Следак 3

Минут через пять к нам подкатила черная волга. Мохов, ругая водителя за опоздание, залез в салон, за ним рвануло начальство поменьше. Но мест хватило не на всех. Курбанова буквально на доли секунды опередил более юркий Лусенко, и пришлось заму из следствия провожать машину печальными глазами.

— Мне холодно, — всхлипнула Ирочка, что тоже мерзла среди нас, и Войченко загородил ее от ветра.

Следствие представляли только мы вчетвером, вместе с Курбановым, который сейчас притопывал по скованному льдом асфальту, пытаясь согреть ноги.

— Все, я домой, — сказал я зевающему во всю пасть Скворцову и что-то шепчущему на ушко Ирочке Войченко.

Пожал им руки, приставил плакат к фасаду дома и пошел в сторону остановки.

— Чапыра, вернись немедленно! — ожидаемо услышал я вслед.

Показывать даме средний палец было невежливо, поэтому я ограничился игнором.

— Чапыра! — это уже меня догнал громкий голос Курбанова. А затем и он сам развернул меня за плечо. — Ты не охренел?! — прорычал майор мне в лицо.

— Я замерз, — поправил я его.

— Все замерзли! Но все дисциплинированно ждут машины! А ты демонстрируешь неподчинение. Не понимаешь что ли, раз ушел один, уйдут и другие?!

— Так пусть уходят, — не понял я предъявы. — Прошли колонной и ушли. В чем проблема-то?

— Чапыра мне все чаще начинает казаться, что ты специально всех злишь и выводишь из себя.

— Товарищ майор, я просто иду домой! Мероприятие закончилось. Где тут криминал?

— А плакат!

— Он не мой, — отбрехался я от чужого имущества.

Курбанов еще что-то хотел сказать, но в этот момент возле нас остановилась очередная черная волга.

— Альберт? — задняя пассажирская дверь приоткрылась, и мы увидели Митрошина. Тот, как и все сегодня, был в форме, только прокурорской. — А я смотрю, ты, не ты. В форме вы все одинаковые. О! И товарищ Курбанов здесь.

— Здраствуйте, Борис Аркадьевич, — расплылся майор в доброжелательной улыбке.

— Вы чего тут стоите? Демонстрация же уже закончилась, — спросил нас Митрошин.

— Лично я иду домой, — опередил я Курбанова.

— Подвезти? А то долго тебе придется идти, все подъезды к центру перекрыты.

— Даже не знаю, как вас благодарить, я так замерз, что скоро бренчать начну, — сказав это, я обошел машину и залез в нее с другой стороны от Митрошина.

— Руслан, вы с нами? — спросил у Курбанова прокурор, а то тот застыл столбом, словно насквозь промерз.

— Да, конечно, — оттаял майор. — Минутку, — при этих словах, он развернулся. — Войченко! Быстро сюда!

Когда следователь подбежал, Курбанов вручил ему свой плакат, что до сего момента не выпускал из рук.

— Всё, давай, — напутствовал он Дениса, после чего занял переднее пассажирское сидение.

Я усмехнулся быстрой смене у него приоритетов, но вслух ничего не сказал.

— Слышал о твоей речи в университете, — рассмеялся Митрошин. — Говорят, после нее половина студентов захотело стать следователями.

— Это я настоял, чтобы с комсомольским поручением отправили именно Альберта, — вмешался, греющий уши, Курбанов. — Сразу разглядел в нем талант к публичным выступлениям.

— Ваша проницательность, Руслан Тахирович, подтверждает, что вы отличный следователь, — вежливо ответил на такое заявление прокурор.

— Вряд ли все они дойдут до отдела кадров, — подпортил я майору радостную картину, а то тот начал лучиться от похвалы.

— Но какой-то процент дойдет! — не сдавался Курбанов.

— Уверен, что не малый, — поддержал его Митрошин.

Мне было безразлично, и я отвернулся к окну. На улице сплошным потоком шли люди — возвращались пешком с демонстрации. Флажками уже не махали, двигались целенаправленно. Морозный выдался сегодня день.

— Вас у отдела высадить? — поинтересовался водитель.

— Да, если можно, — в этот раз меня опередил Курбанов. Но я не возражал, значит переоденусь в гражданку. Сперва собирался идти в форме домой, так как до него от центра города было ближе.

— Прямо поражаюсь, — начал майор, когда мы покинули прокурорскую машину. — Вот что они все в тебе находят? Ты же недисциплинированный и плюющий на субординацию тип. В чем твой секрет?

— Я, товарищ майор, обаятельный, — открыто улыбнулся я Курбанову.

— Наглый ты, а не обаятельный, — озвучил майор свое мнение, о чем-то задумался и спустя минуту, когда мы уже вошли в здание и подошли к окну в дежурную часть, продолжил. — Ты не куришь, и Митрошин тоже не курит, — принялся он искать точки соприкосновения.

— Бросайте, Руслан Тахирович, и вступайте в наш клуб радеющих за здоровый образ жизни, — потроллил я его.

Тот в ответ посмотрел на меня задумчиво. Но спустя секунду его глаза блеснули, а губы искривились в ухмылке.

— Это ты-то ведешь здоровый образ жизни? Да ты бухаешь как ни в себе!

— Чего? — я даже остановился от такого наезда. Совершенно несправедливого.

— Устроил из квартиры притон! — продолжал накалять Курбанов. — Ты ведешь не здоровый, а аморальный образ жизни!

Хотелось бросить ему в лицо все, что я о нем думаю, а еще лучше заехать кулаком, но я стиснул зубы, расслабил пальцы рук и спокойно произнес:

— Всего доброго, товарищ майор. Мне нужно идти, — после чего свернул в сторону дальней лестницы.

Остаток выходных я провалялся дома с котом в обнимку. Вставал лишь для того, чтобы выпить горячий чай с медом. После праздничного гуляния на морозе простыл и теперь мучился с горлом. Но ко вторнику полегчало, поэтому пришлось идти на службу.

На этаже бушевали страсти. Следователи по расследованию очевидных преступлений бегали в мыле, матерились и уводили из-под носа друг друга станки, которых у нас было всего два. Шли последние дни отведенного им начальством срока для сдачи уголовных дел до Дня Советской Милиции.

Капитолина, когда я к ним заглянул, махнула на меня рукой, бросив, что оперативки не будет, и я пошел по коридору дальше.

В нашем закутке царили тишина и покой. Как-то так получилось, что мы с Журбиной остались вдвоем. И да, я не считал себя виноватым в переводе Левашова, он сам оказался причиной своих бед. Я его не провоцировал красть у меня удостоверения и начинать тем самым войну. Сам ее развязал, сам продул финальное сражение, вот пусть сам и огребает.

Да, я не праведник, но и без причин никого не трогаю. Да, не все мои удары ответные, бывает я наношу и превентивные, но ведь сами напрашиваются. Не мешайте мне и все будет нормально. Черт возьми, я просто пытаюсь выжить в чужой для меня стране и найти путь ее покинуть. И я давно бы уехал, если бы процесс выезда за границу не был доведен здесь до абсурда. Так что сами виноваты. Поэтому миритесь с моим присутствием и лучше не переходите мне дорогу. Целее будете.

Раздавшийся резкий звон вырвал меня из мыслей. Вздрогнув, я огляделся по сторонам и увидел на полу разбившуюся вазу. Охренеть меня торкнуло. Швырнул ее в стену и сам не заметил.

— Пиши объяснительную! — мое внимание от разлетевшихся по кабинету осколков на себя перетянула Грачева. Она ввалилась в мой кабинет, подбоченилась и с ходу принялась сулить мне всяческими неприятностями, начиная паршивой характеристикой, заканчивая исключением из комсомола.

Я слушал невнимательно, больше блуждал по ее фигуре взглядом.

— Не думай, что твоя выходка на демонстрации сойдет тебе с рук! — повела она перед моим лицом наманикюренным пальчиком. Видимо, концентрацию проверяла.

А я про себя отметил, что какие-то мы с ней оба нервные сегодня.

— Нам нужно расслабиться, — обратил я свои мысли в слова.

Грачева сбилась.

— Что нам надо? — переспросила она.

— Расслабиться, — пришлось повторить.

— Ах расслабиться, — комсорг вдохнула побольше воздуха, чтобы вдарить по мне из главного калибра. Но я ее опередил. Притянул женщину к себе и впился поцелуем в ее губы.

Канцелярские приборы полетели на пол к осколкам от вазы, когда я посадил ее на стол, и придали обстановке еще больше хаоса. К ним последовали оба пиджака, затем ее туфли и колготки. Продолжать захламлять кабинет мы не стали. Уже не было сил сдерживаться.

— Думаешь, никто не слышал? — спросила она, когда пришла в себя.

— Без понятия, — выровняв дыхание, ответил я.

Комсомольская активистка оказалась горячей штучкой. Вот так бы свои собрания проводила, глядишь, я бы их не пропускал.

— Это было неправильно, — принялась она морализаторствовать.

— Ожидал услышать «потрясно», но да ладно, — я отвалился от стола и начал приводить одежду в порядок.

— Обиделся? — удивилась она, пытаясь заглянуть в мои глаза.

— Еще как, — не стал я уверять ее в обратном. — Спрошу с тебя как-нибудь компенсацию за моральный вред.

— Хорошо, спроси, — прикусив себе губу, она улыбалась.

— Подожди, не слезай, — остановил я ее. — Сейчас туфли подам.

Грачева посмотрела вниз и только теперь увидела раскиданные по полу осколки от вазы.

— Это мы ее разбили? — потрясенно произнесла она.

— Ага, в порыве страсти, — я ухмыльнулся.

Женщина смутилась. Поэтому расставание вышло скомканным. Грачева спешила покинуть гнездо разврата.

Закончив приводить себя в порядок, я занялся кабинетом. Открыл окно на проветривание, достал веник и приступил к уборке.

Скрыть следы успел вовремя.

Зашла Журбина, окинула кабинет взглядом, к чему-то принюхалась, с подозрением осмотрела меня с ног до головы, поморщила лоб, слега тряхнула головой и, наконец, пришла к выводу, что ей показалось.

— Ты уже знаешь, что тебя поставили двенадцатого на дежурство? — поинтересовалась она.

— Теперь знаю, — не особо радостно ответил я. Опять мною закрыли дыру, прям, повторяю судьбу Кривощекова.

— Так вот, Альберт, — Журбина придала голосу строгости. — Очень тебя прошу ни во что не вмешивайся. Не устраивай в городе погонь, ни в кого не стреляй и по возможности не покидай пределы здания, а еще лучше своего кабинета. Решается вопрос о моем утверждении в должности и мне не нужны новые проблемы. Ты меня понял?

— Вполне, — кивнул я. — Обещаю, что дежурная смена будет выковыривать меня из кабинета. По собственной воле я отсюда ни за что не выйду.

— Тааак, — в голосе начальницы появились недовольные нотки. — Вот этого не надо! Не надо доводить мою просьбу до абсурда! Я просто прошу тебя отдежурить в кои веки спокойно!

— Людмила Андреевна, расслабьтесь, все будет хорошо, я приложу к этому все усилия.

Не смотря на мои успокаивающие слова, начальница застонала.

Глава 2

Напряжение вчера сбросил и теперь спокойный сижу, жую котлету. Из кабинета, как и было обещано Журбиной, не выхожу. Оформил принесенные мне за утро материалы и теперь под бубнеж радио обедаю.

На днях случайно в паре кварталов от дома наткнулся на кулинарию и с удивлением обнаружил, что в ней продавали не только выпечку, но и полуфабрикаты и даже готовую еду.

Сам я готовить не особо люблю, тем более заниматься этим изо дня в день. Поэтому с ходу затесался в ряды постоянных клиентов. Моя необычная для этого времени приветливость не подвела меня и в общепите. Вчера, задержавшись на работе, я пришел в кулинарию, когда там уже все раскупили. Можно было разворачиваться и уходить, но тут передо мной явилось чудо. Продавец, суровая баба в теле, расцвела при моем появлении и, проворковав грудным голосом «Минутку, молодой человек», вынесла из подсобки специально для меня собранный набор продуктов. Я аж обалдел от такого сервиса, ведь успел уже привыкнуть совсем к другому. А тут обслуживание как в пятизвездочном ресторане. Так что пришлось благодарить и делать комплименты, от которых продавщица вся зарделась, а я начал пятиться к выходу.

По радио закончился концерт, и дикторы, мужчина и женщина вновь принялись поздравлять сотрудников милиции с их профессиональным праздником, но в это раз зачитывали слова благодарности уже не от руководителей страны, а от простых советских тружеников.

Минут десять и с поздравлениями закончили, но вместо продолжения концерта началась передача о детско-юношеском туристическом клубе с непонятным названием Чигрид.

Я как раз доел последнюю котлету, вышел из-за рабочего стола и собрался прогуляться до туалета.

— Расшифровывается очень поэтично «Через реки, горы и долины», — задорным голосом продолжала вещать ведущая. — Вот уже десять лет, как участники клуба, юные пионеры ходят в походы по Ставропольскому краю, где их учат ставить палатки, разводить костер и готовить на нем еду. А руководит этим замечательным клубом мастер спорта по горному туризму Сливко Анатолий Емельянович. Товарищ Сливко является членом коммунистической партии с 1973 года…

Возле самой двери я остановился и словно завис, пытаясь выудить из памяти что-то глубоко в ней засевшее.

— Сливко, Сливко, — проговаривал я, начав расхаживать по кабинету. — Маньяк! — я резко остановился.

Точно! Мы же изучали на криминологии серийные убийства и психологию лиц их совершающих. И Сливко был одним из наших учебных пособий, наряду с Чикатилой. Но последний вроде бы в восьмидесятых начал резвиться, хотя была версия, что более ранние его преступления просто не смогли доказать.

И что мне с этим знанием делать? Поделиться с кем-то или самому отрабатывать? Вот только законных оснований влезть в расследования убийств у меня не было. А Чикатило вообще, наверно, еще не открыл свой кровавый счет. И служу я не в Ставрополе, где живет Сливко и не в прокуратуре.

Вот черт. Я вновь принялся наматывать круги по кабинету.

Сгонять что ли в Ставрополь? Хотя Сливко вроде не из столицы края. Впрочем, узнать его местожительство не проблема. Больше волнует, как я объясню местным правоохранителям свои знания. И как их убедить провести у него обыск и найти видеоматериалы, которые маньяк наснимал за десять лет истязаний и убийств? Прикинуться случайным свидетелем его зверств тоже не выход. Я банально не знаю точных дат совершения им преступлений.

Неожиданно заработала громкая связь, следственно-оперативную группу вызвали на кражу и мысли о маньяках пришлось отложить.