Андрей еле удержался, чтобы не фыркнуть. Нахмурился, якобы пристально следя за дорогой.
Баба Лида не унималась.
– Сейчас тоже едут, но наши, не иностранцы. Видать, идет по земле слава, народ-то исцеляется. А взять у нас! Вот у Сальниковых сын. Язва прободная была, так ведь ни следа не осталось! Соседка моя, сейчас-то померла уже, а тогда катаракта была, ослепла совсем, операцию ни в какую не хотела. И дорого, где деньги-то? Так взяла и прозрела! Стопроцентное зрение, очков до самой смерти не носила!
Пожилая женщина продолжала сыпать фамилиями и диагнозами: у одного камни из почек пропали, у другого сахарный диабет прошел, третий пить перестал.
– Так у вас здесь больных-то, выходит, не должно остаться, – не выдержал Андрей. – Но почему-то не всем этот святой помогает: Степан сказал, что у его снохи выкидыш случился. Почему же одним помощь есть, а другим – нет?
Вопрос прозвучал задиристо, да и не сказать, что был уместен. Просто Андрей снова поймал себя на мысли, что баба Лида его утомляет.
– Каждому дается по вере его, – важно ответила та. – Значит, мало верили. Не готовы были благодать в сердце впустить, смириться. – Она выразительно посмотрела на внучку. – А кто верует Панталиону, тем он помогает. Ленка-то, Степанова сноха, кривляка, себе на уме. Тут надо особую молитву сотворить, меня мать научила. Возьми, дескать, преблагой святой Панталион, все мое, что у меня есть, а меня направь, наставь, поведи за собой. Он тогда и поможет, наставит. – Голос бабы Лиды смягчился. – Малинка наша – добрая душа, тихий ангел. Оправится она, исцелит ее святой Панталион.
Машина въехала в лес. Листья почти полностью облетели, и деревья размахивали на ветру голыми ветками, похожими на костлявые руки. Лес был густой, настоящая чащоба, деревья и кусты росли плотно, сплетаясь ветвями, стояли темным мрачным строем, и Андрею стало тревожно: он не подозревал, что недалеко от его дома – такая глушь.
– За грибами, ягодами ходите сюда? – спросил он, облизнув пересохшие губы.
– Нет, нельзя, – строго ответила баба Лида. – Тут храм, Панталионова земля.
Сказала, будто это что-то объясняло, будто нельзя собирать то, что растет на земле, если рядом – церковь. А еще это прозвучало так, словно Панталион жив, наблюдает за всеми и может, если что не по нему, обидеться и наказать.
Лес закончился неожиданно. Узкая дорога оборвалась за очередным поворотом, и взору Давыдова предстало поразительное зрелище.
Автомобиль замер на краю громадной чаши с пологими краями, заросшими травой, которую периодически косили. С четырех сторон вниз вели не слишком широкие каменные ступени – когда-то белые, а теперь посеревшие и растрескавшиеся. На дне чаши стояла деревянная церковь. Теперь Андрей понял, почему ее не было видно с реки, когда подъезжаешь к острову: высокое здание находилось в глубокой низине.
– Необычно, – проговорил Андрей. – Я думал, церкви на холмах строят или на ровной поверхности, а тут храм… – Он хотел сказать: «В яме стоит», но промолчал, боясь задеть религиозные чувства бабы Лиды.
– Особенная она у нас, – ответствовала женщина. – Ни к чему ей выпячиваться, на горку забираться. Красавица наша!
Спорить глупо, зрелище было величественным. Глядя на храм вот так, с холма, можно было, не запрокидывая голову, внимательно рассмотреть строение со всех сторон.
Андрей припарковал машину на площадке, где посетители обычно, судя по всему, оставляли автомобили. Все вышли из салона и направились к ближайшей лестнице.
Баба Лида наконец умолкла, уйдя в свои мысли, Клара бережно вела дочь за руку, чтобы та не оступилась.
Необычность церкви не исчерпывалась местоположением. Она напоминала, скорее, католический храм, нежели православный, круглой маковки не было, вместо нее – остроконечный «шатер». Вероятно, это какой-то образец деревянного зодчества, Давыдов в таких вещах не разбирался.
Спустившись вниз, маленькая компания прошла по выложенной гладкими серо-бежевыми камнями площадке, напоминающей мостовую.
– Осторожно, скользко после дождя! – произнес женский голос.
Андрей обернулся и увидел старуху в платке и дождевике.
– Добрый день, Марья, – поздоровалась баба Лида. – Это внучка моя, Клара. И дочка ее, хворая она. Не говорит, не слышит. Приехали, теперь на «Варварке» жить станут. А это…
Она не успела отрекомендовать Давыдова, он назвался сам. Сказал, что переехал на Варварин остров.
У Марьи был острый взгляд и крючковатый нос. Лицо на удивление гладкое, но все равно видно, что она старше бабы Лиды.
– Добро пожаловать, – сказала Марья. – Я вроде сторожихи. Убираю, траву кошу, полы мою. Вон там живу. – Она указала на небольшой аккуратный домик, что притулился неподалеку от церкви. Андрей поначалу его и не заметил. – Вы проходите, проходите.
Баба Лида открыла дверь храма, вошла внутрь. Давыдов замешкался: идти ли? Его отношения с богом были весьма неустойчивыми. Родители окрестили сына и дочь в младенчестве, он помнил наизусть «Отче наш» и «Богородицу»; в доме праздновали Пасху и Рождество, но это было скорее данью традиции, нежели важной составляющей частью истинной веры.
Андрей не мог сказать, что ощущал особую благодать в храме, не испытывал потребности исповедаться или принять причастие. Однако в трудные минуты, повинуясь порыву, несколько раз заходил в церковь, покупал и ставил перед иконами свечки, пытался просить о заступничестве.
Получал ли поддержку?
Слышал ли его Господь (если, конечно, допустить, что он существует)?
Ни разу не было, чтобы после вознесения молитвы что-то в жизни резко менялось к лучшему, происходило чудо. Но, с другой стороны, возможно, Андрея избавляли от несчастий и провалов, которые случились бы, не обратись он за помощью к высшим силам.
Заметив, что Давыдов колеблется у входа, тогда как его спутницы уже вошли в храм, Марья бросила на него один из своих цепких взглядов и спросила:
– А ты чего мнешься?
Ее тон показался Андрею насмешливым.
– Свечи хочу купить. Не вижу церковной лавки, где она?
Марья презрительно поджала губы.
– Лавка! Привыкли все деньгами мерить! Это что же за разговор с Богом такой, если бесплатно к нему не подступишься? Крестики, свечки, иконки для автомобилей; ни обвенчаться, ни помереть, коли денег нету. Превратили веру в ходовой товар, а церкви – в торговые центры.
Андрей удивленно смотрел на старуху. Он был с ней во многом согласен, но от человека, работающего в таком месте, чудно было слышать столь радикальные речи.
– Святой Панталион бессеребренник был. Лечил всех, кто приходил, помогал и богатому, и бедному. Люди чем могли, тем и благодарили: кто еду даст, кто одежду. Храм вот построили, который ироды эти в революцию снесли. Этот-то храм новый, а от того, первого, камня на камне не оставили! По сей день люди приходят, молятся святому, помощь получают. Отдариваются, кто как может, жертвуют на поддержание храма. Так что нету у нас ни свечей, ни крестов, ни икон на продажу. Панталион был против тиражирования его лика. Есть у нас одна икона, древняя. Все, более ничего не требуется. И священника нет.
– Как так? – не понял Андрей. – Что за церковь без священника?
– Про часовни слышал? В часовнях нет алтаря, там не служат Литургию, настоятеля нету. А нам он и вовсе без надобности. К святому Панталиону напрямую обращаются, без посредника. Так-то. – Она поправила платок. – Пойдешь или нет?
Вместо ответа Андрей зашел в храм.
Все тут было не так, как он привык. Много окон, много света. Просторное помещение было почти пустым, если не считать лавочек вдоль стен и длинного стола для пожертвований, на котором покоилась груда вещей.
На трех стенах были огромные изображения Спасителя и Богородицы, но взгляд привлекала древняя икона с ликом Панталиона. Прежде, конечно, Андрей никогда не видел этого святого, понятия не имел, как тот выглядит, но больше никем этот человек быть не мог.
У Панталиона были большие черные глаза под угольными бровями, но при этом совершенно седые усы, борода и волосы, волной спадавшие на плечи. Простое бело-синее одеяние, воздетая в приветственном жесте рука, благородное, можно сказать, аристократическое лицо – взгляд так и тянулся к святому старцу.
Изображения Спасителя и Богородицы смотрелись рядом с ним лубочными ярморочными картинками, тогда как Панталион выглядел живым, от иконы веяло силой. Казалось, святой зрит в глубину твоего сердца и ждет, когда ты подойдешь ближе, расскажешь о своих бедах, попросишь о прощении или помощи.
Трое женщин – молодая, старая и малышка Малинка – стояли перед образом святого, замерев, не сводя с него взгляда. По щекам Клары текли слезы. Это не удивило Андрея, он и сам чувствовал нечто вроде благоговения, священного трепета. Вместе с тем крепли напряженность и тревога, которые пробуждали в нем и святой Панталион, и его часовня.
Желания подойти ближе и рассказать о сокровенном, попросить о покое и радости не получалось, поэтому Андрей развернулся и на цыпочках вышел из храма.
Марьи снаружи не было. Ждать, пока выйдут Клара и остальные, пришлось почти час. Андрей обошел строение, внимательно рассматривая его. Тут и там стояли скамейки и урны, кругом было стерильно чисто, ни одной бумажки, и очень тихо.
Всю обратную дорогу ехали молча. Никто, даже баба Лида, не произносил ни слова, они с Кларой словно боялись неосторожной фразой разрушить волшебство, расплескать то, что наполнило их в храме.
Простились быстро, баба Лида ушла в дом, а Андрей вспомнил, что у него есть подарок для Малинки. Он полез в бардачок, достал купленные загодя фломастеры, карандаши и толстый альбом для рисования.
Рядом со всем этим добром лежал пистолет, и Андрей представил, как вытаращила бы глаза баба Лида, увидев его. Разумеется, никакое это не оружие, всего лишь зажигалка. Бросив курить, Давыдов выбросил пепельницы и зажигалки, но избавиться от этой рука не поднялась. Поддельный пистолет подарил один из заказчиков, работавший в известной грозной конторе, сказал, что от настоящего не отличить, им вполне можно пугать хулиганов. Делать этого не доводилось (Давыдов надеялся, что и не доведется), но пускай себе лежит, каши не просит.
– В этих наборах есть коричневый цвет, – подмигнул Андрей Малинке. – Сможешь теперь рисовать Персику правильные полоски.
Девочка улыбнулась, прижимая к себе подарки.
– Зачем же ты… – начала Клара, но Давыдов строго перебил:
– Это наши дела с коллегой. Так что не вмешивайтесь, будьте любезны.
«Коллега» сморщила нос и прыснула со смеху. Клара поблагодарила и больше не стала возражать. Андрею показалось, что она все еще погружена в себя, не отошла от посещения часовни.
Ближе к вечеру приехал Петр, привез окно, сетку, жалюзи. Ловко и сноровисто установил все это, предварительно демонтировав старое окошко, а после тщательно убрал за собой.
– Огромное вам спасибо, – от души проговорил Андрей, любуясь новым окном.
То, что отныне можно будет отгородиться от ночной мглы, защититься современной конструкцией от необоримого и древнего, как сама Вселенная, страха темноты, немного успокаивало.
Глава восьмая
Два следующих дня Андрей провел за ноутбуком. Работалось ему легко как никогда, он настолько погрузился в процесс, что забывал про обеды и ужины.
Возможно, воображение Давыдова подстегнуло общение с Малинкой. Он вдруг понял, что девочка-маг Элли с глазами цвета морской волны (удалось-таки создать нужный оттенок, в точности, как у Сани, Степанова сына!) родилась на волшебном острове и обожала рисовать. Персонаж оживал на глазах, как и сама история, что несказанно радовало Андрея.
– Я грешным делом думал, что разучился. Сама понимаешь, столько лет творческого простоя и заказухи, – сказал он Шуре, которая позвонила спросить, как идут дела в богом забытом месте. – Но выяснилось, что помнят руки-то, помнят!
– Ты хохочешь, как маньяк, – заметила Шура. – Но это я от зависти. Круто, конечно, чего уж там.
Он рассказал ей про поход в храм. Шура была настроена скептически и, кажется, немного рассердилась, что Андрей туда потащился. Хотя это вряд ли, с чего ей сердиться?
– Тут народ, похоже, повально верит в силу этого места. Я в магазине позавчера случайно услышал, как одна женщина говорила, мол, хоть Варварин остров – настоящая дыра, никаких условий, но зато тут у ее ребенка аллергия прошла. А прошла исключительно потому, что они раз в неделю ходят в храм и вообще дышат святым воздухом этих мест. Хочешь – верь, хочешь – не верь.
– Смотри там, не надышись очень-то, – хмыкнула Шура и добавила: – А может, тебе потому на острове так хорошо работается?
Пошутила она или нет, Давыдов не понял. Они поговорили еще немного, потом он поставил телефон на зарядку, выключил звук и снова перенесся в мультипликационную реальность.
Дребезжащий и одновременно оглушительный, как пароходный гудок, звонок заставил Давыдова подскочить на стуле. В первый момент он и не понял, что это в дверь звонят.
«Жесть какая. Надо купить другой звонок», – подумал Андрей и посмотрел на часы.
Почти восемь вечера. Кто это так поздно? Он не ждал гостей.
Сохранив и закрыв файл (давняя привычка), Андрей пошел в прихожую и открыл дверь, запоздало спохватившись, что стоило бы поинтересоваться, кто это явился на ночь глядя.
– Привет, – сказала Клара. Рядом топталась Малинка. – Прости, пожалуйста, я звонила, хотела спросить, как дела, но ты не брал трубку. Я стала волноваться, потому что… – Она сбилась. – И мы с Малинкой решили тебя навестить. Но если мы не вовремя…
Андрей наконец сообразил, что пора прервать этот поток оправданий.
– Перестань! Замечательно, что вы решили заглянуть ко мне. Я очень рад! Проходите, не стойте на пороге. – Он посторонился, пропуская гостей в дом и запирая за ними дверь. – Раздевайтесь, давайте мне куртки. Только вот гостевых тапочек у меня нет.
– И не надо, мы в носках!
– Пол чистый. Я не из тех мужчин, которые зарастают грязью, живя в одиночестве. – Хотел пошутить, но прозвучало чуть ли не горделиво, и Андрей мысленно обозвал себя болваном.
Взгляд его упал на телефон, заряжавшийся в прихожей.
– Мобильник-то я на беззвучку поставил, поэтому и не слышал твоих звонков. – Андрей взял аппарат в руки и увидел три пропущенных. – Однако это к лучшему: вы пришли в мою берлогу. Располагайтесь, я пойду ноутбук выключу.
– Ты работал! Мы все-таки помешали! – раздалось ему в спину.
– Мне давно пора сделать перерыв, а то глаз замылится.
Обычно Андрей злился, когда его отрывали от работы, но в этот раз говорил вполне искренне: он был рад увидеть Клару и ее девочку. Выключив все, вернувшись в гостиную, Давыдов обнаружил на столе большую тарелку с пирожками.
– Я взяла вон в том шкафу, – поспешно проговорила Клара, – ничего?
– Ого! Пирожки! Горяченькие! – Андрей скорчил страшную хищную рожу.
Малинка улыбнулась во весь рот. Судя по всему, святой Панталион девочке не помог: она по-прежнему не могла говорить и не слышала.
– Тебе вроде бы понравилось, как я пеку, – застенчиво проговорила Клара и снова покраснела. – Мы все никак не можем тебя нормально поблагодарить: в гости ты пришел с гостинцем, повез нас бесплатно в храм, еще и Малинке подарок сделал.
Надо сказать, «Красные Шапочки» с пирожками, которые настойчиво протаптывают дорожки к мужским сердцам через желудки, не очень-то импонировали Андрею. Но у Клары все выходило безыскусно, без корысти и прицела на будущее, он не мог заподозрить ее в том, что она набивается к нему в подружки.
«А если набивалась бы? Что тогда?»
Она симпатичная, но ввязываться в новые отношения Андрей сейчас не собирался. А для короткой интрижки Клара уж точно не подходит.
– Ты уже что-то рисовала в альбоме? – спросил Давыдов Малинку.
Та энергично кивнула.
– Она твои подарки из рук не выпускает. Рисует дни напролет. Даже когда спать ложится, альбом и карандаши рядом кладет.
Они пили чай с пирожками и сливовым вареньем, которое тоже принесла Клара, беседовали неспешно, обходя тему неудачного похода в храм. Малинка пристроилась в уголке стола и, высунув от усердия кончик языка, рисовала в своем новом альбоме.
Андрею нравилось говорить с Кларой: она не выпытывала, но проявляла участие, а если он что-то рассказывал, слушала внимательно, с интересом. Сам не заметив, Андрей выложил ей правду о том, почему решил переехать на Варварин остров. Официальная версия, которую он собирался предлагать всем, кто будет спрашивать, гласила, будто он хочет разобраться с отцовским наследством, привести в порядок дом, чтобы решить, что с ним делать.
На самом же деле…
– Я похож на неудачливого мореплавателя. Был у меня корабль, большой и красивый, я им управлял, путешествовал по морям и океанам. А потом неловко повернул штурвал, не заметил опасности, и корабль мой налетел на айсберг, как «Титаник», развалился на части, погиб. Меня, как один из обломков, выбросило на незнакомый остров. Хорошо еще, что жив остался. Видишь ли, Клара, я предал сам себя. Хотел заниматься анимационными фильмами, даже и занимался, и перспективы были неплохие. Но Жанна, это моя бывшая жена, хотела иного. У меня было ИП, и однажды мне предложили работу. Рекламу одного предприятия. Я взялся и выполнил, а дальше заказы пошли один за другим. Я бросил анимацию, ушел с головой в этот бизнес. Через пару лет у меня было много крупных клиентов, в том числе – одна госкорпорация. Постепенно на работе с нею я и сосредоточился, остальных заказчиков брал от случая к случаю. Мне предложили закрыть ИП, перейти в штат. Деньги обещали хорошие, но я колебался. Жанна говорила, так и надо сделать, мороки меньше, но я расценивал это как потерю независимости. ИП сохранил, но работал почти исключительно на эту государственную компанию. Я продал квартиру, где рос с мамой и бабушкой, добавил денег и купил новую, в престижном районе, как хотела Жанна. Машины мне и жене, поездки за границу – жизнь удалась. – Андрей иронически приподнял бровь. – А примерно полгода назад компания предложила взяться за один масштабный проект. Деньги предложили баснословные, по моим меркам, но я отказался.
– Почему?
– Есть вещи, которые я делать не могу, не способен. Там была пропаганда… неважно уже чего. Я был против такого, да и сейчас против. В общем, отказался. Жанна кричала, что я дурак, что мне с моими идеалистическими представлениями о жизни место в дурдоме. А дальше все покатилось под откос. От этой компании заказов я уже и не ждал, но и остальные заказчики, как по команде, отказывались от моих услуг. – Андрей невесело усмехнулся. – Впрочем, почему же «как». Именно по команде. Я обращался к прежним клиентам, которые расхваливали меня раньше, показывал свои работы новым, но, если кто-то и соглашался воспользоваться моими услугами, вскоре сообщал, что передумал. Жена была в ярости: «Я же говорила… Не жилось тебе… Будем теперь нищими». Отношения стали совсем плохими, она не могла простить меня. Никаких поездок, никаких планов купить дом за городом, о котором она мечтала. Деньги таяли, работы у меня не было, ИП пришлось закрыть. В общем… Мы развелись, квартира осталась Жанне, я погрузил свои вещи в машину – и вот я тут. Решил реанимировать юношеские мечты о мультсериале в доме, где умер мой отец, где мы с родителями и сестрой жили когда-то.
– У тебя есть сестра?