Польская партия

– Вот и я говорю – уволят. А у меня жена и двое детей. Жить то на что?

– Делать то что будешь?

– А чего делать? – вроде как вскинулся этот мужчина, а потом как-то резко поник и промямлил: – Не знаю…

– Может письмо кому написать? – поинтересовался Михаил Васильевич.

– Кому?

– Моторист из смежной смены Фрунзе писал. Так говорят – помог.

– Так-то военное дело! – назидательно поднял палец слесарь. – Моторист! Все знают, что наш нарком этим горит и ставит армию на колеса. А я где работаю? А… – обреченно махнул слесарь рукой.

– Вот! Ты и напиши! Что директор подрывает моральный дух резервистов нерешенность жилищного вопроса. Де мы все рвемся в бой, да только даже угла своего нет. Спать в каптерке приходится. А жене у подруг. И детей по углам совать. Куда такое годиться?

– Так уволятся же… Фрунзе, он говорят лют на расправу. Ежели так вопрос ставить директор меня по головке не погладит. Отомстит в назидание остальным.

– А давай я напишу? – не унывал нарком, притворявшийся мотористом. – Что де, запуганный директором-самодуром коллектив завода очень просит вмешаться и решить жилищный вопрос. Ибо мочи терпеть это больше нет.

– А не боишься?

– А чего мне боятся? Чай не под твоим директором тружусь. Как он до меня дотянется то?

– Ну…

– А если с твоим договорится? Чтобы проучить? – спросил один из подвыпивших рабочих.

– Пока он с ним сговориться – о своей голове нужно будет думать. Михаил Васильевич уже Дзержинского подключит. Это же чистое вредительство! Вот и подключит. А дальше… Ну, директору не позавидуешь. Говорят, что Железный Феликс лют на расправу и очень не любит тех, кто притесняет простых работяг.

– Ну…

– У кого есть бумага?

– У меня, – отозвался бармен из-за стойки. И вскорости принес несколько листов писчей, чуть помятой бумаги поганого качества. И химический карандаш.

Фрунзе взял письменные принадлежности и, высунув кончик языка для пущего вида прилежности, начал писать. Текст же сочиняли всем кабаком. В каких только «ласковых» словах не вспоминая, при этом, директора завода. Директоров, если быть точным. Так как жаловались все. На разное. Но больше, конечно, на жилищный вопрос.

Это ведь было время вынужденных коммуналок.

Людей в Москву после переноса столицы приехало много. И жилплощади им всем не хватало. Совсем. Поэтому заселяли как могли. Кое-где строили деревянные бараки для общаг. Заводы для своих рабочих не шатко, не валко тоже возводили дома, иной раз и кирпичные. Но не все, и не много. И собственно все. Так что проблема от года к году нарастала. Став чрезвычайной к концу 1930-х. Но грянула война и вопрос оказался замороженным лет на десять-пятнадцать, обернувшись натуральной катастрофой в 1950-е. Вот Михаил Васильевич и заинтересовался, заметив, что почти каждую свою «прогулку» к простым работягам всплывает именно этот вопрос. Даже зарплат и цен касаются не так часто, как жилья, точнее его отсутствия…

Где-то через час «написание письма наркому» было закончено. И Михаил Васильевич пошел на улицу, окруженный гурьбой рабочих. Однако дальше, в сторону почты, выдвинулись далеко не все. Сказывалось и опьянение, и опасение. Так что туда Фрунзе отправился уже практически в окружении только бойцов СОН. Ну и с парой самых активных да смелых. И те своими глазами видели, как письмо упаковали в конверт с нужной маркой. И опустили в почтовый ящик, направив в приемную наркомата Обороны.

После чего Михаил Васильевич распрощался с этими ребятами, которые отправили к себе в общагу. А он сам, вроде как к себе. Однако за углом забрался с сопровождением в фургон «Хлеб», нагнавший их, и отбыл в наркомат.

Думать.

Вопрос ведь действительно был острым, важным и нужным.

Да, конечно, Фрунзе еще в 1926 году начал программу строительства для нужд армии. По его заказу разработали типовой проекта дома модульного типа, позволявший адаптировать проект при постройке к разным функциональным задачам. И для квартир, и для общежития, и для казарм, и для кухни-столовой, и для мастерской и так далее.

И к началу 1928 году эти дома уже возводились серийно.

Литой железобетонный каркас, монолитный цокольный этаж, два-три, реже до пяти этажей и керамический кирпич высокой пустотности для стен, которые все были толстыми, но не несущими. Перекрытия дома выполнялись из железобетонных плит, равно как и лестничные проемы. Причем плит довольно толстых.

Модно. Стильно. Молодежно. Во всяком случае для 1920-х годов. Да еще бомбоубежище считай в каждой такой постройке. Разумеется, чисто кирпичный дом получался бы дешевле. Но так застраивали военные городки, которые в случае войны могли подвергаться ударам авиации. Поэтому старались строить добротно. С хорошим запасом прочности в первую очередь по каркасу. Чтобы здания не складывались как картонные домики и не рассыпались слишком уж легко. И к началу 1928 году в такие дома уже удалось заселить порядка двух тысяч семей и девяти тысяч одиноких командиров. Ну и казармы перестроить для целого корпуса.

При этом темпы строительства нарастали, грозя в 1928 году закрыть все потребности по войскам постоянной готовности. Во всяком случае – минимальные. Но этот проект строился для армии с избыточным запасом прочности. Из-за чего для нужд дешевого и массового городского строительства не годился… дороговат и трудноват…

– На носу война. А ты о домах думаешь? – немало удивился Дзержинский, когда понял, о чем пойдет речь. – Мне кажется – не время ими заниматься.

– А я думаю – самое время. Это не просто дома. Это наши социальные тылы. Ты не хуже меня знаешь, насколько зыбка ситуация. И нужно, чтобы как можно большее количество людей связывало с нами свое будущее.

– Зыбкая? – усмехнулся Феликс Эдмундович. – Именно по этой причине тебя называют диктатором?

– Брось, – отмахнулся Михаил Васильевич. – Ну какой я диктатор? Хотел бы власти – взял бы власть. Но зачем? Это как-то поможет нам решить ключевые вопросы революции? То есть, обеспечить благополучие широким массам простых людей?

Дзержинский очень пронзительно посмотрел на Фрунзе. Чуть помолчал. А потом спросил:

– А если бы помогло?

– Ты же понимаешь – не поможет. Это пустые амбиции.

– Я вот слышал, что людям нужен вождь. Владимира Ильича с нами больше нет. Троцкий утратил доверие. Сталин мертв. Остается не так много кандидатов.

– Опять Луначарский сказки рассказывает?

– Их много кто рассказывает.

– Я что-то в кабаках таких вещей не слышу.

– А ты с крестьянами поговори, а не с рабочими. Они тебя знаешь, как кличут?

– Ну ка?

– Не иначе как царь Михаил.

– Приплыли…

– Темные люди. Но говорят они это без всякого негативного налета. Болтая, дескать ты сейчас порядок то наведешь. Вон – уже жизнь стала налаживаться.

– Разве только из-за меня?

– В их глазах? Только из-за тебя. И Луначарский прав – люди нуждаются в том, чтобы у страны был лидер. Пусть даже и номинальный. Человек, с которым бы они связывали государство и центральную власть. Им так проще.

– Может быть тебя диктатором сделаем?

– Смешно, – грустно фыркнул Дзержинский. – Я даже наркомат с трудом тяну. Да и здоровье – сам знаешь – ни к черту. Сколько я проживу?

– Ладно, давай об этом потом поговорим. Хорошо? Я сейчас устал и не настроен на шутки.

– Это – не шутки.

– У нас страна называется Союз Советских Социалистических Республик. Советских, понимаешь? А значит Советы – главный орган власти. Иосиф хотел подменить Советы партией с собой во главе. Но ты и сам знаешь насколько это опасно. И как ты предлагаешь поступить? Оставить мне наркомат обороны и стать главой СНК?

– Возможно и так. – чуть помедлив, кивнул Дзержинский. – Но Луначарский предложил передать Советам право выбора президента как главы исполнительной власти и верховного главнокомандующего.

– Президента? Серьезно? – устало переспросил Фрунзе.

– Серьезно.

– Ладно. Давай вернемся к домам. Это важнее.

И они вернулись.

Хотя Михаил Васильевич уже изнывал от подобного рода разговоров и намеков. Не понимая, как их воспринимать. То ли люди действительно хотели всего этого, то ли пытались спровоцировать его на необдуманные поступки. А подставляться сейчас было не время и не место.

Дзержинский был его друг и соратник. Но при этом он был настоящий псих, одержимый навязчивыми идеями. И не дай бог оказаться на пути этих идей – в миг забудет про все и «намотает на гусеницы». Поэтому Фрунзе не сильно доверял этим вот уговорам с его стороны, полагая, что тот его так проверяет.

Минут через десять, после завершения острого разговора о власти, к ним начали присоединятся другие участники. Тут и Рыков как глава СНК, и Бухарин как глава ВСНХ, и ряд архитекторов, включая таких именитых как Иван Машков, бывший главный архитектор царской Москвы. Его тоже выдернулись на ночь глядя.

И засели думать.

С одной стороны – Москва – это столица. И дешевые дома – позорище для нее. С другой стороны, требовалось много дешевого и, в тоже самое время, добротного жилья. Потому что Фрунзе прекрасно помнил об ошибке Хрущева и его первых серий домов, которые возводили быстро, но жить в них было едва ли не хуже, чем в бараках…

После трех часов дебатов сошлись на следующем.

Москва нуждается в коренной реконструкции[2], так как в текущем виде совершенно не пригодна на роль современной столицы. В ней требуется «прорубить» большие проспекты и организовать современный общественный транспорт. В первую очередь конечно рельсовый: метро, трамвай и «монорельсу», без которых перемещение больших масс народа в стремительно растущем городе превращается в особую форму мазохизма.

Столь важным делом должен был заняться межведомственный комитет во главе с Машковым. Во всяком случае он был одним из самых опытных архитекторов с огромным опытом. Из-за чего никто не стал возражать по поводу его кандидатуры.

Этой комиссии требовалось продумать – как сохранить наибольшее количество исторически ценных памятников архитектуры. Если надо, передвинув. Спроектировать облик новых проспектов и обновить вид старых. В том числе и для новых кварталов серьезно расширяющегося города.

Сами же дома для будущей застройки были разделены условно на три класса. Первым шел фасадный или парадный. Эти дома должны были строиться на первой линии крупный проспектов и площадей, выступая их украшением. Качество строительства наилучшее, равно как и внешний вид. Условия проживания – аналогично. Это было элитное жилье. Второй класс – дома повышенного комфорта, которые планировались к постановке по первой линии улиц рангом пониже. Третий же вид построек – это жилье эконом-класса. Максимально простое, дешевое и функциональное, размещенное за первой линией в формате массовой застройки. И этот подход в перспективе должен был «пролиться» на все города Союза.

Особняком стоял – правительственный квартал.

Его Фрунзе предложил возвести на Воробьевых горах, создав там особый ансамбль из высоток и площадей, окружив его комплексом тематических парков. Примерно там, где в его памяти располагался МГУ. Сам же главный вуз страны советов должен был занять приличные площади в Крылатском, то есть, в районе большого села Крылецкое, называвшееся так в то время. Да, оно находилось пока за пределами Москвы, но это не проблема. Причем учебный комплекс Михаил Васильевич предложил построить как специальный академический городок, разместив на его территории не только учебные корпуса, но и общежития с прочими инфраструктурными объектами. Включая собственный стадион и прочее, прочее, прочее.

Но это – мелочи.

Красивости.

Парадности.

Главное – эконом жилье, позволяющее кардинальным образом улучшить уровень жизни широких масс простых работяг. Для чего составили ТЗ и ТТТ на что-то в духе проекта I-510.

Пятиэтажный дом из блоков. Без лифта. Без мусоропровода. Стены несущие продольные, выполненные из толстых блоков. Межэтажные перекрытия – толстые плиты. Крыша двухскатная.

Впрочем, I-510 новый проект повторял не полностью. Отличаясь, в общем-то только планировкой. Стены межквартирные задумывались в толщину наружных стен. Для пущей звукоизоляции. По планировке проект должен был иметь только одно- и двухкомнатные квартиры. Без «трешек». Зато с большой и просторной кухней-столовой площадью десять квадратов. И вместо балконов было решено ставить лоджии. Прихожие также были заметно крупнее, чем в оригинальном I-510. Все-таки люди не муравьи и не роботы-мутанты, чтобы комфортно себя чувствовать в столь стесненных условиях.

Совокупно это все влекло за собой общее увеличение габаритов дома, косвенно позволяя сделать и лестничные клетки просторнее. Что в комплексе несколько поднимало стоимость строительства. Однако на дворе резвились не 1950-е годы, когда после Великой Отечественной войны половина жилого фонда в европейской части СССР лежало в руинах. Да, в 1920-е имелся острый дефицит жилья, но он не шел ни в какое сравнение с тем послевоенным ужасом. Поэтому это небольшое удорожание выглядело вполне оправданным. Тем более, что превращало и без того одну из самых удачных «хрущевок» в совсем уж дом «бедного, но здорового человека».

Кроме того, Фрунзе настаивал на том, чтобы в проект заложили определенный потенциал для модернизации. Которая подразумевала надстройку дома до восьми этажей, пристройку к нему внешних грузопассажирских лифтов, оборудование мусоропроводами и обкладку кирпичом для пущей теплоизоляции и эстетики.

Не бог весь что, но вполне себе решение.

Кроме того, на основе базового пятиэтажного проекта Фрунзе поручил разработать для нужд села и малых городов одно, двух и трехэтажные варианты. А также разные технические здания, вроде школ, больниц или мастерских. Ну и общежития, которые отличались от жилых вариантов только организацией внутреннего пространства.

Зачем? Чтобы через гигантский тираж удешевить конструкцию.

Получалось вроде бы дешево и сердито. В том числе и из-за умеренных размеров блоков, которые и отливать проще, и доставлять, и монтировать.

Однако Фрунзе хотелось больше.

Существенно больше.

Ибо поля пятиэтажек, несмотря на доступность, требовали серьезных инвестиций в транспорт, коммуникации и прочую связанную инфраструктуру. Кроме того, они обходились для города заметно дороже в плане эксплуатации. Строить малоэтажные дома при плотном заселении было себе дороже. Но пока высотное строительство было для молодого Союза недоступно. Во всяком случае массово и дешево.

Ключевое слово – пока.

Проблема была не в оборудовании для оснащения высотных домов, вроде лифтов или насосов. Нет. Ведь для тех же домов повышенной комфортности он дал ТЗ на, по сути, что-то в духе двенадцатиэтажного кирпичного дома типа Э-93. С поправкой на обязательное присутствие кухни-столовой в десять квадратов и просторной прихожей. Да и элитное жилье меньше двенадцати этажей тоже не планировалось…

Все сложности массового, быстрого и дешевого строительства высотных домов упирались в наличие фонда высотных кранов и подходящего автотранспорта. С кранами все понятно. Их тупо не было. Хотя в горизонте двух-трех лет их-то как раз можно изготовить в подходящем количестве. Во всяком случае – для Москвы. А вот с автотранспортом ситуация выглядела сложнее…

От идеи строить массово «полуторки» Фрунзе отказался уже 1926 году. Просто столкнувшись с неадекватно низкой грузоподъемностью и прочностью таких машин. Для армии они оказались годными весьма и весьма условно. И дешевизной своей не подкупали, ибо не орудие на них нормальное не прицепишь, ни груз не положишь. В общем – этакий грузовик Шреденгера. Вроде есть, а вроде бы и нет. Особенно это ощущалось при строительстве на их базе бронеавтомобилей, колесных бронетранспортеров и колесных же САУ. Опыты с «полуторкой» показывали – не тянут. Просто не тянут.

Понятно, что на безрыбье и рак за колбасу сойдет. И если бы имелось налаженное крупносерийное производство легких грузовиков-полуторок пришлось бы использовать их. Но так как это самое производство требовалось создавать, то смысла «экономить на спичках» Михаил Васильевич не видел. Из-за чего в Союзе массово выдавали концессии на производство грузовиков с грузоподъемностью в три тонны. И такие компании как Scania да Tatraуже строили семь заводов для их выпуска. Плюс Daimler возводил два завода для пятитонных грузовиков.

Да, дороже.

Да, сложнее.

Да, меньше.

Но на них уже можно было хоть что-то возить, отличное от «трех мешков картошки…»

Завод АМО также не избежал влияния этого тренда, равно, как и связанные с ним предприятия, дублирующие и дополняющие его. Как уже существующие, так и строящиеся в рамках единого холдинга…

Собственно, выпуск грузовиков-полуторок АМО 152 потихоньку сворачивался и в 1928 году должна была завершиться конверсия мощностей для выпуска новых моделей. Но не абы как – а на основе платформы, созданной из этого самого легкого грузовика. Все-таки в представлении Михаила Васильевича, АМО-152 тянул больше на крупную легковушку класса пикап, чем на грузовик. Слишком уж избаловал его XXI век.

Так дублирующий АМО второй московский автозавод должен был начать собирать просторные седаны с большим багажником. Кузов вполне типичного для эпохи типа, но общая компоновка чем-то напоминала универсал. Даже распашные дверцы сзади присутствовали. В Коломне должны были запустить в производство большое и вместительное такси. Тоже седан, но с пятью местами сзади. В Нижнем Новгороде планировали собирать микроавтобусы и мини фургоны. В Твери – пикапы. А в Самаре – спецтехнику.

Основной же моделью головного завода АМО становилась шестиколесная версия грузовика с 90-сильным двигателем и грузоподъемностью 5 тонн. Не очень быстрая, но крепкая и очень проходимая за счет хорошей коробки передач с демультипликатором и принудительной блокировки обоих ведущих мостов.

Ее массово должны были начать выпускать в 1928 году как на головном предприятии, так и дублерах в самых разных вариантах. Включая полугусеничный.

Подходящая для массовой панельной стройки машина?