Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Йога. Искусство коммуникации - Виктор Сергеевич Бойко на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Каким образом прежняя структура психосоматики, составной частью которой является моё собственное Эго, может стать иной? Кто её изменит? Кто знает, что и как в ней надо менять, быть может «Я»? Но ведь из за неверных, ошибочных представлений «Я» и его ущербных действий, основанных на этих представлениях, моя жизнь как раз и пришла в такое плачевное состояние, когда надо менять её курс либо основные ориентиры. Следовательно, необходимые изменения должна произвести во мне некая сила со стороны? Но что это за сила, и откуда её взять? Остаётся единственный выход: грамотно обеспечить условия для создания режима свободного функционирования психосоматики в своих собственных интересах, которые одновременно являются и моими интересами, только я об этом не могу ничего знать — есть вещи, которые человеку невозможно знать в принципе.

Следовательно, «действие не действием», то есть спонтанная саморегулирующаяся деятельность единства тела-психики и есть тот шаг изменения, который не в состоянии совершить «Я», которое может случиться только без его вмешательства. Создание необходимых и достаточных условий для того, чтобы некоторые события инициировались человеком, но были реализованы природными механизмами той среды, в которой они могут развиваться без человеческого произволения, — это и есть «действие не действием», к сути которого мы будем многократно обращаться

Для сравнения можно привести высказывание выдающегося психотерапевта двадцатого века Милтона Эриксона, которое по аналогии может быть целиком отнесено к практической йоге: «...Развитие состояния транса — это интрапсихическое явление, обусловленное внутренними процессами, и действия гипнотерапевта направлены на то, чтобы создать для них благоприятные условия. По аналогии можно сказать, что инкубатор создаёт благоприятные условия для выведения цыплят, но сами цыплята получаются благодаря развитию биологических процессов внутри яиц. Неопытный врач, индуцируя состояние транса, часто старается направить поведение испытуемого соответственно своим представлениям о том, как последний должен себя вести. Роль врача, однако, должна быть сведена к минимуму» (М. Эриксон: «Стратегия психотерапии», с.26).

Когда одиннадцатого июня девяносто девятого года в Москве открылась Третья международная конференция под названием «Йога — гармония души и тела», директор парижского Айенгар-центра Фаек Бириа начал своё выступление со знаменательных слов, в которых прозвучала безусловная истина относительно состояния искусства йоги в сегодняшнем мире: «Если бы Патанджали оказался сегодня здесь, он бы не смог узнать йогу в том, чем мы занимаемся». После первого дня конференции я подошёл к доктору Бириа перед началом его практических занятий, и в коротком разговоре мы оба удивились тому, что с момента нашей первой встречи прошло уже десять лет.

На самом деле практическое моё знакомство с йогой (не считая первой незрелой попытки шестьдесят четвёртого года, авантюрно предпринятой после прочтения «Лезвия бритвы» И.А. Ефремова), началось в далёком семьдесят первом году с книги Б.К.С. Айенгара «Йога дипика» («Прояснение йоги»).

Это было событием, когда её привезли из Москвы! Помню ощущение: вот ксерокопия английского подлинника, рядом — толстенная стопка машинописных листов перевода. И отдельно фотографии асан в исполнении мастера. Они были бесподобны, эти иллюстрации, мы ими упивались: что делает этот человек со своим телом, какие немыслимые вещи! И главное — потрясающая детализация, всё расписано подробнейшим образом по дням и неделям, бери и пользуйся, никаких проблем. Поскольку желать в информационном плане уже было как бы и нечего, мы бодро взялись за дело.

Правда, меня с самого начала постоянно тревожил и озадачивал какой-то скользкий и вездесущий диссонанс между философской и чисто практической сторонами сведений по йоге. Первая была тогда для нас доступна только в отечественных публикациях хрущёвской оттепели, вторая фундаментально и убедительно показана Айенгаром в его работе.

Складывалось впечатление, что та йога, теоретическую часть которой во втором томе «Индийской философии» излагал Радхакришнан, анализировал в комментариях к философским текстам «Махабхараты» Б.Л. Смирнов, показал в «Лезвии бритвы» И.А. Ефремов — всё это составляет как бы один класс информации по данной теме. Масса «духовной» белиберды разнообразных учителей и наставников, сочинённые неизвестно кем «откровения» на йогические темы, упорное, чисто большевистское мистическое озлобление «Агни-йоги» — это другое, а оказавшийся теперь в нашем распоряжении перевод «Прояснения йоги» — третье, и всё это абсолютно независимые вещи! Кроме того, имелся ещё сугубо научный подход, который можно было обнаружить, например, в сложнейших работах Ф.И. Щербатского. Вся эта информация располагалось, по существу, в совершенно разных плоскостях, хотя речь шла как будто об одном и том же предмете.

Философы упоминали асаны и пранаяму как не вовсе обязательные, проходные этапы системы спасения, из их умозаключений нельзя было вынести ничего конкретного для непосредственной работы с телом, они толковали всё больше о высших материях, причём с использованием зубодробительной терминологии. Более или менее ясным было только то, что йога — по большей части понимается как медитация, подразделяющаяся на этапы дхарана, дхьяна и самадхи, достижение которого именуется освобождением, — собственно это и есть цель системы. Освобождение является завершением пути духовного развития. Всё было как будто понятно по отдельности в этой словесной эквилибристике, но слишком туманно, сплошные общие слова и, опять же неясно было каким боком это относится к Хатха-йоге и асанам, которые столь детально показал Айенгар?

У последнего же всё было расписано от «а» до «я», непонятным оставалось следующее: каким образом вся эта телесная прелесть соотносится с той же медитацией и духовным ростом? Возникал и другой естественный вопрос: если одно можно излагать вне всякой видимой связи с другим, то почему авторы йогических текстов самых разных исторических эпох с маниакальным упорством и единодушием твердят, что это именно целостная система и последовательность ступеней в Раджа-йоге должна неуклонно соблюдаться?

В итоге я принял тогда следующее решение: фундаментально разбираться с текстом Патанджали и его комментаторов (поскольку все авторы, независимо от подхода, дружно ссылались на «Йога-сутру» как основополагающий первоисточник) «сверху», то есть путём изучения философских и так называемых духовных аспектов йоги. Одновременно следовало приступить к этому «снизу», через непосредственное участие, ежедневную практику асан «по Айенгару», который в то время казался нам верхом совершенства. Как выяснилось впоследствии такой двоякий подход оказался самым сложным и в то же время наиболее эффективным.

С одной стороны, мне и двум моим друзьям как бы не повезло с конкретными учителями йоги — их просто не было, зато желание разобраться в предмете оказалось неисчерпаемым, по крайней мере, у автора этих строк. Теперь я понимаю, что отсутствие тогда рядом со мной искушённых людей, которых и сейчас что называется днём с огнём не найти, было, пожалуй, и к лучшему, потому что пришлось работать с самим собой, а также всей доступной информацией самостоятельно, не будучи ограниченным какой-либо навязанной извне жёсткой системой координат наставничества, не принимая на веру ничего без сопоставления с собственным опытом. Моих друзей в то время больше интересовали прикладные аспекты практики асан, например терапевтический эффект, но мне всегда хотелось «дойти до самой сути», хотя иногда охватывало отчаяние: «...Позвоночник моря о грани скал разбивает ветер... Что ты искал, что нашёл в изменчивом этом мире?»

Я бесконечно и мучительно разбирался с двумя толстенными томами «Индийской философии», «Локаятой» Чаттопадхьяи, «Упанишадами», ашхабадской серией переводов «Махабхараты», со всей этой индийской религиозностью, святостью, философскими системами, школами и сектами (которые единодушно превозносили йогу как практический инструмент самореализации, спасения, достижения недвойственности, непосредственного интуитивного познания и т.д., ничего не сообщая конкретно о практике асан, — кроме работ Б.Л. Смирнова, — но и там эти сведения были даны по минимуму основных поз). Перебарывая отвращение, я добросовестно пытался отыскать рациональное зерно в лицемерии «Живой этики», но при всём том с исступленным упорством (по утрам перед лекциями в институте, а по вечерам — после) выполнял асаны в русле системы Айенгара. Было решено сначала довести до ума работу с телом, а в течение этого явно не быстрого процесса подтянуться и в теоретическом аспекте. Но вскоре стало ясным, что всё обстоит значительно печальнее, чем казалось с первого взгляда. От специфической терминологии систем индийской философии трещали мозги, порой казалось, что во всём этом вовек не разобраться, толком не получались даже самые, казалось бы, примитивные с виду асаны, тело просто не сгибалось, и всё тут!

Поскольку уже в детстве я был изрядно упрям, то предоставил событиям идти своим чередом и без оглядки погрузился в круговорот студенческой жизни, но практически всё свободное от неё время было за йогой — даже если мы оказывались в горах или на море, я выполнял асаны и пранаяму неукоснительно.

Где только не приходилось делать их: на траве у барака «общаги» под проливным дождём, когда нас, советских студентов, загоняли на уборку винограда; на «спальнике», застилающем пол чабанской избушки на зимнем плато Чатырдага, покрытый от самых дверей инеем и белыми усами снега; на скользком студеном кафеле во время севастопольской практики, когда от тесноты койки поставили прямо в умывальниках; после шестнадцати часов тяжёлой работы в стройотряде, когда приходилось за день поднимать персональными руками до сорока тонн камня. Я не уклонялся от требований, которые навязывала суета обычной жизни, но тем не менее не существовало таких причин, которые могли бы нарушить регулярность моей практики асан и, как оказалось впоследствии, это имело принципиальное значение. Это было неосознанным выполнением познавательного классического условия, которое гласит: я не требую от мира, чтобы он шёл мне навстречу, когда я делаю то, что мне интересно и вообще живу. Что бы ни было вокруг меня — я всё равно всегда могу действовать с целью своего развития, кроме той рутинной повседневной работы участия, которой требует мир от каждого. Потому это почти невозможное для многих требование — работать ещё и сверх необходимого, — но оно является одним из обязательных условий на любом пути к истине.

Месяц за месяцем, год, другой, третий — и ничего существенного, кроме топтания на месте и множества мелких травм. В описании «Прояснения...» всё казалось предельно простым, бери и сгибайся, как показано, но пробуешь — ничего не выходит, хоть разорвись, а как нужно сделать для того, чтобы получилось — не понятно. Сколько не стараешься, в итоге лишь возникают неприятности, на мне живого места не осталось за первые годы слепой практики на одном энтузиазме, всё это было не опасным, но раздражало и угнетало до чрезвычайности, ведь самое простое — асаны, и никакого толку! В конце концов, я пришёл в ярость и дал себе клятву, что носа не суну в медитацию, прежде чем до конца не разберусь с телом и не пойму, как в этой чертовой головоломке одно увязано с другим.

Однако даже моё упорство не давало желаемых результатов, и я уже начал сомневаться в своих способностях касательно йоги, как вдруг заметил одну простую вещь, навеянную, очевидно, перманентным травматическим состоянием разных участков бедного своего тела, которое уже давно решило, что его хозяин обезумел, без конца стараясь принять недоступные формы.

Я уловил, что если вкладывать поменьше дурной силы, поскольку от этого возникает напряжение либо просто боль в травмированных местах, то асаны даже как-то лучше и получаются. Так, в моё Сознание, омрачённое глупым желанием приобретения гибкости, похожей на ту, которой обладал знаменитый йог, впервые проник луч света истины в образе возможности расслабления.

«Думай!» — ещё раз приказал я себе, и события, наконец, сдвинулись с мёртвой точки. Я начал понимать, что должно иметь место соответствие моих действий с телом эмоциональному и ментальному состояниям, которые для них характерны. Это необходимое условие понимания, осуществления коммуникации, создания такой ситуации, когда скажем, тот же Онегин по-настоящему услышит Татьяну. Все вроде бы способны слышать, но на самом деле это случается только тогда, когда говорящий и слушающий соответствуют друг другу по состояниям. Следовательно, на время практики асан необходимо было каким-то образом «уравнять» параметры функционирования тела и сознания, привести их во взаимно однозначное соответствие.

Чтобы организм в состоянии был согнуться до возможного на сегодня предела гибкости необходимо его полностью расслабить. При осуществлении этого процесса наступает особое состояние сознания, когда материя оставленного в покое организма «течёт» в форме сама собой, до реальной на сегодня границы сгибания, за которую не зайти, до которой невозможно даже добраться каким-либо усилием мышц или воли. Вскоре стало абсолютно ясным, что прирост гибкости в асанах есть в чистом виде производная от содержания сознания, точнее — от степени отсутствия в нём материала повседневности. И, кроме того — если обычный я, повседневный и неизменный, руковожу этими действиями, то в йоге тела именно то, что я хочу сделать, как раз и не получится.

Именно в это время в мои руки наконец-то попал перевод комментария Вьясы на «Сутру» Патанджали, выполненный одним из наших энтузиастов, владеющих английским, и я потрясённо прочитал шлоку (нумерованную строфу) сорок седьмую второй главы: «При расслаблении тела или сосредоточении на бесконечном асана достигается». Это было как гром среди ясного неба: вот оно, главное, то, что нужно! Почему же об этом нет ни слова в «Прояснении йоги», ни где-либо ещё!?

И когда я начал сравнивать результаты, возникавшие как следствие практики асан по комплексам Айенгара (правда, весьма мною усечённых в целях экономии времени и сохранения тела на минимуме перегрузки), но в ключе, предписываемом «Сутрой», с тем, что у меня получалось ранее при стандартном человеческом подходе, принятом в нашей типовой повседневности, то понял, что наконец-то вышел на нечто фундаментальное.

Проходили годы, я параллельно существовал в двух мирах: обычном, где всё происходило своим чередом, как у прочих людей, и в особом измерении ежедневной практики йоги. Это было нелегко, но постепенно всё утряслось так, что одно не мешало, а лишь помогало другому. Оставаясь закоренелым прагматиком, я постоянно доискивался смысла, с бесконечным терпением разбираясь «внизу», со своим телом, и «вверху» — с теоретической частью предмета, которая была просто неисчерпаема.

В процессе работы над книгой жизни стало окончательно ясно, что сутью йогической практики является создание возможности переключения естественных процессов в близкие типовым, но немного иные, эквивалентные, допускаемые пластичностью психосоматики, режимы функционирования. Что прямой регулировки работы внутренних органов и состояний психики не существует, и пресловутая волевая основа йоговских феноменов — как мы это обычно понимаем (включая чудеса факиров) — это легенды. Человеческая воля и ум в данном случае могут быть задействованы только косвенно, для создания условий, при которых начинает спонтанно осуществляться ожидаемая возможная перестройка процессов восприятия, дыхания, движения, работы внутренних органов, психики, короче говоря, — всей жизнедеятельности в целом. И такая косвенная регулировка, приводящая к желаемым результатам, и есть главное искусство йоги — «действие не действием», управление природной спонтанностью в допустимых самой же природой пределах.

Стало понятно, что, следуя технологии работы с телом и сознанием, показанной в «Сутре», мы неизбежно оказываемся в таком участке спектра психики, который характерен для всех без исключения людей. Именно он является предметом деятельности высших ступеней йоги, асаны же есть средство, без грамотного применения которого возникновение и удержание покоя и глубокой релаксации, необходимых для самьямы, не могут быть обеспечены, если к этому нет прямой предрасположенности.

По определению позы йоги предназначены для очищения и оздоровления тела — это написано и повторено бесчисленное количество раз, сделавшись тривиальностью, общим местом. Но мало кто способен увидеть за этим решающий момент, который может быть озвучен так: даже только для обеспечения прироста телесной мобильности, в просторечии называемой гибкостью, необходимо в совершенстве овладеть релаксацией тела и сознания. Это подразумевает полную остановку на какое-то время всех телесных, ментальных и эмоциональных движений, снятие физических и нервных усилий или напряжений, с ними связанных.

С одной стороны, такая направленность работы оздоровляет тело, с другой — даёт возможность получить в процессе практики различное по глубине торможение отдельных участков коры мозга, которое, по сути, и является базой для высших ступеней йоги. Иными словами, классическая практика асан всегда имеет медитационный характер. И уже на этой основе в дальнейшем осуществляется сама медитация — процесс перераспределения информации в психике, спонтанная информационная инфильтрация (проникновение, просачивание) бессознательного в структуру личности, организованная различными способами в зависимости от ведущей репрезентативной системы данной личности.

Если частичное торможение сознания регулярно осуществляется даже только при работе с телом в асанах, в жизни человека начинают возникать удивительные вещи — разнообразные сиддхи, также описанные в «Сутре». Всё связано воедино, и древние это знали. Тот, кто посредством умело направляемой спонтанности процесса внутрипсихической коммуникации успешно овладевает самьямой йоги, может затем выйти на контакт с первоосновой всего сущего.

Следовательно, цель йоги во все времена была и остаётся одной и той же: это последовательное налаживание контакта со своим телом, личностным и внеличным бессознательным, вплоть до конечного предела. Этот предел — Единое, символ которого каждая эпоха и культура представляла по-своему, в частности христианский анклав (географическая область формирования данной культурной и религиозной традиции)в образе Иисуса Христа. Отсюда происходит один из первоначальных смыслов самого слова «йога» — «соединение», восстановление целостности путём объединения обеих частей изначально расщепленной человеческой психики, создание условий для их спонтанного слияния в функциональный единый конгломерат. Здоровье тела и сбалансированность психики являются теми необходимыми, но промежуточными результатами в йоге, на основании которых каждый получает возможность, насколько это вообще ему дано, приблизиться к Истине или Единому.

Природа устроена таким образом, что с биологической точки зрения время всегда работает против живых организмов, о каком бы уровне сложности их организации не шла речь. С момента появления человека на свет энтропия процессов жизнедеятельности постоянно увеличивается, время всегда влияет отрицательно. И только посредством практики йоги мы можем дискретно, на определённом промежутке менять его знак на противоположный, создавая такие условия функционирования тела, при которых упомянутые процессы развиваются в ключе больше «за», нежели «против», другими словами, «цена» жизнеобеспечения при грамотных занятиях асанами становится минимально возможной, возникает регенерация психосоматики, временно блокирующая существенно увеличенную влиянием социума скорость процессов накопления энтропии. Классическая йога — сильнейшая психофизиологическая разгрузка, регенерационный, но никак не затратный режим деятельности, который предлагают под видом «улучшенной» или «обновлённой» традиции родоначальники либо продолжатели современных систем до предела интенсифицированной йоги тела, например Паттабхи Джойс и его последователи — Дэвид Свенсон и другие.

«Но время шло, всё таяло и глохло и, поволокой рамы серебря, заря из сада обдавала стекла кровавыми слезами сентября...» Годы мелькают с бешеной скоростью, и сегодня, в двухтысячном году, стало возможным подвести некоторые итоги развития йоги в России и на всём пространстве СНГ за десять с лишним лет после момента отмены запрета на неё в бывшем Советском Союзе.

Всё у нас теперь происходит в общемировом русле, в том числе и события, связанные с духовным брожением брошенных на произвол судьбы народных масс. Более или менее утвердилась в Москве йога Айенгара, что явилось бы отрадным фактором, если бы только те, кто её преподаёт, обращали должное внимание на релаксацию во всех её видах и не перегружали людей безграмотной по своей сути практикой.

Но это ещё полбеды, в конце концов, когда человек почувствует, что предлагаемая работа с телом не приносит желаемого, он выразит своё отношение к ней ногами и просто уйдёт от такой йоги. Вторая половина беды, связанная с Айенгар-йогой, заключается в том, что её технология базируется на полностью внешнем описании асан, абсолютно не затрагивая то, что происходит в сознании в результате влияния на него со стороны тела. На самом деле в подобном подходе заключена ловушка. Суть её в следующем: ровно в той мере, насколько подобное описание настаивает на том, что его область исчерпывается только тем, что мы видим, именно пропорционально степени такой направленности описываемое не соответствует реальности. Данный тезис будет подробно разъяснён в дальнейшем, во время моих неоднократных обращений к теме йоги Айенгара.

К нашему общему прискорбию тяжёлое время окончательного распада бывшего утопического мировоззрения и соответствующей ему экономики привлекло в Россию громадное количество зарубежных эмиссаров так называемой «чистой духовности», а проще говоря — «Дураков не нашего бога», как метко определяет одна из пословиц Даля. Это разнообразные «просветлённые», которые всегда готовы и способны вечно, как говорят на флоте, травить баланду — «Сахаджа-йога», «Брахма кумарис» и многие им подобные, елейно ратующие за всемирное братство, в котором они неизменно будут оставаться старшими братьями, бдительно присматривающими за огромным количеством недоразвитых братьев меньших — всеми остальными. Подобных «продвинутых» мой прямой по натуре и далёкий от йоги институтский друг метко окрестил когда-то «голубками шизокрылыми». Эти ребята подобно невидимому, но смертельно ядовитому газу проникают везде и всюду под вкрадчивую музыку и запах благовоний, зачастую окончательно лишая мозгов российского обывателя, и без того доведённого до умопомрачения причудами жизни в родной стране.

Иными словами, внезапно грянувшая свобода, открывшая бесконтрольный доступ в нашу страну зарубежному мракобесию, заставляет вспомнить слова: «А не опасаешься ли ты, что твоя свобода опасна для твоего соседа?» («Первое послание к коринфянам Святого Апостола Павла», гл.8.9).

В то же время недвусмысленно пробудились к жизни и могучие отечественные умы. Ситуацию, сложившуюся в результате невиданной свободы, отлично охарактеризовал Михаил Швыдкой в статье «Смежили очи гении...» («Известия», 22.12.1999): «Доступность культурных ценностей обнаруживала неистребимый дилетантизм. Всем находилось место под солнцем — постмодернистам и соцреалистам, сюрреалистам и традиционалистам, розовым, голубым, красным и даже коричневым... Каждый работает сам по себе и ведёт борьбу сам с собой — если хватает сил. Или с небесами — если достаёт дерзости. Но сил и дерзости явно недостаёт». Говоря о культуре в общем, Швыдкой прав, но с йогой ситуация в России и прилегающих осколках бывшей империи сложилась специфическая: смельчаки отыскались и начали действовать, словно зная истину, согласно которой реальностью может быть лишь то, что признано культурой сегодняшнего дня. Реформаторы «попали в струю».

Если русская мафия в Америке умудрялась разводить водой бензин, цинично подрывая этим демократические устои, то в самой России и на территории бывших её республик отечественные умельцы начали разбавлять — видимо, с целью получения и прибыльной реализации этого крутого суррогата — само древнее искусство индийской йоги.

В конце восьмидесятых в городе Киеве впервые самостоятельно возникло и начало созревать направление так называемой «динамической практики» асан йоги. Сегодня оно приобрело большую известность и успешно развивается в «новое учение», модифицируясь на глазах — от умеренной «дхара-садханы» без особой дыхательной регулировки в потоке движения, до произвольных задержек в асанах — у черниговцев. Последние применяют к тому же наравне с задержками жёсткую гипервентиляцию на каких угодно отрезках и стадиях выполнения любой позы.

К тому времени не было опубликовано ни одного нормального первоисточника по йоге на русском языке, да и в англоязычной литературе, которая просачивалась сквозь «железный занавес», нельзя было обнаружить что-либо дельное. Иными словами — сведения о йогической традиции были представлены на грубо популярном уровне. Потому те, кто дерзнул сконструировать в йоге нечто новое, не имели представления, на что замахиваются и с чем имеют дело.

Один из родоначальников «новой йоги» впоследствии обнаружил аналог своим «открытиям» во время вольных скитаний по Индии. Некоторую моральную поддержку обеспечил ему тот факт, что совпадения обнаружились не с чем-нибудь, а с самой традицией Кришнамачарьи, учеником которого были Б.К.С. Айенгар, а также не менее широко известный в определённых кругах Паттабхи Джойс. Его ученики и последователи по сию пору выполняют асаны с высокой физической нагрузкой и произвольной регулировкой дыхания.

Правда, изыскания Н.Е. Сьомана показали, что динамические практики в современной йоге вообще не являются традицией, просто не сумевшие проникнуть в суть её классического учения представители Востока и Запада постоянно модифицируют тысячелетнее искусство для привлечения большего количества адептов. Поскольку каноническую форму телесных поз йоги затрагивать опасно (подобное вмешательство в традицию было бы очень заметным), «реформаторы» открыли большие возможности для экспериментов в регулировке дыхания. Всё это основано на произвольном толковании одной из нечётких формулировок «Сутры», а также постепенном сползании практики асан в чисто акробатическую, силовую плоскость исполнения.

Поскольку реклама — двигатель прогресса, сегодня в пособии одного из киевских авторов мы находим вполне серьёзные рекомендации по «классической йоге на бегу», в простом и подводном плавании, «танце Шивы» и т.д. Обыкновенные переходы из позы в позу, простые связующие движения между асанами приобрели в этих писаниях основной и великий смысл, неизвестный ранее никаким сформировавшимся за века видам йоги. К великому изумлению Патанджали, будь он жив, вдруг оказалось что: «...из Хатха-йоги (очевидно, исторически известной) выпал огромный корпус динамических практик...» Подразумевается, что автор книг «Йога: традиция единения» и «Динамические практики в классической йоге» вновь открыл и предоставил тем, кто жаждет совершенства, некие «забытые аспекты» традиционного учения. Воздушные акробатические пируэты «вновь открытой» йоги экзотически именуются «вихревыми винъясами», и не исключено, что скоро мы увидим в каком-нибудь очередном «труде» тщательно разработанный алгоритм йогического украинского гопака.

Суть книги, претендующей на «единение» на основе «нового открытия» «древних динамических практик», можно охарактеризовать словами Марселя Пруста, это: «Литература, удовлетворяющаяся тем, чтобы описать вещи, чтобы давать от них только жалкую сводку линий и поверхностей, которая является как раз той, которая, при всём том, что она называет себя реалистической, наиболее удалена от реальности...».

К сегодняшнему дню по классическим текстам, серьёзным современным трудам и собственной многолетней практике мной накоплен огромный сравнительный материал, из которого однозначно следует, что произвольное вмешательство в естественный дыхательный процесс при выполнении поз йоги — нонсенс, это исключает дальнейшее развитие событий в русле реализации йогической цели как таковой. Более того, такая практика вредна для здоровья и нервно-психического благополучия человека. Нет таких техник и методов, восьми или какого угодно количества «кругов», посредством которых человек обычных физических данных и возрастом старше двадцати пяти лет мог бы стать по уровню сложности выполняемых асан ещё одним Сидом (аналог — Гудини, Поддубным, Бимоном, Брумелем, Джонсоном и т.д.). И если молодёжь достигает посредством подобных занятий каких-то, как ей кажется, позитивных результатов, используя (и вырабатывая раньше времени) естественные неприкосновенные резервы, то для людей от среднего возраста и выше это чревато полной потерей оставшихся запасов жизненной энергии и здоровья.

Как явствует из работы «Прояснение пранаямы», к аналогичному выводу много лет назад на основе собственного опыта пришёл и Айенгар, который ещё в шестидесятые годы категорически отказался (и, по-видимому, неспроста) от регулировки дыхания при выполнении асан, хотя был одним из лучших учеников Кришнамачарьи. В виде реверанса в адрес своего учителя он написал тогда, что начинающие не должны осуществлять контроль дыхания во время работы с телом, это допустимо лишь для продвинутых учеников. Поскольку начинающий в йоге — это как минимум первые лет пять или десять практики, то против такого подхода трудно возразить, за это время можно разобраться, что к чему. Фаек Бириа сказал примерно об этом же очень выразительно: «После шестидесяти лет тяжёлого труда мой учитель приблизился, по его собственным словам, к истинному пониманию йоги Патанджали».

На каком-то этапе развития для меня также стал неоспоримым тот факт, что различные практические, а также исторически-философские вариации на тему йоги однозначно укладываются в единые рамки системы, изложенной в «Сутре» Патанджали.

Концепция «Гиты», трактующей йогу как равновесие в действиях, вполне ясна: при систематической практике асан в медитационном ключе (согласно предписанной «Сутрой» технологии) структура психосоматики настраивает себя сама. В результате этого качество адаптации человека к различным влияниям резко возрастает, повышая тем самым и эффективность любых его действий.

Если обратиться к Веданте, то «Атмабодха» Шанкары провозглашает знаменитый принцип: «Атман есть Брахман», другими словами, подлинное видение показывает безусловное единство частного и общего, причём всё это реализуется с помощью традиционной йоги: «Всё постигающий йогин видит оком знания весь мир в себе и всё — как единого Атмана». В данном случае истинное познание Веданта определяет как контакт с Абсолютом в не прояснённых конкретно его формах.

В христианском мистицизме, а также в буддизме Ваджраяны на основе созерцания в восприятии и сознании осуществляется материализация контакта с уже известным божеством. Вообще буддизм в историческом аспекте его развития настолько «пропитан» йогой, что это особо отметил в своё время Ф.И. Щербатской.

Школы или направления, которые абсолютизируют пранаяму, добиваются предельного торможения сознания, но такая форма самадхи не может вести к контакту, поскольку функционирование сознания на какое-то время здесь просто прекращается.

Модель психики по Юнгу и его оценка роли бессознательного почти один к одному отражает последовательность трансформации личности в реальной практике йоги. Однако в его концепции не представлены надёжные способы работы с телом, которые могли бы естественно привести к необходимым изменениям сознания, метод базируется только на действиях в рамках сознания, что является сложным, ограниченным по эффективности и весьма нестабильным процессом, требуя высочайшей квалификации аналитика.

Все изыски трансперсональных психологов происходят в узком секторе проявлений психики, при эмоциональном «вызывании духов» из перегретой части внесознательного материала, который, будучи выведенным «на поверхность» таким способом, контактирует с сознанием не продуктивно. Психоэмоциональная «судорога», вытесненная проблема человека при подобном воздействии не исчезает, а лишь на время «разряжается», восстанавливая затем свой патологический потенциал, что бесконечно требует всё новых и новых аналогичных воздействий.

Что касается самой трансперсональной доктрины, то событие появления человека на свет, объявленное ею причиной всех жизненных дальнейших проблем, при отсутствии выраженной патологии не может всецело преобладать в дальнейшем развитии. Тем более всё это случается задолго до того, как личность возникает, и посредством коммуникации с окружающим формируется её уникальная история. Все позднейшие «перекосы» психики возникают, остаются либо разрешаются в пределах её структуры на основе информации, воспринятой сознанием с момента возникновения личности как таковой, и могут быть полностью устранены также и через йогу.

С психофизическим «материалом» рождения, идентичным материалу умирания, имеет дело тибетская йога, и это не есть коммуникация со смыслом Единого, но воспроизведение физических и эмоциональных условий начала либо прекращения человеческого существования. Подобные переживания также дают сиддхи, но весьма специфические.

Иными словами, универсальная технология йоги с единой её целью на длительном пути исторического развития действительно была утрачена, разбившись, подобно драгоценной вазе, на множество осколков, многие из которых нашли себе самое разное, в том числе случайное применение. Очень часто люди, практикующие йогу, ощущали, что имеют дело с чем-то из ряда вон выходящим, и пытались найти свой ответ на вопрос: что же представляли собой эти фрагменты в целостном виде? По-моему, из современных великих йогов это удалось лишь немногим, из которых навскидку можно назвать Свами Сатьянанду, Свами Раму и отчасти — Б.К.С. Айенгара. То, что труды Бихарской школы излагают тантрические крийи не должно никого вводить в заблуждение, потому что средневековые психотехники Тантры — не что иное, как более позднее и детализированное развитие линии Патанджали при незыблемом сохранении (в трактовке Сатьянанды!) его основных установок на релаксацию, что сам же Сатьянанда неукоснительно подчёркивает.

С одной стороны, йога всегда предоставляла практически всем философским системам Индии, за ничтожным исключением, мистическое «прикрытие» в том смысле, что они использовали её неизменную технологию воздействия на сознание через тело, пользуясь которой можно пережить любую реальность, запрограммированную в каждом конкретном образе веры.

С другой — в различных учениях и системах широко использовались её отдельные этапы, например, медитация стала для буддийских созерцателей основой погружения в миры не-форм, из которых, быть может, кто-то извлекал пользу, а большинство превращалось в виртуальных наркоманов. Хатха-йога, например, исторически трансформировалась в культе натхов и была до предела пропитана мистикой.

Философы и основатели религиозных школ и различных направлений гнули каждый свою линию, а более простой народ считал йогой то, что можно было реально потрогать каждому, а именно — позы тела и его дыхание. И осознание неразрывной связи физического и духовного аспектов уже давным-давно было утеряно

В наше время этот раскол заметен сильнее, чем когда-либо. С одной стороны, мы видим фанатиков «чистой духовности», которые считают Хатха-йогу уделом тупоголовых и роют землю в горячке мнимого просветления либо подъёма Кундалини, с другой — абсолютизацию асан, превращение выхолощенной по сути Хатха-йоги в единственный сегодняшний вариант этого древнего искусства. Есть, правда, робкие поползновения к развитию йогатерапии, но после ухода Свами Кувалаянанды это направление практически не развивается так, как могло бы, ибо перспективы громадны, но всё определяет отсутствие специалистов, которых нет именно потому, что недостаёт целостного понимания. Свою отрицательную роль играет и пренебрежительное отношение к йоге медицинского официоза как Старого, так и Нового света.

Итак, резюмирую вкратце сложившуюся на сегодня глобальную ситуацию с йогой, в том числе и в России. Из частных её проявлений, эффектов, этапов классической системы, представленной когда-то йогой Патанджали, за обозримый исторический период в самой Индии было создано множество направлений, школ и систем, каждая из которых для предания легитимности всегда объявляет себя единственным достойным представителем и продолжателем древней традиции. Поскольку во всех этих фиктивных учениях, а также в массовом сознании подлинный смысл йоги не представлен и целостного понимания не существует, за последние годы и на Западе появилось множество реформаторов. Из фрагментов древнего искусства или же просто под его маркой они создают совершенно произвольные, как правило, достаточно уродливые конструкции, пришпиливая к предлагаемому «самопалу» акцизную марку йоги.

Возможно, кое-кому не понравится, что часть текста данной работы посвящена различным направлениям йоги и отдельным её представителям, однако я сделал это намеренно, поскольку, во-первых, сравнение даёт возможность более выпукло изложить предлагаемую здесь концепцию, во-вторых — показать действительное различие в подходах и их результате. Тем, кого данный подход раздражает, предлагается просто пропускать эти места, не читая.

Возьму на себя смелость сформулировать понимание цели и смысла классической древней практики йоги так, как оно сложилось у меня: йога есть способ универсальной спонтанной личностной трансформации, которая обеспечивается затем для психики человека посредством первоначального волевого воздействия на её материальную часть — тело. Асаны являются способом или орудием осуществления такого необходимого воздействия.

Позы тела в йоге — всего лишь инструмент его настройки, который можно использовать как угодно, — для оздоровления, достижения телесных сиддхи (факирских способностей), обеспечения гипермобильности и так далее. Область телесного восприятия — это то, на что должно переключаться сознание, прежде чем оно, будучи очищенным и успокоенным посредством соответствующей работы с телом, «процеженным» сквозь его состояние, становится способным контактировать с другими «слоями» психики.

Есть, например, такой интересный прибор — микроскоп. Им можно делать многое: забивать гвозди, колоть орехи, проламывать с его помощью людям головы (как это и случалось в Кампучии времён Пол Пота) но, вообще-то, он был задуман и создан исключительно для наблюдения сверхмалых объектов.

Аналогично и асаны: если мы качественно используем их по прямому предназначению, то последовательно получим целый ряд эффектов, как-то: очищение и оздоровление тела и, следовательно, восприятия; успокоение сознания до такой степени, когда возникают условия для начала необычных коммуникационных процессов в психике. При дальнейшем своём развитии в психотехниках они могут привести к контакту с Единым.

Если же проанализировать сегодня множество школ йоги (возраст которых хотя и не малый, но несоизмерим с возрастом системы Патанджали), а также их писания, начиная от «Горокхо биджой» натхов до «Малла пураны» и «Шритаттва нидхи», становится ясным, что асаны и пранаяма в них всегда применялись вслепую, без понимания их действительного места в единой системе саморазвития, найденной ещё в древности. Это полностью не целевое использование осколков древней технологии с гипертрофированным развитием на её основе множества суррогатных практик, что почти всегда свидетельствует о вырождении. Чтобы проработать тело в пределах, необходимых для его очищения совместно с сознанием, совсем не нужны двести шестьдесят четыре асаны. И сотня их будет совершенно излишней, совсем не важно на самом деле, какое их количество выполнять, главное знать — как и для чего.

«Будучи освоенной, асана способна уничтожать болезни и даже обезвреживать яды. Если не можешь овладеть всеми асанами, овладевай одной, но добейся в ней полного удобства» («Шандилья-упанишада», 1,3,12-13).

Потребное количество выполняемых человеком асан и степень их сложности определяется особенностями, исходным состоянием ученика и задачами, которые он перед собой ставит.

«Динамическая йога» — это прекрасно, это новая система современного физического развития со своими законами жанра, школами и направлениями, учителями и авторитетами, претензиями и нюансами — ради Бога! Только давайте заявим совершенно определённо, что данная практика со всеми её великолепными достижениями и ослепительными обещаниями не имеет никакого отношения к той традиционной йоге и её целям, которую объяснял Патанджали и позднейшие комментаторы «Сутры».

Я пытаюсь показать в этой книге, что за узким пониманием Хатха-йоги может стоять нечто гораздо более значимое и осмысленное, нежели борьба за приоритеты, истинность или слепое копирование бесплодных в духовном отношении учителей.

Уже упоминавшаяся мною, недавно изданная в русском переводе, работа Н.Е. Сьомана «Йогическая традиция Майсорского дворца» оказалась весьма ценной с информационной точки зрения, в ней автор предоставил неоспоримые факты, позволившие подвести черту в картине современного развития так называемых «динамических практик».

Сьоман откровенно и во всеуслышание заявляет, что традиция Кришнамачарьи, от которой произошли известные сегодня во всём мире учителя йоги, на самом деле является волюнтаристским учением, созданным совсем недавно. «Существует огромная пропасть между представленным здесь интенсивным (то есть слишком нагрузочным в физическом плане) реформистским движением, пытающимся приспособить йогу для нужд обыкновенных людей, и традиционными древними идеями...». Далее, правда, автор говорит, что когда идёт речь о йогической традиции, её следует рассматривать непредвзято. Он приходит к не слишком логичному заключению, что традиция йоги слишком разнородна, опирается на различные тексты и местный, в том числе исторический колорит, что даёт всем и каждому право на свободное экспериментирование, изживающее «консерватизм».

Оставим на совести автора такое странное понимание традиции, залогом сохранения которой является, как известно, консерватизм, и обратимся к завершающему, даже с некоторым оттенком безнадёжности, его пассажу в предисловии к «Шритаттва нидхи»:

«Кто же, таким образом, имеет доступ к традиции? Ученики различных гуру часто не обладают пониманием, доступным их учителю, однако ревностно продолжают его линию. Действительно, понимающие учителя встречаются редко».

Американцы, как известно, фанатики статистики, и несколько лет назад в рамках очередной исследовательской программы группа исследователей Стэндфорда подвергла многофакторному анализу сохранившиеся биографические данные ряда великих композиторов всех времён и народов. Выяснился один характерный момент: каждый из этих людей, прежде чем начать собственное творчество, прошёл долгий период обучения, в течение которого он усваивал практически всё, созданное в музыке до него. Видимо, только аналогичный подход предполагает настоящее овладение йогической традицией что называется «в полный рост», доступ к ней и эффективное использование

Отсюда же проясняется и сегодняшняя ситуация, когда люди, в силу множества причин не владеющие целостным смысловым контекстом классической йоги, неосознанно абсолютизируют отдельные её звенья. Это напоминает притчу о слепцах, которые, ощупывая с разных сторон слона, пришли к выводу, что каждая воспринятая на ощупь часть и есть слон — для одного длинный и гибкий, как хобот, для другого — толстый и вертикальный, как нога и так далее.

Сами по себе асаны в отрыве от системы имеют ограниченную, в основном — терапевтическую ценность. Это лишь фрагмент прекрасного произведения искусства, подобно отдельной детали от неизвестного механизма, которую можно пристроить куда угодно, и она может принести определённую пользу, но далеко не такую, как могла бы, будучи использована в настоящей, родной конструкции.

Чтобы осознать изначально заложенный в йоге смысл, понять её истинное предназначение и масштаб, вовсе не надо с риском для жизни добираться до ледяных гималайских пещер, как это сделал автор цитируемой выше работы по «динамической йоге». Путешествие за истиной — это не скитания по лику земли, не перебежки от святыни к святыне (на конференции одного из сайтов по йоге человека этого кто-то назвал даже «духовным туристом», на что последний страшно обиделся) в надежде зачерпнуть откуда-то духовности, найти её в каком-то месте и захватить с собой хотя бы пригоршню. Это, прежде всего, продвижение внутрь самого себя, которое может быть начато в любой точке этого мира, в непрерывном двояком процессе познания и применения познанного.

«Кто видит только факты — не видит законов». Для пересмотра якобы «догматических» традиций в йоге надо хотя бы представлять себе, от чего отказываешься. Поэтому слишком часто радикализм современных ниспровергателей и реформаторов проистекает от стремления изобрести свой велосипед, нежели разобраться в устройстве мощнейшего универсального аппарата, смонтированного мыслителями древности.

Поэтому будем до какой-то степени снисходительны к революционерам в йоге, которые разделяют духовность на «старую» и «новую», непременно причисляя себя к представителям последней. Ещё Воланд говорил, что «свежесть может быть только первая, она же и единственная», что полностью справедливо и для духовности. Время расставит акценты, отделит зерна от плевел, и суть действий каждого проявится в их последствиях неотвратимо, как говорит старинная русская пословица: «Кто ветром служит, тому дымом платят».

Пусть призывы лукавых «учителей» к некому абстрактному «единению в йоге» не затуманивают здравый смысл, не подменяют подлинные знания, объективный подход, собственный труд ума и тела. Тем, кто продвигается по истинному пути, не нужна толпа, которая годится только для штурма Зимних дворцов или побивания неверных камнями. Для получения истины опыт одного не суммируется со знанием других, также как из кучи мышей не складывается живой слон.

Знание случается подобно удару молнии, но для этого нужно иметь темноту проблемы и долго, безо всякой надежды и помощи работать в этом мраке, создавая и концентрируя такие условия, в которых только и может возникнуть ослепительный грозовой разряд, вспышка понимания, момент истины («Чтобы в тебя вошёл свет, ты должен сильно утомиться и ничего не знать». — М. Мамардашвили). Понимание и смерть — вот две самые личные вещи у каждого человека.

Данная работа на самом деле подходит любому, кто хотел бы понять сущность самовосстановления или саморазвития посредством древнего метода йоги. Определённая сложность этой книги в отдельных местах — кажущаяся. Такое впечатление происходит от единственного факта, а именно: автор излагает информацию, полученную на основе многолетнего личного и обобщённого опыта реализации йогической практики во всех её аспектах. И некоторые рассуждения или выводы могут показаться странными только по одной причине: там, где довелось пройти мне, вас, как говорят в Одессе, просто ещё «не стояло». То, что приходит из личного опыта, остаётся на пороге фраз, к сожалению, любая речь — лишь обломки крушения целого, которое хотелось бы передать: «Словно бы в сухом песке по плечи, хочешь ты переступить черту, но язык, источник чуждой речи, Богом перевёрнутый во рту». Слова — это только договорная реальность, кодовое описание с использованием общих для всех видимых её пунктов. Мы создаём себе верования с помощью слов и даже действий, дающих противоречивое либо ложное знание, от которого затем приходиться избавляться с большим трудом — для возвращения на путь истинный.

Но по мере накопления своей работы, собственного опыта в рамках традиции, оттенки многих пластов специфического знания, описанного в этой книге, ещё долго будут открываться читателю слой за слоем, являясь поддержкой, на основе которой он сумеет и должен продвинуться в понимании йоги дальше меня. И это справедливо, потому что не всякое понимание передаётся через слова, а уж полное — только через соучастие, со-действие, со-пребывание в том же пространстве особой Зоны существования, которая называется классической йогой, испытателем которой я и являюсь на самом деле, а попытка более или менее адекватной передачи обстоятельств, способов и следствий пребывания в ней — моя трудность и ваше мучение.

Эта книга может вызвать определённый душевный раздрай у тех, кто уже ранее пробовал себя в современных модификациях работы с телом, придерживаясь какой-либо новомодной «йогической» системы, либо продолжает действовать в её рамках.

Это душевное неудобство имеет чисто психологическое происхождение, однако оно весьма трудно преодолевается, невзирая на кажущуюся простоту, поэтому данная проблема заслуживает специального упоминания.

Грубо говоря, всё дело в том, что человек почти не способен стать «правильным» либо ещё каким-нибудь йогом, если он уже стал им. Пусть даже кто-то понимает или чувствует, что изложенный в этой книге материал открыл ему глаза на собственные проблемы, возникшие у него как раз благодаря той модификации йоги, в которой он работает, это совсем не означает, что он сможет от неё отказаться и свободно последовать единой технологии, далее здесь описанной. А если такая попытка будет осуществлена, она скорее всего окажется весьма нелёгкой. И дело даже не в том, что переучиваться всегда труднее.

Поясню свою мысль. Когда поклонник йоги с чьей-то подачи впервые постигает общую ориентацию или положения какой-либо «системы» — допустим, это будет та же «йога восьми кругов», широко сегодня известная — это означает реализацию им себя, своих интересов, чаяний и побуждений, которые порой имеют долгую историю развития. Если человек впервые усвоил что-то относительно йоги — безразлично что, пусть даже это будет дикий бред на упомянутую тему — он уже получил таким образом некую законченную структуру понимания, пусть трижды ошибочную и вредную. Подобная структура очень трудно поддаётся изменению, даже если через время или под давлением неопровержимых фактов бессмысленность её становится очевидной. Любые доводы или влияния извне упираются в то, что изменить однажды изменённое чрезвычайно трудно. Именно потому, что оно — уже изменённое. Когда человек «стал йогом», то он получил стереотип в сознании, и второй стереотип по этому же поводу в этом же сознании иметь нельзя.

Возникает проблема тождества с самим собой, которое — если оно уже достигнуто — становится практически нерасторжимым. Стендаль говорил об этом явлении как о кристаллизации чувств на подвернувшемся объекте. Поэтому многие поклонники йоги, которые начинают практику где и как попало, впоследствии, открыв для себя другие, приближающиеся к настоящей традиции или просто более здравые школы, часто оказываются не в состоянии полностью отбросить прежнюю маразматическую систему представлений, освоив сохранённый тысячелетиями подход. Возвращение человека, втянутого в кем-то вымышленную «йоговскую» реальность, хотя бы к нормальному состоянию критичности — задача трудно осуществимая, поскольку в этом случае его представления о йоге идут не от фактов, не от нормальной традиционной практики, а сформированы выдуманными кем-то идеями (например — концепция «аштанга-виньяса-йоги» или пресловутые «круги»). Никакие приводимые человеку рациональные аргументы, ссылающиеся на факты, при такой ситуации в его сознание не проникают.

Повторяю: это происходит потому, что понимание йоги человеком в данном случае рождено не фактами, а представлениями, наличие которых кто-то ему обеспечил. А в область того, что рождено не фактами, никакие факты, кроме события полной и окончательной катастрофы, проникнуть не способны. Если человек уже вошёл в то, что он называет (или ему назвали) йогой каким-то способом, пусть через самого что ни на есть липового «учителя», реализуя при этом своё человеческое достоинство и представление о себе как об уважающей себя личности, то этого не расцепить никакими доводами, пусть они будут сколь угодно логически и реально обоснованными.

Более того, даже если то, что излагается в этой работе, нельзя будет опровергнуть, то основатели «своих систем», а также их поклонники обязательно учуют в ней острую опасность, поскольку расстаться с простой и уже усвоенной схемой понимания означает факт признания своей несостоятельности и перспективу нового тяжёлого труда познания. Убедить человека в ложности пути, которым он следует, способно лишь время и полный личный крах всех надежд либо недвусмысленное ухудшение здоровья и самочувствия.

Вообще человек, как известно, грешен, и мы все не без греха. Но одно дело совершать его по невежеству либо присущей человеку слепой приверженности страстям, а другое — умышленная подмена подлинных законов данного вида деятельности абстрактной идеей, выдуманной специально либо произведённой фантастическими мечтаниями ума.

Мирча Элиаде отмечает: «Тот, кто не был способен практиковать йогу в полном объёме, довольствовался тем, что подражал каким-то её внешним аспектам и буквально истолковывал те или иные технические подробности. С индийской точки зрения это явление деградации есть не что иное, как постоянно возрастающее нравственное падение... В эпоху Кали-юги истина погребена во мраке невежества. Вот почему постоянно появляются новые учителя, стремясь приспособить учение к слабым способностям падшего человечества» («Йога...», с.346). Вопрос в том, что, в конце концов, вообще остаётся от первоначального учения, и чему служат многократно препарированные его «останки» — добру или злу?

Я полностью солидарен с М.К. Мамардашвили в том, что подведение под свой грех (а собственная уникальность также превращается в разновидность обмана, если людей убеждают в возможности произвольного приобретения такой же) идейной базы и больше того — тиражирование своей идеи (вместо выясненных в процессе собственного постижения истины законов) для потребления массовым сознанием есть не что иное, как продажа души дьяволу. И в данном случае не играет никакой роли тот факт, что у распространителей систем «новой йоги» по всему миру были хорошие намерения. Всё зло мира всегда делается с самыми лучшими намерениями, в ослепительном свете истины, которой владеет, как ему доподлинно кажется, создатель идеи, очередной концепции наилучшего.

Намерения всегда остаются за порогом искусства, как это происходит и нашей реальной жизни. Желание полёта есть у всех, но естественно летит только то, что способно летать, создано в результате следования законам, а не идеям.

Успешным результатом личного труда становится уникальная конструкция видения, порождённая, например, процессом написания текста либо самосовершенствованием через йогу, — спонтанно возникающая форма или структура понимания, прояснения, которая получена человеком работой в его области, — именно её посредством он создаёт шедевры мысли, культуры, искусства (а йога во все века была искусством определённого рода действий) в любой сфере бытия или переносится к другим смысловым берегам. И такая структура понимания должна быть получена только лично, «а не сообщаема в необходимой мере через слова, через описания или тексты той же классической йоги — тысячелетнего шедевра, уникального алгоритма коммуникации с самим собой и через себя — с запредельным.

И сегодня проблема лучших намерений относится в какой-то мере ко всем реформаторским движениям в йоге, пусть в разной степени. Идейные основания всегда являются продуктом ущербного мышления, поскольку идея — это нечто, не рождённое реальностью, но чаще всего умозрительная модель реализации чьих-то личных амбиций, выдаваемая за общественное благо, как это было со многими утопиями, в том числе и с той, в которой мы пребывали ещё совсем недавно.

Произвольная идея, вовлекающая в бессмысленную активность неосведомлённые о действительном положении вещей массы людей, это и есть грех, из опыта которого ничего нельзя извлечь и ничему нельзя научиться. Грех учеников и последователей всех этих «новых» систем йоги минимален, он заключается в слепом пребывании в ситуации, которую не они создали и контролируют. Но быть в грехе, попав в него непроизвольно, — это ещё не означает продать душу дьяволу, что неминуемо происходит с теми, кто вольно или невольно подменяет законы собственными концепциями. Отличить выдуманную формально форму от той, что я говорю, по истине — невозможно для того, кто уже не знает истины!

Рядовые последователи новых «течений» в йоге рискуют попасть в бессмысленный, изматывающий бег по кругу за иллюзорным совершенством. Печальным примером такого хода событий является жизнь и судьба сегодняшних приверженцев, а в какой-то мере и самих основателей «живой этики».

Собственно чем является любой путь к постижению истины, в том числе и йога Раджа-йога? Это личное продвижение каждого к тому, что уже достигалось ранее многими, в том числе и великими личностями. Совершенство в нашем случае есть не что иное, как приближение к смыслу, изначально заложенному в Сутре, посредством включения человека через вполне определённую работу в пространство упакованных в её тексте законов, образующих технологию классической йоги.



Поделиться книгой:

На главную
Назад