Я отвернулся от неё с отвращением. Как долго бы я ни работал, меня никогда не перестанет удивлять, насколько грубыми, некомпетентными и бестактными могут быть медсестры в санаториях. В такие ситуации понимаешь, что если бы они хорошо исполняли свои обязанности, они бы не работали здесь.
Я вернулся к пациенту и посмотрел на него. Его дыхание, временно облегчённое увеличением кислорода, теперь снова ухудшалось.
"Мистер Ли?", - спросил я его, говоря громко, на случай, если он плохо слышит. - "У меня есть приказ врача не помогать вашему дыханию механически. Вы понимаете?"
Посмотрев в мои глаза, он понимающе кивнул.
"Это ваше желание, сэр?", - спросил я. - "Мне ничего не делать?"
Он слегка улыбнулся. "Да", - сказал он, задыхаясь. - "Пришло... моё время".
"Как пожелаете", - ответил я.
Мы погрузили его на нашу каталку и повезли к машине скорой помощи. Там я подключил его к своей машине ЭКГ, чтобы наблюдать за сердечным ритмом. Я положил свой пульсовый оксиметр на его палец, глядя на дисплей. Пульсоксиметр регистрировал количество насыщения кислородом в крови. Нормальные параметры для человека, дышащего комнатным воздухом - около 99%. Мистер Ли дышал стопроцентным кислородом, и его параметры были 74%. Да, он быстро умирал.
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: перевод редактируется
Глава 1. Часть 2.
"Мистер Ли?", - обратился я к нему. Его глаза распахнулись, чтобы посмотреть на меня.
«Я собираюсь начать внутривенное вливание», - сказал я. «Может быть, Вам смогут дать кое-что в больнице, ну, знаете, чтобы облегчить боль и дискомфорт».
Он улыбнулся и кивнул.
Я приступил к работе, подготовил мешок соляного раствора и повесил его на крючок потолка машины скорой помощи. Его вены были настолько хрупкими, что я был вынужден использовать самую маленькую иглу, что у нас была, такую, что использовали для младенцев. Я медленно вставлял иглу, осознавая, что продвижение иглы с такой скоростью было, вероятно, очень болезненно для него.
«Простите, мистер Ли», - сказал я ему, когда наконец закрепил линию. - "Мне не нравится делать это медленно, но ваши вены не в очень хорошей форме. Лучше делать это так, чем потерять вену и начинать всё заново».
"Спасибо...", - небольшая пауза, - "...тебе".
"Без проблем".
Пока я настраивал скорость капель, я заметил, что он смотрит на меня со странной улыбкой на лице. Он сделал несколько глубоких вдохов, словно глотая кислород, а затем начал говорить.
"Ты... хороший мальчик", - сказал он, тяжело дыша. - "Ты относишься ко мне... с уважением... не как другие."
"Просто делаю свою работу", - улыбнулся я в ответ.
Он потряс головой. "За мной ухаживали и раньше...", - сказал он. - "Не все, как ты... Не... все."
"Ну", - пожал я плечами, - "я стараюсь."
"Какое...", - спросил он, - "...твоё самое большое желание?"
"Самое большое желание?", - спросил я, поднимая бровь. Он кивнул.
Я рассмеялся, думая о своей жизни. Я был 35-летним частным фельдшером, и я слишком долго занимаюсь этой работой. Я не был каким-то бездельником, но и на вершине успеха я тоже не был. Моя работа постоянно находилась под угрозой исчезновения из-за Департамента Пожарной Охраны Спокана, который так и мечтал добраться до скорой помощи. Как и многие пожарные службы по всей стране, на протяжении многих лет они инициировали так много пожарных норм и правил, что у них больше не было огня, чтобы его тушить.
Они знали, что скоро налогоплательщики начнут задаваться вопросом, за что они вообще этим ребятам платят, и их миссия на следующее столетие, казалось, была захватом бизнеса медицинской помощи. Частные компании скорой помощи, у которых не было политического влияния или репутации героев, уже попали к ним в городах и пригородах по всей территории Соединенных Штатов. Это была общенациональная тенденция. Пожарная Охрана Споканы уже дважды пыталась, но городской совет голосовал против, а затем, утверждая, что тот же орган одобрил их, они были остановлены суровым распоряжением вышестоящего судебного судьи.
Когда они наконец добьются успеха, я буду для них слишком стар, а я не умею больше ничего делать. У меня была бывшая жена и бывший ребенок, которым я плачу каждый месяц. В общем, я был в тупике и не видел выхода. Поэтому я ответил мистеру Ли:
"Я бы хотел снова быть пятнадцатилетним", - сказал я правду. - "Зная всё, что знаю сейчас. А как насчёт Вас, мистер Ли?"
Он улыбнулся, не отвечая на мой вопрос. Он просто сказал: "Неплохо", и закрыл глаза.
На мгновение его дыхание участилось, а затем полностью прекратилось. Я с тревогой посмотрел на него, зная, что могу что-то сделать, но мои руки связаны по приказу врача. Раньше я сталкивался с такими ситуациями, но это было нелегко. Я наблюдал за монитором после того, как его дыхание прекратилось. Его пульс ускорился до более чем 160 в течение нескольких секунд, а затем начал замедляться. Он замедлился до менее чем двадцати, и полностью прекратился, оставив на моей машине ЭКГ чередующуюся линию. Скольжение вскоре превратилось в плоскую линию. Мистер Ли был мертв.
Я закончил свою смену, не слишком много думая о мистере Ли с тех пор, как довёз его в больницу. Я сделал несколько звонков, съел жирный обед из фаст-фуда и отправился домой, в свою дешевую квартиру в Южном Спокане. Дома я выпил несколько бутылок пива, пока смотрел фильм на HBO. Затем я лёг спать, ожидая очередную двенадцатичасовую смену на следующий день.
Глава 1. Часть 3.
Меня разбудила музыка, грохот из радиочасов. Это была песня "Heat of the Moment" группы Asia. Я сразу понял, что это было странно. Моё радио всегда было настроено на современную музыкальную станцию, которая играла Matchbox 20, Alanis, Goo Goo Dolls и других современных музыкантов. С детства не слышал "Heat of the Moment". Не помню, чтобы настраивал радио на классическую рок-станцию, и, поскольку я жил один, никто другой не мог этого сделать. Я открыл глаза и застыл.
Это была не моя спальня, по крайней мере, не знакомая спальня моей квартиры. Это была спальня в доме моих родителей в Западном Спокане, но всё же она выглядела иначе. Я навещал их на прошлой неделе, и знал, что моя старая спальня давно превратилась в гостевую, с новым ковром, новой кроватью и новыми обоями.
Эта комната была такой же, как когда я жил там: с деревянными панелями (мои родители сделали их еще в 70-х) и плакатами рок-музыкантов на стенах. Мой старый стереофонический 8-трековый плеер стоял на полке рядом с чёрно-белым телевизором. Грязные выщи были разбросаны повсюду, вместе с обложками альбомов (Van Halen, Journey, Led Zepplin) и другим мусором. Я смотрел на это всё с широко раскрытыми глазами.
Это сон? Должно быть, подумал я. Но это точно не казалось сном. Я внезапно сел и понял, что чувствую себя очень сильным и энергичным. Не было боли в нижней части спины, как обычно. Не было перегруженности в горле от большого количества сигарет. Не было никакой слабой головной боли от пива, что я выпил прошлой ночью.
Как я понял, у меня даже был утренний стояк - что-то, что я редко испытывал. Я опустил глаза вниз и охнул. Моя голая грудь была безволосой, будто недавно выбритой. Живот был плоским, без следа пивного животика, который уже начинал у меня появляться. Что, чёрт возьми, здесь происходит?
Я встал с кровати, чувствуя себя одурманенным энергией, о которой я давно забыл. За моей кроватью было зеркало с эмблемой Aerosmith, выгравированной на нем. Я вспомнил, что выиграл её на ярмарке, когда мне было тринадцать (часть моего разума закричала: это было девятнадцать лет назад!). Я посмотрел в зеркало. Вместо лица с неряшливой бородой и бледными красными глазами я увидел гладкое лицо без морщин, с запутанными длинными волосами на макушке. Я едва узнал человека передо мной. Это был я, когда был подростком.
Застыв, я смотрел на себя (и всё же не совсем на себя). Что, чёрт побери, здесь происходит? Это не сон, я даже не мог убедить себя в этом. Реальность вокруг меня была слишком явной, слишком подробной. Сначала я вспомнил старого китайца с прошлой ночи. Он спросил: "Какое твоё самое большое желание?", и я сказал ему, что хотел снова быть пятнадцатилетним, зная всё, что знаю сейчас. Хорошо, я смотрел на лицо пятнадцатилетнего в зеркале прямо сейчас. Но это безумие, это невозможно. Жлелания не исполняются. Путешествиея во времени было невозможны. Не так ли?
Стук в дверь заставил меня подпрыгнуть к потолку.
"Билл?", - донёсся мамин голос. - "Ты уже встал? Давай уже, собирайся в школу."
Школа? "О мой Бог", - пробормотал я, глядя на дверь.
"Билл?", - дверь скрипнула и я увидел свою мать, но не такой, какой я видел её на прошлой неделе. Скорее такой, какой я её в последний раз видел около семнадцати лет назад. У её светлых волос не было и следа серого, лицо было без морщин. У неё было около 10 килограмм лишнего веса, период, который она пережила, когда был подростком. Позже она потеряла все лишние килограммы. Её глаза закрылись, и я понял, что стоял посреди комнаты в нижнем белье.
"Билл, что ты делаешь?", - спросила она, подозрительно глядя на меня. Конечно же она сразу подумала о наркотиках.
"Э-э...", - оглянулся, мои мысли путались. - "Эм... ничего, мама, просто пытаюсь, ну, проснуться".
Кажется, это немного её утешило. "Оу", - сказала она. - "Ну, поторопись, а то опоздаешь в школу. Трейси сейчас выйдет из душа".
"Трейси?", - удивлённо спросил я. - "То есть, Трейси, моя сестра?"
Взгляд, которым она на меня посмотрела, при других обстоятельствах показался бы очень смешным. "Да", - осторожно сказала она. Её глаза говорили, что она опять забеспокоилась насчёт наркотиков. - "Как много Трейси ещё живет в доме, Билл?"
"Извини", - ответил я машинально, полный восторга. - "Всё ещё не проснулся."
Она с сомнением кивнула и, кинув последний беспокойный взгляд, закрыла дверь.
Трейси!, - подумал я с сомнением. Трейси, моя старшая сестра. Она умерла в ночь своего выпускного, когда машина, на которой она ехала, пилотируемая пьяным учеником, погрузилась в реку Спокан. Трейси, вместе с другой девушкой-подростком, утонула, прежде чем она смогла вытащить себя из затонувшей машины. Трейси была жива!
Глава 1. Часть 4.
Я сел на кровать, и мой разум перешёл в состояние перегрузки. Часть меня отказывалась верить тому, что говорили мне глаза: что я был подростком в начале 80-х годов, а не 32-летним фельдшером в конце 90-х, что моей матери сейчас чуть больше 30-ти, и что моя мертвая сестра только что освободила мне душ, а не лежит в запечатанном гробу на кладбище.
Но холодная, логическая часть меня была вынуждена принять обстоятельства. Я снова подросток. Должен ли я теперь жить следующие семнадцать лет? Могу ли я изменить ситуацию? Неужели я застряну здесь? Мне нужно было учесть множество последствий. А что насчет Бекки, моей четырехлетней дочери? Что с ней? Она ещё не существовала. Если бы я могу изменить ситуацию, и я сделаю это, Бекки, возможно, никогда не будет жить. Это было глубокое, очень глубокое дерьмо.
Я всё ещё сидел, погруженный в мысли, когда дверь снова открылась и я увидел своего отца. Как и моя мать, отец выглядел значительно моложе, чем я привык. Он был одет в брюки и свитер, очевидно, собираясь в школу, где он преподавал (преподаёт, точнее) восьмому классу английский язык и физкультуру. Он посмотрел на меня сверху-вниз, видимо, по совету обеспокоенной мамы (помню, мама всегда переживала, что я мог подсесть на наркотики).
Спустя некоторое время, он спросил: "Ты в школу сегодня собираешься?"
Я посмотрел на него на мгновение. Это было так странно. Я не мог серьёзно относиться к родительскому контролю, так долго я был без него, но мой отец этого не понимал. Наконец я ответил: "Да, пап. Уже собираюсь в душ."
Он кивнул, собираясь что-то сказать, но передумал. Он закрыл за собой дверь.
Перерывая свой комод и вытаскивая одежду, я удивлялся своим вкусам. Казалось, мне нечего надеть, кроме пары джинс, свитеров и футболок с эмблемами рок-групп. Какая была погода? Это было лето, весна, осень или зима? Должен ли я надеть майку с эмблемой рок-группы или свитер с эмблемой рок-группы? Выглянув в окно, я понял, что сейчас зима. На земле лежит снег, а над головой серые облака. Я нашёл халат (мой старый красный халат!) в шкафу, натянул его на себя, открыл дверь и направился к ванной, чтобы принять душ
Когда я шёл мимо комнаты сестры, я заглянул туда, и увидел её. Семнадцать лет или около того, в паре джинс и в модном свитере. Она села перед зеркалом, расчесывая мокрые волосы. Она равнодушно взглянула на меня и начала поворачиваться обратно к зеркалу, но остановилась, заметив, что я смотрю на нее.
"Чего тебе, придурок?" - спросила она. Её голос был наполнен презрением, что ознаменовало наши подростковые годы. Презрение, о котором я жалел после её смерти.
Я вошёл в её комнату, от чего она свирепо посмотрела на меня, но мне было всё равно. "Трейси? Боже, я так рад видеть тебя."
Она выглядела совершенно враждебно, когда я шагнул вперёд и обнял ее. Она застыла в тревоге и замешательстве.
"Что, блять, с тобой не так?!", - огрызнулась она, отталкивая меня.
Я был настолько счастлив снова видеть её, что на мои глаза навернулись слёзы. На мгновение я потерял дар речи.
Она посмотрела на меня, отвращение читалось в её глазах. "Ты плачешь? Какого хера?! Выметайся из моей комнаты, придурок!"
"Трейси", - серьёзно заявил я, - "Мы с тобой сейчас сядем и поговорим".
"Что?", - спросила она с удивлением.
"Об этом потом", - сказал я, и затем спросил, - "Какая сегодня дата?"
"Хм?"
"Дата", - повторил я. - "Ну, ты знаешь, день, месяц... год?"
Она пялилась на меня, не отвечая.
"Я серьёзно, Трейси, и я всё тебе потом объясню. Какая сегодня дата?"
Поделиться книгой: