Затонувший лес

Магия – не людское дело. Она происходила от иного народца, была чем-то страшным и удивительным. На всякого, в ком обнаруживался дар, взирали со смесью недоверия и алчности. Поговаривали, будто иной народец иногда забредает в земли людей и в добром настроении дотрагивается до живота беременной женщины – одаривая дитя своей магией. Или же дело было просто в удаче, и сила перепадала кому-то по причуде судьбы.

Мер привалилась спиной к борту телеги и постаралась успокоить дыхание. Увезут ее утром – она подслушала разговоры солдат. Служивые хотели хорошенько выспаться, поэтому стеречь повозку остался только один из них. Впрочем, и его хватит. Можно было и вовсе часового не ставить – пока Мер удерживало железо оков.

Ей во что бы то ни стало надо сбежать. Не могла она вернуться к князю Гаранхиру и сказала Ренфру чистую правду: она скорее умрет.

Мер так крепко стиснула кулаки, что ногти впились в ладони.

Ночь выдалась ненастная. Тепло приходило теперь только после полудня, когда из-за серых туч пробивалось солнце. Осень была сырой, холодной и принадлежала Мер… но не сейчас.

Мер попыталась воззвать к своей силе, за что поплатилась острой болью в голове. Она поморщилась и зло посмотрела на оковы. Сокрушенно выдохнула. Могло быть и хуже. Первый раз, когда она сбежала от Гаранхира, все окончилось куда плачевнее. На каждом шагу ее преследовало отчаяние и по ночам мучили сны…

Тела, разбросанные у колодца; солдаты, сбрасывающие мертвых в воду.

…и все это случилось по ее вине.

Бывали дни, когда она думала вовсе не вставать из постели, хотела просто позволить измождению забрать ее. Чтобы ветер, дождь и боль в животе погрузили в сон без грез.

В конце концов спасла Мер вовсе не храбрость, а чистое упрямство.

Люди желали ей смерти.

И это зародило в ее своевольном сердце жажду жизни.

Поморщившись, Мер снова подергала цепи. Будь у нее проволока, она сумела бы вскрыть замок…

Снаружи донесся какой-то легкий звук.

Мер и не уловила бы его, если бы ее не учили прислушиваться. Кто-то приближался, и, судя по поступи, явно не солдат: шаги не сопровождались ни красноречивым лязгом доспехов, ни шорохом трущихся друг о друга звеньев кольчуги.

Во внезапно наступившей тишине Мер инстинктивно задышала чаще. Куда-то делся стороживший ее солдат, но при этом не ворча и не шаркая ногами – вообще бесшумно.

Мер удалось упереться ногами и крепче прижаться спиной к борту повозки. Больше она никак приготовиться не могла.

Дверь клетки распахнулась.

И внутрь шагнул Ренфру.

Мер облегченно расслабила плечи:

– Ренфру.

– Мерерид, – с упреком произнес он. – Ты только посмотри на себя. Связана, как курица, которая перестала нестись и готова пойти на бульон.

– Не совсем готова.

– И я этому рад. – Ренфру согнулся и сел напротив Мер, будто в уютное кресло, а не на лавку, к которой приковывают заключенных. – Как с тобой обращались?

– Как и следовало ожидать. Ни воды, ни еды. Меня отвезут к князю.

– Да, – сказал шпион. – Да, к нему. И меня бы отвезли, не лиши я охранника снаружи… способности нести караул.

Это как, интересно? Удушил или прижал к лицу пропитанную зельем тряпку? Ренфру обладал множеством навыков, среди которых значилось и смертоубийство, но им он не ограничивался.

Убийство одновременно и проще, и нет.

– Так ты пришел убить меня? – спросила Мер. – Было бы милосердно.

– Знаю, – с пониманием произнес Ренфру. – Князь заставил бы тебя служить ему. Ты для него всего лишь инструмент, который он использует и выбросит, когда заблагорассудится. А я, боюсь, стал оселком, на котором тебя заточили.

Мер заморгала, не зная, что и сказать. Чего-чего, а такого неловкого раскаяния она от Ренфру никак не ждала. Ренфру никогда не извинялся; он был шепотом и сталью, ядом и тенью. Он без колебаний совершал ужасные вещи. Мер даже сомневалась, способен ли он вообще о чем-то жалеть.

– Зачем? – спросила она. – Зачем ты пришел?

– К тебе в таверну или в эту повозку?

– И туда, и сюда.

Уголок рта Ренфру дернулся в слабой улыбке:

– Причину я тебе уже назвал. Ты последняя, и ты мне нужна.

– Как заклинатель воды?

– Как ты сама. Ты была самой лучшей. Самой способной, самой даровитой – едва стала выше моего колена…

– Если думаешь купить мою преданность похвалами, – перебила Мер, – то знай, ничего не получится.

Ренфру тихо рассмеялся:

– Знаю. Но мне не твоя преданность нужна, только навыки. – И, уже без смеха, подался вперед, упершись локтями в колени. – Есть работа.

– Ты говорил, – напомнила Мер. – Только не сказал, что за работа.

– Мы собираемся свергнуть князя.

Мер онемела. Даже дыхание остановилось. Вдохнуть удалось с третьей попытки, а после четвертой она смогла спросить:

– Ты шутишь?

– Нисколько, – ответил Ренфру. – Я полностью честен. Слишком долго власть Гаранхира никто не оспаривал.

– Это невозможно, – возразила Мер. – Князя не свергнуть.

– Отчего? – спросил Ренфру тем же тоном, каким когда-то преподавал ей уроки.

Мер недоуменно уставилась на него:

– Да оттого, что стены Гвелода неприступны. Они заколдованы, их коснулась магия иного народца, как она коснулась и меня. Сам король Араун[3] заключил сделку с прадедом Гаранхира.

– А если я скажу, – произнес Ренфру, – что нашел способ, как разрушить стены?

– Я отвечу, что это перебор, даже для тебя. – Мер поерзала, звеня кандалами. Ноги уже коченели от холода. – Целые армии приходили к этим стенам, пытались проломить, взять приступом, сделать подкоп… Все безуспешно.

– Есть колодец, – тихо сказал Ренфру. – Он – сердце магии, что подпитывает стены. Его спрятали внутри Гвелода больше сотни лет назад. Все это время он хранил земли кантрефа, и без его магии княжество утратит защиту.

– Колодец, – повторила Мер, не в силах скрыть сомнение, – который подпитывает магию? Если все так просто, то почему никто это не использовал?

– Семья Гаранхира хранит все в тайне. А попытки были, – признал Ренфру. – Просто ни одна не увенчалась успехом.

– О-о… – Мер облизнула пересохшие губы. – И сейчас ты скажешь: «Я собираюсь стать первым».

– Я и стану им. Ведь у меня есть то, чего не хватало другим.

Кусочки мозаики встали на места, и Мер наконец поняла, почему Ренфру потратил столько сил и времени на ее поиски.

Колодец. Магический колодец.

– У тебя есть заклинатель воды, – тихо проговорила она.

У Ренфру заблестели глаза:

– Пока что это под сомнением.

Вот Мер и угодила в ловушку: вся беседа была искусно сплетенной паутиной. Силки Ренфру держали не слабее кандалов.

От мысли о возвращении в Кайр-Витно у Мер болезненно сжался желудок.

– И в этот момент, – сказала она, – ты предлагаешь мне сделку. Свобода в обмен на услуги.

Ренфру покачал головой:

– Нет, Мерерид. Согласишься ты помогать или нет, я все равно освобожу тебя от этих цепей. Убежишь – я не стану тебя останавливать. Но если примкнешь к моему делу… – Его глаза сверкнули, точно синее пламя. – На дне Колодца спрятаны сокровища. Идем со мной. Мы все украдем: и магию, и золото. У тебя появятся деньги, обоснуешься далеко, там, где из Гвелода тебя не достанут.

Вся эта история казалась Мер надуманной, неправдоподобной. Князь Гаранхир и его предки больше сотни лет правили, укрывшись в стенах Кайр-Витно. Трудно было вообразить, что кто-то сбросит князя с престола.

«Мы посланники порядка, – твердил ей всегда Ренфру. – Мы приводим все в надлежащий вид. Выигрываем войны, пролив лишь капли крови. Солдату, чтобы добраться до вражеского владыки, пришлось бы прорубиться через заслон из сотни воинов, а нам хватает поддельных бумаг, мимолетной улыбки или щепотки яда. И мы отнимаем всего одну жизнь».

Было время, когда Мер ему верила. Хотела верить и сейчас.

– Если я соглашусь на это последнее дело, оно и правда станет последним. Больше работать я на тебя не буду. А денег мне на побег понадобится много.

В глазах Ренфру загорелся яростный победный огонь, но шпион не улыбнулся. Казалось, победа его овеяна мраком.

– По рукам, – тихо сказал он.

– Значит, путь лежит в Кайр-Витно?

– Пока не совсем. Для начала я намерен нанять бойцов. Бывший шпион и заклинательница – это хорошо и прекрасно, но, если мы собираемся совершить все и остаться в живых, нам потребуются сильные помощники.

– Сильных помощников было бы проще нанимать без этого. – Мер потрясла цепями. Ей не терпелось сбросить с себя злое железо.

Улыбка Ренфру напоминала изгиб смертоносного клинка. Он полез в карман и достал украденное кольцо с ключами.

Глава 3

РОТ ФЕЙНА наполнился кровью.

Он прокусил губу и хотел уже облизнуть ранку, но вовремя напомнил себе, что так и надо: пусть все видят его окровавленные зубы.

Женщина, с которой он боролся, дала всего миг передышки, а потом снова ударила. Ее кулак с поразительной быстротой врезался ему в ребра, и Фейн упал на колено. Соперница обвила ногой его шею, повалила на пол и стала душить.

Раздался крик, хватка на горле ослабла. Фейн вдохнул и закашлялся. Сплюнул кровью на утоптанный земляной пол.

– Этот раунд за Блодейн! – ликующе проорал человек на перевернутом ящике. У него был повод для радости: он получит свою долю от ставок, и неважно, кто победил. Не меньше радовалась и голосила толпа; кто-то стоял, кто-то сидел – на самодельных лавках или прямо на полу.

Блодейн, волосы которой цветом напоминали горный снег, помогла Фейну встать. Он уважительно кивнул:

– Славный бой.

Блодейн ему очень нравилась. Две недели назад, когда он пришел в этот городок, почти без гроша, она первой заговорила с ним, несколько раз угостила обедом в таверне, пыталась расспрашивать о глуши, откуда он явился. И это она вызвала сегодня Фейна на поединок, потому что полоса поражений лишила его надежды на новые бои. Достойного соперника в нем не видели.

Блодейн покачала головой:

– Ты как пес, нагнавший добычу. Идем. Угощу тебя чем-нибудь, ополоснешь рот.

Лет десять назад здесь наверняка размещался молитвенный дом города Пентрев-ир-Эйгион, но теперь тут устраивали подпольные бои. В воздухе висел плотный запах влажного дерева и пота. Блодейн протолкалась через толпу к лоточнику, продававшему вчерашние пироги и напитки как зрителям, так и бойцам. Бросив торговцу монету, она взяла пару кружек. Протянула кружку Фейну, и он сделал большой глоток. Не эль – вода с медом и мятой. Затем они нашли местечко у стены, подальше от галдящей толпы. Шум стоял болезненно громкий: глумление и похвала, проклятия и песни, – но громче всего гудело железо. Железо тут было повсюду: в ножах, спрятанных в рукавах и голенищах сапог, в гвоздях, вбитых в стены в кольцах и ремнях, в мелькающих тут и там поддельных монетах и в пятнах крови на полу. Запекшаяся кровь гудела тише – шепот старых ран и боли. У свежей голос был резче, похожий на грай воронов, летящих за солдатами в битву.

Звуки смешивались в нестройное пение, и Фейн закрыл глаза.

После нескольких лет в лесу он представить не мог, каким громким бывает железо в людском городе. И он бы ушел, но нужно было ждать.

Одновременно проводилось самое меньшее два поединка: участники сменяли друг друга, деньги споро переходили из рук в руки – и в освободившийся круг вступили новые бойцы.

Бои в кантрефе считались незаконными, потому что налоги с выигрыша на ставках никто не платил. Но как ни выпалывали запретные забавы, они снова сорными травами всходили на этих землях тут и там. Отдушина для всякого, кто желал лучшей жизни и не боялся рискнуть сбережениями. Бойцы и сами могли набить мошну, если ставили на себя и не проигрывали.

И если не умирали.

Опасность только придавала увеселению остроты. Какая-то старуха играла на флейте и барабанчике, а зрители в промежутках между боями оживленно болтали.

Фейн посмотрел на Блодейн.

– Спасибо, – сказал он. – За угощение.

Женщина бросила на него задумчивый взгляд:

– Подумала, что должна тебе, раз уж ты сдал мне бой.

Фейн постарался не выдать удивления: