Тюрвень

Я последовал его совету.

– Двое погибли сразу, Джордж; после умерли ещё девять. Ну, как тебе это? Что ты на это скажешь?

Я не ответил прикованному к креслу человеку, окружённого моей заботой.

Тут я заметил на столе какую-то то ли брошюру, то ли… То была «Телема» Кроули.

– Ты где это взял? Выкинь в урну эту дрянь сейчас же!

Я перепугался за своего товарища: а не водился ли он втайне от меня с телемитами – последователями учения о воле? К сожалению, сейчас я не всегда бываю рядом, ибо целыми днями пропадаю в конторе, и ОʼБрайен предоставлен самому себе. Я понял, что друга надо спасать: одно дело – увлекаться мистицизмом для саморазвития, и совсем другое – всерьёз это практиковать!

– Друг мой, почему бы тебе не взять и не навестить Аннабель, Риган и Эмили Роуз? Помнится, тебе всегда было удобно, приятно, уютно и комфортно в их радушном обществе. – Предложил я однажды Ллойду.

– В другой раз, Джордж, – Улыбнулся художник и поэт – давно уже я не видел его столь окрылённым! – Этим вечером я намереваюсь присутствовать на одной литературной встрече; я буду декламировать стихи собственного сочинения. Там будет вся богема; не желаешь ли присоединиться?

– Боюсь, моё общество любой из твоих знакомых сочтёт скучным и нудным, – Отмахнулся я. – К тому же, я не ищу новых знакомств.

К счастью, ОʼБрайен не обиделся, и я с облегчением вздохнул. Я мог бы составить ему компанию, но мне действительно нечего делать на грядущем литературном вечере. Но я с удовольствием прослушал его потуги сейчас, без лишних ушей и глаз; мне выпала честь первому услышать его новые поэтические излияния.

– Отчего тебе не писать прозу? – Предложил я. – Думаю, у тебя получилось бы недурно.

– Видишь ли, мой друг… – Начал Ллойд и запнулся. – Как ты знаешь, я человек творческой натуры, и мне необходимо вдохновение для написания чего-либо. Это корреспонденция в одночасье за определенное количество фунтов стерлингов напишет отличную статью; для них это работа. Я же так не могу, ибо идея может родиться, а может и не родиться в моей голове; для этого нужно определенное время суток, желание и прочее. Но в Тюрвене я вёл дневник в стихотворной форме; можешь почитать на досуге.

– Даже не напоминай! – Стал открещиваться я. – Забудем всё произошедшее, как страшный сон.

– Некоторые сновидения имеют свойство повторяться, – Возразил Ллойд. – Вот всё же мучает меня один вопрос: не показалось ли тебе странным, что слово «Тюрвень» не встречается ни в английском, ни во французском, ни в гэльском шотландском, ни в ирландском, ни в валлийском и ни в каком другом? Такого слова нет; оно словно выдумано.

– Пожалуй, ты прав, – Согласился я. – Но не стоит забивать себе голову этими мыслями.

Между тем близилось лето, и со мной связался Ларри фон Геерт – глава экспедиции, посланной в прошлом году в Стоунхендж – что вполне логично, ибо членом этой экспедиции был и я, а наша команда выполнила поставленные перед ней задачи лишь отчасти.

– К Ларссону собрался? Сэру мистеру Герту? Ларсу-кладоискателю, или как там его… – ОʼБрайен громко высморкался в носовой платок, измученный хроническим ринитом.

– Умоляю, Ллойд: не ревнуй. Я еду не прохлаждаться; еду не на край света, и не навсегда. Это моя работа, дружище; ни в коем случае не думай, что я тебя бросаю.

Когда всё уже было готово, когда наша группа двинулась в путь, экспедиция внезапно и немедленно была свёрнута.

– В чём дело, Ларри? – Спросил я у нашего руководителя.

– Лох-Несское чудовище, Джордж: оно снова объявилось! Нас просят оставить на время реализацию наших планов по Стоунхенджу, и переориентировать свой маршрут, дабы присоединиться к исследовательской группе наших коллег, которые на данный момент уже выдвинулись к озеру от реки Несс.

«Что ж, тем лучше», подумал я, ведь Инвернесс там совсем неподалёку – моему драгоценному Ллойду будет спокойнее. Ну, а мне без разницы, где искать артефакты, будь то комплекс пирамид в Гизе, монолиты Стоунхенджа или глубины озера Лох-Несс.

Небольшая команда наших учёных – включая Ларри фон Геерта, меня и ещё нескольких человек – присоединилась к криптозоологу Чэндлеру Смиту и его группе ровно в тот момент, когда он опрашивал очевидцев очередного появления «Несси» (так прозвали предполагаемого ископаемого плезиозавра местные жители).

Свидетельства людей были противоречивы; верить ли им?

– Расскажите подробнее, что именно вы видели? – Спросил я у одного из «очевидцев», подходя ближе и пожимая руку своим коллегам. Да, порой я брал инициативу в свои руки – к тому же Ларри куда-то странным образом запропастился – будто испарился.

– Примерно месяц назад, в апреле двадцать третьего, я ехал вдоль берега на своём «Форде», сэр. – Неуверенным тоном начал Альфред Круикшанк, свидетель.

– И? Что было потом? – Нетерпеливо спросил я.

– Вы можете мне не верить, но это была гусеница, сэр.

– Гусеница?! – Переспросил я с явным недоверием и обратился к доктору Смиту, понизив голос:

– Чэндлер, что за спектакль? Вы выдернули меня сюда, оторвав от важного исследования, исключительно для того, чтобы я выслушивал весь этот бред?

– Дослушай, – Шепнул мне криптозоолог. – Поверь, я бы не побеспокоил по пустякам.

– Огромная гусеница, сэр. – Продолжил Альфред, и по всему его виду было понятно, что и спустя месяц испуг его не улетучился. – Громадное, гигантское, горбатое животное высотой около двух метров; оно вынырнуло из озера в пятнадцати метрах от меня! Оно проследовало на сушу всеми четырьмя своими колоннообразными слоновьими ногами, и следы от ступней были очень большими. Увидев меня, ехавшего навстречу, монстр вдруг издал звук, похожий на резкий, болезненный лай простуженной собаки, и убрался обратно. В месте погружения пошли круги, но вскоре там уже была безмятежная водная гладь…

– Оно ещё и залаяло, Чэндлер? – Я еле сдерживал смех, отводя учёного в сторону.

– Не руби сплеча. – Доктору Смиту, похоже, было не до шуток. – Четыре года назад Маргарет Кэмерон и трое её детей заметили чудовище, которое собиралось выскочить из леса и нырнуть в воду озера в заливе Инчнакардоч. По её описанию, существо было около шести футов в длину и двигалось как гусеница. Теперь ты понимаешь всю серьёзность положения, всю серьёзность ситуации? Ведь не могут все четыре человека так бессовестно врать – как не может быть и того, что все четверо нуждаются в срочном осмотре психиатра. Есть и другие свидетельства: Джимми Хоссак в тысяча восемьсот шестьдесят пятом, Д. МакКензи в октябре тысяча восемьсот семьдесят второго, Александр МакДональд из Абрайчейна в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом; кто-то из них принял монстра за перевёрнутую лодку, а кто-то – за колоссальных размеров шерстистую саламандру. Как видишь, работы много; мы просто обязаны проверить всё это.

– Я всё прекрасно понимаю, но – лай? Лай у водного млекопитающего?

– Мы далеки от осознания истинной природы этого существа; мы не знаем, как оно выглядит на самом деле, основываясь лишь на размытых и обрывочных описаниях. И Бог с тобой, Джордж: будто ты не знаешь, что лают не только собаки, но также и калифорнийские морские львы…

Я не стал спорить с коллегой, хотя мог бы возразить, что мы не в тёплой и солнечной Калифорнии, а на севере Туманного Альбиона; что нас омывают воды Атлантического, а не Тихого океана; что…

Последующие несколько дней обе группы исследователей добросовестно просидели у побережья – одна у северного, другая – у южного, но наши ожидания не увенчались успехом. Мы располагали всем необходимым оборудованием, мы были готовы вести полноценную фотосъёмку в случае появления из воды морского ящера – и, как назло, ни одного подозрительного явления нам так и не удалось зафиксировать.

Прошла неделя; прошла другая, третья – пока я, не выдержав, не предложил усесться в лодку и выплыть на ней в середину водоёма.

– В своём ли ты уме, Джордж? – Хватался за голову Ларри. – Тебе ли, урождённому этих мест, не знать, каким непредсказуемым бывает это озеро! Ты хочешь подвергнуть своих коллег опасности? Ведь если мы попадём в шторм…

– Да ради Бога, – Махнул рукой я, Джордж МакКой. – Нет, сидеть и ждать с моря погоды; сидеть в тягостном ожидании, когда же вынырнет Зверь…

Члены экспедиции покосились на меня – ах, да: в последнее время я, палеонтолог и последователь эволюционного учения Дарвина, слишком часто произношу слово «Бог», что не есть хорошо в обоих случаях: во-первых, согласно одной из заповедей, «не упоминай имя Господа всуе»; во-вторых, мне как учёному не пристало быть столь уж богобоязненным. Но после всего того, что я пережил в поместье Тюрвень…

И тут меня озарило – как громом поразило!

– Давайте присвоим нашему ископаемому чудищу имя: «тюрвень» вполне бы подошло.

– Почему именно «тюрвень»? – Округлили глаза мои коллеги.

– Это анаграмма на слова «стержень», «дюгонь» и «тюлень». «Стержень», потому что его туловище (и, прежде всего, шея) предположительно сильно вытянутое; «дюгонь», потому что я, ещё не видя Зверя, по рассказам очевидцев подозреваю его некоторое сходство с ламантином и морской коровой; «тюлень», потому что в этих водах скорее уместен тюлень – причём, лающий, как всякие ушастые тюлени. Я прекрасно понимаю, что моё предложение выглядит несколько неуместным, абсурдным и даже глупым – но и утверждать, что Несси есть плезиозавр, мы не имеем права, ибо чёткой доказательной базы у нас нет. Пусть за Зверем остаётся собственное имя «Несси», ибо оно – эндемик этого водоёма; Лох-Несс его ареал. Но всех прочих животных (вы же не думаете, что этот экземпляр – единственный во всём этом мире?), подобных ему, можно именовать «тюрвень».

Я мог бы добавить, что на выбор имени вида повлияли так же рыбьи глаза Жаббоны, но не стал этого делать, ибо в этом случае меня бы точно признали умалишённым.

Конкретно в этом вопросе учёные меня поддержали единогласно; что же касается путешествия на лодке – пока это не представлялось возможным, ибо, как назло, поднялась высокая волна. Озеро будто злилось на нас; оно истово пенилось, кипело, бушевало.

Воспользовавшись этим обстоятельством, я с дозволения Ларри ненадолго отлучился – я сел за руль его личного автомобиля, который он любезно мне предоставил, и помчался в Инвернесс, где живёт мой друг, художник и поэт – я ни на минуту не забывал о Ллойде, и искал любую возможность навещать его как можно чаще, дабы лишний раз приободрить и улетучить всё его возможное уныние, ведь теперь он заперт в четырёх стенах, стеснён и ущемлён.

ОʼБрайена я застал за чтением очередного триллера. Наверное, я поступил неправильно, взяв его тогда с собой в Тюрвень! От прежнего весельчака не осталось и следа! Осталась лишь тень, в которой не было ни капли оптимизма.

– Здравствуй, Ллойд! Как ты? Что читаешь? – Бросился я к своему… К своему второму «я».

– Как видишь… – Томно ответил тот. – Этому миру явился новый пугач, Джордж. Но то, что он пишет, и что снимает, похоже на правду.

– Ты о чём? – Не понял я, немного растерявшись. – Опять балуешься телемой? Поверь мне, до добра это твоё увлечение не доведёт!

– Альфред Хичкок, Джордж. – Изрёк Ллойд, улыбаясь и поворачивая своё лицо к окну. И по мере того, как он разворачивал своё лицо, его улыбка, минуя стадию гримасы – гримасы измождённого жизненными перипетиями, переполненного мук и страданий взрослого мужчины – обратилась в плотно сжатые губы, края которых были уголками вниз – что свидетельствовало о том, что этот человек в последнее время не испытывает ни йоты радости.

Я подошёл к спинке инвалидной коляски и нежно, с теплом и любовью возложил свои руки на плечи своего друга.

– Меня мучают боли, Джордж, – Молвил Ллойд, не оборачиваясь. – И я понятия не имею, что именно у меня болит. Не в моих правилах прибегать к коварному зелёному змию, поэтому я был вынужден заказывать себе из ближайшей аптеки морфий и опий – лишь они помогали мне. Однако до меня дошли слухи, что вскоре оба этих препарата будут изъяты из всех аптек Великобритании, Германии и США, ибо они признаны наркотическими средствами, вызывающими стойкое привыкание и имеющими кучу побочных эффектов.

– Друг мой… Как мне помочь тебе?

– Никак. – Почему-то мне показалось, что Ллойд вновь улыбается. – Но меня мучают не одни лишь только боли – невыносимые, нестерпимые воспоминания… Эта Жаббона, эта…

– Это я во всём виноват, – Вздохнул я.

– Брось, – Сказал мой друг и поспешил сменить тему разговора. – Итак, я упомянул Хичкока… Знаешь, о чём он пишет? Про что снимает фильмы?

– Не имею представления, Ллойд.

– Этот парень далеко пойдёт; уж поверь мне, своему старому другу. Буквально на днях я дочитал его рассказ «Газ», а вчера лицезрел картины «Женщина – женщине» и «Всегда говори своей жене».

– Я рад, дружище, что ты не падаешь духом и пытаешься хоть как-то скрасить своё одиночество; обещаю, что не оставлю тебя.

– Не обещай того, чего исполнить не можешь. Но я не сказал тебе главного: мне приснился сон, в котором мне открылось, что двадцать первого сентября тысяча девятьсот сорок седьмого года родится писатель такого уровня, что по его произведениям будут снимать кино. Этот человек также, как и Хичкок, способен заглянуть в самые потаённые глубины человеческого «я», влезть в подсознание и вывернуть душу наизнанку – в переносном смысле, разумеется.

Ллойда ОʼБрайена я оставил наедине с его мыслями, несколько тревожась за него и печалясь от того, что помочь ему я уже не в силах. Похоже, я теряю друга, теряю человека, теряю поэта и художника. Я давно не слышал от него новых стихов; он больше ничего не рисует. Он скорее мёртв, чем жив; жизнь ещё теплится в этом незаурядном таланте, но вид этого усталого существа жалок и болезненен.

Вернувшись к своей экспедиции, я, несколько потерянный от увиденного и услышанного в Инвернессе, таки дождался своего часа: распогодилось, и мы – Ларри фон Геерт, Чэндлер Смит, ассистент Кверти и я – на волне везения, усевшись в лодку, поплыли в сторону предполагаемого центра озера Лох-Несс.

Через несколько часов мы, психически вменяемые люди с не менее отменным физическим здоровьем, разинули рты от того, что начали видеть наши глаза – и по мере того, что мы видели, глаза наши округлялись всё больше, брови ползли всё выше, а челюсти отвисали всё ниже.

Самый обычный, безобидный в своём поведении плезиозавр вынырнул из толщи воды – сначала показалась небольшая голова, а после – очень длинная шея. Он совершенно нас не боялся, и не причинил никакого вреда.

Неожиданно для нас с другого борта лодки мы рассмотрели ещё одного ящера – так мы оказались меж двух огней, и шеи древних ископаемых, скрестившись где-то далеко и высоко над нашей лодкой, образовали своеобразную арку.

Самец и самка, похоже, затеяли брачные игры – с какой трогательной нежностью они прижимались, тёрлись шеями так, как обычно обнимаются друзья, любящие пары или же родители и их дети.

В великом восторге мы начали фотографировать всё это и аплодировать от всей души – ничто не чуждо этим монстрам; и они, и они умеют любить.

Но изумительный тандем двух любящих животных мы наблюдали недолго: удивительный морской пейзаж внезапно омрачился каким-то зловещим рыком, исходящим, похоже, с самого дна холодного водоёма.

Не только люди (по вполне понятным причинам) – также и Несси со своим избранником почувствовали угрозу. Мы внимательно следили за тем, какой страх обуял даже их – что же говорить о нас?

Оба плезиозавра незамедлительно окунулись в пучину – но, похоже, было уже слишком поздно: в месте их ныряния мы рассмотрели большое багровое пятно, расходящееся и расползающееся всё дальше и дальше. Больше мы не видели Несси никогда.

То, что стало причиной их гибели, могло сгубить и нас: к несчастью, двумя смертями это нечто не ограничилось…

В следующую секунду по озеру пошла такая волна, пошли такие пузыри, что нашу лодку чуть не перевернуло прежде, чем неведомая рыба поглотила бы нас: спаси и сохрани, если ты существуешь, наш создатель!

Ибо мы своими собственными глазами увидели поднимающегося со дна водоёма огромного червя – или гусеницу, или кое-кого ещё.

То, что предстало моему взору, не укладывалось в моём сознании, и я сразу вспомнил про такое явление, как «островной гигантизм»; в данном же конкретном случае речь шла о гигантизме озёрном и речном: ну не могло, просто не могло быть столь огромного существа в не самом большом из озёр планеты!

По размерам эта омерзительная тварь была соотносима с аргентинозавром – крупнейшим из динозавров Земли; по облику же…

Если я скажу, что я увидел те же глаза, что у Жаббоны – только гораздо крупнее и во сто крат злее – мне не поверит никто!

«Пора прощаться с жизнью, приятель», обратился я к самому себе. Члены же моей команды были ни живы, ни мертвы – запуганные до смерти, они корчились в лодке, свернувшись каждый калачиком; их бил сильнейший озноб, и только у меня ещё хватало стойкости духа – но лучше бы я сошёл с ума или погрузился в спасительный сон, нежели продолжал бы глядеть на то, что прорезало волны совсем рядом.

Я думал, что нам всем пришёл закономерный конец! Но и это было ещё не всё…

Похоже, одним монстром провидение не ограничилось: помимо тюрвеня, стеснившего собой почти всё видимое водное пространство, мои несчастные глаза заметили ещё одного уродца древности: мегалодон…

Я похолодел: ну, вот и всё. Что может сделать Джордж МакКой против двух дьяволов озера Лох-Несс? Я всего лишь человек, не располагающий ни гарпуном, ни огнестрельным оружием (которое я случайно оставил у Ллойда).

Однако вместо того, чтобы рвать меня на части, гигантский червь и праотец всех акул решили выяснить отношения между собой. И сколь ужасен был их бой! Канонада показалась бы хлопком против той какофонии, что вынужден был слышать я.

Громадная морская змея – именно змея, поскольку я не увидел у тюрвеня ни передних, ни задних конечностей – начала избивать не менее громадную хрящевую рыбу своим очень длинным и очень тяжёлым хвостом; та же в ответ усиленно щёлкала челюстями, пытаясь перекусить тюрвеню шею. Противники были примерно равны по силе – тюрвень казался более маневренным, в то время как мегалодон был более точен и агрессивен. В конечном итоге, спустя где-то два часа, оба плавающих демона пошли на дно, во время боя всё время удаляясь от нашей лодки – что, конечно же, было великим избавлением. Но я не был уверен в том, что каждый из них был стопроцентно мёртв – возможно, изранен, но уж точно жив.

За нами послали другую лодку – несмотря на то, что изначальный штиль уже давно улетучился, и озеро разбушевалось не на шутку – оно было чёрным от не менее чёрных туч, низко нависающих над ним и очень быстро перемещающихся.

Кверти спасти не удалось; Ларри и Чэндлер отделались лёгким испугом. Что же до меня, то я уже не знаю, стоит ли мне заниматься всем тем, чему я когда-то решил посвятить всю свою жизнь.

Посовещавшись с коллегами, я решил уничтожить плёнку, на которой запечатлены Несси, её супруг, тюрвень и мегалодон – хватит с нас и того, что мы уже пережили; эти впечатления уже не изгладятся из памяти. А корреспонденты пусть пишут в своих газетёнках всё, что им заблагорассудится – меня это больше не касается. Также, я не хочу подвергать местных жителей панике – если бы я им рассказал, что в их озере водится нечто пострашнее плезиозавра, они или подняли бы меня на смех, или возненавидели, так как в случае подтверждения правдивости моего рассказа им пришлось бы сняться с нажитых мест, а это недопустимо.

Попрощавшись со всеми прочими учёными, я в дурном расположении духа поехал в Инвернесс, ибо нуждался в поддержке своего друга.

Но мой друг не встретил меня; не выехал, как обычно, в своей коляске мне навстречу, отперев ключом свою дверь – это сейчас было необязательно, ибо дверца была не заперта.

Я опоздал: мой друг, художник и поэт не дождался моего возвращения. Он застрелился из моего же револьвера, снедаемый терзающими его думами. Судя по всему, самоубийство произошло недавно, и я не успел совсем чуть-чуть – орудие лишения жизни лежало на полу, а его дуло ещё дымилось. Там же, на полу, валялся вырванный тетрадный лист, похожий на предсмертную записку.

Нагнувшись и взяв смятую бумагу в свои дрожащие руки, я прочёл следующее:

«Разгадка тюрвеня проста: это Ньярлатхотеп, ползучий хаос. Жаббона как-то связана с ним – может быть, эта недозмея-недорыбина вышла из его чрева и хотела при помощи «Некрономикона» пробудить всех подобных тюрвеню по всему миру, дабы эти монстры вышли из вод и пожрали всё человечество. Также, тебе пришло уведомление о том, что существа, подобные Жаббоне, прислуживали в замке Тюрвень со времён его основания, а это одиннадцатый век. Телеграмма послана комиссаром из Парижа…».

На этом текст записки не заканчивался – по всей видимости, там было написано что-то ещё: что-то очень важное; проливающее свет на всё. Но это «что-то» было измазано кляксами от чернил и заляпано брызгами уже свернувшейся крови так, что прочесть всё это было решительно невозможно.

Я перевернул листок обратной стороной в надежде, что там есть продолжение, и не ошибся:

«Это Древние построили Стоунхендж; те, кто жил на Земле прежде атлантов и гипербореев. Цукенг… фывапролдж…».

Я пошатнулся, и опёрся рукой о стол, дабы не свалиться на пол, но ладонь моя пришлась не по твёрдому деревянному покрытию, а по чему-то кожаному, лежащему на столе, и этим чем-то оказался «Некрономикон», который я полгода назад собственноручно выбросил в главную артерию Парижа, реку Сену…

Ллойд ОʼБрайен трагически погиб, и я целыми днями скорблю об утрате. Я уехал домой в Корнуолл и с тех пор всячески остерегаюсь полных женщин с абсолютно чёрными глазами – они могут сглазить кого угодно и привести на смертный одр. А «Некрономикон» был передан мной в дар библиотеке Мискатоникского университета – передан с соблюдением строжайшей тайны, ибо о существовании этого единственного экземпляра должно знать как можно меньшее количество людей – ради их же блага.