Замок. Откровение черного колдуна

Илья Беляев

Замок. Откровение черного колдуна

Зачин, или… то, что было ранее…

Я слишком стар, чтобы воззвать к порядку и уж тем более попытаться что-либо предпринять. У меня нет уже ни былых навыков, ни былой силы, ни былой власти. Все ушло, все забылось, как забывается большая часть нашей жизни. Никто и не помнит, с чего все началось и началось ли это вообще, но это было, было и есть сейчас. Я один, один оставшийся в живых из целого населения города. Те четверо, что спаслись со мной, уже умерли или были казнены бароном… нет, уже императором! Не выжил никто! Смерть прошла по городу как коса, не оставляя ничего. То, ради чего жили люди, в один день рассыпалось прахом и только я один помню реальные факты событий, из-за чего приходится постоянно скитаться по свету и не попадаться на глаза слугам барона. Они везде. Им нужен только я – единственный выживший, последний защитник Замка, того самого, который сейчас лежит в руинах, и его легенда покрылась тайной. И никто не решился узнать настоящую причину падения Великого Королевства Альвеста, одного самого лучшего и красивого города на всей земли империи.

Это была чудесная страна, со своими правилами и законами…

Великое королевство Горный Сокол было обязано своему появлению переселенцам из других стран, которые выбрали это место из-за удачного ландшафта, укрывающего их с севера и запада горами, а с востока лесом, за которым раскинулась река. Переселенцам настолько понравилась эта местность, что они решили ненадолго обосноваться здесь и разбить лагерь. Вскоре они и вообще отказались от идеи покинуть подножие горы, так как казалось, что сама природа помогает их существованию. Люди ловили рыбу, охотились на птиц и зверей, собирали ягоды, травы и растения. Им не приходилось жаловаться на бедность, все, о чем только можно было мечтать, было здесь, и они осели надолго… навсегда.

Население медленно, но уверенно разрасталось и одна единственная улица, в несколько домов, сначала превратилась в деревню, а потом деревня превратилась в поселок. Вскоре их умения и навыки достигли того предела, когда завязываются торговые отношения с другими городами. Люди торговали всем: коврами и пушниной, мясом и животными, изделиями из кожи и, конечно же, оружием. Город процветал, не зная бедствий и невзгод. Он мог бы стать идеальным местом той области.

Но пришел Он – барон Крониус, сын Нимбуса и осадил город. И разнесся страх на десятки миль вокруг, и сковала смерть прочной цепью жителей города, но удерживали они свои позиции и не сдавались. И прошло шесть раз по шесть месяцев, прежде чем барон сломал сопротивление и ворвался в город. Ужас, боль и отчаяние повисли над ним плотным туманом, и целый месяц стоял крик, и никто им не мог ничем помочь.

И уничтожил он народ, который был до сего момента непокорным и тысячи жизней, вскрикнув как эхо, оборвались, и все погрязло в крови, и утопали сами палачи, и не было им прощения, и молили жители, чтобы повергла барона кара, самая мучительная и жестокая из всех существующих. Но не случилось с ним ничего, и отчаялись люди, и сделались рабами, и возненавидел Крониус это место и проклял его.

Пришел лучший рыцарь и стал Он в десять раз сильнее, пришел лучший мудрец и стал Он в десять раз умнее, пришел лучший маг и стал Он в десять раз лучше любого волшебника, но пришел тот, кого все боялись, тот, пред чьим именем все трепетали. Из своего жерла Его выплеснул пятый круг Ада и ужаснулся Он, и зародился в Нем страх и понял Он, что не избежать Ему гибели, а Тот всего лишь ухмылялся и играл … играл как кошка с мышью.

– Ты стар, Лазарь! – сказал Он. – Ты уже не можешь, как прежде, полновластно владеть магией. Все мы когда-нибудь уходим в тень.

– Я…никогда!

Они расположились на огромной поляне в одном из лесов Эйрока. Лазарь находился не в особо выгодном положении. Он никак не мог понять, почему его заклятья не действуют на этого юнца. Он был в замешательстве, здесь заключалось нечто странное: колдуны, маги и чародеи не могли в совершенстве пользоваться холодным оружием, но на этот раз его противник не только превосходил его в волшбе, но и прекрасно владел двумя мечами. Создавалось впечатление, будто Он сумел разрушить грань бытия, созданную магами многие тысячелетия назад и смог совместить совершенно не совместимые вещи. О другом варианте маг не хотел даже думать – слишком ужасен он был даже для его восприятия. Он пытался отбросить эту мысль, но чем больше они сражались, тем больше он убеждался в своей правоте и тем меньше мог контролировать себя.

– Так-так, великий Лазарь находится в полнейшем бессилии. Я тебе давал выбор. Присоединяйся ко мне, стань моим рабом! Вместе, мы уничтожим Белый Совет и архиепископа Никона.

– Ты…ты не можешь мне указывать! Мы свободные маги…

– Достаточно разговоров. Ты, жалкий ничтожный человек, ты переступил грань, дозволенную черным магом, ты совершил то, что могут лишь избранные – лучшие Некроманты восьмого круга. Ты же…ты глуп и стар, ты немощен.

– Я лучший!

Лазарь сжал посох так, что посинели руки, поднял его над головой и с силой вонзил в землю. Рядом с Ним разверзлась земля, комья полетели вниз, и фонтан огня вырвался из недр. Он превратился в волну и стал накрывать Его, но Он стоял на месте; затем вскинул посох и волна, как от зеркала, отразилась в Лазаря. Одежда на нем загорелась и его, бормочущим заклинание, отшвырнуло на несколько ярдов. Привстав на одно колено, он начертил в воздухе полукруг, а второй направил сотворенное на Него. Полукруг черной густой тьмы стал сужаться и полетел вперед. Там, где тьма касалась земли, оставались выжженные полосы. Тьма сжирала все! В земле остались глубокая борозда, когда она ударила в Него, но Тот будто и не почувствовал этого…

– Глупец!

Подняв руку, Он выбрал нужное заклятье, и черный маг оказался замкнутым в цилиндрической колбе, сотканной из черноты и мрака. Она стала сжиматься, и Лазарь произнес последнее, решающее заклинание. Он вырвал посох из земли, схватился за него двумя руками и тот разлетелся на мелкие частицы, прилипнув к мраку. Вокруг мага создалось поле небольших размеров и его засосало внутрь. Он оказался в невесомости, без движения, без цели и без памяти. Он просто лежал на спине и спал, но пока. Скоро старик должен был проснуться, но когда это произойдет, не знал никто, даже он сам, когда создавал заклинание.

– Мир Большой Бабочки… глупец! Он не достоин быть Некромантом, даже в качестве подмастерий.

Сад.

Солнечный летний день. Теплые лучи согревали землю и всех жителей города. Великолепный сад раскинулся на площади в пол мили. Он давно расцвел и теперь аромат его цветов проникал не только в сам дворец, но и за его пределы. В нем любили отдыхать и проводить свободное время все хозяева замка без исключения. Это был их сад, и они дорожили им, пожалуй, больше, чем своими людьми.

Между деревьями, как всегда рано утром, гулял Тим. Сад ему нравился, и он постоянно находился здесь, рядом с деревьями и только им одним он мог доверить все свои тайны и мечты. Он был самым младшим сыном барона Крониуса и тот больше всех, из троих, любил только его. Тим походил на отца, и барон гордился этим. Но единственное, чего он не понимал, так это то, почему Тим в свои двадцать восемь лет не был женат и не собирался этого делать. Даже в обыденных разговорах, он старался обходить эту тему. Крониус оказался слишком старым и больным, а два старших сына внушали серьезные опасения, и уже сейчас стали плодиться слухи о том, что братья вознамерились захватить власть и только личная стража, готовая отдать жизнь за Крониуса, внушала страх, но барон верил им и не слушал мнение других.

В его стране существовал закон, по которому только старший сын был способен занять место после смерти отца и никто другой. Барон же, уже сейчас, подумывал о том, чтобы изменить закон и поставить властвовать младшего. Это было вопреки всем законам и правилам, но он бы пошел на это, если бы сын женился именно на той, которую советовал отец; но сын совершенно не придерживался его мнения, и не желал ни титулов, ни слуг – только простую и размеренную жизнь, подальше от забот в каком-нибудь отдаленном поместье. Барон дважды предлагал сыграть свадьбу в их родовом имении, но Тим постоянно отказывался, ссылаясь на разные причины. После третьего отказа, закончившегося печальными последствиями для слуг младшего сына, Крониус дал ему время до завтрашнего бала и ровно в полдень тот должен был дать окончательное решение. Или он женится, или…

Тим выбрал одну из скамеек и сел в тень яблони, которая раскинула свои ветви подобно вековому дубу. Он сидел и думал, как поступить с решением отца. Юноша не желал принимать подобный совет, но и не мог ослушаться. «Но я же не люблю ее и ту, другую, как он не понимает, или он хочет, чтобы я всю жизнь жил в горе и печали? Зачем она мне? Честно сказать она такая уродина, хотя братьям почему-то нравится. Что с ним происходит, я впервые вижу его в таком гневе. Похоже, ему еще никогда никто не перечил. Да, он стар, у него не такое большое влияние на Совет и Епархию, но он все же барон и не просто какой-нибудь, а тот, кто сумел вытеснить шесть ближайших соседей. Он лучший на многие сотни миль. Его все боятся. Но вот братья… Старший ждет смерти отца, я вижу это и слышу собственными ушами, когда он приезжает. Отец ничего не замечает, не хочет замечать,… а тут моя свадьба. Никогда! Я не брошу отца, он слаб, уже слаб и он не имеет права женить меня без моего согласия…»

Мысли сосредоточились на проблеме, и юноша хотел разобраться непосредственно в том, почему отец, во что бы то ни стало, вознамерился сыграть его свадьбу (братьям такого не предлагал), но его размышления прервали, прервали грубо, и Тим собрался уже обругать незадачливого слугу, который не имел права отвлекать его. Он обернулся и замер. Невдалеке стоял сам Крониус, поддерживаемый под руку лакеем.

Да, это был уже не тот седобородый мужчина, азартно ведущий свою армию в бой, не тот, кто крушил замки и стирал в пыль города. Это был измученный жизнью старик, совершенно седой и еле передвигающийся на ногах. Щеки впалые, глаза затуманенные и еле видящие. Лицо и руки иссохшие и время от времени подрагивающие. Но все же он оставался бароном, и все преклонялись перед ним, даже его сыновья.

Крониус оттолкнул лакея в сторону и стал медленно подходить к сыну. Тот склонил голову, протянул ему руку и, поддерживая отца, подвел к скамеечке. Сев, барон расправил узорчатый плащ с фамильным гербом и, стряхнув несколько опавших листочков, заговорил тихим протяжным голосом.

– Я не хотел нарушать твоего покоя и уединения, но у нас остался один не оконченный разговор и мне нужно убедиться, готов ли ты к завтрашнему ответу.

– Но отец…

– Я знаю, что ты скажешь, но хочу предупредить, что ты единственный мой сын, который меня понимает и ценит. Ценит не как барона и богатого отца, после смерти, которого останется большое наследство, а просто как… любимого человека, который нужен…

– Я понимаю тебя и про все это давно знаю, но я не могу поступить так, как ты хочешь и не из-за того, что она не красивая и не из-за того, что не люблю, а из-за того, что мне дорог ты, отец.

– Я слишком стар, мои дни сочтены. Уже сейчас я вижу по ночам дьявольские видения, свидетельствующие о моей кончине, и я понимаю – этот день не за горами.

– Не говори так, ты пугаешь меня.

– Смерть всегда пугает людей. Они знают, что она придет, и все равно боятся этого момента, они каждый раз пытаются отодвинуть этот миг дальше, прожить больше. Я не хочу. Я много видел и много сделал, возможно, мне придется заплатить за свои ошибки. Ты, как и другие братья, продолжатель нашего фамильного рода. Что будет, если твоя жизнь внезапно оборвется и после тебя никого не останется? Кто будет плакать, горевать, возносить мольбы к Всевышнему?

– Но это еще так далеко, за это время может многое произойти.

– Да, ты прав, когда-то, будучи в таком же возрасте, как и ты, я тоже считал, что время течет медленно и его хватит с избытком, но посмотри, в кого я превратился сейчас. Мне шестьдесят пять, а выгляжу и чувствую я себя не девяносто, у меня уже нет сил, бороться с болезнями, а как все хорошо начиналось!

Старик закрыл глаза и откинулся к спинке скамеечки. Его подбородок подрагивал, но на лице расцвела озорная, совсем не сочетающаяся с его годами, улыбка. Он вспоминал давно ушедшую молодость, походы, битвы и завоевания, осады цитаделей… «Нет! – он резко открыл глаза. – Я не буду вспоминать. Жалкий народ, пусть копается в своей мерзости. Ненавижу его!» Его лицо моментально изменилось, в нем появилась ярость и отвращение, глубокие борозды морщин появились на лбу, висках, щеках; его руки задрожали от нахлынувшего гнева, и он крикнул:

– Слуга, отведи меня в дом!

– Может мне стоит проводить тебя?

– Нет! У тебя мало времени, используй его для достойных мыслей.

– Все решено. Сейчас, видя твое состояние, я не намерен жениться ни на ком бы то ни было, даже на самой прекрасной девушке мира и мое решение неизменно. Я не нашел ту, которой бы отдал руку и сердце.

Крониус размахнулся и ударил сына тыльной стороной руки по лицу, потом покачал перед ним иссохшим пальцем и повторил:

– У тебя мало времени!

Слуга подошел ближе, поклонился барону, его сыну и, взяв Крониуса под руку, сопроводил в дом.

Вновь оставшись в одиночестве, Тим провел пальцами по щеке и медленно пошел вперед, ища более уединенное место. Он должен был разобраться в происходящем, но вот, как и что предпринять, пока не знал. Юноша сидел под громадным вязом и пытался найти любое противоречие своим мыслям, вспомнить то, что должно было помочь. Он закрыл глаза, уронил голову на грудь и стал думать. Все перемешалось, нужное решение никак не могло сложиться в единое целое и придти за такое короткое время. Память Тима была великолепная, и он стал вспоминать, вспоминать все что слышал и видел. За четверть дня пребывания в уединении его посетило много странных, и даже иногда ужасных мыслей и цепь никак не могла собрать все звенья. И впал он в отчаяние о предстоящем дне, но дал он себе клятву понять непостижимое и узнать неизведанное.

Бал, как всегда по традиции, распахнул свои объятия в полдень. Слава о нем давно разлетелась по самым отдаленным уголкам империи. Начиналось приготовление, как и положено в таких случаях, за неделю, а то и раньше. Все слуги имения и гостиного двора выполняли возложенные на них задания и поручения. Совсем скоро, под строгим надзором барона, неприступный грозный замок, превращался в поистине великолепный рай, как для его обитателей, так и тех, кто в этот день будет приглашен. Все расцветало и благоухало тончайшими ароматами, никто не мог упрекнуть Крониуса в скупости – он не жалел денег ни на что. Золото… Лишь золоту и серебру отдавал предпочтение старый барон, однако и во всем остальном виделась исключительная роскошь.

Наступала центральная часть торжества. В имении присутствовали только избранные люди. Великолепное разнообразие фасонов поражало глаз даже самых изысканных модниц, каждая из которых хотела выделиться из толпы и привлечь к себе внимание сыновей барона. Вокруг сновали слуги, разнося подносы с разнообразными и подчас удивительными блюдами. Некоторые гости мило беседовали друг с другом, другие, окунувшись в чудесную музыку и вовлеченные в водоворот танца, выплескивали свои эмоции через знакомые и давно полюбившиеся па; третьи, просто восхищались красотой имения и богатством Крониуса. Но все без исключения были довольны и старались не упустить свой шанс, в очередной раз, приглашая на танец понравившегося кавалера.

Здесь же, рассматривая приглашенных и легким движением головы приветствуя их, как и полагается сыну барона, находился Тим. Он, один из немногих, кто ненавидел балы и всевозможными способами отговаривал отца от их дальнейшего проведения, но тот лишь хитро улыбался и отрицательно качал головой. Рядом с юношей стоял, пожалуй, единственный друг в имении – Эдуард. Он на протяжении пятнадцати лет исправно следовал за Тимом. Старше его всего на два года, Эдуард не раз приходил к нему на помощь в особо трудных моментах жизни молодого барона. С детства он помогал Тиму в решении сложных проблем, предлагая помимо вариантов друга, свои собственные выходы из тупиковых ситуаций. Теперь же Эдуард умел все, что делал Тим: ездить верхом, стрелять из лука, легко владеть мечем, двумя.…Из простого деревенского парня он превратился в строгого (к самому себе) светловолосого, кареглазого юношу с обворожительной улыбкой и обходительными манерами. Он, как губка, впитывал в себя все, чему его обучали и быстро привык к ненависти барона, за то, что его сын связался с каким-то безродным оборванцем.

Крониус, чувствуя себя при подобных пиршествах бароном, королем, императором… восседал на золотом троне с гербом меченосца на белом льве на красном фоне. Он рассматривал людей, не удосуживаясь даже кивать им в ответ. Сегодня он был в приподнятом настроении и, посмеиваясь, беседовал с советником, по всей вероятности о каких-то «важных» делах, затем резко встал, хлопнул в ладоши, призывая всех к тишине, и когда музыка остановилась, а танцующие пары прекратили свои движения и подошли ближе, расправил складки красного плаща и торжественно объявил:

– Сегодня радостное событие в истории нашей семьи. Мой младший сын Тим, наконец решился и в скором времени женится на своей избраннице.

В толпе послышалось странное перешептывание, и даже возгласы одобрения.

Тим просто остолбенел, у него ясно читалось такое удивление и гнев в глазах, что Эдуарду стало страшно за предстоящие события. В прошлый раз его отец, будучи в подобном состоянии, избил (и приказал избить) более десятка слуг сына, но сейчас все представлялось совершенно в ином свете. Тим, сжав кулаки, стал медленно пробираться через толпу, поближе к трону, а отец продолжал:

– Мы сыграем свадьбу в начале будущего месяца, в этом имении. Я рад за тебя, сын.

Тот остановился, толпа расступилась перед ним, и он оказался напротив отца, в десяти шагах от него.

– Кто давал право распоряжаться моей судьбой?

– Полдень давно прошел, сын. Ты не дал отрицательного ответа и дело можно считать улаженным. Я твой отец и я знаю, что тебе лучше…

– Да, ты мой отец, но срок могу назначать только я и я говорю тебе, говорю всем здесь присутствующим: свадьбы не будет ни в начале месяца, ни в конце, ни когда бы то ни было еще. Я не давал на нее согласие, и я отказываюсь от всех слов, произнесенных моим отцом. Мое молчание – знак отказа. Ты неправильно истолковал мои мысли, отец.

Барон изменился в лице: взгляд стал холодным, тело напряженным, как будто налилось свинцом, голос огрубел, и в нем появились нотки гнева.

– Ты неразумен, тебе же открываются такие блага…

– Отец, взгляни на себя, взгляни вокруг. Как ты живешь? Роскошь, блеск, чрезмерное великолепие! Посмотри на других, выгляни за свои стены – люди нищенствуют, голодают, их замучили болезни и эпидемии! Ты ничем им не помог, наоборот, сокращаешь их существование! И теперь, когда ты купаешься в золоте, другие бродяжничают и попрошайничают. Как это понимать, отец, как понимать?

– Они сами себе хозяева, сами выбрали свою судьбу, – сквозь зубы процедил Крониус.

– Раньше – да, но сейчас – нет. Ты превратился в хозяина, они – в твоих рабов, а помнишь, как они шли за тобой, умирали, проливали кровь?! Помоги им, сделай жизнь более достойной!.. Ты скуп, отец, признай это!

– Да как ты смеешь говорить мне о таких вещах? – закричал старик, его руки сжались в кулак и затряслись мелкой дрожью.

– Когда-нибудь они отвернутся от тебя.

– Ты хочешь пойти против своего отца?

– Нет, я всегда любил тебя и продолжаю любить, но…

– Ты перечишь собственному отцу! – закричал он. – Я властвую здесь над всем, и я приказываю тебе исполнить мою волю!

– А если откажусь, что, убьешь?

Юноша смотрел в глаза барона и ждал. Бал прекратил свое существование, и все это понимали. По залу прокатились возгласы удивления и негодования, но никто не вмешивался в грядущую бурю, боясь оказаться в эпицентре ее разрушающего воздействия. Все молчали и были поражены тем обстоятельством, что впервые кто-то пошел против воли Крониуса. До сих пор никто, даже старшие сыновья и самые приближенные к барону не осмеливались противостоять ему. Против него не было высказано ни единого противоречивого слова, но теперь, сейчас… рушилась та стена повиновения и покорности, возведенная некогда молодым Крониусом, дабы ни один не смог бы осквернить его «светлую» душу своими погаными словами.

– Ты обязан это сделать!

– Нет!

– И это все, что ты можешь мне сказать? – срывая голос, закричал старик.

– Именно так.

– Повтори!

– Я никогда, никогда не последую твоему совету и не женюсь на той, которую ты мне предлагаешь.

– Жалкий, ничтожный глупец, – проговорил борон, доставая из голенища сапога всегда носимый пре себе нож. – Ты поплатишься за это! – еще секунда и он бросил его в сына.

Толпа ахнула. Юноша с трудом отпрянул в сторону, уворачиваясь от предмета. Тот продолжил свой полет и стоящий за спиной Тима слуга, с открытыми глазами упал на спину. Толпа безмолвно расступились, образовывая круг. Над лежащим нагнулся Эдуард и, посмотрев на друга, отрицательно покачав головой.

– Именно так ты и поступаешь со всеми, кто тебе не нужен?

Тим закрыл слуге глаза, вытащил из груди вошедший в плоть по самую рукоятку нож и повернулся к отцу. Вперед вышло несколько человек личной охраны барона.

– Ты жесток, отец, но жизнь твоя подходит к концу. Возможно, после смерти появится жизнь.

Он метнул нож в сторону, и тот вонзился в деревянное подножие трона, в трех шагах от Крониуса.

– Вон! Вон из имения! Ты был моим сыном, но теперь воспоминания о тебе стерлись, твое имя забыто, отныне, ты считаешься изгоем в моей империи. Забирай своих никчемных слуг и этого безродного пастуха, возомнившего себя твоим другом, ничтожество! Возможно, ты забыл, что именно я вытащил его из того навозного места, где он находился до твоего знакомства, именно я дал ему образование. Ты, – указал он кривым пальцем с алмазным перстнем на сына, – немедленно отправляешься в самую восточную часть империи – место, под названием Этилия и не дай тебе бог встретиться со мной, где бы то ни было. Вон! – он топнул ногой и сел на трон.

Сын, соблюдая все почести, поклонился и вышел из зала. За ним шел Эдуард и трое слуг, с обречением глядящих по сторонам и ждущих удара из-за угла, как обычно поступала стража барона, когда Тим выходил из повиновения.

– Вон, все вон! – услышал юноша, выходя из дворца.

Сборы не заняли большого времени, да и что было брать? Все самое ценное и нужное в пути уместилось в двух заплечных мешках, отданных слугам. Экипировавшись в кожаный жилет и подвесив слева легкий меч, Тим спустился в конюшню, где стоял его красавец – рыжий конь Сиозор. Слуги оказались в седлах мгновенно, но вот Эдуарда пришлось подождать. Отведенных ему полчаса не хватило на сборы воинов младшего сына барона. Только через час, ближе к трем дня, ему удалось собрать все две с половиной сотни пикинеров и полсотни лучников. Именно эти триста человек пару лет назад отдал Крониус сыну и то только для того, чтобы тот научился командовать и вести их в бой. Время шло, и вскоре лучники Тима стали почти самыми лучшими снайперами империи, а пикинеры – самыми выносливыми и ловкими. Барон, видя их превосходство, хотел вернуть их обратно, но Тим, под угрозой собственной смерти, отказался и сумел добиться своего. Теперь они стояли ровными рядами около юноши и ждали любого приказа. Золоченые, начищенные до блеска кольчуги, сверкали на солнце не хуже любого золота; острые пики – в правой руке, всегда заточенные мечи – с левого бока, стрелы с железными наконечниками – в колчанах, луки переброшены через спины. Одно слово и все двинутся вперед, не разрывая строй.

Они подходили к уже открытым воротам, когда их догнал старший сын барона – Рион. Длинные, до плеч, волосы развивались, когда он скакал верхом. Остановившись, он провел рукой по усам и маленькой бородке, спешился и взял поводья брата.

– Зачем ты разорвал отношения с отцом, он ведь так любил тебя, неужели нельзя было согласиться с ним?

– Нет… Я не мог! Брат, ты тоже намереваешься склонить меня к идее отца? Если так, то у тебя ничего не выйдет, отойди в сторону, и я начну свой путь.

– Не спеши, Тим, я пришел не только за этим. Отец по-прежнему остается отцом и, хотя он в ярости, я уговорил его отдать часть личной охраны. Дорога до Этилии опасна и занимает восемь дней конным шагом, с привалами и остановками – двенадцать, а пешим строем и того больше. На тебя могут напасть как ненавистники нашего семейства, так и дикие звери, заполонившие в последнее время леса. Не отказывайся, они помогут тебе! – он указал рукой на приближающихся воинов. – Семьдесят солдат: двадцать арбалетчиков и пятьдесят мечников.

Старший брат не ошибся и не обманул, к изгоям Тима добавлялась личная охрана барона. Ее легко можно было узнать по серебряным латам с синими нашивками на предплечьях. Это, конечно же, не те седобородые «старики», находящиеся с Крониусом повсюду, а юнцы, не более тридцати лет, но, тем не менее, даже они считались лучшими из всего замка с прилежащими к нему окрестностями.

Идеально ровный строй поравнялся с братьями и из него вышел один – единственный пожилой воин и, поклонившись одному, другому, сказал:

– Не гневись на нас, молодой император, мы по собственному желанию, да с подсказки старшого к тебе пришли. Нет сил и житья с бароном, загонял он нас совсем, все деревни и города строевым маршем прошли, прежде чем поступили к нему на службу, а не прошли бы – все с голоду б подохли, – не любит он свой народ!

Тим посмотрел на Риона, потом на Эдуарда и коротко кивнул головой.

– Хорошо, я готов вас взять. Пойдете после лучников, но на первом же привале поменяете свои нашивки на желтые.

Мужчина склонил голову.

– И еще, – добавил Тим, – на время нашего перехода до Этилии, назначаю тебя мастером – мечником. Ты знаешь всех своих людей и на что каждый способен, а там… посмотрим.

– Не ожидал от тебя такого, молодой император. Спасибо! – он еще раз поклонился и повел свою группу в тыл воинов Тима.

– Лихой ты брат, лихой, – покачал головой Рион. – быстро находишь лучших воинов.

– На то они и лучшие, чтобы быть лучшими.