Это мучительное пламя

Эбби лишь медленно завертела головой, пытаясь отогнать прочь нахлынувшую на неё волну, а затем выдавила из себя улыбку. Она ни за что не покажет своей слабости. Больше никогда.

– Тебе не за что извиняться передо мной. Моё прошлое – каким бы оно ни было – было и остается частью моей жизни. И да, ты прав, для меня служебное положение не стало препятствием, но лишь потому, что я сама этого хотела. – Эбби слегка оттолкнулась от стены, делая к парню шаг. – У Мэнди совсем другая жизнь. И у неё есть причина сделать другой выбор… – ты. – Когда Тайлер поднял свои глаза, Эбигейл крепко и ободряюще сжала его руку. – Не все истории кончаются хорошо. Не у каждой есть шанс на продолжение. Но то, что существует между вами – невозможно сломать. Ваша связь слишком сильна. Она уникальна. И никакой богатенький и самовлюбленный павлин с амбициями ростом с Тауэрскую башню не сможет этого изменить.

Уголки её губ невольно приподнялись, и Тайлер не смог не улыбнуться в ответ.

– Спасибо.

– Всегда, – тихо ответила она.

– Я готова! – На бегу весело крикнула Адель, чуть не врезавшись в своего друга. – Дядя Тай, а ты сможешь унести на себе и меня и мой рюкзак?

– Эй, ты еще и спрашиваешь? Кто тут супермен, а? Кто лучший дядя?

– Ты! – Радостно завизжала она и рассмеялась, когда Тайлер закинул её на спину. – Ты! Ты! Мой самый сильный и лучший дядя на свете!

– А ты – моя самая смелая девочка на планете, – улыбнулся он, ловя её горящие озорством глаза, – но знаешь, что? – Понизив голос до игривого шепота, он задорно подмигнул ей. – Тебе лучше ухватиться за меня покрепче.

– Почему? – Так же тихо спросила Адель, сильнее наклонив к нему голову.

– Потому что… я собираюсь сделать так!

– Аааа! – Малышка завизжала, когда Тайлер неожиданно закружил её по коридору, а затем начала звонко и заразительно хохотать. Она цеплялась за его шею и жмурилась изо всех сил, но не прекращала смеяться, подставляя своё счастливое личико создавшемуся вокруг них ветровому вихрю. Почувствовав ни с чем не сравнимое тепло, Эбби неожиданно улыбнулась – невольно, с некоторой долей облегчения и невидимыми слезами счастья, – ведь впервые с того дня, как они покинули Нью-Йорк, её девочка смеялась. Задорно. Искренне. Легко. Непринужденно. Всего несколько секунд этого бесценного смеха сумели заполнить давно зияющую пустоту в её груди. Пусть не полностью. Пусть на время. Но сейчас, в эту самую минуту, Эбигейл чувствовала, что на самом деле счастлива: ей есть, ради кого жить, кому дарить свою любовь, заботу и преданность, – а большего она желать и не смела.

* * *

Форт Лодердейл всегда напоминал Эбби Венецию – прекрасную, уютную и романтичную частичку Италии, – городок, о котором мечтала маленькая, верившая в чудеса девочка, а когда садилось солнце – просила Звезду исполнить заветное желание. Когда она закрывала глаза, представляя себе закатные краски города, мягко стелящиеся на воду, словно ложащиеся на холст художника, её сердце каждый раз начинало стучать как-то по-особенному: пульс замедлялся, а на губах появлялась невольная улыбка. Почти такие же ощущения спустя много лет ей дарил и этот форт – вот, почему она приезжала в него снова и снова. И пусть сейчас она не могла всё бросить и, поддавшись порыву, отправиться на северном побережье Адриатического моря, Италия всё равно навсегда останется с ней – в её мыслях, снах и красотах Лодердейла.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Взволнованный и слегка хрипловатый голос вынудил её мысли и воспоминания практически мгновенно рассеяться. Фантазии о Венеции чуть было не заставили её забыть об ещё одной очень важной причине, по которой почти каждые выходные и праздники они проводили на вилле – её хозяин, фактически не знающий слова «нет». Эбби перестала пытаться найти хоть какую-нибудь, даже самую весомую отговорку уже через день или два и просто покорилась его воле.

– Да, – уголки её губ слегка дрогнули, но глаза продолжали смотреть на уходящее в закат солнце, – разве в таком месте кто-то может чувствовать себя плохо?

Она попыталась ответить с прежним запалом и горящим от веселья взглядом, которые всегда были частью её натуры, но ничего из этого не получилось даже на толику.

– Ты очень бледная.

– Ты сегодня тоже прекрасно выглядишь, – Эбби криво усмехнулась, но на лице мужчины не промелькнуло и тени улыбки. Скорее наоборот – тон его стал ещё серьезнее.

– Когда ты ела в последний раз?

Её пальцы сильнее сжали стакан. Что она могла ответить ему? Точнее, как? Ведь прекрасно же понимала, что правда ему не понравится, а солгать всё равно не получится. К тому же, она ненавидела водить людей за нос. Но из двух зол лучше всегда выбирать меньшее, ведь так?

– Ммм… недавно, – уклончиво ответила Эбигейл, пытаясь не смотреть ему в глаза.

– Вчера днем, когда после часа уговоров я фактически кормил тебя из рук? – Шепотом уточнил он.

– Я… кажется, ела сегодня утром.

– Кажется? – Вопрос прозвучал с некоторой долей иронии.

Эбби еле слышно вздохнула, а затем завертела головой.

– Слушай, совсем не нужно носиться со мной, как с ребенком. Да, иногда я действительно забываю о еде, но лишь потому, что у меня совсем не остается на неё времени. Когда оно появляется – я ем, а порой, как ты, наверное, не мог не заметить, делаю это просто в невероятно огромных количествах. Я вообще люблю поесть. Много. Вкусно. Разнообразно и… так далее.

Вовремя замолчав, чтобы только не сболтнуть ничего лишнего и окончательно не выдать себя со всеми потрохами, Эбби пригубила стакан с соком и сделала спасительный глоток.

– Ты снова весь день ничего не ела, – вдруг произнес он, будто бы и без лишних слов видел её насквозь, – и отчего-то мне кажется, что нехватка времени здесь совершенно не причем.

– Я… не голодна, – уже тише ответила она, а после недолгого молчания вдруг задорно улыбнулась, постаравшись вложить в этот жест всю ещё теплящуюся внутри искренность. Она игриво развернулась и подняла свой взгляд. – Знаешь, десять стаканов сока оказались невероятно сытными! Это ведь всего лишь сок, верно? Или не просто так с каждой минутой я становлюсь всё веселее и веселее?

Глубокие зеленые глаза, наполненные тревогой и волнением, продолжали смотреть на неё с оправданным недоверием. На твердом лице вновь не дрогнул ни единый мускул. Грег ничего не ответил. Просто осторожно забрал стакан из её рук и, ласково взяв тоненькое запястье своими немного грубоватыми пальцами, повел за собой. Всю дорогу до дома Эбби послушно шла следом и, хотя с языка ни один раз были готовы сорваться самые различные слова и фразы, так и не проронила ни звука: вздыхать и сопротивляться было бы бесполезно, а пытаться оправдаться – просто глупо. Какие бы объяснения и доводы она не приводила, Грег Мартин всё равно оказался бы прав. Причем не только в своих, но и в её глазах. Феноменально! Хотя, если быть честной, к такой его способности «мягко повелевать» она уже даже привыкла.

За своими размышлениями Эбби поздно заметила, что они уже давно оставили виллу позади.

– Куда мы идем? – Немного растерянно спросила она, а затем едва заметно усмехнулась. – Если планируешь заставить меня что-нибудь съесть – лучше привяжи к стулу. В противном случае – у тебя ничего не получится.

– Хм. Вообще-то у меня была другая мысль, но и эта довольно-таки неплохая, – вдруг со всей серьезностью ответил Грег, – в следующий раз я, пожалуй, именно так и поступлю.

От неожиданности Эбби даже сразу не нашла, что ответить. Сначала она ошеломленно открыла рот, а затем, полностью осознав его слова, плотно поджала губы и предприняла слабую попытку выдернуть свою руку из его ладони – безуспешно. И неудивительно.

– Ты… ты получишь этим же стулом, только попробуй вытворить со мной подобное!

– Но ты же сама предложила мне привязать тебя, – насмешливо констатировал Грег, поворачиваясь к ней.

– Нет! – Возмущенно воскликнула Эбигейл.

– Нет? – Не без интереса переспросил он.

– То есть… да, но…

– Но? – В зеленых глазах плясали озорные огоньки, а губы понемногу начинали расходиться в улыбке. Его коронной, невероятно притягательной улыбке. Вот об этом она и говорила: Грег Мартин исключительно прав даже тогда, когда не прав вовсе. И она готова была поклясться, что он имел над ней какую-то ничем необъяснимую власть: мог успокоить и заставить изменить свое мнение в одно мгновение – стоило ему лишь вот так на неё посмотреть.

– Ты невыносим, – Эбби неожиданно рассмеялась и закачала головой, а Грег лишь шире улыбнулся и осторожно привлек её к себе.

– Этот маленький недостаток с лихвой перекрывают моя наружная привлекательность, врожденная харизма, утонченные манеры…

– …и невероятная скромность, – с улыбкой закончила она, уютно устроив голову у него на груди и заставляя его засмеяться сильнее.

– И почему ты до сих пор не сбежала от меня? – Вопрос не нуждался в ответе, – она знала это, – но когда его руки крепче прижали её слегка дрожащее тело к себе, не сумела сдержать еле слышного выдоха:

– Потому что нуждаюсь в тебе, – прикрыв внезапно отяжелевшие веки, Эбби ощутила, как по коже моментально разлилась знакомая волна тепла и спокойствия. Рядом с ним в убойной дозе она всегда чувствовала именно это – полный штиль. Рядом с ним её покидала боль. Страхи и тревоги сменялись легкостью и умиротворением. Его руки обладали поистине целебными свойствами, и в самом деле помогали её старым ранам затягиваться. Хотя бы на время. Хотя бы до тех пор, пока она чувствовала биение его сердца.

То, что она позволяла себе ощущать рядом с Грегом невозможно было объяснить, сложно понять, но очень просто осудить. Как бы её поступок назвали со стороны? Беспечность? Эгоизм? Предательство? Легкомыслие? Да. Пусть так. Она согласится со всеми определениями. Лишь бы только суметь жить дальше и не испытывать эту прожигающую душу муку, – потому что терпеть её ни у маленькой сироты, ни уже у взрослой женщины больше просто не было сил.

Сейчас, стоя на причале, вдыхая свежий вечерний воздух, ощущая запах океана и надежные мужские руки, Эбби чувствовала, что, возможно, впервые за долгое время, действительно счастлива. Да, это была иллюзия, но какая же прекрасная иллюзия. Вот бы она длилась как можно дольше.

– Как насчет небольшой дозы радости?

Эбби открыла глаза как раз в тот момент, когда Грег повертел у неё перед лицом бумажным пакетом, сомнительно напоминавшим ей пищевой, – откуда он его взял она спрашивать не стала – мысль о его магических способностях просто с каждым разом начинала нравится ей всё больше и больше.

– Хм… если в нём еда – я даже смотреть не стану.

– А если не еда?

Его вопрос прозвучал так невинно и легко, что, казалось бы, вовсе не должен был стать провокацией, но увы, к её врожденному любопытству это явно не относилось.

– Проверять не буду. – Кое-как справившись с собой, ответила она. – Я почти на сто процентов уверена, что ты собираешься меня накормить.

– А если у меня другие планы? – Явно улыбаясь, поинтересовался Грег. – Неужели тебе совсем не интересно, что находится внутри?

Эбби плотно поджала губы, чуть не застонав от осознания собственной слабости. Он даже и представить себе не мог, как интересно ей было! Хотя, нет, мог, именно поэтому сейчас улыбался шире и довольнее, чем сам Чешир – уж в этом она не сомневалась.

– Провокатор, – сузив глаза, прошептала она, быстро забирая пакет из его рук и заставляя Грега теперь уже засмеяться в голос. Она открыла «подарок» и в нос ей тут же ударил бесподобный запах свежей выпечки, от которого, – Господи, и это было невероятно, – у неё заурчало в животе! Разглядев незатейливый рисуночек из глазури, Эбби не смогла не улыбнуться. – Ты купил мои любимые маффины? С милыми мишками Тедди мимо которых я никогда не могу пройти?

– Нравится? Я очень старательно выбирал каждый кекс.

– Они чудесные, – честно ответила Эбигейл, – спасибо.

– Прости, что не приготовил сам. Ты же знаешь – я и кухня несовместимы.

– О, да! Я помню, как на день Благодарения ты весьма талантливо испепелил бедную утку, – она неожиданно тоже рассмеялась, вспоминая тот пренеприятнейший для Грега казус. – А ведь я оставила вас наедине всего на пять минут.

– Я не думал, что та кнопка увеличивает огонь в духовке, – теперь уже глаза сузил он.

Эбби неожиданно стало ещё веселее. Она непроизвольно засунула руку в пакет и вытащила один маффин.

– Вот почему я перестала пытаться научить тебя готовить, – она улыбнулась шире, а затем откусила кусочек от шоколадного десерта.

– Хочешь сказать, что я совершенно ни на что не гожусь?

– Ммм… дай подумать… – Эбби выдержала паузу, а затем не спеша развернулась так, чтобы находиться ровно напротив и заглянула ему в глаза. Увидев слегка посерьезневшее лицо Грега, она невольно улыбнулась. – Ты фантастический врач. Один из лучших в мире. И просто невероятный человек. Милый, добрый и заботливый. Всегда готовый протянуть руку помощи. Щедрый, ласковый и сильный. Ты не боишься говорить то, что думаешь и чувствуешь. Когда ты шутишь, даже самый опечаленный человек начинает смеяться, а когда улыбаешься – многое тут же обретает смысл. – Она сглотнула, а затем сильнее сжала пальцами ткань его рубашки, сознательно опустив голос до шепота: – Ты, наверное, и не знаешь, что излечиваешь не только тела, но и сердца. Исцеляешь израненные души и… возвращаешь желание жить. Я ведь тоже… моя душа… – Эбби запнулась, пытаясь сделать вдох, но легкие словно что-то внезапно перекрыло. Она не знала, почему, но глаза внезапно защипало, а в груди потяжелело так, словно кто-то намеренно хотел причинить ей невыносимую боль, накидывая гирю за гирей, ожидая, когда она не выдержит и падет на колени.

Грег едва заметно шевельнулся, и, не сводя с её лица взгляда, осторожно обхватил его своими ладонями. От его теплого и невероятно нежного прикосновения ей на самом деле стало легче дышать.

– Ты не должна говорить мне всё это, – прошептал он, большим пальцем слегка коснувшись щеки. – Не должна говорить только потому, что чувствуешь себя обязанной…

– Грег, я…

– …если ты совершенно ничего ко мне не чувствуешь, скажи. Скажи, как есть, но прошу, не давай мне ложную надежду.

Его тихая просьба совершенно лишила её возможности шевелиться. Она стояла, словно намертво пригвожденная к земле, и при этом была не в силах вымолвить ни единого слова. Произнести ни звука. Да и знала ли она, что ответить? Знала ли, как?

– Кхм, – внезапное покашливание заставило её резко отпрянуть. Слишком. Слишком резко. Мэнди сделала виноватое лицо. – Простите, что помешала, но… ммм… Эбс, ты нужна на вилле. Прямо сейчас.

– Что случилось? – Взволнованно спросила она, ощущая, как беспокойно заколотилось сердце. – Что-то с Адель? Она поранилась? Снова кричит?

– Нет-нет, успокойся. Ади в полном порядке. Ничего такого не произошло, просто… – Мэнди ненадолго замолчала, видимо пытаясь подобрать слова. – …кое-кто приехал и хочет с тобой поговорить, – с видимым облегчением проговорила она, а затем мельком взглянула на Грега. – Наедине. – Поняв, что Эбигейл собирается снова начать свои расспросы, её сестра сморгнула и выдохнула: – Пожалуйста, ни о чем меня не спрашивай, просто пошли. Ты сама всё увидишь.

Медленно подняв на Грега свой потерянный и немного взволнованный взгляд, Эбби ждала, что он, возможно скажет что-то, что запретит её мыслям бегать в таком хаотичном беспорядке, как теперь. Или хотя бы кивнет. Но ничего похожего не случилось. Он просто молча, словно застывшая статуя, смотрел ей в глаза, и она лишь слышала, как тяжело он дышал.

Отведя глаза, Эбби направилась к сестре. Наверное, только полная идиотка не поняла бы, какое смятение сейчас испытывает мужчина, вопрос которого так и остался без ответа. Он был огорчен? Раздосадован? Да, это можно было без труда прочесть по его лицу. Но вот она сама… её чувства были совершенно иными. Она ощущала… облегчение. И мысленно благодарила того, кто захотел видеть её именно сейчас. В эту самую минуту.

Около поворота Эбигейл на мгновение обернулась – Грег стоял на том же самом месте, обратив взор к океану и запустив руки в карманы джинсов. Она всё ещё до конца не понимала, что чувствовала к этому мужчине, лишь знала, что «дыма без огня не бывает». Когда он находился рядом – её сердце переставало болезненно ныть. Оно успокаивалось. И просто билось. Может быть, именно это ей и нужно? Спокойствие.

Эбби провела рукой по перилам пирса, а затем завернула за угол. Приближаясь к дому, она всё явнее ощущала внутреннюю тревогу. Кто хотел поговорить с ней? И о чем? Её семья была с ней. Знакомых, которые бы знали о том, что она в Лодердейле, у неё не было, кроме, разве что, её помощницы Кэтрин. Но она бы позвонила прежде, чем приехать. Может быть, Элли смогла отложить свои дела и вырваться к ним хотя бы на денек? Нет, тогда Мэнди вела бы себя иначе.

Подняв голову, Эбигейл сразу же заметила человеческий силуэт. Дерево сильно закрывало ей обзор, да и было уже достаточно темно, но в том, что перед ней стоял мужчина – сомнений не было никаких. У него была широкая спина и руки… руки он сунул в карманы. Она замедлила шаг, пытаясь понять, не обманывают ли её глаза: рубашка… она узнала бы эту вещь из тысячи самых похожих, самых идентичных. Узнала бы лишь потому, что своими собственными руками вышивала Его инициалы на ткани левого рукава. Инициалы, которые теперь смогла отчетливо разглядеть.

Инстинктивно вцепившись пальцами в кору ближайшего дерева, она выдохнула, вместе с воздухом выпустив наружу какой-то странный звук, отдаленно похожий на короткий мучительный стон.

Фигура тут же замерла, а затем начала медленно поворачиваться.

Глава 2

Сегодня стоял самый холодный день января – солнце совсем скрылось, поднялся практически северный ветер, на землю падал снег. Даже одетый в теплое пальто, шапку и шарф, он всё равно чувствовал, как тело прошибает сильный озноб. Руки были ледяными и дрожали, глаза щипало – они болели, как никогда ранее, – а ещё было невероятно трудно оставлять их открытыми. Но нужно.

Раньше он любил, когда выпадал снег – это означало, что наступила пора веселья и развлечений. Игры в снежки, катание с горок, лепка снежных фигур… – это было незабываемой частью зимы, но не самой лучшей. Не самой ценной и дорогой. Знаете, чего каждый день, с замиранием сердца, ждал маленький мальчик, сидя у окна в своей комнате? Свою маму. И когда он улавливал знакомый звук и видел подъезжающий к особняку красный автомобиль, то быстро сбегал вниз и, кое-как накинув на бегу куртку и шарф, несся к женщине, которая была для него важнее всего на свете. Он обхватывал её талию, прижимаясь к теплому материнскому телу со всей возможной любовью и силой и ощущал, как родные руки с такой же отдачей обнимают в ответ. Она опускалась на корточки: целовала его щеки, нос и лоб своими слегка прохладными губами, а затем они вместе падали в сугроб, звонко, искренне смеялись и одновременно переводили взгляд на чистое синее небо. Они делали снежных ангелов, рассказывали друг другу, как прошел их день, мечтали изменить мир к лучшему, а затем несколько минут просто молчали. Именно эти моменты были так невероятно бесценны, именно их он так бережно хранил в самом центре своего сердца, и именно благодаря им чувствовал, что обязательно сумеет сделать мечты явью.

Чувствовал.

Раньше он любил, когда снег укрывал всё вокруг своим белоснежным ковром, но теперь ему хотелось кричать, чтобы он остановился, чтобы прекратил падать и оставил их в покое. Чтобы перестал отдалять их друг от друга с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Его мама… его любимая мама теперь лежала там, в холодной и мокрой земле, её глаза были закрыты, а сердце не билось. «Она ушла в лучший мир» – вот такими словами отец просто объяснил своему сыну, почему его мама больше никогда не сможет его обнять. Почему больше никогда не прижмет к своей груди, не поцелует в лоб и не скажет, как сильно любит. После этого всё изменилось. В одно мгновение красота зимней поры, её проказы и развлечения стали казаться маленькому восьмилетнему ребенку обыкновенной иллюзией. Выдумкой. Жестокой и мучительной. От неё в груди теперь долго и невыносимо жгло. Так невыносимо, что хотелось заставить и своё сердце больше никогда не биться.

Тогда, в тот самый день, маленький мальчик впервые узнал, как выглядит боль.

Его маленькая пятилетняя сестренка тихо, чтобы не нарушить покой вокруг, плакала на руках у экономки, – эта малышка еще хуже своего брата понимала, куда и почему уходит их мама, но чувствовала, что больше никогда её не увидит. Никогда не ощутит родного тепла, не услышит убаюкивающего голоса. Её всхлипы стали громче, и, не выдержав, она резко уткнулась носом в шерстяное пальто. Ласковые руки обняли девочку и сильнее прижали к себе.

Их отец стоял впереди всех, около самой могилы и, слушая, как священник читал молитвенник, опустив голову, наблюдал за хлопьями снега, укрывающими слой сырой земли. Этот мужчина не плакал. Ни разу с той минуты. И он так же не проронил ни единой слезинки сейчас. Здесь. Его глаза были пустыми, ничего не выражающими, но спокойными. Такими спокойными, словно совершенно ничего не произошло. Словно это была просто очередная трудность в его жизни, которую он может решить и решит с помощью денег и власти.

Почувствовав внезапный прилив злости, мальчик напряг скулы. Его сердце готово было вот-вот разорваться от мучительного огня внутри, а ноги – понести его вперед. Он хотел начать бить этого человека кулаками в грудь. Бить до тех пор, пока он не заплачет. Пока не докажет, что чувствует хоть что-то. Пока не докажет, что в этом нет его вины. Его пальцы уже начали сжиматься в кулак, но маленькая и теплая ладонь, внезапно скользнувшая в его холодную и слегка дрожащую руку, вдруг заставила боль внутри неожиданно притупиться. Гнев исчез, не оставив после себя и следа. Словно его и вовсе не существовало.

Медленно повернув голову, он столкнулся с большими, карими глазами. До боли знакомыми. В них не было сожаления. Не было сочувствия, излишнего сострадания или неуместной в этот момент жалости. Они смотрели с нужной ему сейчас толикой горечи, но вместе с тем с пониманием и невероятной силой – пока ещё не постижимой, – силой, которая каким-то невероятным образом сумела сдержать и посадить на стальную цепь безжалостного, беспощадного Зверя, который в этот самый день родился в невинной душе маленького мальчика. Эти глаза усмирили Его. Приручили. Но лишь на время. Потому что, однажды ощутив терпкий вкус свободы, Тьма ни за что не остановится, пока не завладеет всем: и душой, и телом, и сердцем, и мыслями. Пока не погубит и не растопчет всё, что несет жизнь и любовь.

Пока не отнимет самое дорогое.

Пока окончательно не уничтожит свет.

Двадцать пять лет спустя

Дарен подавил в себе непрошенные воспоминания ещё одним мощным ударом топора. На этот раз он стал последним – «великан» накренился, а затем с шумом рухнул на землю. Очередное срубленное дерево. Очередной день, так похожий на все остальные. Очередные мысли, словно водоворот, раз от раза пытающиеся затянуть его назад, в прошлое, из которого он так долго выбирался. Но так и не понял… выбрался ли?

До боли знакомые, заботливые руки подняли перед его лицом ёмкость с водой. Он ненадолго задержал взгляд на женщине, которая занимала в его сердце такое особенное место, а затем подвинулся ближе и сделал несколько больших глотков. Дарена так долго мучила жажда, что, дорвавшись, наконец, до воды, он практически целиком осушил кувшин.

– Ты совсем не отдыхаешь, – тихо и обеспокоенно сказала Алита, опуская руки вниз.

– Не устал, – выговорил Дарен, вновь принимаясь за дело.

– Ты перестал спать, – он на мгновение замер, но ничего не ответил. – Долгие месяцы ты работаешь так много, как не работает ни один сиу этого племени. Словно пытаешься извести себя…