Помоги проекту - поделись книгой:
Александр Владимирович Бурьяк
Станислав Ежи Лец как мастер дешёвых хохм не для дела
Станислав Ежи Лец
Станислав Ежи Лец (1909–1966) — польский писатель еврейского происхождения, прославившийся своими афоризмами, от которых меня по большей части тошнит, потому что в них много остроумия, но мало толку, а иногда и вовсе чепуха, допускаемая ради игры слов. Я не эстет слова, и для меня остроумие само по себе безразлично, а хорошо бывает лишь как приправа к чему-то, высказываемому для дела. С практической точки зрения, «перлы» Леца — это в лучшем случае тривиальности. Попытки выжать из Леца что-то полезное для жизни, для решения личных или общественных проблем обычно заканчиваются разочарованиями. Это не Ларошфуко и не Лабрюйер — и уж тем более не Монтень. Лец удобен для употребления в эпиграфах, когда авторам надо добавить чего-нибудь этакого для демонстрации своей широкой начитанности. Так что Лец, можно сказать, даже не афорист, а эпиграфист, а по большому счёту абсурдист, только из очень гладеньких. Для поверхностных авторов он удобен в качестве источника эпиграфов, потому что у него не надо ничего ВЫЧИТЫВАТЬ, выделять из массы текста, а можно брать готовые хохмы, нарезанные для немедленного употребления. Чистоплотным писателям нееврейской национальности лучше его игнорировать, а если очень хочется ввернуть что-то из классиков, то надо пробовать добросовестно откопать — у Платона, Цицерона, Эразма Роттердамского, Бальтасара Грасиана и иже с ними. Или хотя бы у Баруха Спинозы: тот не стремился блеснуть словесными трюками.
Из русской википедии:
«Станислав Ежи Лец (польск. Stanislaw Jerzy Lec, 6 марта 1909, Лемберг, Австро-Венгрия — 7 мая 1966, Варшава, Польша) — выдающийся польский сатирик, поэт, афорист XX века.»
«Отец будущего писателя, австрийский дворянин (барон) Бенон де Туш-Летц еврейского происхождения (родители будущего поэта, будучи эксцентриками, перешли в протестантство; второй частью двойной фамилии отца — Лец, что на иврите и идише означает „клоун“, или „пересмешник“ — в её польском написании пользовался автор „Непричёсанных мыслей“).»
Из автобиографии:
«Пору оккупации я прожил во всех тех формах, какие допускало то время. 1939–1941 гг. я провел во Львове, 1941–1943 гг. — в концлагере под Тернополем. В 1943 году, в июле, с места предстоявшего мне расстрела я сбежал в Варшаву, где работал в конспирации редактором военных газет Гвардии Людовой и Армии людовой на левом и правом берегах Вислы. Потом ушёл к партизанам, сражавшимся в Люблинском воеводстве, после чего воевал в рядах регулярной армии.»
Из русской википедии:
«После освобождения Люблина вступил в 1-ю армию Войска Польского в звании майора. За участие в войне получил Кавалерский Крест ордена „Polonia Restituta“ (Возрожденная Польша).»
«Лец в 1946 г. был направлен в Вену в качестве атташе по вопросам культуры политической миссии Польской Республики.»
«Наблюдая из Австрии процессы, происходящие в Польше того времени, утверждение режима партийной диктатуры, подавление творческой свободы и воли интеллигенции, Лец в 1950 году принимает трудное для себя решение и уезжает в Израиль. За два года, проведённых здесь, им написана „Иерусалимская рукопись“ (Rekopis jerozolimski), в которой доминирует мотив переживаемой им острой тоски по родине. Содержанием этих стихов, сложенных во время странствий по Ближнему Востоку, стали поиски собственного места в ряду творцов, вдохновлённых библейской темой, и неотвязная память об убитых под другим, северным небом.»
«В 1952 году вернулся в Польшу.»
Ну воевал, да. Герой. Но по складу мышления и образу жизни — то ещё еврей. В русскоязычной массе читателей раскручен евреями и абсурдистами. Помимо них, его жалуют вниманием лишь до момента, когда вполне убеждаются, что не читать его — ещё лучше, чем читать: сберегается время.
В 1936 г. Лец «организует вместе с поэтом Леоном Пастернаком литературное кабаре — „Театр Пересмешников“, или „Театр огольцов“. Озорные представления новорожденного театра, азартно высмеивающие „трубадуров милитаризма и национал-патриотов“, очень не нравятся властям.» (Александр Кузнецов)
Было бы странно, если бы это властям нравилось — в ситуации, когда с одной стороны вооружался СССР, с другой — нацистская Германия. Понятно теперь, каков был вклад Леца в подготовку Польши к обороне её границ в 1939-м.
Из Электронной еврейской энциклопедии (www.eleven.co.il):
«Широкую популярность приобрел Лец циклами афоризмов, сентенций и эпиграмм „Непричесанные мысли“ (1957), „Новые непричесанные мысли“ (1964), переведенными на десятки языков. В них уникальным образом сплавлены польская национальная традиция фрашек с горьким и печальным еврейским юмором, сарказм современного мыслителя с мудрой снисходительностью хасидских цаддиков.»
«В отточенных по форме высказываниях против тоталитаризма, отупляющей регламентации жизни в странах восточноевропейского блока, антисемитизма (в частности, в послевоенной социалистической Польше) Лец запечатлил мысли и настроения свободолюбивой интеллигенции этих стран.»
Надо думать, Лец запечатлил и интеллектуальный уровень этой интеллигенции.
Из аннотации на «Непричёсанные мысли»:
«Станислав Ежи Лец — писатель и философ, чьи афоризмы, едкие, язвительные шутки давно уже получили всемирную известность. „Непричесанные мысли“ — вершина творчества польского классика. Мир Леца — жестокий театр марионеток: здесь властвуют лжесвобода, глупость и преступление. И единственная защита от этой мировой глупости и пошлости — смех. Всем тем, кто не чужд парадоксальному взгляду на мир и старается мыслить свободно и независимо, рекомендуется к обязательному прочтению.»
Парадоксальный взгляд на мир — это взгляд абсурдистский. Абсурдист упивается парадоксами, тогда как нормальный думальщик просто имеет с ними дело.
Совсем уж восторженная характеристика:
«Время не часто дарит землян такими шедеврами и появлением столь уникального философа-сатирика как Станислав Ежи Лец. Его „Непричесанные мысли“ — подлинно неиссякаемый источник радости и веры в непобедимость светлого начала. К тому же необычная книга Леца — не просто новое слово в искусстве афоризма. Ведь почти каждая из крылатых мыслей Леца, выраженная в одной или нескольких строках, — сгусток феноменальных умозаключений. Уникальное противоядие в борьбе со страхом, ненавистью и подавлением человеческой мысли, насаждаемое всевозможными тоталитарными режимами. Остроумное и действенное оружие против национализма всех мастей, равно как и любой милитаристской демагогии.» «Миниатюрная книжица „Непричесанных мыслей“ с поразительной быстротой переводится на многие языки мира. Мыслями Леца зачитываются в Англии и в США, в Италии и Франции, в Швейцарии и ФРГ. Очарование и мудрость „Непричесанных мыслей“ в том, что они не претендуют на истины последних инстанций, а с фантастической легкостью увлекают домысливать, сопоставлять, ассоциировать, сравнивая прошлое с настоящим и будущим. Парадоксально-лучистые мысли Леца цитируют дипломаты и политики с трибуны ООН, произносят со сцены, во множестве театральных постановок. Крылатые выражения не сходят с уст студенческой молодежи.» (Александр Кузнецов)
Дипломаты и политики с трибуны ООН цитируют «парадоксально-лучистые мысли Леца», потому что этими «мыслями» удобно ОХМУРЯТЬ оппонентов.
(Начало раздвоения личности.)
— Вот… Лец… фигня какая-то…
— Не нравится — так не читай! Только и всего. Зачем тратить время ещё и на его «критику»?
— А как же месть за своё разочарование?!
— (снисходительно) И кому месть-то? Международному еврейству, что ли?
— Абсурдистам! Гнилой интеллигенции!
— Даже так… А что ты надеялся у Леца отыскать?
— Да хоть что-нибудь. О понимании эпохи там, к примеру…
— Ну ты дурак, дружище!
— ???!!!
— Об эпохе надо судить по нему самому, если сможешь. А если не сможешь, то чем ты лучше его?
Гонорары у Леца, возможно были и высокие, а вот хохмы — дешёвые. Хохмы Леца дешёвые, потому что пребывают на уровне расхожей мудрости: за ними не видится большой умственной работы над постижением принципов (или хотя бы нюансов) бытия.
Может, Лец что-то толковое где-то и написал, но к людям суются в первую очередь с его «непричёсанными мыслями» (давно уже причесать могли!). Абсурдность «Непричёсанных мыслей» — уже в их непричёсанности. От их чтения развивается «непричёсанность» мыслей и у читателей Леца. Иными словами — поверхностное фрагментарное мышление, не нацеленное на достижение практически значимых результатов. А ещё эти читатели начинают чрезмерно остроумничать. А это всегда в ущерб содержанию. А с ним и без этого всегда сложности. Лец отнимает у людей время, которое они могли бы тратить на трудное чтение Ницше и Шопенгауэра.
Есть достаточные основания, чтобы утверждать, что австрийский барон майор польской службы Ежи Лец — хохмач, мастер особо малых литературных форм, борец против государственного насилия и глупости, наследственный эксцентрик и пр. — есть тонкий разрушитель мышления, пусть и ненамеренный.
Справедливости ради надо отметить, что Станислав Ежи Лец, хоть и сильно приабсуржен, всё же не являет собой такое ужасное чудовище, как, например, известный русский отщепенец Даниил Хармс.
Вот ведь как получается: иного хоть крести, хоть титул барона ему дай, хоть звание майора, а еврейский склад ума у него всё равно будет себя проявлять. Сложно всё это. Впрочем, Лец честно пытался найти себя в Израиле. Но не нашёл. От одних отстал, к другим не пристал. Если бы он считался польскоязычным ЕВРЕЙСКИМ писателем, это был бы совсем другой, приемлемый соус. А когда его подносят как «польского сатирика и т. п.», он выглядит странно: по мозгам он всё-таки не поляк.
Особо малые литературные формы — отличный способ расползания по чужим произведениям, так что можно удивляться тому, что Лец не в каждой интеллигентской бочке затычка, а некоторые образованцы даже не знают о его творчестве. Причина — не в том, что он (был) неудобен в политическом отношении, или неприемлем для кого-то как «ещё один еврей» в литературе, или что он слишком блестящ и оттеняет иное убожество, а в том, что он очень даже поверхностен и, как большинство юмористов-сатириков, приносит содержание в жертву форме.
В особо малых формах заведомо не развернёшься с выражением чего-то существенно нового, сложного, нуждающегося в пояснениях, а значит, эти формы подходят лишь для изложения каких-то более-менее устоявшихся (пусть и в нешироких кругах) взглядов и простеньких идеек.
Из Станислава Ежи Леца («Непричёсанные мысли», «вершина творчества») — с моими более-менее причёсанными комментариями:
«Никогда не отворяй дверь тем, кто отворяет ее и без твоего разрешения.»
Так они же эту дверь отворяют САМИ. А потом входят. Правильнее было бы «Выталкивай за свою дверь тех, кто отворяют её без твоего разрешения», но тогда бы не было противопоставления «отворяй — отворяет».
«Ошибка становится ошибкой, когда рождается как истина.»
А разве бывают ошибки, рождающиеся как ошибки, а не как «отличные идеи»?
«Воскреснуть могут лишь мертвые. Живым труднее.»
Наоборот. Потому что у живых есть возможность управлять процессом. Сначала обеспечь себе «бессмертие», потом только умирай.
«Окно в мир можно закрыть газетой.»
Окно в мир можно закрыть много чем, и газета в этом отношении не является особенно эффективным средством.
«Свободу нельзя симулировать.»
Это жарить свободу нельзя, а симулировать можно: не хоти того, чего не разрешают, — вот тебе и готовая свобода.
«Иногда легче присудить премию, чем признать правоту.»
Правота, которую можно нейтрализовать премией, мало чего стоит.
«Страшное дело — плыть против течения в мутной воде.»
Делится опытом. Аналогия неудачная: в «мутной воде» обычно власти дезориентированы и плавать особо не мешают, а в «немутной» они тебя быстро делают «врагом народа». Или он имел в виду плавание в прямом смысле?
«Беззубым многое легче выговаривать.»
Проверял? Лично я проверять не собираюсь.
«Не следует извлекать выводы из грязи.»
А почему?
«Розы пахнут профессионально.»
Ну и к чему это? (Вопрос, который уместен в отношении большинства лецевых хохм.)
«Если заявить: „Святых нет!“, обидятся даже атеисты.»
И только скептики, как обычно, пожмут плечами.
«И на колебания надо решиться.»
Это смотря кому и по какому поводу. Я бы сказал так: иногда в колебаниях бывает больше ума и достоинства, чем в решениях.
«Выкорчевывайте корни зла, они зачастую питательны и вкусны.»
С такими хохмами можно нарваться на характеристику «еврейский деструктор».
«Снился мне Фрейд. Что бы это значило?»
Это значит раскручивание «своих». Представителям нордической расы снился бы Ницше.
«Когда деспоты обращаются к террору, можно спать спокойно: тут уж будет без обмана.»
Не так. Терроризировать можно очень по-разному. И разве бывают деспоты без террора?
«Если настоящий шут смеется над настоящим шутом, значит один из них не настоящий.»
Поделиться книгой: