Помоги проекту - поделись книгой:
М. ЕФЕТОВ
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
1
— Поликарп, а ты был военным?
— Был.
— И у тебя были погоны?
— Были.
— И тебе отдавали честь?
— Отдавали.
— И ты козырял?
— Козырял.
— А кто должен козырять первым?
— Тот, кто младше по чину.
— А если оба младшие? Ну, одинаковые?
— Тогда первым приветствует тот, кто более вежливый. Понял, Минька?
— Не… Ну, я пошел. Завтра зайду. Пока.
Минька потянулся к ручке двери, став на носки. Миньке шесть лет. Роста он маленького, а ручка прикреплена высоко.
Часы пробили девять. Это девять вечера. Дома мог быть нагоняй, но все обошлось благополучно. Минька поел и лег спать. Он спал крепко. А все равно Женя, брат Миньки, очень боялся, что Минька проснется. В ту ночь Женя должен был секретно, бесшумно, невидимо ни для кого уйти из дому.
Самым сложным, как ни странно, было провести младшего брата Миньку и Тузика — собаку, такую маленькую, что на снеговой дорожке ее и не видно.
Минька спал с Женей в одной комнате и очень любил по утрам разговаривать с братом.
— Женя, это кто на ставню вскочил?
— Спи, Минька.
— Кто, скажи! Курица?
— Нет, петух.
— Так пусть он скажет «кукареку»!
Беда с этим малышом: расскажи, объясни, почитай… А тут своих забот полон рот. Сам не знаешь, как управиться. Пятый класс: новые предметы, уроки, стенгазета, детская железная дорога…
Так вот, этой ночью Жене надо было потихоньку уйти из дому и заступить на пост в ноль-ноль часов ноль-ноль минут. Кто не знает, поясню: это значит ровно в полночь.
Жене надо было одеться, не разбудив Миньку, выйти в сени, постараться не щелкнуть замком; закрывая дверь, сделать так, чтобы Тузик не бросился к нему с визгом и радостным лаем; незаметно уйти со двора и до рассвета — в четыре ноль-ноль вернуться домой, опять-таки совершенно бесшумно.
А на пост нужно было идти Жене, потому что Поликарп Филиппович добился, наконец, тепловоза для ДЖД.
Нет, так вам не понять! Расскажу все по порядку.
2
Поликарп Филиппович живет на даче № 4 в дачном поселке Березки, что в пятидесяти километрах от города. Кто видел портрет товарища Дзержинского — высокого, худощавого, с маленькой бородкой, — может себе представить Поликарпа Филипповича. Только фамилия у него Кныш. Короткая фамилия, но знаменитая. Товарищ Кныш водил первый советский тепловоз, построенный по предложению Ленина. Поликарп Филиппович самого Владимира Ильича не видел, а с Дзержинским встречался. Железный Феликс, как называли Дзержинского, приезжал смотреть первый советский тепловоз и сфотографировался возле него с механиком, то есть машинистом Кнышем. Только Кныш на той фотографии еще без бороды. Может быть, Поликарп Филиппович в память о встрече с Дзержинским ее и завел. Кто знает!
Фотографию эту очень любит рассматривать Минька, младший брат Женьки. Минька и Поликарп Филиппович — дружки-приятели. Так говорят о них в Березках. И вот почему. Машинист Кныш уже не работает — на пенсию вышел. А Миша Степуков, или по-домашнему — Минька, еще в школу не ходит — не дорос. Оба они люди незанятые, времени у них много, вот и сидят вместе, разговаривают или альбом с фотографиями рассматривают. А еще Поликарп Филиппович и Минька вместе ходят в гости на детскую железную дорогу, что протянулась от станции Березки в глубь рощи до самого пруда. В плохую погоду Минька всегда говорит:
— А галоши кто наденет?
— Так ведь сухо! — оправдывается Поликарп Филиппович.
— А если дождь?
— Не будет дождя.
— А если будет?
— Не приставай, Минька!
— Буду приставать! Простудишься — хлопот с тобой не оберешься…
Но они не ссорятся, эти дружки. Какие могут быть ссоры между двумя железнодорожниками? Правда, сейчас на железной дороге они не работают. Но это временно. Минька — потому же, почему в школу еще не ходит: возрастом не вышел. На дорогу принимают с одиннадцати лет, а ему, как известно, только шесть набежало.
А Поликарп Филиппович не работает не потому только, что он на пенсии. Пенсионер мог бы помогать работе на ДЖД — на детской железной дороге. Но дело в том, что на ДЖД водит составы паровоз, а машинист Кныш первый в нашей стране специалист по дизельным локомотивам, а проще сказать — по тепловозам. Вот прибудет на ДЖД тепловоз, тогда Поликарпу Филипповичу работы хватит по горло: он будет учить юных железнодорожников управлять, чинить и водить новый локомотив.
Тепловоз этот ждут на детской дороге давно. Взрослые железные дороги, ну хотя бы та, что проходит мимо станции Березки, уже забыла, что такое дым на путях, пар, угольная пыль, искры из трубы — одним словом, что такое старичок паровичок.
Начальник ДЖД Кущин давным-давно добивается для детской дороги тепловоза. Но человек он скромный, тихий. Говорит он голосом негромким, настаивать, требовать или, как некоторые люди, кричать он совсем не умеет.
Однако Кущин специально ездил в Министерство путей сообщения и убеждал там:
— Мы же учим будущих железнодорожников, которые паровоз разве что в музее увидят. Что ж это, товарищи, получается? Учим будущих тепловозников и электровозников на паровых машинах составы водить! Это все равно, что шоферов обучать водить автомобиль на бричке с конем.
Правильные слова. Но произносил их Кущин как-то без выражения. А говорят, тон делает музыку. Важно не только то, что сказано, а и то, как сказано.
— Правильно, — отвечали Кущину, — только тепловозов для детской дороги пока нет. Надо подождать.
Кущин — человек тихий — ждал. А Поликарп Филиппович ждать не захотел.
Он человек стремительный, смелый. Был с ним такой случай.
Однажды Кныш гулял с Минькой возле станции Березки, а там с железнодорожной платформы сгружали большие трубы. Одна из труб, не удержавшись в общей груде, покатилась вниз. А тут, на дорожке, стоял Минька и смотрел как зачарованный на все, что происходило с невиданно огромными трубами.
Кто-то из прохожих закричал, кто-то от страха зажмурился, а Поликарп Филиппович ринулся наперерез трубе, оттолкнул Миньку, но сам не успел увернуться. Краем трубы его сшибло с ног.
Потом Минька ходил к Поликарпу Филипповичу в больницу. Малышей в больницу не пускают. На них даже халатов там нет. Но Минька пошел со старшим братом Женькой и сказал там, где дают пропуска:
— А я все равно не уйду!
И его пустили, завернув в простыню. Минька Поликарпу Филипповичу читал стих «Белеет парус одинокий», и, как говорит Поликарп Филиппович, мальчик «помог за две недели с хворью разделаться — выздороветь».
А доктор говорил, что Кныш так скоро поправился потому, что он человек волевой.
Оказывается, волей можно даже самого себя вылечить.
— А ну, Минька, — сказал Кныш как-то, — а ну, друг, продекламируй мне стихи Джанни Родари!
Минька молчал.
— Что ж молчишь?
— Не умею.
— Как не умеешь? Ты же его после «Паруса» выучил. Говорил. Ни разу не ошибся!
— Так-то ж я говорил! А теперь надо де-кла… мир… мировать… А я не умею.
Они тогда не сразу поняли друг друга. Бывает. Но в конце концов разобрались. И Минька с выражением, почти как артист, продекламировал стихотворение, где есть такие строки:
— Д-да, — сказал Кныш. — Все правильно. Дети есть. Поезда есть. Страна такая есть… Послушай, Минька, а что это за страна? Какая? А?
— Страна? — Минька задумался. — Наша страна. Советская.
— Правильно! Молодец! А ты знаешь, что такое «советская»?
— Нет, Поликарп, не знаю.
— Вот то-то и оно. А я, брат, знаю. Советская власть — это, друг ты мой, большое дело.
продекламировал Кныш и спросил: — Так, Минька?
— Так…
Хотя Минька тогда мало что понял.
3
На следующий день, когда Минька зашел, как обычно, в гости к Поликарпу Филипповичу, Кныша дома не оказалось.
Тут надо сказать вам несколько слов о соседке Поликарпа Филипповича — Ольге Михайловне. Внешне ничего особенного в ней нет. Чуть грузная, седая женщина. Руки большие, как у мужчины. Голос тоже такой, что, если по телефону с ней разговаривать, не разберешь, мужчина это или женщина.
О таких людях, как Ольга Михайловна, принято говорить: хмурая. Морщины у нее на лице, как глубокие колеи в осеннюю распутицу, живет одна: ни мужа, ни детей, ни внуков.
А был у Ольги Михайловны муж. И дети были — двое сыновей. И у ее детей уже дети могли бы быть. Только не доросли сыновья до того, чтобы у самих сыновья были. Младший десятилетку окончил и в армию ушел, а старший с первого курса в сорок первом — прямо на фронт. Не вернулись. И муж Ольги Михайловны в первые дни войны погиб.
Почтальонша приносит Ольге Михайловне пенсию домой. Только дома ее и не застать. То на субботнике деревья сажает, то детскую площадку отмеривает, то у какой-то больной женщины дежурит.
Почему у какой-то? А потому, что женщина эта Ольге Михайловне никто. Через дом живет. У водопроводной колонки встречались. Знала о ней Ольга Михайловна одно — что звать ее Серафима Ивановна. А услышала, что эта Серафима Ивановна заболела, а живет одна, и пошла к ней дежурить.
Такая она была — соседка Поликарпа Филипповича. С виду незаметная, как говорится — рядовая, а ведь на таких-то людях земля держится.
Минька Ольгу Михайловну любил и побаивался. Хоть и добра, а строга. Открыла Миньке дверь и сразу:
— Почему пальто нараспашку?
Минька быстро застегнул пуговицы. Хотел сказать, что все ребята так ходят, но не сказал. А спросил:
— Поликарп дома?
— Уехал дядя Поликарп.
— Куда?
— В город. К депутату.
— Угу.
— Что угу? А ты знаешь, кто такой депутат? Заходи. Снимай пальто. Грейся.
— Не… я тут… — Минька поднял голову, посмотрел на Ольгу Михайловну и… вошел.
Хорошо у Ольги Михайловны. Такая же комната, как у Кныша, и окно такое, а светлее. От занавесок, от светлой скатерти или оттого, что пол блестит и отражает свет из окна, как зеркало, — кто знает?
— Садись. Угощайся, — говорит Ольга Михайловна.
На столе бело-розовый зефир и коржики. Таких вкусных коржиков, как у Ольги Михайловны, Минька никогда не ел.
— Значит, ты знаешь, кто такой депутат?
Поделиться книгой: