– А потом умерла мама, и отцу пришлось забрать меня к себе. Он пробовал наладить отношения, но тринадцатилетнему пацану трудно смириться с тем, что родной отец променял семью на дешевых девок. Правда, он откупался дорогими вещами, и мой первый мотоцикл я получил еще до того, как стукнуло восемнадцать лет.
Грин говорил об этом с ироничной улыбкой, но в глазах его читалась глубоко спрятанная обида. Я не вытаскивала из него клещами почти забытое прошлое, он сам, будто на исповеди, делился тем, о чем никому не рассказывал. Я понимала, что за внешней непробиваемостью таится ранимая душа. И моя собственная душа резонировала с его. И неважно, что он мог считать меня всего лишь жилеткой, преданной, умеющей хранить тайны. Но даже в таком качестве я счастлива быть с ним.
Хотя скорей всего мне просто нужно было убеждать себя, что я для него лишь жилетка и объект для благотворительности. Я боялась мечтать. Но нет-нет, да и позволяла, потому что понимала – он ведь интересовался моими делами. А когда я выиграла грант и еще в середине одиннадцатого класса была зачислена в МГУ, он радовался, как ребенок. Или нет. Как старший брат.
– Алька, ты чудо из чудес! Мы должны это отметить! Загадывай, что хочешь. Сегодня я твой персональный джин! – засмеялся он.
«Поцелуй меня!» – мысленно попросила я. Лучшего подарка мне не нужно. Наверно, я слишком громко подумала об этом или непроизвольно облизнула губы, но, кажется, Грин услышал меня. Он снова подарил мне свой «фирменный» темный взгляд, от которого все обрывается внутри и бросает в жар.
– Так, мелкая, договариваемся, желание материальное! Ибо я не тот джин, который достает перышко Финиста Ясна Сокола или Аленький цветочек. Мне, в отличие от большинства парней, легче раскрыть кошелек, чем пообещать Луну с неба.
– Я не эгоистка, требовать Луну. Она одна на всех, – облегченно отшутилась я.
– Давай тогда я куплю тебе настоящее платье, как фея-крестная Золушке для бала. И наденешь его еще и на выпускной – он ведь не за горами.
– Я не пойду на выпускной, – я испуганно затрясла головой. – Не-не-не! Лучше в бассейн с крокодилами.
– Понятно, лучше! Они будут знать, что я порву их всех, еще только клювом щелкнут на тебя. А всем мажористым деткам за косой взгляд не навтыкаешь.
Он шутливо развел руками, а потом потащил меня к машине.
– И не упирайся, как бычок. Подарки к знаменательным датам – это просто знак внимания. А ты была все это время хорошей девочкой и заслужила красивое платьице. Я ж могу себе позволить?!
– Это неправильно. Подарки обязывают! – я уперлась тем самым бычком, которого Грин только что упомянул.
– Неправильно, это когда имеешь возможность сделать кому-то приятное и не делаешь. К тому же ты терпишь мое занудство, работаешь психотерапевтом. А это должно оплачиваться. И очень хорошо! Так что я тебе сильно должен уже.
– То есть, ты хочешь сказать, что я тебе не обуза? Я думала, ты, как тимуровец, решил заботиться обо мне только потому, что старая старушка не подвернулась под руку…
Грин засмеялся и, притянув меня к себе, по-дружески поцеловал в макушку.
Я сдалась. Ведь во взрослый ресторан нужно было идти в приличном платье, а не в убитых джинсах.
Глава 11
А мои восемнадцать лет отметили совсем по-другому. Поскольку мой день рождения никогда торжеством не считался, то я думала, что будет все, как обычно. Мама подарит немного денег и торт, который придется потом есть неделю. Помочь-то некому…
Мы никогда не устраивали праздник в этот день. Мама разрешала пригласить только Булочку. И наверно, с тех пор мы не любим сладкое, потому что оно слишком отдает горечью ненужности…
В общем, день рождения – это не тот праздник, который приносит радость.
Так я думала. Но Грин имеет свойство делать необычные вещи.
– Скажи маме, что хочешь заночевать у Булочки, – заговорщическим тоном предложил он авантюру.
– Но я не могу заночевать у нее! Мама в курсе, что там настоящий теремок. Сказку знаешь такую? – сердце мое от волнения буквально затарахтело, как старенький жигуленок.
– Сказку эту знаю. Но мы делаем свою сказку, и мне нужно, чтоб мама тебя отпустила. Хотя ты ж сегодня совершеннолетняя!
Сейчас в глазах Грина не было ни единой смешинки. В них плескалась то выражение, от которого я чувствовала себя шоколадкой на солнце. В такие мгновения сразу забывалось, что мы друзья, что я для него смешная маленькая Чебурашка, которую он опекает. Как иногда он смеется – зарабатывает плюсики в карму.
– У тебя есть план? – пытаясь говорить так, будто не было Купидона, который давным-давно забыл свою стрелу в моей пятой точке. Но я не умею скрывать эмоции, и от волнения вопрос прозвучал хрипло, так, что мне пришлось кашлянуть, чтоб скрыть неловкость.
– У меня куча планов. И многие из них связаны с тобой. Так что вперед. Я тебя жду.
– Ты меня толкаешь на преступление, – отшутилась я, не без оснований переживая, чтоб сердце не выпрыгнуло. Ведь я не умею врать…
Вранье унижает и того, кто врет, и кому врут. Но сейчас по-другому было нельзя. Скажи я ей, что меня зовет куда-то с ночевкой парень, она закатила б истерику. До сих пор она жила в счастливом неведении, как у меня дела, с кем я дружу, что меня волнует. Главное, чтоб я ей помогала и не лезла с разговорами, когда она смотрела вечером очередного «Клона» или «Обручальное кольцо».
И еще я нашла оправдание своему поступку. Ведь ее не заботит, что в универ мне приходится добираться чуть ли не на собаках! Я же не стала просить комнату в общежитии, хотя мне б не отказали. Я иногородняя и подающая надежды. Я понимала, что ей нужно помогать. Поэтому засунув свой стыд куда подальше, я будто вскользь сообщила, что семья Булочки уехала в пансионат, и мне нужно помочь ей с ремонтом в комнате.
Получив одобрение, я засунула в рюкзачок пижаму, умывалки и, пока мама не передумала, рванула на улицу.
Плюхнувшись на сиденье рядом с Грином, я перевела дух.
– Ну что, ты теперь плохая девочка? – от откровенной интонации, скрывавшейся за шуткой, у меня, кажется, запылали кончики ушей.
– Я хорошая девочка, – буркнула, пытаясь скрыть смущение.
– Не сомневаюсь. Не просто хорошая. Ты лучшая девочка из всех, кого я знаю. И даже из тех, кого, не знаю, – опять его слова опалили меня жаром. Я догадывалась, что сегодня у нас будет что-то особенное, но боялась ошибиться. Ведь до сих пор рука Грина даже невзначай не касалась меня в тех местах, которые напрашивались на ласку.
Грин привез меня в загородный отель, расположенный рядом с невероятно красивым озером.
– Сейчас заселимся и пойдем осматривать окрестности.
– Как заселимся? – от испуга у меня сел голос.
– Просто. Я номер забронировал. Справимся с формальностями, возьмем ключ, – Грин с привычной иронией посмотрел на меня, явно забавляясь моей растерянностью. – Что тебя смущает?
– У нас один номер?
– Так. Приехали. Алька, ну-ка посмотри на меня! – Грин приподнял пальцами мой подбородок, вынуждая поднять на него глаза. – Ты что, мне не доверяешь? Ничего не произойдет такого, что тебе не понравилось бы.
Глядя в его магнетические глаза, как всегда, я почувствовала легкое головокружение, как от шампанского.
– Ты гипнозу не учился? – попыталась я отшутиться, чтоб не повиснуть у него радостной мартышкой на шее и не завизжать: «Грин, я люблю тебя!»
– Не спрыгивай с темы! – серьезно потребовал он.
– Доверяю, – я высвободилась из захвата пальцев и уткнулась в его крепкую грудь. – Но мы же не женаты, кто нас поселит в один номер?
Грин расхохотался.
– И кому это интересно исполнилось восемнадцать? Это же не гостиница советских времен!
– Ну откуда мне знать? Я же никогда не была в гостинице. Ты сам сказал, что я уже взрослая, значит, хватит надо мной подтрунивать! – надулась я лишь для того, чтоб мой любимый перестал обращаться со мной, как с малолеткой.
Хотя одно другому не мешало…Только что Грин подтрунивал надо мной, и тут же заключил меня в совсем нецеломудренные объятия. Вот так. Просто. Без предупреждения.
– Ну что, замечательная девушка Аля, официально поздравляю тебя с Днем рождения! И с этого дня все будет по-другому. И сейчас я снова твой персональный джин, исполняющий желания, – прошептал он, целуя мои волосы, вытаскивая губами пряди из «хвостика». – Чего ты хочешь?
– А сколько можно хотеть? – от счастья превращаясь в воздушную сладкую зефирку, задала встречный вопрос.
– Столько, сколько поместится до вечера воскресенья. Я ж не могу допустить, чтоб моя любимая девушка прогуляла занятия!
Услышав «любимая девушка», я бы точно стекла на землю, если бы надежные руки Грина не держали меня. То, о чем я даже мечтать боялась, произошло совершенно буднично, как между покупкой зимней резины и пополнением счета на телефоне. Хотя миллиона алых роз ожидать от него было глупо.
Несколько мгновений я осмысливала услышанное, не решаясь переспросить. А то мало ли, что может послышаться, когда уши закладывает от зашкаливающих эмоций.
– Как ты сказал?
– Что сказал? Про джина? – опять принялся за старое он, но теперь меня было не так просто сбить с толку.
– Нет, про любимую девушку! – я уперлась кулачками ему в грудь, пытаясь отодвинуться и отследить каждое движение его губ, глаз.
– А что об этом говорить? – Грин недоуменно пожал плечами. – Разве непонятно было, что я на тебя запал? С того мгновения, как увидел твои глаза. По-честному пытался задавить влечение, но не получалось.
– Почему задавить? – оглушенная, ослепленная этим признанием, я едва вытолкнула из пересохшего горла вопрос.
– Потому что я боялся испортить тебе жизнь. Я же адреналиновый наркоман.
«Я хочу быть твоим наркотиком», – рвались слова, но я удержала. Не надо выдавать все свои желания, иначе он пресытится и пойдет дальше. Несмотря на потрясение, осторожность еще не растворилась, как сахар в чае. Поэтому я ограничилась обтекаемой фразой.
– Знаешь, это платье можно испортить, если неправильно выкроить. Или блюдо, если пересолить. А в жизни можно все исправить, пока человек живет.
– Мой драгоценный Соломон в юбке! Давай уже желай! А то время тикает! Здесь и бассейн с горками, и боулинг, и бильярд, и лодки. И обед с ужином в ресторане. Надо определиться с приоритетами.
– Тогда лодка!
Я хотела быть только с ним. Наедине. Я боялась расплескать свое счастье в толпе народа, и только на озере будем мы вдвоем.
Это был самый восхитительный день в моей жизни. И еще более восхитительный вечер. Мы стали близки. А потом Грин сказал, что теперь я официально его девушка…
Глава 12
Я была на седьмом небе…Это было невероятно волнующе и обжигающе прекрасно. Чувствовать своего любимого каждой клеточкой, замирать в блаженстве от его прикосновений и горячих ласк, тонуть в его нежности, так контрастирующей с привычной ироничностью.
– Маленькая моя, желанная девочка, – шептал он, покрывая страстными поцелуями шею. – Предлагаю переехать ко мне. Куплю квартиру, тогда будем жить отдельно.
– Не-не! – испуганно затрясла я головой. – Ты что! Повторюсь. Лучше в бассейн с крокодилами. Меня трясет, когда я вижу твоего брата,
– Ну он же тебя не трогает?! И по фиг на него…. Не дай Бог косо посмотрит, ты ж знаешь, ноги выдерну! И к тому же, хватит батрачить. Учись нормально.
Он взял мою руку и поднес к губам мои обглоданные ноготки, а у меня от нежности защипало в глазах.
– Я не могу. Маме нужна моя помощь.
– А замуж ты не собираешься? Или ты будешь бросать семью и ехать убираться в чужом доме? Так? Алька, я понимаю, что это твоя мать. Но она лишила тебя детства. Я вот прикидываю. Если она не фанат тотализатора и не играет в подпольном казино, а живет на всем готовом, то вполне уже может купить себе собственное жилье и работать так, как позволяет здоровье. А использовать тебя, как прислужку, это просто отвратно.
Я не могла не согласиться с Грином, потому что и сама так думала. Но авторитет матери был настолько силен, что я боялась высказывать свои мысли.
– Гриш, пусть все будет, как будет. И я готова иногда приходить к тебе, когда Германа не будет дома, – я миролюбиво потерлась носом о его грудь, как кошечка, требующая внимания.
Упоминание о брате, которого он называл исключительно Бельчонком, заставило Грина нахмуриться.
– Ума не приложу, что делать с этим гаденышем. Учебу прогуливает, зависает в клубах до утра. Я пару раз ему навешал, так его маман мне истерику закатила. Родила дебила, теперь в зад его целует, а он из нее веревки вьет. Прикинь, она попыталась не дать денег, а он заявил, что вены себе перережет. Не попался он мне под руку! Пообещай, что наши дети будут с пеленок знать, что можно делать, а что нельзя!
– Торжественно обещаю! – я дала шутливую клятву, а внутри стало так тепло. За один день я из «неведомой зверушки», какой себя считала, превратилась в девушку, с которой самый завидный жених строит планы на будущее.
Мне казалось, что за спиной медленно расправляются крылышки, о существовании которых я и не подозревала. Хотя и раньше знала, что и внешность у меня не всмятку, и с мозгами порядок, но была я настоящим гадким утенком. Которого все пинали и клевали.
Сейчас же я превратилась в лебедя, который научился летать.
И меня уже не трогали колкости, которые по привычке бросали мои бывшие одноклассницы, не захотевшие учиться за границей. Их безумно бесило, что я с Грином. И мне пытались «открыть глаза», заявляя, что он наиграется и выбросит, как использованный презерватив, что я ему не ровня и все в том же духе.
Но было еще одно обстоятельство, которое меня беспокоило. Это отец Грина. Когда мы знакомились, Бельский – старший был вежлив, но удивленно приподнятая бровь сигналила: меня не рассматривают как серьезное увлечение. И думаю, он приложил руку к тому, что случилось.
Мой мир разрушился, как сверкающая огромная пирамида из бокалов с искрящимся шампанским от неловкого движения пьяного гостя.
Вот только что все любовались праздничным великолепием, переливающейся игрой света в стекле и игристом напитке, пенным водопадом стекающим с верхушки вниз. Такая хрупкая и впечатляющая красота.
И вдруг все посыпалось вниз, превращаясь в груду осколков и огромную, лужу, пенящуюся жалкими остатками шампанского.
То же произошло и с моей жизнью. Еще недавно я могла завидовать сама себе. Меня приняли в универ вне конкурса, у меня самый замечательный парень. Мы любим друг друга и скоро поженимся.
И вдруг все разбивается вдребезги, раня битым стеклом душу.
После пары по культурологии меня подкараулил тот, от кого я подсознательно боялась получить пакость. Герман, Бельчонок. Несмотря на то, что я часто бывала в доме Грина, с бывшим одноклассником мы практически не пересекались. Так же и в универе, он делал вид, что учился, но его факультет находится совсем в другом корпусе. Мелькнула мысль, что в нашем-то ему делать нечего. Да и в это время он еще не просыпался, насколько мне известно. Рядом с ним, елейно улыбаясь, стояла сладкая парочка прихвостней, которых он прикармливал.
– Ну что, крошка, говорили тебе, чтоб ты губу не раскатывала на Грина? Ты для него, как мышка для кошки. Он поигрался, получил, что хотел, и все. А ты, дурочка, решила, что какая-то особенная? Ты пустое место. На, смотри!
Герман сунул мне под нос телефон.
Мне показалось, что по лицу кто-то мазнул широкой кистью, обмакнутой в полыхающее пламя. Дыхание перехватило, щеки запылали, а горло сдавило будто тисками. Не узнать Грина нельзя. Это его обнаженный торс со свежей повязкой на плече запечатлело фото. И взлохмаченную, как после бурной ночи, рыжеволосую девицу, обнимавшую его за талию. Очевидно, он так устал, объезживая эту кобылицу, что просто вырубился. Это не могла быть старая фотография, периода «До меня». Он поранился, упав с мотоцикла недели две назад. И сейчас еще у него пластырь.
Горькая обида захлестнула так, что перед глазами потемнело, и я испугалась, что могу упасть. Как контуженная, я не соображала, что делать. Острой болью билась в висках мысль: я не должна показывать этим паршивцам свою панику. Сознание будто выключилось, и я действовала на автопилоте.
Отвернулась, чтобы не видели моего обезумевшего взгляда, и полезла в сумку. Достала телефон и ткнула в первый попавшийся номер. Даже если это был бы номер доставки пиццы, я все равно бы спросила, где у нас следующая пара. Мне нужно было выиграть немного времени, чтоб прийти в себя и не разреветься на глазах у своих «доброжелателей».
К счастью, первым в списке оказался номер Булочки, моей единственной подруги.
– Алле! – Привычно томным голосом, изображая светскую львицу, только под утро вернувшуюся с вечеринки, пропела она.
– Ольчик, во сколько у тебя примерка? – ляпнула я первое, что пришло в голову. Очевидно, подруга была сильно шокирована и поэтому несколько мгновений просто молчала, пытаясь сообразить, не повредилась ли я умом. Но мне ответ и не нужен был, я начала нести какую-то чушь, отвечая сама себе.
Маневр удался. Я пошла в направлении женского туалета, лишив Германа удовольствия поглумиться надо мной.
– Алле, подруга?! – Булочка наконец сообразила, что у меня какой-то форс –мажор. – Что случилось?