Сибирский фронтир (Тихоокеанская сага-1)

Легче всего переход открывался на рельсовом транспорте и на троллейбусах. Хуже на автомобильном. Рейсовые автобусы ещё ничего, а вот, например, с такси случались комические накладки. Водитель хоть и не видит моего появления, но где–то в подсознании у него возникает сбой. Он, возможно, считает, что попросту получил провал в памяти от переутомления, забыл, как и где подобрал пассажира. Делает вид, что смущён, переспрашивает адрес, лихорадочно включает счётчик, терзаясь мыслью об упущенной прибыли. Короче говоря, неудобно.

Такси менялись, а велосипеды, ролики, скейтборды переносились вместе со мной. Я не стал экспериментировать с личным автомобилем или мотоциклом. Не хотелось вдруг выскочить на красный свет или на скорости оказаться без опоры под задницей. Да и не завёл я машину. Зачем? Налоги, сборы, штрафы, ремонт, бензин, парковка. Я и так легко добирался до любого места, где существует хоть какая–то цивилизация. А за город можно съездить и на велосипеде.

Настало время, когда растущий поток информации перестал помещаться в голове. Возникла потребность в систематизации знаний и опыта. Нужна была схема. Купил дорогой портативный компьютер, я принялся заносить в него переходы.

Но не всё оказалось так просто. Ворота не работали постоянно. Даже Московское метро вставало на четыре часа каждые сутки. Чего уж говорить о других. Но само по себе это пустяк, в конце концов, отдых всем нужен. Часовые пояса, вот главный враг мой! Когда в Москве полдень, в Вашингтоне ещё ночь, а в Сеуле уже вечер. Транспорт не работает то там, то здесь. Я выучил наизусть все эти GMT, UTC и прочие стандарты времени, включая и те, что стандартам не соответствовали. Они крепко засели в голове, переключаясь по необходимости, словно реле.

Кроме того, маршруты менялись, укорачивались, закрывались совсем. Вчерашние ворота могли не сработать сегодня, а завтра открыться вновь. Метро в одних городах кишело контролёрами, в других требовалась карточка на выходе. Задний карман распух от разномастных проездных и стрипкарт, а оба боковых – от пёстрой куч мелочи. Следовало учесть и расстояния между воротами – добираться с одной окраины мегаполиса на другую – занятие для мазохистов. А погода и климат? Всякое бывало – и в шортах по колено в снегу появлялся, и на экваторе в полдень в пуховике. Выручал рюкзачок с одеждой, который я взял за правило всегда таскать с собой.

Проблему часовых поясов частично решили лифты! Я не сразу на них наткнулся, ведь и в Саранске и в Питере жил в небольших домах. Лифты как правило работали круглосуточно, и было их много. Правда, во многих домах стояли кодовые замки на подъездах, а в учреждениях и отелях – подозревающие всех швейцары, консьержки и вахтёры. И ещё оставалась опасность попасть в режимное учреждение. Окажись я в кабине с чернокожими офицерами какого–нибудь африканского генштаба и доказывай потом, что примус починяешь. Так что лифтами я пользовался осторожно.

Схема нуждалась в каркасе. В чём–то подобном кольцевой линии московской подземки. Я отобрал два десятка самых крупных и изученных мной мегаполисов – перекрёстков, от которых расходились линии перемещений по всему миру. Линий получилось много, они пересекались, ветвились, иногда заканчивались тупиками. Даже карта лондонского метро показалась теперь детским ребусом.

В итоге, схема представляла собой финал конкурса среди пауков на лучшую паутину. Полюбовавшись работой, я включил принтер и сшил вылезшие из него листы в атлас. Единственный в мире, как я наивно полагал, пока не повстречал настоящих хозяев ворот.

-7-

Второй раз на финте с велосипедом гоблинов не проведёшь. Да и велосипеда не оказывается на месте – спёрли, как я и предсказывал. У меня остаётся единственная хитрая норка – Парк развлечений в Калифорнии. Там за "Русскими горками" есть небольшой аттракцион на сюжет "Звёздных войн". Прелесть этой забавы для нынешней ситуации заключалась в том, что посетителей туда запускают поодиночке. То есть, я спокойно перехожу из здешнего "космического" лифта в "космический" же лифт, но уже в парке возле Великих Озёр. А мои преследователи тупо ожидают своей очереди. Минимум десять минут форы. За это время я, не используя ворот, отбываю автобусом на Чикаго и успешно теряюсь на американских хайвеях. Для того и взял атлас из тайника. Второй раз буду умнее и затихарюсь по–настоящему, без самоуверенных вылазок в сеть.

Для начала пытаюсь затеряться в толчее парка, куда проникаю мимо входа, появившись в прогулочном "паровозике". Оглядываюсь. Не тут–то было – гоблины едут в соседнем вагончике, без малого дыша в затылок. Это бы ладно, но ещё около десятка их злобных собратьев устремляются ко мне со всех концов парка. Такое ощущение, что меня здесь поджидали. Неужели знают? Самое неприятное открывается позже – путь к "Русским горкам" отрезан, а значит хитрая норка пока недоступна. Иначе говоря, бежать некуда, меня окружают и вот–вот прикончат. А народ вокруг веселится. Жрёт мороженное, фотографируется с поролоновыми Микки–Маусами, гогочет. Ему, народу, неведомо какая драма близится к трагическому финалу под самым его, народа, носом. Пожалуй, только кровь сможет отвлечь людей от потехи, да и то ненадолго. Но кровь–то моя, и это мне кажется чрезмерной платой за общественное прозрение.

Необходимо время, чтобы собраться с мыслями, так как пока никаких свежих идей в голову не приходит. Нужно где–то укрыться, хотя бы на некоторое время. Соскакиваю на ходу с паровозика. Тут же замечаю Крокодила с Толстяком, которые бросаются наперерез со стороны "Утиных историй".

– Обложили, меня, обложили. Гонят весело на номера… – напеваю я.

Стараясь не выглядеть затравленным, оглядываюсь по сторонам. Возле "Пиратского острова" наблюдается подозрительная толчея, в ней могут затесаться гоблины. А вот в "Юрском парке" вроде бы то, что надо – вагончик почти заполнен, но пара мест всё ещё остаются пустыми. Отлично! Как раз позволит отсечь погоню. Несколько минут покоя – тоже неплохо по нынешним временам. А на выходе придумаю что–нибудь. Сигану через ограждение. Не впервой.

Плюхаюсь в кресло. Человек двадцать, давно занявших места, извелись в нетерпении, ожидая начала. Наконец, гремит неуместный здесь колокольчик и нас отправляют по рельсам к искусственной пещере. Я читал Майкла Крайтона. Хорошая книга, мне понравилась. Фильм гораздо хуже, хотя и зрелищнее. Спилберг выхолостил из темы всю научную фантастику и сделал триллер. Диснейленд довершил начатое Голливудом. Аттракцион годен пугать маленьких детей, но почему–то в кабине их нет, сидят сплошь взрослые люди. Сидят и визжат. Мне не до липовых ужасов, адреналин и так только что из ушей не хлещет. Нужно искать выход. Выход.

Каучуковая голова ящера высовывается из пластмассовых зарослей и щёлкает зубами над публикой. Все дружно визжат. От неожиданности я тоже зажмуриваюсь. И вдруг, теряя под собой опору, падаю в высокую траву.

-8-

Раздумывать, что там случилось, нет времени. Возможно, негодяи подорвали аттракцион, и кабинка слетела с рельсов. Хотя ни взрыва, ни криков людей, я не услышал. Перекатываюсь поближе к какой–то кочке, прячусь за ней. Достаю пистолет и щёлкаю предохранителем. Момент истины, так это называется.

Я не собираюсь продавать шкуру подороже, я не торгую жизнью. Я надеюсь победить и у моей надежды есть основания. Не такие уж они и ворошиловские стрелки, раз промазали в парке. И потом, гоблины наверняка не желают лишнего шума, и если даже не было взрыва, то пальба должна заставить их отступить. Через пару минут сюда сбегутся полицейские и охрана парка. Сейчас все помешаны на террористах и снайперах–маньяках.

Запах. Какой странный запах. Напоминает лесной, хвойный, но с необычным едким привкусом. И тишина. Нет, не совсем тишина – звуки доносятся, но это не голоса людей и не шум механизмов. Открываю глаза, поднимаю голову над травой. Вокруг ни людей, ни домов, ни аттракционов – только покрытая пологими холмами, изрытая оврагами степь, или вернее прерия с частыми островками леса. Над прерией висит Солнце – наверное, единственный знакомый мне элемент ландшафта. Где же гоблины? Их нет.

Вдалеке над зеленью поднимается морда диплодока или кого–то похожего на него и голова эта выглядит отнюдь не резиновой. Чёрт! От догадки становится дурно. Я и не предполагал, что ворота могут пронзать время. Спину холодит, когда я вспоминаю о тиранозаврах и прочих плотоядных. Спилберг уже не кажется мне халтурщиком.

Однако я жив уже больше минуты. Вокруг вовсе не кишат летающие и скачущие твари, как это любят изображать в реконструкциях. Кроме единственного диплодока других динозавров пока не видать. Мысли обгоняют одна другую. Как же мне теперь выбраться отсюда? Это ж Юра! И куда делась погоня? Последуют ли гоблины за мной, или уже потеряли след? А если последуют, куда мне бежать дальше? В прерию?

Сидя в траве, я размышляю, наверное, около часа. Неожиданно в затылок бьёт струя холодного воздуха, и мне чудится родной до боли в сердце запах выхлопных газов. Оборачиваюсь – на кочке лежит поднос с едой. Штамповка с отделениями для первого, второго, салата, с аккуратной дыркой для стаканчика. В стаканчике, судя по цвету апельсиновый сок, а может быть лимонад. К единственному тонюсенькому кусочку хлеба, шпилькой для сэндвичей приколота записка. Затаив дыхание, читаю:

"Вы, верно, уже догадались куда попали.

Пойти на этот шаг нас вынудила необходимость в сохранении тайны.

Увы, но Ваша ссылка бессрочна. Три раза в день независимо от местонахождения, Вы будете получать питание, содержащее достаточное количество калорий для поддержания жизни.

P.S. За окружающую среду не беспокойтесь. Подносы сделаны из материала, который разлагается в течение суток".

– Дерьмо! – кричу я, и повторяю это слово на всех известных мне языках.

Так это была не погоня, это был гон, травля, и меня загнали сюда словно волчару, обложив красными флажками.

– Дерьмо! – повторяю я и мне становится чуточку легче.

Ну нет, это не спецслужбы и не мафия. Те попросту бросили бы меня здесь, или скорее пристрелили бы. А эти какие–то не по–человечески гуманные. Эта эпистолярная "Вы", да ещё дурацкие разлагающиеся подносы... экологи хреновы!

Что ж, я пока жив и это главное. Нечто похожее я читал в каком–то фантастическом романе. Там троцкистов, анархистов и прочих леваков ссылали в Кембрий. Так что по сравнению с их ссылкой, меня всего–навсего выставили за дверь.

-9-

Они, наверное, празднуют победу. Довольны, что отделались от нарушителя. Возможно, получают сейчас награды, пожимают друг другу руки, бьют пробками шампанского в потолок.

Они будут праздновать победу ещё четыре дня, а на пятый один неприметный сервер, свободный от контроля всяких там "Эшелонов" и СОРМов, не получив вовремя кодового сообщения, откроет всеобщий доступ к особому сайту. А с моего скромного счёта, уйдёт платёж за баннерную рекламу. Очень агрессивную и дорогую. На сайте же людям откроется потрясающая перспектива. Информация на пяти языках с описанием тысячи самых доступных ворот, медитационной системой и рекомендациями, как самостоятельно отыскивать новые переходы.

Многие сочтут это за бред или розыгрыш, но я знаю человеческую натуру – не меньше найдётся тех, кто захочет попробовать. И тогда возникнет цепная реакция, которую не остановит никакой орден и никакая мафия. Да и государства не смогут остановить. Метро не закопаешь, всех горок не сроешь. Это вам, сукины дети, не летающую тарелку в ангаре спрятать.

Информационную кампанию я подготовил на случай собственной смерти. Не как страховку, нет. Просто не хотелось уносить чудо в могилу. У меня так и не появилось никого, с кем я мог бы поделиться знанием, вот я и решил подарить его человечеству. Знание должно принадлежать всем. Это я понял давно, но позволил себе придержать тайну.

Что теперь значат границы; что значат колючие проволоки, контрольно–следовые полосы, пулемётные вышки, секреты, разъезды; какой смысл в таможнях, санитарных кордонах. Через четыре дня тысячи людей узнают, как обойти их.

Интернет стал первым шажком на пути к свободе, а ведь сколько шуму наделал. Что будет теперь, когда границы исчезнут не только для информации, но и для людей? Простых людей. Привычный мир рухнет. Туда ему и дорога. Мне не жалко. Сам я давно уже живу в другом мире. А теперь лишь пригласил всех к себе.

К себе. Вот тут есть проблемы.

Но я верю, что выберусь отсюда. Все прежние ворота срабатывали в обе стороны, и нет оснований думать, что здешние устроены иначе.

Там за прерией я увидел отблеск моря. Я пойду туда и сделаю лодку. Человек научился делать лодку раньше любого другого транспорта, раньше, чем обманул лошадь. Я сделаю лодку и вернусь.

Но когда я вернусь, им будет не до меня.

Часть I. Река времени. Глава первая. Остановка в пути

Часть I. Река времени

Старый мир исчез безвозвратно. Впереди все было ново, полно неизвестности. Неожиданное сместило перспективу, обесценило ценности и, озарив все своим колдовским светом, смешало реальное с нереальным, сплетя их в странный, путаный клубок.Джек Лондон. Неожиданное

Глава первая. Остановка в пути

Путешествие во времени занятие утомительное. Тем более путешествие вынужденное. Расхожее, закреплённое мифологемами и метафорами, представление о времени, как о реке, как ни странно, получило в моём случае реальное воплощение. К сожалению, подобная аналогия вовсе не означала лёгкой прогулки. Если уж пользоваться метафорами, то мой путь через века и эпохи больше напоминал восхождение на горный хребет, когда трещат от напряжения суставы, слезает с ладоней кожа, а мышцы хоть и наливаются сталью, но сталью расплавленной, воспаляющей каждую нервную клетку.

Лениво работая ложкой, я поглощал горячую пищу и наслаждался жизнью. Я радовался не столько тому, что выжил, сколько обретённому на время теплу и покою.

Средневековый Псков весьма удачное место, чтобы перевести дух. Местные жители не слишком обращают внимания на внешний вид, говор или различия в вере, и в пёстрой толпе приезжих довольно просто скрыть экзотическое происхождение. Город живёт торговлей, а эта сфера деятельности делает людей терпимыми. Ведь по большому счёту торговля и породила такое явление как человечество.

Конечно, и здесь случается всякое. Бывает, нагрянет чума, или война, или голод, и в такие периоды любую инаковость могут растолковать как причину бедствия, могут даже спалить чужака на костре в целях профилактики катастрофы. Но когда в исторической мясорубке наступает затишье, Псков вполне годится для передышки.

Тут, правда, следует сделать важную оговорку. Под передышкой я подразумеваю именно передышку и ничего более. Некоторые путают отдых с развлечением, а тут уж никаких гарантий. Одно дело затаиться в норе, получив вместе с крышей над головой относительную безопасность, и совсем другое – отправиться на экскурсию, доставая прохожих ехидными вопросами об особенностях их культуры, или выяснять у патриархальных предков, где тут можно снять девочек и купить травки. Не думаю также, чтобы на улочках Пскова показались уместными полицейская форма, интернетовский сленг, сатанинская татуировка или панковский "ирокез" ярко–зелёного цвета. Всякой толерантности есть предел и путь на костёр или на дыбу мог начаться с любого неверного шага.

Меня же вполне устраивала скромная роль иголки в стоге сена, которую, что важно, никто не ищет. Худая по меркам средневековья родная речь благополучно растворилась в интернациональном многоголосии, тем более что твёрдых канонов языка на Руси утвердить пока не додумались. Зная неплохо польский, я мог сносно общаться на любом из славянских языков. Индейскую куртку и джинсы маскировало ярмарочное разнообразие одеяний, а сношенные кроссовки я в первый же день сменил на сапоги – обувь настолько универсальную, что на умеренных широтах трудно представить себе культуру, где она смотрелась бы вызывающе. Что до причёски, то за время странствий я изрядно оброс, а длинные волосы и заросшее лицо считались здесь в порядке вещей.

Эта естественная маскировка причиняла одно неудобство – во время трапезы поросль цепляла на себя кое–что из предназначенного утробе. Поедая густые щи из глиняной миски, я то и дело промакивал заляпанные с непривычки усы и бороду хлебным ломтём. Волосы и щетина цеплялись к мякишу, вместе с ним отправлялись в глотку, где прилипали к языку, нёбу и неприятно щекотали гланды. Я откашливался и вновь принимался за еду. Что поделать, салфеток на постоялом дворе не водилось, а от простенькой идеи вытирать рот рукавом я отказался, как только подумал о трудностях средневековой стирки.

Бытовые условия и без того оставляли желать лучшего. Стараясь избежать чужого внимания, я, видимо, переусердствовал с конспирацией. Моим пристанищем стало убогое заведение на окраине Пскова, называть которое постоялым двором не поворачивался язык. Скорее это была ночлежка, средневековый бомжатник. Обыкновенная крестьянская изба с крошечными, в один венец высотой, оконцами и низким потолком, владелец которой (со смешным прозвищем Ухо) предоставлял за умеренную плату стол и кров всем желающим. Случалось, он пускал бедняков в обмен на какие–то вещи, возможно, краденные, за помощь по хозяйству, а то и просто из жалости. Кто–то уходил, кто–то приходил, иные жили неделями. На ночь обычно оставалось полтора десятка человек. При этом считалось, что заведение пустует по случаю тёплой погоды. Зимой, как утверждал Ухо, сюда набивалось вдвое больше людей.

Мы спали в той же комнате где и ели. Вечером разбирали стол и укладывались кто на лавке, а кто на полу. Мешки и котомки служили подушками, одежда – подстилками и одеялами. Я спал как младенец, не обращая внимания на запах немытых тел, укусы насекомых, стоны и храп. После скитаний по диким местам любые неудобства казались мне сущей безделицей, а долгое пребывание в компании с ископаемыми ящерами научило ценить человеческое общество, пусть даже оно испускало звуки и запахи, достойные иных монстров.

Бегство из ссылки едва не доконало меня, но, получив передышку, я быстро оклемался, а разум, ранее сосредоточенный только на выживании, стал искать иного приложения.

А поразмыслить было над чем. Волею судьбы, вернее сказать, волею кучки гоблинов, принадлежность которых так и осталась тайной, я оказался заброшен в прошлое. На первых порах мной двигало единственное желание – вырваться из западни и вернуться домой. Затем, как–то само собой пробудилось любопытство. Я не историк, даже не особый любитель истории. Тексты из школьных учебников всегда воспринимались мной на уровне газетных передовиц, то есть не воспринимались вовсе. Стараниями их авторов прошлое превратилось в нуднейшее повествование, пересыщенное идеологией и фальшивыми мифами.

Теперь–то я мог кое–что увидеть воочию. И спешка была бы равносильна пробежке сквозь экспозицию музея в духе стратегии карикатурных японских туристов: час на Лувр, два – на Великую Китайскую Стену. Правда, поначалу, когда в музей тебя втолкнули, угрожая пистолетным дулом, о золочёных шлемах под стеклом как–то не думаешь. Тем более, что и втолкнули–то не куда–нибудь, а прямиком в зал палеонтологии с живыми такими экспонатами. Так что пришлось повертеться, чтобы не стать их рационом. Но спустя некоторое время нервы пришли в норму, тело втянулось в работу, а когда на периферии зрения замелькали пейзажи антропогена, голова сама собой принялась озираться по сторонам.

Несколько дней псковских каникул придали мыслям нужную упорядоченность. Я озадачился, как бы использовать выпавший на мою долю фантастический шанс, за который всякий честный учёный продал бы душу дьяволу?

На первый взгляд уникальное положение давало массу соблазнительных возможностей, однако, при более пристальном рассмотрении перспективы терялись в тумане скромных познаний. То, что я увидел вокруг, вовсе не напоминало музей. Никто не удосужился развесить по стенам доспехи, расставить артефакты с табличками, или сопроводить панораму исчерпывающим комментарием. Что хуже – отсутствовали указатели. Книги рассказывали о великих свершениях и великих героях, а реальность растворяла их среди тысяч скромных событий и миллионов простых людей. Я ощутил себя в сказочном лесу, состоящем сплошь из обыкновенных деревьев. Всё сказочное пряталось где–то в дебрях, и обнаружить его было куда сложнее, нежели заблудиться и сгинуть. Что толку в отмычке, если не знаешь, как отыскать нужную замочную скважину.

Нет, профессионал, наверное, нашёл бы и здесь много ценного для науки. Быт, одежда, обряды, говор, да мало ли что волнует академические умы. Но я–то профессионалом себя не считал и желал увидеть нечто более зрелищное, чем какие–нибудь аспекты социальных отношений или нюансы культуры.

Извилины перебирали загадки истории, когда–либо встреченные мной на страницах популярных изданий. Ответы на некоторые из вопросов могли стать сенсацией и потешить моё самолюбие. Практичная часть натуры припоминала легенды о многочисленных кладах проигравших монархов, разбойников и самозванцев. Но информации не хватало даже для определения отправной точки поисков. Даты, услужливо поставляемые памятью, касались исключительно войн и революций, словно всё развитие человечества состояло из одной бесконечной резни. Соваться в горнило империалистических или классовых сражений не было ни желания, ни смысла. Шансов увидеть что–либо действительно интересное было немного, а резня как таковая меня не привлекала. Я по горло насмотрелся кровищи в родном столетии, и вряд ли по этому показателю его могло переплюнуть какое–то из предшествующих.

Чем больше я размышлял, тем очевиднее становилось, что по большому счёту меня не интересует история. Нет, я не прочь побродить по древним городам, посмотреть на жизнь, на архитектуру. Но и только. Распутывание загадок, кроме серьёзного риска нарваться на тех, кто желает сохранить тайну, требовало ещё и массу времени, а я не собирался надолго зависать в прошлом. По той же причине сорока миллионами лет ранее мне не пришло в голову изучать повадки динозавров, хотя даже поверхностный взгляд, вероятно, потянул бы на толстую книгу.

Мне хотелось поскорее попасть домой. Вернуть кое–какие долги неким гоблинам, а уж потом, если позволит обстановка, можно будет заняться и путешествиями во времени. К примеру, почему бы не заглянуть в будущее. Вот оно меня влекло куда сильнее, чем прошлое.

Однако прошлое задалось целью поймать туриста на крючок и забросило другую наживку. Ведь вернуться можно и не с пустыми руками. Отчего бы не набить карманы артефактами, раз уж возникла такая оказия? Одна только пригоршня здешних монет могла принести больше, чем годовой заработок контрабандиста. Причём никаких проблем с радиоуглеродным анализом. Металл он металл и есть.

Улыбка сидящего напротив человека заставила меня вздрогнуть. На миг показалось, будто он читает мысли по моему напряжённому от раздумий лбу, словно морщины являются строчками донесения. Читает и ухмыляется в ответ.

Заподозрив неладное, я огляделся. Комната оказалась пуста. За столом кроме нас двоих никого не осталось. Привычка размышлять во время еды часто приводила к тому, что я пробуждался от мыслей в полном одиночестве. Прочие обитатели ночлежки спешили набить чрево и разбрестись по делам. Только ужин мы заканчивали сообща. После него следовало разбирать стол и прибираться в комнате, а семеро одного ждать не желали.

Но сейчас время обеда. Народ разбежался, а хозяйка, собрав грязную посуду, отправилась на реку. Я прислушался. Ухо возился где–то во дворе. Судя по звукам, кромсал дерево топором, заготовляя то ли дрова, то ли лучину, то ли дранку для крыши. В общей комнате он вообще появлялся редко, в дела клиентов предпочитал не соваться, а отношения с ними за редким исключением ограничил взиманием платы за постой. Но что интересно ни краж, ни поножовщины в ночлежке не случалось ни разу. Люди как–то сами ладили между собой.

Я перевёл взгляд на незнакомца. Да, пожалуй, именно незнакомца, ибо, подумав, я не смог припомнить, будто он когда–либо садился за стол вместе со всеми. На моей памяти этот тип вообще не появлялся здесь. Вызывало подозрение и то, что он ничего не ел, хотя перед ним стояла миска со щами. Человек просто смотрел на меня и улыбался.

Молчание продолжалось несколько минут.

– Мы не ожидали, что вам удастся выбраться оттуда… – произнёс, наконец, он.

Этой фразой незнакомец расставил все точки над разнообразными буквами. Он знал, кто я такой, знал, куда меня забросили, но главное дал понять, что представляет тех самых гоблинов, которые были виновниками всех моих несчастий.

Окатив его взглядом, одновременно презрительным и вызывающим, я не утерпел и вытер рот рукавом. Бесстрашие было форменной рисовкой. На самом деле мне стало жутко от догадки, какое именно дело привело в ночлежку этого типа. Гоблины наверняка решили вернуть меня туда, откуда я с таким трудом выбрался. Небось, ещё и накинут к сроку пару десятков миллионов лет за попытку к бегству.

***

Лодку мне построить тогда так и не удалось. Да уж… поди попробуй, сруби дерево, разделай его на доски и сколоти лодку, не имея ни топора, ни пилы, ни гвоздей, ни, главное, нужных навыков и знаний. В отчаянии я проклинал цивилизацию, не научившую меня примитивным вещам, ругал себя за непредусмотрительность, как будто мог предвидеть подобный вывих судьбы и положить в рюкзачок топор.