Субстанция

– Где этот мерзавец? – с дрожью в голосе спросил Кураев.

– Кто его знает? Может, снова затеял с нами игру в прятки, как десять лет назад, и затаился сейчас в одном из кабинетов. А может, сидит в столовой и набивает брюхо, у молодых всегда зверский аппетит, тем более что он его уже хорошо нагулял.

– Всё, – сказал генерал. – Я иду звонить «крестному».

– И что ты ему скажешь?

Кураев с удивлением взглянул на Теневого.

– Расскажу ему всё о выходках его сыночка.

– Вот, что я тебе скажу, Егор, – произнёс инженер. – Нас попросту размажут по стенке. Пощады от «крёстного» не жди – всю свою ярость он обрушит в первую очередь на нас, поскольку и формально, и морально за всё, что здесь случилось отвечаем мы. На нас повесят всех собак, и всю ответственность. Не забудь и про двоих пострадавших детей олигарха. На нас обрушится гнев «богов», гром и молнии, и это будет конец всему!

– Что ты предлагаешь? – спросил Кураев, жалобно глядя на Теневого.

Несколько мгновений инженер молчал, словно сомневаясь, стоит ли ему делиться своими соображениями с генералом, затем сказал:

– Надо замести следы.

– Что ты имеешь в виду?

– Несчастный случай. Авиакатастрофа. Вертолёт поднялся в воздух, но что-то случилось с двигателем, и он упал здесь же, на аэродроме. Все трое погибли. Возможно, начнётся шумиха в прессе – как же так, снова разборки между олигархами и власть предержащими, теракт и так далее. А может быть, прессе заткнут рот, и никто ничего не узнает. Перед владетельными родителями придётся распинаться, но при желании свалить всё можно на устаревший Ми-8, да и вообще это не наш вертолёт. Отвечать будут другие, у меня тоже есть связи, нам помогут.

– Это какое-то безумие, – пробормотал генерал. – Это… чёрт знает что!

– У тебя есть другие идеи?

Кураев отрицательно покачал головой и с выражением запредельного изумления посмотрел на инженера:

– Постой, мы ведь говорим о живых людях!

– Да, пока они живы, – бесстрастно ответил Теневой.

– Ты предлагаешь стать их убийцами? – в ужасе прошептал генерал.

– А ты хочешь, чтобы убили нас? Поверь мне, тот олигарх, который лишился сегодня дочери наверняка не преминет одним росчерком пера перечеркнуть всю нашу жизнь!

Кураев подавленно умолк.

– Я всё продумал, – тихо продолжил Вадим, оглядевшись по сторонам. – Катастрофа на аэродроме была, все видели, это самое главное. Нам остается подбросить ещё два обугленных до неузнаваемости тела наших общих знакомых, а на это нужно время, так что я не советую тебе пока никуда звонить.

– Я не убийца, – замотал головой генерал.

– Согласен, ты всего лишь чиновник, – усмехнувшись, сказал Теневой. – Игорька я могу взять на себя. Большая потеря крови, болевой шок, он не протянул до ночи. Я устрою всё, как надо. А вот с главным виновником происшествия, с Мишкой Терецким мы разберёмся вместе, коллега.

– Что? – простонал Кураев.

– Мы отдадим его «Медведю» на съедение.

Генерал вытаращился на инженера так, будто увидел, как тот превращается в ужасного оборотня из фильма ужасов.

– «Медведю»?!

– Да, и ты мне подыграешь.

***

Они действительно нашли Михаила в столовой, где тот беззаботно беседовал с поваром на тему дорогих столичных ресторанов. Теневой закинул удочку, и Терецкий, ещё не успевший остыть после последних происшествий, клюнул на крючок. Инженер предложил юноше оценить на прощанье ещё один опытный образец под названием «Медведь», и Кураев подыграл ему на удивление умело. Под конец главному инженеру показалось, что даже генерал проникся искренней антипатией и ненавистью по отношению к малолетнему психопату.

Они провели молодого человека в помещение, заполненное какими-то приборами, агрегатами, частями микроплат, покрытыми толстым слоем пыли. Там, в дальнем углу, очищенном от мелкого металлического мусора, возвышался образец экзоскелета, созданного около десяти лет назад, примерно в то время, когда в последний раз тут гостил Миша Терецкий со своим отцом, будучи ещё совсем ребенком.

С минуту Терецкий не спускал глаз с образца, напоминавшего огромную статую какого-то чудища, раза в три превышавшего человеческий рост. Он лишь отдалённо напоминал последнюю модель, которую он сам испытал некоторое время тому назад. В облике этой махины было что-то пугающее, словно его внешний вид был скопирован не с человека, а с какого-то монстра или опасного хищного зверя, встающего на задние лапы. В нём действительно было что-то от облика медведя.

– Экзоскелет «Медведь», – торжественно произнёс Теневой. – Прототип нашей усовершенствованной модели. К сожалению, не самый удачный. Система гидравлики, которую мы использовали, чрезмерно навороченная и довольно устарела. Также нам не удалось с этим образцом решить проблему автономности – питание идёт через силовой кабель. Ну и, конечно, габариты машины, как следствие всех ошибок и недочётов. Но я подумал, что тебе будет интересно попробовать управлять таким монстром.

– Вот это мощь! – воскликнул Терецкий в восхищении. – Да, я хочу попробовать!

Теневой переглянулся с Кураевым, и тот торопливо направился к электрощиту, волоча за собой толстый провод, тянущийся от экзоскелета, будто змея. Подойдя к щиту, он вставил вилку кабеля в розетку, и гробовую тишину в помещении нарушил монотонный гул, донёсшийся из утробы огромного механизма. Теневой помог Михаилу занять место оператора внутри экзоскелета, зафиксировал ноги в специальных пазах и стянул жёсткие кожаные ремни на запястьях рук юноши. После этого он отошёл подальше от механического чудовища, генерал Кураев нерешительно встал рядом с ним.

Терецкий вопросительно посмотрел на инженера:

– По-моему, он не слишком поворотлив. Сенсоры работают?

– К сожалению, половина оптических датчиков в аварийном состоянии. Да и компьютер оставляет желать лучшего. Мы уже десять лет, как не испытывали его на людях. С тех пор, как погиб последний испытатель.

– Что? – Терецкий с недоверчивой улыбкой посмотрел на инженера.

– «Медведь» – машина скорее для наказания и пыток, чем для работы.

– Ты шутишь, дядя Вадим?

– Конечно, Миша. Не бойся, сделай хотя бы шаг.

Терецкий заёрзал внутри тяжёлого панциря, однако механический агрегат даже не сдвинулся с места.

– Мне надоело, – раздражённо воскликнул юноша. – Этот ваш «Медведь» – груда металлолома. Сломанный погрузчик, на нём даже ящики грузить не получится! Освободите меня!

Теневой с недоброй ухмылкой покачал головой.

– Нет, «Медведь» не груда металлолома, это ты – плохой оператор.

Терецкий задёргал правой рукой, пытаясь вырвать её из хватки ремня, как вдруг огромная лапа экзоскелета со скрежетом сдвинулась с места. Терецкий закричал сначала от ужаса, потому что массивная конечность этой машины не слушалась руки самого оператора и начала быстро вращаться на своем шарнире, как секундная стрелка на циферблате часов, выкручивая руку Михаилу. Немного позже он взвыл от боли, когда механическая лапа медленно оторвала ему руку по самое плечо, словно это был уже не экзоскелет, а некое орудие пытки вроде дыбы. Через пять минут душераздирающие крики, стоны, рёв и всхлипывания наконец стихли.

Генерал Кураев отключил электрический кабель от сети.

Субстанция

Капитан Новиков поёжился от порыва ветра, дувшего с северо-запада и, казалось, так и норовившего пробиться сквозь его шинель. Он подумал о том, что весна, уже давно вступившая в свои права в его родном городке в Подмосковье, здесь, в этом неприветливом дальневосточном краю, на пустынном острове, затерянном в Охотском море в сотне километров от Камчатки, ещё была далеко; она царила где-то там, на континенте и явно не торопилась осенить своим присутствием местный серо-зелёный скалистый ландшафт. Подняв глаза, Алексей увидел небо, застланное унылой свинцовой пеленой, из-за которой с трудом проглядывал солнечный свет и множество серебристых точек, – чаек и прочих морских птиц, с тревожными криками носившихся и паривших над величественной сопкой – дремлющим вулканом, последнее извержение которого, по его сведениям, наблюдалось всего около сорока лет назад. Вид вершины, вздымавшейся на добрую тысячу метров над поверхностью моря, покрытой скорее светло-серыми, чем чисто белыми снежниками, вызывал какие-то уважительные эмоции, вселяя веру в нерушимость, стабильность и вечный покой окружающей природы. Крики чаек, бакланов и кайр, напротив, раздражали.

Новиков закурил сигарету, помучившись немного с зажигалкой, никак не желавшей зажигаться на промозглом весеннем морском ветру. Он внимательно посмотрел на четверых солдат в униформе, возившихся у клеток с кроликами на каменистой пустоши у подножия сопки, около пяти километров от берега, где они оставили вертолёт. Большой аэрозольный распылитель, напоминавший прямоугольный металлический ящик с одним небольшим соплом, немного выступающим из передней стенки наподобие боевого ствола, был уже установлен на расстоянии пятидесяти метров от клеток. В данный момент он был загерметизирован, хотя баллон со спорами уже находился внутри и был готов разразиться порцией токсинов в любой момент, как только капитан сочтёт нужным.

Нельзя сказать, чтобы Алексею однозначно нравилось всё, что здесь происходило. Конечно, приказы военного руководства не обсуждаются, а тем более, руководства из Генштаба Минобороны. Но он знал Дальний Восток вот уже несколько лет и был уверен, что секретные эксперименты с биологическим оружием не для этих мест. Зима здесь сурова, и природа как будто засыпает тут на несколько месяцев, но весна и особенно лето превращают этот край в страну Чудес. Величественные сопки – спящие и бодрствующие вулканы Камчатки, живописные долины и клокочущие гейзеры словно восстают из-под светло-серого савана зимы, чтобы удивить и восхитить своей утончённой и таинственной красотой. Представьте себе удивительную картину, например, в июне, когда всё живое уже пробудилось от долгой спячки, в ярко-синем небе сверкает солнце и в горячих источниках можно принимать лечебные ванны. И тогда не останется сомнений – то, что происходило в данный момент в самом начале многообещающей дальневосточной весны на этом небольшом необитаемом острове под наименованием Южный, что в холодном Охотском море, являлось диким кощунством и даже преступлением против природы. Хотя разве испытание биологического оружия уже само по себе не кощунство? Капитан Новиков задавал себе этот вопрос так часто, что ему самому уже порядочно надоел этот моральный садомазохизм, и он пришёл к единственно верному для себя выводу – он военный, а значит, будет делать то, что ему прикажут.

Спустя минуту он услышал приближающиеся шаги ещё двоих участников экспедиции, которые появились из-за склона близлежащего холма, вплотную прилегающего к подножию спящего вулкана. Один из них – единственный биолог во всей группе, профессор Ливанский знал о биологическом оружии, как и о самом испытании несоизмеримо больше, чем капитан и курировал, собственно, сам научный процесс, оставляя за Новиковым право командования личным составом. Второй, Стёпа Стеклов был всего-навсего вторым пилотом вертолёта, (первый, Иванченко остался со своей боевой машиной на берегу острова).

При виде профессора, хмурого высокого, немного сутулившегося человека в чёрном зимнем пальто все четверо солдат поневоле вытянулись в струнку возле клеток с подопытной живностью – неизвестно почему они немного его побаивались. Новиков знал об этом и никак не мог понять, в чём дело, ведь Ливанский был внешне всегда очень сдержан и казался на редкость уравновешенным человеком, а такие уже одним своим видом должны внушать спокойствие. Видимо, в этой боязни было что-то инстинктивное, вроде того подспудного страха, который должны испытывать те же подопытные кролики при виде большой хищной змеи, даже если она не выказывает внешних признаков враждебности. Сам Новиков уважал в людях хладнокровие, пожалуй, больше всех других черт характера, и у него был веский повод так считать. Солдаты были неопытными новобранцами, не испытавшими реального ужаса перед лицом настоящих боевых столкновений, не знавшими запах пороха и вида запёкшейся крови на трупах своих боевых товарищей, – где уж им было знать о том, насколько предпочтительны при некоторых обстоятельствах хладнокровие и сдержанность, а если бы узнали, то чувство уважения, безусловно, вытеснило бы любую инстинктивную страстишку или фобию. Впрочем, иногда капитану казалось, что он понимает подспудную неприязнь к биологу своих солдат.

Ливанский выглядел немного уставшим, но на его лице играла довольная улыбка. Второй пилот хмуро закурил, присев на какой-то валун – ему явно не понравилось таскаться вместе со старым естествоиспытателем битый час по острову, разыскивая неизвестно что. Профессор, демонстрируя удивительную прыть, подлетел к капитану, – на его разрумяненном, видимо, от долгого ползанья по склонам сопки, худом лице было написано какое-то детское удовольствие.

– Вы не поверите, – быстро проговорил он, не успев отдышаться. – Мы сделали со Степаном сразу несколько открытий! Очень примечательный остров.

– Любопытно, – ответил капитан, отшвыривая окурок своей сигареты подальше.

– Во-первых, по ту сторону вулкана находится довольно большой и, видимо, глубокий геотермальный источник.

– Серьёзно? – стараясь оставаться невозмутимым, произнёс Новиков.

– Абсолютно! Можно сказать, бурлящая и клокочущая клоака, вода в нём постоянно в кипящем состоянии.

– Значит, купаться в нём не рекомендуется, – ответил капитан, переведя взгляд на пилота, который тут же ему подмигнул не без затаённого сарказма.

– Безусловно, – согласился биолог. – Вы знаете, в своё время я обстоятельно занимался изучением термофилов и вообще подобных форм жизни в экстремальных условиях, – интересные сущности, скажу я вам. То, что я увидел напомнило мне мои молодые годы и, честное слово, будь моя воля, я бы остался здесь ещё дней на пять.

– К сожалению, у нас всего несколько часов, – заметил капитан.

– Да, я помню, – разочарованно ответил профессор.

Он повернулся было в сторону клеток с кроликами, когда его окликнул Новиков:

– Вы нашли что-то ещё, профессор?

– Ах да, чуть не забыл. За холмом, километрах в трёх отсюда находится нечто вроде заброшенной военной базы. Вы ведь тоже ничего не знали об этом, Алексей?

– О чём?

– Этот остров не так девственен, каким он нам показался вначале. Здесь уже проводили опыты с биологическим оружием. Судя по датам на консервах, которые мы нашли на базе и отрывному календарю, дело было в семьдесят втором году. Сложно сказать, использовался ли остров как полигон, и как долго это продолжалось? Меня убивает то, что нам даже не намекнули. Оставили на откуп срока давности? Мол, даже особенно живучие споры так долго не живут?.. В любом случае, это крайне несерьёзный подход к делу! По возвращении в часть я подам жалобу в высшие инстанции, это уж будьте уверены.

– Нам это чем-то грозит? – спросил капитан, у которого внутри вдруг будто что-то ёкнуло.

Он редко видел профессора таким сердитым, и его это не то чтобы испугало, но встревожило.

Тот с каким-то рассеянным видом, будто его мысли были более увлечены другим, тряхнул седой головой и ответил:

– Думаю, что нет. Навряд ли.

Скупой ответ профессора не убедил Новикова, но он не стал больше из него ничего вытягивать, видя, что биолог явно отвлечён какими-то другими размышлениями. Вместо этого он напомнил ему о цели их пребывания на острове и о том, что время не ждёт.

– Все готово? – спросил Ливанский.

– Уже давно. Погода способствует проведению эксперимента. Солнца нет, что тоже, в общем, неплохо при данных обстоятельствах. Ветер северо-западный.

– Да-да, – ответил профессор, оживившись. – Мы ждали этот ветер.

– Ваши инструменты возле клеток. Распылитель подготовлен. У меня последний вопрос.

– Да?

Новиков вонзил пристальный взгляд в светло-голубые, слегка слезящиеся на холодном ветру, глаза профессора:

– Личный состав очень нервничает. Вы уверены, что внешняя защита не нужна? Или я всё-таки прикажу сходить к вертолёту за защитной амуницией.

– Совершенно не нужна. Я же вам несколько раз объяснял. Впрочем, чтобы никто не психовал, можете сказать, чтоб они надели респираторы.

Всякий раз, когда речь заходила на эту тему, Новиков сдерживался, чтобы не обложить профессора самым непотребным матом. Они спорили об этом ещё на континенте, ругались в присутствии верховного командования, которое, кстати говоря, сочло за лучшее остаться на большой земле, однако лицемерно приняло все даже самые сомнительные доводы биолога, разумеется, под его личную ответственность.

– Вы поймите, – ворковал тогда профессор, делая самое невинное и умиротворённое лицо, словно речь шла о продаже воздушных шариков ко дню какого-нибудь праздника весны. – Эти бактерии созданы для определённых естественных условий. Мы разрабатывали этот проект несколько лет изо дня в день. Проникновение токсинов возможно только через повреждённую кожу, собственно, это мы и собираемся запротоколировать ещё раз в эксперименте в естественных природных условиях. Это особый штамм, своего рода чудо микробиологии. Если вы боитесь отёка лёгких или чего-то вроде этого, то будьте спокойны, это не те бациллы и созданы они не для этого. Наконец, я буду вашим гарантом. Я не собираюсь надевать даже респиратор.

В итоге профессор победил, однако Новиков настоял на том, чтобы никто из рядовых участников эксперимента до последнего не знал, что герметичные костюмы в ходе этого испытания не предусмотрены. Разумеется, весь зажравшийся генералитет с его настоятельной просьбой согласился, вероятно, впоследствии долго ухмыляясь про себя.

«Респираторы, твою мать!» – ругнулся про себя капитан, со скрытой ненавистью провожая взглядом профессора, бойко направившегося к клеткам.

Четвёрка солдат, заметив его приближение, похоже, порядком опешила, и молодые восемнадцатилетние парни с открытыми наивными лицами отошли подальше, как будто к ним приближалось нечто из внеземных цивилизаций, нечто, безусловно, диковинное, любопытное, но пугающее. Это было похоже на зародыш паники, но капитан Новиков не дал сосункам опомниться и закричал:

– Всему личному составу приказ – собраться у распылителя! К клеткам больше не подходить ни под каким предлогом.

Солдаты не замедлили исполнить волю своего командира, оставив профессора одного у клеток. Они сгруппировались позади металлического ящика. Пилот тоже предусмотрительно встал рядом. Ситуация была ясна всем, даже самым непосвящённым. Здесь, в эту самую минуту они собирались испытать какую-то бациллу вроде сибирской язвы, только по словам старого профессора, созданной искусственным путём, намного более продвинутой в научном плане и безопасной для людей. Последний пункт подчёркивался нередко в присутствии именно рядовых участников, чтобы они, чего доброго, не взбунтовались, поскольку все были вооружены стандартным стрелковым оружием – автоматами, включая даже пилотов.

Капитан Новиков хотел бы верить биологу на слово, но годы армейской повинности и несколько серьёзных вооружённых столкновений в неблагонадёжных районах научили его осторожности, не говоря уже о том, что всё то, что он знал о военных микробиологах и биологическом оружии отнюдь не внушало ему веры в абсолютную безгрешность последних.

– Надеть защитные маски, – скомандовал он, и все моментально исполнили его приказ.

Убедившись, что всё в порядке, он натянул на лицо респиратор сам и застыл у распылителя, ожидая в свою очередь приказа военного биолога. Склонившись над клетками, будто древний колдун, тот явно собирался заняться какой-то мерзостью. Он вооружился скальпелем, повергнув в некоторую оторопь кое-кого из наиболее впечатлительных молодых бойцов. Затем, подняв верхнюю крышку одной из клеток, выбрал кролика, тут же затрепыхавшегося под его костлявой рукой, и сделал надрез скальпелем. Издали было смутно различимо, но все без труда представили себе, как из-под мягкой шкурки зверька брызнула тёплая кровь.

– Что делает, старый чёрт! – проговорил кто-то из солдат приглушённым респиратором голосом.

Его поддержал сослуживец:

– Пальнуть бы щас в него, Илья!.. Что скажешь?

– Меня сейчас вырвет, пацаны, – жалобно заголосил из-под маски третий.

– Отставить разговорчики! – прикрикнул на них капитан, приподняв свой респиратор, чтобы голос прозвучал зычней и убедительней. – «Зелёные» нашлись!.. У себя в деревне никто крольчатину вообще не разделывал?

– Так точно, разделывал, товарищ капитан! – с готовностью ответил тот, кто собирался несколько секунд назад «пальнуть» в профессора.

– Рядовой Семёнов? – оглянулся на него капитан. – Ты серьёзно?

– Так точно! И кур, и гусей, и порося…