1. Сам по себе, без взрослого, который будет о тебе заботиться (кормить, согревать, защищать), ты не жилец: стань чьим-то или умри.
2. Если родителя рядом нет или он не спешит заботиться, борись (кричи)!
Из этих правил вытекают свойства привязанности:
• Привязанность – витальная потребность ребенка в заботе взрослого, без нее не живут.
• Если ребенок не уверен в привязанности своего взрослого, он будет снова и снова добиваться подтверждения этой связи, сохранения и укрепления ее любой ценой!
Едва родившись, малыш принимается привязывать к себе маму. Каждые кормление, взгляд, касание, вдох неповторимого запаха – соединяющая их нить. Со временем нитей становится больше, они переплетаются в психологическую пуповину привязанности – глубокую эмоциональную связь.
Повторяющаяся последовательность действий формирует круг заботы: у ребенка возникает дискомфорт – он подает сигнал – родитель что-то делает – наступает комфорт, и так до следующей проблемы. Поначалу колесо пробуксовывает (сложно угадать, чего хочет младенец), но уже примерно через полгода ребенок начинает доверять и понимать: благодаря маме ему станет хорошо. При этом комфорт его мало интересует – тот, к кому ребенок привязан, придает ему сил одним своим присутствием. Без мамы, среди чужих людей ребенок испытывает постоянный стресс, подрывающий иммунитет, даже если живет в лучших условиях (в теплом помещении детдома, с регулярным питанием и гигиеническими процедурами).
Взаимозависимость папы и других членов семьи и ребенка меньше обусловлена физиологически, но принцип тот же: каждый акт заботы взрослого – помощь, объятие, улыбка – завязывает нить. С папой, бабушкой-дедушкой, сестрами-братьями, приемными родителями (если малыш остался без матери). Поскольку цена ребенка высока (человек вынашивает обычно по одному плоду, редко и тяжело рожает), на заботу о нем ориентированы не только женщины фертильного возраста.
Не стоит жертвовать общением с младенцем ради того, чтобы дать ему лучшее (выходить на работу раньше времени и др.). Лучше родителей и их объятий для душевного спокойствия ребенка ничего нет, даже если вы живете в тесноте и покупаете вещи на Avito.
Потребность в донашивании
Состояние новорожденного похоже на зависание между мирами при пробуждении, только он полностью просыпается к жизни примерно в три месяца. Задача взрослых – обеспечить младенцу плавный переход без стресса под названием «подняли, а разбудить забыли». Предоставить условия, похожие на жизнь в матке: тесно со всех сторон охватить мягким и теплым (руками, пеленками), качать, как покачивается живот женщины в движении, отгородить от мира коконом монотонных звуков, как в животе мамы, когда рядом стучало сердце, бурлил кишечник, шумела кровь в артериях.
Ребенка пока не нужно воспитывать и развивать. То есть не надо «не приучать к рукам» и развивать легкие, дожидаясь, пока младенец станет кричать громче. Его нужно донянчить, доносить. Вынашивание во время беременности сменяется донашиванием, а роль пуповины берет на себя привязанность. Ребенок пока все так же слит с матерью, только переместился по внешнюю стенку живота.
Чем грозит неудовлетворение потребностей младенца? «Неприучение к рукам» оборачивается впоследствии чувством вины и гиперопекой матери либо привычкой отстраняться от боли ребенка. А для ребенка – иррациональным убеждением, что «все бесполезно, никто не поможет, я обречен» и отчаянием, накрывающим в моменты жизненных трудностей. Выдергивание в одиночество раньше времени не прибавит ребенку самостоятельности, а родителям – покоя.
Малыши, которые первый год жизни проводят, прижавшись к матери (она держит ребенка на руках, носит на спине, кормит, не отрываясь от дел, спит с ним), намного более самостоятельны к двум годам, чем их сверстники, которых боялись «приучить к рукам» или чьи мамы не могли с ними быть. Первые полны радостной любознательности и не выглядят избалованными в отличие от вторых, ненасытно требующих внимания, капризничающих, изматывающих родителей вечным недовольством и прилипчивостью. Дело в том, что, когда потребность полностью удовлетворена, за нее нет необходимости держаться. Удовлетворенная потребность в заботе приводит к независимости и способности обходиться без помощи. Если же нас ограничивают, потребность становится сильнее.
Польза сюсюканья
Содержание материнского разговора выглядит странно: «Кто это тут у нас хороший мальчик? А это Васенька! Надо Васеньку помыть. Теперь Васенька стал чистый и красивый! А какая у него новая рубашечка, с кисками. Киски говорят: “Мяу-мяу”, хотят с Васенькой дружить. Красивый чистый мальчик сейчас пойдет баиньки» – и в таком роде, каждый день и час. Если бы мы разговаривали так со взрослыми, они бы решили, что мы нездоровы. Однако с младенцами люди разных культур и социальных слоев общаются именно так, бессознательно включая усвоенную в собственном раннем детстве модель поведения.
В эксперименте «неподвижное лицо» мамы младенцев по команде психолога прекращали разговор со своими детьми и держали лицо непроницаемо-неподвижным. Эксперимент ни разу не удалось продлить больше двух минут, потому что реакция ребенка быстро переходила в панику с громким ревом. Малыши жить не могут без сюсюканья.
По-научному такой тип общения называется позитивным отзеркаливанием. Взрослые дают понять ребенку: мы тебя видим, ты существуешь и важен для нас. Ведь только от окружающих его людей младенец может узнать, что он есть, отразившись в их глазах и услышав от них описание своих чувств.
Неудивительно, что сироты в домах ребенка, лишенные общения с любящими взрослыми, на много месяцев или лет позже обычных детей начинают узнавать себя в зеркале и переходят от называния себя в третьем лице «Ваня хочет», «Дайте Ване» к употреблению «я» и «мне». В каком-то смысле они для себя не существуют.
Ребенок, которому первый год жизни окружающие постоянно сообщают о нем самом и его потребностях, нахваливая и умиляясь, сделает вывод: «Я существую, и это хорошо», что означает: я такой, как нужно, принят и любим без условий. Это чувство, которое определяет будущие отношения человека с собой и жизнью, психологи называют базовым доверием к миру. Сложности с базовым доверием лежат в основе депрессий, зависимостей и других малоприятных состояний.
Если в основе личности – прочный стержень убеждения «я существую, и это хорошо», человек меньше зависит от внешней оценки и извлекает пользу из критики. Если базового доверия нет, то осуждение, особенно от значимых людей, воспринимается как угроза, смертный приговор или послание «лучше бы тебя не было». Человек в этом случае будет либо нападать и ранить в ответ, либо впадать в паралич, чтобы не совершить ошибку. Похвала кажется незаслуженной, неискренней или превращается в допинг. В тяжелых случаях это принимает форму болезненной зависимости от оценок окружающих – нарциссического расстройства личности.
Сейчас это очень явно видно в Instagram, где многие люди непрерывно размещают свои фотографии.
Позитивное отзеркаливание не заканчивается в младенчестве. Потребность в «теплом душе» из слов, означающих, что ребенок все так же важен для вас, может вновь обостряться в периоды тяжелых испытаний или возрастных кризисов.
Самое лучшее, что могут сделать для младенца члены семьи, – помочь его маме быть отдохнувшей, спокойной, счастливой и проводить больше времени с ребенком. Лучше не сидеть вместо нее с младенцем, а позаботиться о ней самой: освободить от домашних дел, вкусно накормить, сделать массаж, наполнить ароматную ванну. Когда мама хорошо себя чувствует, она будет общаться с ребенком с удовольствием.
Кризис года
Если пятимесячный ребенок спокойно реагирует на то, что его берет из коляски человек, которого он впервые видит, то в 7–8 месяцев или ближе к году он начинает бояться чужих взрослых (например, врачей в детской поликлинике или подругу мамы), пытаясь ввинтиться головой за пазуху, прячась за ногу родителя или пускаясь в рев, если к нему настойчиво тянутся неродные руки.
Дело в том, что, как только малыш научился ползать, ему нужно следовать только за своим взрослым. Если он будет ползать за каждым, станет опасно: чужой человек, не замечающий преследующего его ребенка, может привести дитя к обрыву. Поэтому дети начинают отличать маму и папу от других людей за несколько десятков метров.
К переломному моменту у ребенка складывается круг привязанностей – люди и животные, которые регулярно о нем заботятся: живут с ним или часто приходят – мама, папа, бабушка, дедушка, старшие дети, няня, кошка или собака.
Чтобы стать близким ребенку человеком после года, надо «попроситься» в круг: не приближаясь, отзеркалить его выражение лица, улыбнуться, показать игрушку, помахать рукой, обменяться парой слов с матерью. Когда взгляд ребенка остановится на вас, посмотреть ему в глаза, что-то ласково сказать, подмигнуть. Если улыбнется, протянуть руки и брать, когда протянет ручки в ответ (но будьте готовы к тому, что он тут же захочет обратно к матери).
Принуждение к контакту с чужим взрослым для ребенка – нарушение программы безопасности. Если незнакомец вместо описанного выше ритуала завоевания доверия громко отругает ребенка за то, что он «не здоровается», настырно заглянет в лицо, не стоит удивляться, что малыш отвернется или заплачет. То же самое произойдет, если родитель насильно вытолкнет его в центр внимания, требуя общаться с гостями или встреченными в лифте соседями. С возрастом напряжение при встрече с незнакомцами ослабеет, но разделение на своих и чужих останется одним из базовых на всю жизнь.
Разделение на своих и чужих связано с еще одним свойством привязанности – ее избирательностью.
Поскольку в домах ребенка о детях заботятся постоянно меняющиеся люди, у них ни к кому глубокой привязанности нет. Она может стать размытой, подобно описываемой в антиутопии Лоисы Лоури «Дающий» (по ней снят фильм «Посвященный»), где в «идеальном» мире без чувств «неподходящего» человека заменяют другим.
Если же нам предложат поменять нашего ребенка на образцового и более красивого, мы не согласимся – нам нужен наш, уникальный. Избирательность привязанности обрекает нас на тревогу за близких и боль при расставании и утрате, заставляет за них бороться, рисковать и дает невероятное ощущение счастья в минуты встреч. Она делает нас одновременно уязвимыми и сильными – словом, людьми.
От года до трех
Поведение следования
Если первый год в жизни малыша был благополучным, он начинает исследовать мир. Одновременно ему нужно удерживать в поле зрения своего быстродвижущегося взрослого (поэтому в некоторых диалектах русского языка возраст с года до трех называют «юбочным» – ребенок пару лет проводит у маминой юбки). Так начинает работать программа следования, согласно которой, если родителя нет рядом, «оставайся на месте и громко кричи».
Если малыш, заглядевшись на что-то интересное, отстал от мамы на несколько метров на улице в незнакомом месте, он встает как вкопанный и готов зареветь. Если мама вернется за ним, все будет хорошо, если поторопит: «Давай скорей, опаздываем, врач уйдет!» – тревога ребенка усилится, он может сесть и заплакать. Не из вредности и непослушания, а следуя инстинкту.
Угроза мамы уйти без ребенка в этот момент ухудшит ситуацию: понадобится много времени, прежде чем он сможет за ней следовать. Если такое повторяется часто, ребенок будет постоянно виснуть на родителе, боясь отпустить. Ведь устойчивое поведение следования формируется только к трем годам, а не отстать от родителя в толпе ребенок может только к шести.
Поведение следования важно не только как передвижение в пространстве, но и как подражание (смотри и повторяй, пока не получится) и послушание. Ведь дети от природы послушны. На то, что ребенок может заупрямиться, всегда есть причины.
Готовность ребенка слушаться определяется не нотациями, поучениями, наказаниями и призами, а качеством привязанности. Чем надежнее связь с родителями, тем естественнее для него их слушаться, а незнакомых – нет, пока родители не одобрят. Программа гласит: «Своих слушайся, чужих – нет, пока свои не разрешат». Если не хотите, чтобы ребенок в более старшем возрасте попал под дурное влияние, будьте для него надежным источником защиты и заботы в любых обстоятельствах, чтобы он мог всегда на вас рассчитывать.
К трем годам привязанность начинает перекрывать расстояние: мы можем защищать и заботиться словами (например, объясняя, как налить молока в кружку), а не действием.
Потребность в контейнировании
Всего за два года происходит фантастический скачок в развитии: базовые навыки, определяющие качество жизни на 90 % (самостоятельный прием пищи, речь, одевание и др.), осваиваются ребенком с года до трех. Силы не сдаваться там, где взрослый давно бы уже махнул рукой, ребенок берет в психологической утробе – успокаивающих, утешающих отношениях, в которых можно укрыться от жизненных невзгод. Благодаря объятиям взрослого ребенок продолжает действовать или меньше боится. Способность быть для другого психологической утробой называют контейнированием. Контейнер вмещает или принимает чувства, с которыми человеку при сильном стрессе не справиться самому: боль, страх, обиду, разочарование.
Годовалый мальчик исследует комнату, пока мама готовит на кухне. В какой-то момент он попадает себе по пальцам захлопывающейся дверцей тумбы. Он громко плачет и идет к маме. Та берет его на руки, целует, ребенок утешается. Как только мама опускает его на пол, он идет к той же тумбе, чтобы выяснить, что это было. Он не собирается сдаваться.
Малыш того же возраста, который живет в доме ребенка и у которого отбирают машинку, не обращается к воспитательницам, не ищет помощи и не пытается вернуть игрушку – он просто страдает.
При столкновении с фрустрацией – препятствием в удовлетворении потребности – сначала включается план А – преодолеть, постараться, выложиться. Если барьер не дается, приходится приступать к Б – смириться с поражением, принять ситуацию и утешиться, то есть перейти от мобилизации к демобилизации – поплакать.
Если родитель вместо объятий требует держать себя в руках, травматический опыт «запечатывается», стресс остается в психике ребенка как невытащенная заноза. Малышу приходится блокировать чувства, заморозить их или притвориться мертвым – диссоциироваться. У детей, остающихся в этот период без помощи взрослых, нередко возникают сложности с обучением, преодолением трудностей и восстановлением после неудач.
Мальчикам чаще отказывают в контейнировании, чем девочкам. Они все детство слышат: «Не реви, как девчонка» и т. п. Большее число сердечно-сосудистых заболеваний у мужчин отчасти объясняется тем, что им сложнее перейти к принятию и печали. В культурах, где мужские слезы не считаются постыдными, нет такой разницы в продолжительности жизни между мужчинами и женщинами.
Перестараться с контейнированием невозможно: как только ребенок восстановится, он выскочит из психологической утробы и побежит дальше. Чтобы ребенок справлялся с жизнью, все детство его утешайте, обнимайте, принимайте его чувства. Не говорите «не плачь!» и не стремитесь отвлечь. Помогайте ему проживать стресс и выходить из него, а не глотать его. Пусть огорчается, плачет, боится, протестует – и с вашей помощью учится примиряться с реальностью. Сами при этом оставайтесь уверенными и спокойными – контейнер не должен вибрировать и трещать. Если же вы не можете выносить сильных чувств своего ребенка, теряете голову – это повод позаботиться о себе, возможно, обратиться к психологу.
Кризис трех лет
К трем годам, а то и раньше (с двух лет) наступает кризис негативизма или сепарации, то есть отделения от родителя. Главными словами этого периода становятся «нет», «не хочу» и «не буду». По любому поводу. Программа следования словно начинает давать сбой. У одних все сводится к паре эпизодов, у других семья живет как на вулкане около двух лет.
Практически всегда непослушание случается, когда ребенок не считает ваше поведение поведением защиты и заботы. Например, он увлеченно играет, а родитель говорит: «Пора чистить зубы и спать». В такие моменты ребенок думает, что над ним издеваются. Приказы и запреты переводят родителей из своих в чужих – тех, кто обижает. Вместо милого ребеночка мы получаем маленького монстрика, который может плеваться, кусаться, кидаться предметами, грубить, потому что он затоплен протестом, гневом и горем, переживая новое чувство автономии от родителей.
Как себя вести? Лучше стать для ребенка тренером. В 2–3 года ребенок еще ничего не делает назло взрослым (такая способность появляется только к 6–7 годам). Во время кризиса негативизма ребенок учится конфликтовать – жить в мире, где его желания и желания значимых для него людей не всегда совпадают. Вы, как опытный тренер, можете помочь ребенку освоить разные стратегии поведения: когда-то уступать, когда-то – нет, когда-то переводить все в игру, а когда-то договариваться. Чтобы, как в жизни, были разные варианты. Это естественно: никогда не разрешать совать пальцы в розетку и уступать, когда малыш не хочет кашу.
Как себя вести родителям трехлеток
Привязанность иерархична, это отношения между сильным и слабым. Поэтому забота о ребенке должна быть доминантной. Одинаково важны оба компонента: доминирование и забота. Ребенку страшно и плохо как с инфантильным, беспомощным родителем, практикующим вседозволенность, так и с суровым, не чутким к потребностям ребенка. «Если мама и папа боятся моих воплей – что они станут делать, когда придет страшный зверь?», «Если родители обижают – кто меня защитит?». Детям нужны уверенные и ответственные взрослые, а не просто партнеры по играм и развлечениям.
Примеры уступок и отказов с разных позиций
Раздражение – признак, что родителя вынесло из взрослой позиции, он перестал быть большим. С каждым ударом и криком происходит девальвация (уменьшение) привязанности, поэтому старайтесь всегда оставаться «большой доброй собакой».
Почти каждый из нас видел сцену. Летом посреди двора лежит большая старая собака, греется на солнце. Вокруг нее носится щенок. Он полон сил: то за ухо собаку укусит, то сверху на нее залезет, то гавкнет над ухом так, что она вздрогнет. Он ей мешает, но собака не раздражается, потому что думает: «Он щенок, что с него взять».
Если при виде слез ребенка вас захлестывают раздражение или отчаяние, спросите себя: «А сколько мне сейчас лет?» Чувствуете, что меньше, чем в паспорте, – возьмите паузу: глубоко подышите, умойтесь, выпейте чаю. Подумайте, почему вам плохо, мысленно пожалейте и обнимите себя: «Бедняжка, устала, а тут еще и молоко разлили». Важно вовремя понять, что вы вылетели из взрослой роли, и поскорее в нее вернуться.
В некоторых семьях считается важным добиться от ребенка извинений после ссоры: «Пока не извинишься – не подходи!» Для малыша это означает, что родитель «уволился», сказав: «Теперь ты отвечаешь за то, чтобы мы были вместе, решаешь, вернется ли наша привязанность и когда это случится; я с себя эту ответственность снимаю». При многократном повторении «увольнения взрослого» у ребенка может сформироваться перевернутая привязанность – отношения, в которых он вынужден стать главным. Он будет качать права, бунтовать, строить взрослых – и чувствовать себя глубоко несчастным, так как за доминантную роль заплатит детством. Чтобы ребенок просил прощения, просите сами, покажите пример признания ошибок.
Как и когда объяснять ребенку, что драться, плеваться и обзываться нехорошо?
Привязанность «хранится» в лимбической системе – внутреннем мозге человека. Между ним, ответственным за эмоции и бессознательные реакции, и внешним мозгом, отвечающим за обучение и развитие, есть связь. Когда лимбическая система спокойна, верхний мозг работает в штатном режиме. Но как только лимбическая система получает сигнал опасности, способность верхнего мозга к размышлению снижается. Когда ребенок испуган, болен, устал – он прекращает познавать мир и ищет близости с родителем, чтобы чувствовать себя в безопасности. Когда мама или папа сердятся или кричат, силы ребенка мобилизованы на то, чтобы пережить стресс – риск остаться без родительской любви. Если родитель после конфликта обнимает, вытирает слезы, помогает умыться, собрать разбросанное – ребенок понимает, что привязанность сильнее ссоры.
Чтобы ребенок вас услышал, дайте ему осознать, что вы по-прежнему его родители и готовы защищать и заботиться. Обнимите, проговорите его чувства, чтобы он убедился, что вы его понимаете. Все правила поведения, рассуждения о том, как надо было, – исключительно после того, как ребенок поплакал, расслабился, утешился.
Если вы смогли убедить ребенка, что ваша с ним привязанность прочна и надежна, вас ждет возвращение покладистого ребенка в более старшем возрасте.
С 4 до 7
Нежный возраст
После трех лет ребенок уже не держится за юбку, родители лишь держат его в поле зрения. С ним теперь можно договориться, объяснить что-то, он легче справляется с чувствами (может подождать, потерпеть), многое умеет, хорошо говорит и забавно рассуждает. Ребенок покорил мир вещей и теперь осваивает людей (психический мир), социальные связи. Дети в этом возрасте как антенны, чутко ловящие состояния, реакции, правила взаимодействия. Они обычно знают, что с кем можно, а с кем нет, кто кого любит, не любит, кто в ссоре.
В дошкольные годы эмпатия – способность понимать, чувствовать состояния людей – становится осознанной. Ребенок может, например, спросить маму: «Почему ты такая грустная?» При условии психологического благополучия он еще и рефлексирует – распознает собственные чувства и говорит о них. Алекситимия – эмоциональная немота, неумение распознавать и называть свои эмоции, приводящая к физическим болезням, – напротив, связана с психологическими проблемами.
Эмпатия и рефлексия – важные составляющие эмоционального и социального интеллекта, определяющие качество жизни человека намного больше, чем академическая успеваемость. Эмпатичных людей воспринимают как хороших, приятных, с ними хотят находиться рядом, работать, дружить. За таких сотрудников обычно держатся, даже если конкуренты компетентнее; у них много друзей, даже если они интроверты; с ними хотят вступить в брак, даже если они внешне не красивы.
Эмпатия и рефлексия развиваются в безопасности и разнообразном общении. Дети, живущие в атмосфере семейных скандалов, неприязни членов семьи друг к другу, постоянной тревоги, нередко не хотят чувствовать это, вырабатывают защитное онемение чувств. Те, что не видят родителей при живом общении, предоставлены сами себе («Иди поиграй в комнате»), тоже с трудом развивают эмпатию.
В этом возрасте мы слышим от детей первые признания в любви и получаем дождь подарков: рисунки, аппликации, поделки, сорванные на улице одуванчики или ромашки. Для дошкольника родители обожаемы и прекрасны: мама самая красивая, папа самый сильный. Поведение следования включено на полную катушку: дети хотят нравиться родителям, соответствовать их ожиданиям.
Послушание и следование, как ни странно, становятся причиной детской лжи: дети врут из страха, что их поведение не понравится взрослым. То, что ложь может расстроить взрослого еще больше, пока не поддается пониманию. Высказывания родителей вроде «Расскажешь честно – я не рассержусь, а за вранье накажу» вгоняют в ступор. Почему папа не рассердится за плохой поступок, но грозит наказать за попытку исправить дело? Поэтому дети просто молчат или в растерянности повторяют ложь. Гораздо лучше сказать: «Мне нравится, когда говорят правду, я хочу, чтобы ты был честным». Но последнее не будет работать, если ребенок боится суровых наказаний родителя.
Теневая сторона этого возраста – максимальная уязвимость ребенка. Многие неврозы – заикания, тики, фобии – начинаются в это время. Порка, оскорбление, угроза отдать в детский дом, которые раньше быстро забывались и не производили особенного впечатления, теперь проникают глубоко в душу. Вспоминая события этих лет, взрослые обливаются слезами в кабинете психолога. Дети нежного возраста тяжело переживают конфликты в семье, разводы, потери, болезни и смерти родных. Они живут чувствами. Осмыслить, найти объяснения, взвесить плюсы и минусы они не могут, поэтому сильно страдают.
Пик детских страхов
В 5–6 лет воображение развито хорошо, а критичность, логика – еще нет. Если родители не готовы отнестись к детскому страху сочувственно, предпочитают стыдить ребенка или отмахиваться от выдумок, ребенок оказывается заперт со своими чудовищами наедине. Иногда он даже боится рассказать о страхе, потому что ему кажется, что стоит начать, как тот оживет. Некоторые дети годами живут в состоянии эмоциональной пытки, а их семьи даже не догадываются об этом.
Чтобы справиться со страхом, можно его нарисовать. Рисунок, если хочет ребенок, можно порвать и сжечь, пепел закопать или спустить в унитаз. А можно изменить страшный образ на веселый и нелепый либо сочинить про него историю со смешным концом.
Страхи связаны еще и с открытием смертности людей. Причем будущая смерть родителей пугает ребенка больше, чем собственная, ведь сложно представить, что к тому времени у него будут своя семья и дети, – он думает, что останется один. Важно заметить и принять чувства ребенка. Если взрослые переводят разговор, отделываются словами «Не бери в голову, никто не умрет», ребенку становится страшнее (ведь сами родители явно боятся). Лучше крепко прижать его к себе и заверить, что вы будете с ним еще долго-долго, а любить не перестанете никогда.
Потребность в заботе о других
Если все хорошо, любовь к родителям начинает переливаться через край – ребенок хочет заботиться о других. Он просит родить ему братика или сестричку, завести котенка или хотя бы хомячка. К шести годам он может заметить вашу потребность и принести тапочки, пожалеть, если ударились, не шуметь, если устали.
Само по себе это замечательно, но, если родитель ведет себя неспокойно, «вылетает» из взрослого поведения, есть риск возникновения разновидности перевернутой привязанности – парентификации. Тогда ребенок становится «родителем» своему родителю, заботится о нем, как о слабом, беспокоится, что родитель заболел, устал, мало денег. Он готов пожертвовать своими интересами, приводя аргументы «я могу обойтись», «это слишком дорого», скрывать проблемы, чувства и др. Такое бывает в семьях, где мама в депрессии воспитывает ребенка после развода, родители конфликтуют или социально неблагополучны. Бывает и так, что родитель выглядит для ребенка слабым и несчастным без объективных оснований, когда в семье просто принято жаловаться и ныть. Отсюда закономерность: как только в семье заговаривают о кризисе, растет число обращений с детским воровством. Порой тревога выливается в воровство вещей из дома.
Детям с закрепленной перевернутой привязанностью страшно оставить родителей без присмотра. Встречается и злокачественная парентификация, когда мама специально вовлекает ребенка в такие отношения, чтобы он всю жизнь был рядом.
Наслаждаясь заботой подросшего малыша, сохраняйте распределение ролей. Нормально, когда ребенок ходит на цыпочках, если у вас болит голова, и приносит вам из детсада конфету, но в целом заботу должен получать он. Если игра в смену ролей заходит слишком далеко, скажите ребенку: «Спасибо тебе большое за поддержку, но я уже справляюсь».
Игра как способ познания мира
Любимое времяпрепровождение ребенка в этом возрасте – игра с присвоением предмету другого значения. Палка становится мечом, коробка – машиной. Так малыш готовится к получению образования, ведь, чтобы начать читать и писать, он должен научиться верить, что сочетание линий буквы А означает соответствующий звук. Ребенок играет в ролевые игры почти все время бодрствования, если только их не заменяют фильмы, компьютерные игры и игрушки, не дающие возможность придумывать и прорабатывать образы и сюжеты самостоятельно.
Зачем делать салаты из травы на тарелках из лопухов, если бабушка подарила пластиковую посуду с муляжами блюд?
Плотное расписание развивающих занятий (чтение, английский, танцы и т. д.) тоже не способствует лучшей учебе в будущем. Если родители относятся к занятиям не как к разновидности игры, а ждут результатов, отношения под угрозой. Ребенок думает, что он и его желания не важны, важны лишь успехи и достижения.
Лучшее, что мы можем сделать для детей нежного возраста, – не мешать играть. Иногда участвуйте в играх, иногда превращайте в игру домашние дела и прогулки, но не трогайте ребенка, если он увлечен. Не стремитесь его занять – пусть поскучает, понаблюдает за муравьем или гусеницей. Ребенку важнее быть любимым и нравиться своим взрослым. Поэтому радуйтесь ему, любуйтесь, получайте удовольствие от совместно проведенного времени – это оптимальный вклад в развитие.
Дети растут и развиваются потому, что в них это заложено. Чтобы ребенок хотел все знать, не нужны специальные методики – ему просто должно быть интересно и нестрашно. Если ребенок спокоен за отношения с родителями, он отправляется исследовать мир. Как сказал Гордон Ньюфелд, «развитие происходит из точки покоя». В духовно богатой среде, где любопытные родители общаются при детях с умными друзьями, рассказывают дома о любимой работе, не надо ничего специально в ребенке развивать. Когда же ребенок боится родительского гнева и разочарования, аффект тормозит интеллект.
В результате психологического эксперимента самые высокие показатели познавательной активности оказались у детей любознательных мам, которые сами с азартом все исследуют, пытаясь вникнуть, что и зачем. Затем у тех, чей родитель спокойно присутствует рядом во время игр (например, читает журнал), не обращая на ребенка внимание. Худшие результаты у детей, которым все запрещают («Сиди смирно, ничего не трогай!») и кем руководят («Смотри, какие хорошие игры!», объясняя при этом, как играть).
Детский сад – польза или зло?
В 3–4 года ребенок учится строить горизонтальные отношения со сверстниками (а не иерархичные, как с родителями) – сотрудничества и конкуренции. Отношения легко завязываются («Давай дружить!») и рвутся, в них пока нет избирательности. Для большинства дошкольников ровесник не столько личность, сколько роль: девочка, что живет в том же подъезде, мальчик «из нашего двора». Ссоры и примирения – скорее действия по сценарию или алгоритму («Мирись-мирись и больше не дерись»). Ребенок «обращается» со сверстниками, а не общается с ними.
В некоторых семьях встает вопрос: отдавать ли ребенка в детский сад? Людмила Петрановская не дает однозначного ответа, так как бывают разные дети (одни тянутся к сверстникам, бросаясь на ограды детсадов, другие тяжело переносят расставание с близкими), семейные ситуации и сами сады. Однако поясняет, что дети тысячелетиями вырастали без детских учреждений: программой развития ребенка такая искусственная форма воспитания не предусмотрена.
Сады возникли как «детохранилища», чтобы матери могли работать на заводах. А смысл так называемой социализации – приучить ребенка терпеть стресс от пребывания в большой группе сверстников без своего защищающего взрослого. Это значит, что стресс, который домашний ребенок переживает в начальной школе, его садовский сверстник испытал несколько лет назад – когда был младше и беззащитнее. Лучше, если социализация случится как можно позже. Тем более если острой необходимости отдавать ребенка в сад нет (например, вы работаете удаленно по свободному графику или можете нанять няню), он очень туда не хочет или хорошего дошкольного учреждения не нашлось – ничего важного для развития малыш не потеряет. Игровая комната в ИКЕЕ, дача или сквер с гуляющими детьми могут дать ребенку в плане общения со сверстниками не меньше, чем детский сад.
Но если ребенку будет достаточно хорошо и спокойно в детском саду, ужасом он не обернется. После четырех лет малышу легче принимать заботу чужого взрослого, если тот представлен родителями как их «заместитель». Когда же воспитатель ведет себя, будто он важнее родителей, поучает и выговаривает им, ребенку спокойно не станет. Воспитательница должна нравиться родителям, в противном случае ребенок это почувствует и будет в стрессе заранее. Выбирая детский сад и группу, смотрите, как воспитательница разговаривает с детьми, смотрит ли в глаза, обнимает ли, внимательна ли к их состоянию, может ли привлечь внимание весело и доброжелательно. Относитесь к садику как к услуге – длительной игровой комнате, а не как к воспитательному учреждению – тогда все встанет на свои места.
Кризис 6–7 лет
Трехлетка не способен в ярости из-за маминого запрета помнить, что он любит маму, а от 6–7-летнего можно услышать: «Мама ругала меня, потому что сердилась, но она меня любит», поскольку он уже создал обобщенный образ родителя. В этом возрасте созревают участки мозга, ответственные за логическое мышление и способность делать то, что нужно (а не то, что хочется), обобщать, формировать и удерживать целостные образы (например, ребенок может отвечать на вопросы типа «Как называются вместе дуб, береза и тополь?»). Но только после 7–8 лет ребенок может, удерживая образ в памяти, верно прогнозировать реакцию взрослых на его поступки. Раньше бесполезно разговаривать с ним о том, как он должен вести себя завтра. Поговорить можно, но не стоит питать иллюзий, что он так и сделает.
В связи с физиологическими изменениями наступает очередной кризис сепарации. Малыш похож на яблоко, которое почти созрело и зарумянилось, но отделяться от ветки рано – нужно дозреть. Так как родитель теперь стоит перед внутренним взором, ребенок уже может выдерживать длительную разлуку с ним. От двух недель в летнем лагере он уже не получит невроз, как если бы это случилось в 5 лет. Нить привязанности становится длиннее – она уже перекрывает расстояние и время. Внутренний голос – наш голос – говорит ему в нужный момент: «А мама-то что говорила? Перед едой надо мыть руки!» и др. Мы можем заботиться о ребенке, не находясь поблизости, с помощью указаний и предостережений, данных заранее.
